Хьюстон последовала за ним.
      - Даже своего собственного сына?
      - Я его даже ни разу не видел - как же мне прикажешь его полюбить?
      Она попыталась перекинуть ногу через упавшее дерево, преграждавшее ей дорогу. Штаны Кейна, которые ей пришлось надеть, были настолько велики, что они цеплялись за сучки и запутывались в ветках.
      - Я думала, тебе будет хотя бы любопытно. Его голос донесся откуда-то из зарослей белых осин:
      - Единственное, что мне прямо сейчас хотелось бы знать, так это продаст ли мне старушка Хетти Грин свою часть акций железной дороги.
      Задыхаясь, она решила наконец догнать его, но опять зацепилась рукавом рубашки за ветку. Пытаясь освободиться, она закричала ему:
      - Кстати, тебе удалось получить тот дом мистера Вандербильта?
      Кейн вернулся, чтобы помочь ей, осторожно выпутал рукав, а затем и ее волосы из ветвей.
      - А, это. Естественно. Хотя это было и не просто, ну то, что мы здесь и вообще. За те деньги, которые я трачу на телеграммы, я бы мог купить всю их компанию.
      - Ты же не владеешь "Западным Союзом"? - спросила она, округлив глаза.
      Кей, казалось, не замечал, что она подшучивает над ним.
      - Только небольшой частью. Когда-нибудь они будут контролировать телефоны по всей стране. При нынешнем положении эта чертова штука оказывается бесполезной. Никому не позвонишь, кроме как внутри Чандлера. А кому надо говорить с кем бы то ни было в Чандлере?
      Она взглянула вверх в его глаза и мягко сказала:
      - Ты бы мог позвонить своему сыну. С глубоким стоном Кейн развернулся и снова пошел по дороге.
      - Эден был прав. Мне нужно было жениться на какой-нибудь крестьянской девушке, которая не сует свой нос в чужие дела.
      Хьюстон практически пришлось бежать, чтобы не отстать от Кейна, однако то и дело спотыкалась о валявшиеся ветки, а один раз поскользнулась на громадном грибе. Она гадала, не зашла ли она слишком далеко, но несмотря на все его слова, судя по тону, Кейн не злился.
      Они прошли еще около мили, прежде чем подошли ко входу в запущенную шахту, расположенному на самом крутом склоне холма. Отсюда открывался вид на лежащую внизу долину.
      Шахта уходила в глубь земли всего футов на двадцать, а потом резко обрывалась. Хьюстон подобрала с земли кусок угля и рассматривала его на солнце. Вблизи уголь выглядел прекрасно: блестел, почти как серебро, так что Хьюстон вполне была готова поверить в то, что, если приложить усилия и время, уголь можно превратить в брильянт.
      Хьюстон взглянула на крутой склон горы на другой стороне долины.
      - Как я и думала, - сказала она, - уголь здесь не имеет никакой ценности.
      Кейна больше интересовал вид, однако уголком глаза он посмотрел на куски угля, разбросанные по земле.
      - По мне, он выглядит так же, как и везде. Что с ним не так?
      - С углем все в порядке. На самом деле, он даже очень высокого качества, но сюда нельзя провести железную дорогу. Без железной дороги уголь не имеет ценности, как на собственном опыте узнал мой отец.
      - Я думал, твой отец зарабатывал деньги торговлей.
      Хьюстон потерла уголь о ладонь. Она ощущала лоснящуюся поверхность и углы на месте, где камень был расколот. Многие рабочие думали, что в угле нет примесей и сам по себе он не вреден для здоровья, поэтому они клали кусочки угля в рот и сосали их во время работы.
      - Да, так и было, но он приехал в Колорадо потому, что прослышал о ценности здешнего угля. Он думал, что здесь окажется полно богатых людей, и чуть не расстался с жизнью, везя сюда две сотни угольных печей через всю Великую Пустыню, как раньше называли землю между Сент-Джозефом и Денвером. Мой отец решил, что здесь их оторвут у него вместе с руками.
      - Мне кажется это вполне разумным. Так что он продал эти печи и начал новое дело в торговом бизнесе.
      - Нет, он стал практически банкротом. Понимаешь, с углем в Колорадо все в порядке, его здесь можно копать лопатой, но в то время еще не построили железной дороги, поэтому с выгодой для себя продать уголь было невозможно. На телегах, запряженных волами, много не увезешь.
      - И что сделал твой отец?
      Хьюстон улыбнулась при воспоминании об истории, которую ей так часто рассказывала мама.
      - У моего отца были грандиозные планы. У подножья этой горы находилось маленькое поселение фермеров, и мой отец подумал, что это могло бы быть идеальным местом для города - его собственного города. Он давал каждому фермеру по одной угольной печи, если тот соглашался покупать уголь только у компании "Угольные разработки Чандлера", город Чандлер, Колорадо.
      - Ты хочешь сказать, он назвал город своим именем?
      - Совершенно верно. Я хотела бы посмотреть на лица тех людей, когда он сообщил им, что теперь они живут в городе мистера Вильяма Хьюстона Чандлера, эсквайра.
      - Все эти годы я думал, что город был назван в его честь потому, что он совершил какой-нибудь героический поступок, например, вынес сотню детей из горящею дома.
      - Миссис Дженкс в библиотеке говорит, что отец удостоился такой чести за свой огромный вклад в процветание города.
      - Так как же получилось, что твой отец заработал все свои деньги не на угле?
      - Его спина стала сдавать после одного года работы в шахтах. Он копал уголь, загружал его и отправлял в город, но через год он продал шахту паре дюжих фермерских сынков за жалкие гроши. Потом спустя всего месяц он вернулся на Восток, купил пятьдесят один вагон всяких товаров, женился на моей матери и повез ее и еще двадцать пять пар молодоженов, чтобы поселиться в славном городе Чандлере, штат Колорадо. Мама говорит, что на камине того дома, который кто-то имел наглость назвать "Чандлер-отелем", куры раньше устраивали себе насест.
      - А строительство железной дороги сделало тех фермерских сынков богатыми, - сказал Кейн.
      - Точно. Но к тому времени мой отец уже умер, а семья моей матери успела снова выдать ее замуж за всеми уважаемого мистера Гейтса.
      Хьюстон зашла внутрь, чтобы осмотреть шахту, а Кейн остался снаружи.
      - Мне кажется, человеку приходят в голову иногда, очень забавные идеи. Весь этот город считает вас чем-то вроде королевской семьи, но на, самом-то деле твой отец оказался просто таким хвастуном, что захотел иметь свой собственный город. Взял да и назвал его своим именем. Не такой уж он и король получается?
      - Он был королем для меня и моей сестры - и для моей матери. Когда я и Блейр были еще детьми, город решил объявить праздником день рождения моего отца. Мама попыталась рассказать всем правду, но, потерпев полный крах, она поняла, что городу нужен был герой.
      - И какую же роль в этом играет Гейтс? Хьюстон тяжело вздохнула.
      - Репутация мистера Гейтса никогда не могла быть особенно высокой, так как он владеет пивоварней. Поэтому, когда королева Опал Чандлер со своими двумя молодыми принцессами снова оказалась на ярмарке невест, он предложил все, что у него было. Семья моей матери с большим энтузиазмом согласилась.
      - Ему тоже нужна была настоящая леди, - с сочувствием сказал Кейн.
      - И он решил, что эти три женщины под его крышей должны отвечать его непреклонным взглядам на то, какой же должна быть настоящая леди, проговорила Хьюстон сквозь зубы.
      Кейн минуту помолчал.
      - Я думаю, трава у соседа всегда кажется зеленей. Хьюстон встала рядом с ним и взяла его за руки.
      - Тебе когда-нибудь приходило в голову, что, если бы тебя воспитывали как сына, а не отправили бы в конюшни, ты был бы таким же избалованным, как Марк. Вряд ли бы ты стал настоящим мужчиной, который знает цену своего труда?
      - Ты поворачиваешь дело так, будто Фентон сделал мне услугу, - ошеломленно сказал Кейн.
      - Оказал.
      - Что?!
      - Фентон оказал тебе услугу, а не "сделал". Я поправляю тебя. Это было частью нашего договора.
      - Ты уходишь от ответа. Знаешь, надо было бы послать тебя в Нью-Йорк заниматься со мной бизнесом. Ты б довела парочку тамошних воротил до белого каления.
      Она обвила руками его шею.
      - Можно мне лучше доводить тебя?
      Глава 18
      Обвив руками шею Кейна, Хьюстон заметила на его лице необычное выражение как будто внутри него происходила борьба. Казалось, он не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее, но, с другой стороны, не хотел этого делать.
      Наконец он взял ее голову и приник к губам, как умирающий от жажды человек. Хьюстон прижалась к нему, чувствуя, как ей передается сила его тела.
      - Кейн, - ее шепот доносился откуда-то глубоко из горла.
      Он отодвинулся, чтобы посмотреть на нее. В его потемневших глазах горело желание.
      - Что ты со мной сделала? Уже сколько лет я подчиняюсь только своей голове, а не тому, что у меня между ног. Но сейчас мне кажется, что я убил бы любого, кто осмелился бы забрать тебя.
      - Даже женщину? - спросила она, целуя его.
      - Да, - смог он только сказать, начиная срывать с нее большую рубаху, в которую она была одета.
      Когда они занимались любовью до этого, Хьюстон чувствовала, что какая-то часть Кейна оставалась равнодушной, была где-то далеко, а не с ней. Но сейчас все было по-другому. Не осталось никакой холодности, сдержанности или отстраненности.
      Как раненый бык, Кейн схватил ее и понес на руках внутрь заброшенной шахты. Взглянув на страстное лицо Кейна, Хьюстон подумала, вот мужчина, который сделал миллионы всего за несколько лет. Это тот Кейн Таггерт, каким он должен быть. Это мужчина, которого я люблю, мужчина, чья любовь мне необходима.
      У Кейна, похоже, не было никаких мыслей. Он положил ее на землю, целуя и одновременно стаскивая с нее оставшуюся одежду. Его рот с жадностью приник к ее мягкой коже, покрывая поцелуями все тело.
      Он не был больше похож ни нежного, терпеливого и внимательного любовника. На его месте был мужчина, сгорающий от желания. Хьюстон думала, что удовлетворила эту страсть раньше, но сейчас сознание покинуло ее, и она превратилась в сплошную массу животного, пульсирующего чувства.
      Прикосновения рта Кейна были похожи на волны огня, окатывавшие ее тело сверху донизу, проникая до самых костей, пока она не почувствовала, что полностью охвачена этим пламенем.
      Своими сильными пальцами он прижимал ее к своей коже, такой горячей, как будто огонь у нее внутри сжигал и его тоже. Он перевернулся на спину, с такой легкостью поддерживая ее тело, как будто она весила не больше ребенка.
      Одним быстрым, плавным движением, он поднял ее тело и вошел в нее. Хьюстон издала такой полукрик-полустон удовольствия, что он прокатился эхом по всей шахте.
      Ее голова откинулась, на ее шее и завитках волос блестел пот, и, положив руки на его плечи, она отдалась своему порыву всевозрастающей страсти. У нее не было мыслей. В тот момент она только чувствовала, так, как она никогда до этого не чувствовала.
      Руки Кейна впивались в ее кожу. Он поднимал и опускал ее, и она все больше и больше взвинчивала бешеный ритм движений, высвобождающих их дремавшую до сих пор страсть.
      На секунду она открыла глаза и увидела его, увидела выражение на его лице, его приоткрытый рот, его зажмуренные глаза; и удовлетворение, исходившее от него, снова зажгло в ней ее собственные чувства.
      Темп возрос.
      - Кейн! - ей показалось, она лишь прошептала это слово, но звук опять отозвался со всех сторон, разносясь эхом в холодном воздухе по всей шахте.
      Кейн не ответил, но продолжал поднимать и опускать ее со все увеличивающейся скоростью, и, когда он в последнем яростном порыве вошел в нее, Хьюстон почувствовала, как ее тело вдруг застыло, ее спина прогнулась до оцепенения, а ноги сжали бедра Кейна.
      Ее тело забилось в судорогах, а потом все вдруг кончилось, и она бессильно упала на его мокрую от пота грудь. Руки Кейна так крепко прижимали ее, что ее ребра, казалось, вот-вот не выдержит, но она поджала под себя руки и попыталась вжаться в него еще больше.
      Они, не шелохнувшись, лежали рядом друг с другом, и только рука Кейна нежно ерошила ее волосы.
      - Ты заметила, что начался дождь? - тихо спросил он через некоторое время.
      Хьюстон была безразлична ко всему, за исключением его тела, лежащего рядом с ней, и тех замечательных, незабываемых чувств, которые она только что испытала. Она помотала головой, но на большее ей не хватило сил.
      - Ты заметила, что здесь температура - градусов сороки что я лежу на сотне маленьких остреньких кусочков угля, которые ты находишь столь красивыми, и что моя левая нога отсохла еще час назад?
      Улыбаясь она откинулась на его теплую грудь и кивнула головой.
      - Я полагаю, в ближайшую неделю-другую ты двигаться не собираешься.
      Хьюстон распирало от смеха, но она спрятала лицо и мотала головой.
      - И тебя не волнует, что у меня пальцы на ногах замерзли так, что если я их стукну обо что-нибудь, они, скорей всего, просто отвалятся?
      Ее отрицательный ответ только заставил его прижать ее покрепче к себе.
      - А тебя нельзя было бы подкупить?
      - Можно, - прошептала она.
      - Как насчет того, чтобы быстренько одеться, остаться здесь и смотреть, как идет дождь, и ты бы могла задавать мне вопросы? Это тебе нравится больше всего, насколько я могу судить.
      Она подняла голову, чтобы посмотреть на него.
      - А ты ответишь на них?
      - Может быть, и нет, - нежно сказал он, поднимая ее, но неожиданно остановился и поцеловал долго и страстно. Потом он погладил ее щеку. - Ведьма, - пробормотал он, поворачиваясь, чтобы взять брюки.
      Когда Кейн встал, Хьюстон увидела, что вся его спина была усеяна мелкими камешками угля. Она принялась отряхивать его. Ее грудь то и дело слегка касалась его спины.
      Кейн повернулся и схватил ее за запястья.
      - Не начинай этого снова. В тебе, леди, есть что-то такое, чему я вряд ли могу противостоять. И хватит тут стоять с таким самодовольным видом.
      Даже когда он говорил, его глаза блуждали по ее обнаженному телу.
      - Хьюстон, - чуть ли не прорычал он, отпуская ее и отворачиваясь, - ты совершенно не такая, как я ожидал. А сейчас - чтоб быстро оделась, пока я.., опять не свалял дурака.
      Хьюстон не стала спрашивать, что означало, что он "опять сваляет дурака", но ее сердце радостно забилось, и она начала натягивать на себя позаимствованную у Кейна одежду. При виде оторванных пуговиц и порванной материи она заулыбалась.
      Она еще не успела одеться, когда он уже усадил ее к себе на колени, удобно облокотившись на стену туннеля.
      Снаружи, не переставая, лениво накрапывал дождь. Хьюстон поуютнее устроилась в объятиях Кейна.
      - С тобой я чувствую себя счастливой, - сказала Хьюстон, прижимаясь к нему.
      - Со мной? Ты даже не получила подарка, который я для тебя приготовил. Он задумался на секунду.
      - А, ты имеешь в виду - прямо сейчас. Ну в общем, и ты не заставляешь меня особенно грустить.
      - Нет, это именно ты делаешь меня счастливой, а не подарки и даже не занятия любовью, хотя, конечно, это помогает.
      - Хорошо. Расскажи мне, как же я делаю тебя счастливой.
      В его голосе было предостережение.
      Перед тем как заговорить, она минуту раздумывала.
      - Вскоре после того, как было объявлено о нашей с Лиандером помолвке, мы должны были ехать на бал в Мансонский Дворец. Я очень долго предвкушала этот вечер, и, вероятно, себе под настроение я заказала красное платье. Не мягкий темный цвет, а яркий, алый. В тот вечер перед отъездом я надела платье и чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
      Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и напомнить себе, что сейчас она находилась здесь, у Кейна на руках, и в полной безопасности.
      - Когда я спускалась по лестнице, мистер Гейтс и Лиандер уставились на меня, и я наивно подумала, что они испытывают благоговейный восторг от того, как я выгляжу в этом красном платье. Но, когда я дошла до конца лестницы, мистер Гейтс закричал на меня, что я выгляжу как проститутка и чтобы я шла наверх и переоделась. Лиандер вступился за меня и сказал, что он позаботится обо мне. Я думаю, что никогда не любила его больше, чем в тот момент.
      Она снова остановилась.
      - Когда мы приехали на бал, Лиандер предложил чтобы я не снимала свой плащ и говорила, что простудилась. Я весь вечер просидела в углу, чувствуя себя такой несчастной.
      - Почему ты не послала их обоих ко всем чертям и не танцевала в своем красном платье?
      - Думаю, я всегда делала то, что люди от меня ожидали. Поэтому ты и делаешь меня счастливой. Мне кажется, ты думаешь, что раз Хьюстон лазит по оконным решеткам в одном нижнем белье, значит, это то, что делают все леди. Кроме того, ты особенно не возражаешь против моих неприличных с тобой заигрываний.
      Она повернулась, чтобы взглянуть на него. После короткого поцелуя он повернул ее голову обратно.
      - Я не возражаю против заигрываний, но мы могли бы обойтись без твоих публичных появлений в нижнем белье. Я полагаю, ты уже не помнишь щенков?
      - Я не уверена, что знаю, о чем ты говоришь.
      - На дне рождения Марка Фентона - мне кажется, ему тогда исполнилось восемь лет - я повел тебя в конюшни и показывал щенков с черными и белыми пятнами.
      - Вспомнила! Но это не мог быть ты, это же был взрослый мужчина.
      - Думаю, мне тогда было восемнадцать, значит тебе должно было быть...
      - Шесть. Расскажи мне об этом.
      - Вы с сестрой приехали на праздник вместе, в белых платьях с розовыми поясами и с розовыми бантами в волосах. Твоя сестра сразу убежала на задний двор играть с другими детьми в салки, но ты пошла и села на железную скамью. Ты не пошевельнула ни единым мускулом, просто сидела там, положив руки на колени.
      - А ты остановился передо мной с тачкой, в которой, по-видимому, только что была целая куча конского навоза.
      Кейн хрюкнул.
      - Вполне возможно. Мне стало тебя жаль, ведь ты сидела там совсем одна, поэтому я спросил тебя, не хочешь ли ты посмотреть щенков.
      - И я пошла с тобой.
      - Ну, для начала ты окинула меня своим тяжелым взглядом сверху донизу Я думаю, я выдержал испытание, поскольку ты пошла со мной.
      - И я надела твою рубашку, а потом случилось что-то ужасное. Я помню, что я разревелась.
      - Ты не хотела подходить близко к щенкам, а стояла в сторонке и наблюдала за ними. Сказала, что не хочешь испачкать платье, поэтому-то я и дал тебе мою рубашку, чтобы ты надела ее сверху на платье, да и к ней-то ты не хотела прикасаться, пока я не поклялся три раза, что она чистая. А то, что ты помнишь как великую трагедию, было вот чем. Одна собака наскочила на тебя сзади, схватила бант, и он развязался. Я никогда не видел, чтобы ребенок был так расстроен. Ты начала реветь и сказала, что мистер Гейтс возненавидит тебя. А когда я сказал, что могу снова его завязать, ты ответила, что только твоя мамочка умеет завязывать банты правильно. Ты прямо так и сказала: "Правильно".
      - А ты все-таки завязал его правильно. Даже мама не заподозрила, что он развязывался.
      - Я ведь только тем и занимался, что заплетал лошадям гривы и хвосты.
      - Для Пам?
      - Ты чертовски много ей интересуешься. Ревнуешь?
      - Нет, после того как ты отверг ее.
      - Вот почему нельзя рассказывать секреты женщинам.
      - Ты бы хотел, чтобы я ревновала? Кейн задумался.
      - Я бы не возражал. По крайней мере ты знаешь, что я отверг Пам. Я что-то не слышал ничего подобного о Вестфилде.
      Она поцеловала руку Кейна, которая лениво поглаживала ее грудь. Она точно знала, "что говорила ему о Лиандере уже несколько раз.
      - Я отвергла его перед алтарем, - мягко сказала она.
      Кейн еще немного сжал объятия.
      - Я думаю, именно это, и получилось тогда. Потому что у него и приблизительно нет столько денег, сколько у меня.
      - Ты и твои деньги! У тебя есть что-нибудь кроме них на уме? Например, поцелуи?
      - Я выпустил джина из бутылки, - засмеялся он, однако подчинился ей без единой тени неудовольствия.
      - Веди себя прилично, - сказал он, наконец выпрямившись. - Я не такой выносливый, как ты. Не забывай, по сравнению с тобой, я старый человек.
      Ухмыльнувшись, Хьюстон поерзала на его коленях.
      - И я старею с каждой минутой. Сиди спокойно! Гейтс был прав, что упрятал вас двоих под замок.
      - Ты тоже упрячешь меня? - прошептала Хьюстон, кладя голову ему на плечо.
      Он так долго думал над ответом, что она повернулась посмотреть на него.
      - Я бы мог, - в конце концов ответил он, а потом с очевидным намерением поменять тему сказал:
      - Ты знаешь, все последние годы я разговаривал только о бизнесе.
      - О чем же ты разговаривал с другими твоими женщинами?
      - С какими это другими женщинами?
      - Другими. Как мисс Ларуа.
      - Я вообще не помню, чтобы когда-нибудь разговаривал с Винни о чем бы то ни было.
      - Но ведь так приятно лежать после этого.., вместе.., и разговаривать.
      Он провел рукой по ее телу.
      - Я думаю, это очень приятно. Но не могу сказать, что делал это раньше. Я думаю, после того, как мы.., я полагаю, я просто уходил домой. Знаешь, я даже не помню, чтобы мне хотелось остаться там полежать, поразговаривать. Чудовищная трата времени, - сказал он, но не сделал никакой попытки освободиться от нее. Хьюстон прижалась к нему.
      - Холодно?
      - Нет, мне никогда еще не было так тепло.
      Глава 19
      Лежа на кровати в хижине и глядя на одевающегося Кейна, Хьюстон поняла, что ее короткий медовый месяц кончился.
      - Полагаю, нам надо ехать, - грустно сказала она.
      - Ко мне сегодня утром должны прийти кое-какие люди, и я не могу себе позволить, чтобы они меня не застали.
      Он повернулся к ней.
      - Я хотел бы остаться здесь с тобой подольше, но я не могу.
      В его голосе тоже звучала печаль, и Хьюстон решила, что лучше помочь ему, чем вступать в пререкания. Она быстро встала с постели и начала надевать свой костюм для езды. Кейну пришлось помочь ей затянуть корсет.
      - Как, скажи на милость, тебе удается дышать в этой проклятой штуке?
      - Я думаю, что дыхание к этому не имеет никакого отношения. Мне казалось, тебе нравятся стройные женщины. Без корсетов наши талии скоро были бы по семьдесят - восемьдесят сантиметров. Кроме того, корсеты поддерживают спину. Они действительно очень полезны для здоровья.
      Кейн проворчал что-то в ответ и закончил запихивать еду в сумки. Она поняла, что в мыслях он опять вернулся к работе.
      Они молча собирались в обратное путешествие в них по горе. Хьюстон не была уверена в том, что думал Кейн, но о себе она могла сказать, что никогда в жизни не была так счастлива. Страх за собственную холодность рассеялся, а впереди ее ждала жизнь с мужчиной, которого она любила.
      Когда они выходили из хижины, Кейн остановился, чтобы еще раз окинуть взглядом маленькое жилище.
      - Бьюсь об заклад, мне еще никогда не было здесь так хорошо, как в этот раз, - сказал он и, закрыв дверь, пошел к оседланным лошадям Хьюстон сама собиралась сесть на лошадь, но Кейн поймал ее за руку и подсадил в седло. Она попыталась скрыть свое удивление. И это был тот мужчина, который бросил ее одну карабкаться по скалам?
      Кейн кивнул:
      - Ты снова выглядишь, как леди, в этом костюме, - пробормотал он.
      Они молча поехали вниз по предательски крутому склону, и несколько раз Кейн притормаживал, чтобы она могла его догнать.
      Подъезжая к Чандлеру, они поехали медленнее, и Хьюстон наконец заговорила.
      - Кейн, ты знаешь, о чем я думала все эти дни? Он хитро ей подмигнул:
      - Конечно, знаю, дорогая, и я наслаждался каждым мгновением твоих мыслей.
      - Нет, не это, - нетерпеливо сказала она. - Я думала о том, чтобы пригласить твою кузину Джин пожить с нами.
      Когда она взглянула на Кейна, то увидела, что он открыл рот.
      - Я сомневаюсь, что она примет прямое приглашение, потому что вы, Таггерты, все такие гордые, но я намеренно придерживала место управляющего свободным, думаю, она будет рада получить работу. Так мы сможем вытащить ее из угольных лагерей, и, кроме того, тебе не кажется, что она и Эден могли бы составить очаровательную пару?
      Кейн уставился на нее и все еще не мог закрыть рот.
      - Ну, так что ты думаешь?
      Наконец ему удалось закрыть рот и отвести взгляд.
      - Когда я сказал Эдену, что собираюсь жениться, он спросил у меня, готов ли я впустить в свою жизнь женщину. Этот прохвост чуть не помер со смеху, когда я сказал, что не собираюсь из-за женитьбы менять свою жизнь. Теперь мне становится ясно, почему он смеялся. Кого еще ты намерена пригласить жить в наш дом? Городских алкоголиков? Но скажу тебе сразу, мой предел - это проповедники. Я люблю проповедников еще меньше, чем детей. Хотя, конечно, это не имеет значения, кто мне нравится...
      Он замолчал, когда Хьюстон гордо подняла голову и пришпорила лошадь. Секунду он, не двигаясь, смотрел на нее, потом подстегнул лошадь и одним рывком догнал ее.
      - Дорогуша, мы не будем сходить с ума, а? Ладно? Ты можешь пригласить, кого пожелаешь - дом и так большой. Мне лично вообще все равно.
      Первый раз в жизни он пытался задобрить женщину и чувствовал себя при этом неловко.
      Он взял поводья ее лошади.
      - Я даже не видел этой женщины. Как хоть она выглядит? Может, она настолько уродлива, что мне и смотреть-то на нее не захочется.
      Он мог поклясться, что заметил на ее губах еле различимую тень улыбки. Так, понятно.., юмор - самый верный способ.
      - На Джин был фиолетовый шифон на темно-красном сатине, с маленькими бриллиантами на плечах и...
      - Постой-ка! - прервал он. - Ты имеешь в виду эту маленькую черненькую, зеленоглазую девчонку с кругленькой попкой и потрясающими лодыжками? Вообще-то я видел, как она выходила из экипажа, и икры у нее тоже что надо.
      Хьюстон посмотрела на него.
      - На нашей свадьбе ты рассматривал других женщин?
      - Когда не был занят тем, что смотрел, как ты лазила по цветочным решеткам на окнах. Пораскинув мозгами, должен признаться, что ты выглядела совсем неплохо в одном нижнем белье.
      Он погладил ее руку.
      Вдалеке виднелся город, где кипела жизнь, которая потребует от них много времени. Сейчас у них была последняя возможность побыть наедине.
      Как будто прочитав ее мысли, Кейн снял ее с лошади, обнял за плечи, и они пошли рядом, как будто это была последняя ночь в их жизни.
      Когда через два часа они вошли в дом Таггерта, на их одежде была грязь, в волосах застрял репейник, а их лица раскраснелись, Кейн держал Хьюстон за руку, пока не появился Эден.
      Эден бросил на них взгляд и, когда он обрел дар речи, сказал Хьюстон:
      - Вижу, что ты нашла его. Кейн, там тебя ждут четыре человека и полдюжины телеграмм. И вот еще, Хьюстон, мне кажется, те слуги, которых ты наняла, находятся на грани войны.
      Хьюстон почувствовала, как Кейн в последний раз сжал ее руку и затем исчез в глубине дома. Она поднялась по лестнице в свою комнату, чтобы переодеться. Реальность вернулась к ним.
      Через десять минут Кейн зашел к ней сказать, что уезжает по неотложным делам и вернется, как только покончит с ними. Он уехал на три дня.
      Глава 20
      В первые же четыре часа после отъезда Кейна Хьюстон поняла, что замужество оказалось тем, чем она его и представляла. У Блейр могли быть свои амбиции, жажда изменить мир, но для Хьюстон было достаточно просто вести хозяйство того мужчины, которого она любила.
      Конечно, управление домом Кейна было, скорее, похоже на командование армией во время войны, но ее специально готовили занять пост генерала.
      Первое, что она сделала, это послала записку Джин Таггерт, умоляя ее приехать на несколько дней, чтобы помочь с обустройством дома. Потом Хьюстон написала письмо отцу Джин о том, что хотела предложить его дочери остаться и быть их управляющим. Хьюстон молилась, чтобы Шервин Таггерт, захотел отослать свою дочь подальше от угольного лагеря.
      Когда она отправляла посыльного относить это письмо, Хьюстон в первый раз дали понять, что есть вещи, которые не нравятся слугам. Посыльному казалось ниже своего достоинства идти в угольный лагерь, и, как настоящий американец, он не задумывался над выбором выражений.
      Хьюстон холодно спросила, нужна ли ему эта работа, и если да, то он будет делать, что приказано, и не будет унижать родных человека, который его кормит. Когда дело было улажено и посыльный отправился в путь, Хьюстон спустилась вниз и стала распределять обязанности других слуг, которых она наняла. Большинство из них продолжали сидеть на голом полу, отказываясь что-либо делать, пока им точно не разъяснят, где начинаются и где кончаются их обязанности. Хьюстон сразу же поняла, почему мисс Джоунз настоятельно советовала брать на работу только опытных слуг.
      На следующее утро семь служанок уже драили дом, четверо лакеев сносили мебель с чердака и еще трое помогали миссис Мерчисон на кухне. Снаружи занимались своей черновой работой кучер и два конюха, а четверых молодых, крепких парней Хьюстон отправила ухаживать за садом.
      Она сама решила пойти туда, чтобы представиться мистеру и миссис Накасона. Хьюстон изо всех сил пыталась объясним им, что привела в их распоряжение этих работников, но ни она их, ни они ее понять не могли. В этот момент она увидела лицо Яна в верхнем окне.
      Утром, помогая ей одеться, Сьюзен рассказала Хьюстон о том, какой скандал закатил этот ужасный Рейф Таггерт после того, как гости разошлись. Просто Сьюзен случайно услышала кое-что. Молодой Ян говорил, как он ненавидит своего кузена Кейна и что никогда не будет жить в его доме. Рейф сказал, что это все пустая похвальба, так как никто не приглашал его сюда. Ян возразил, что его пригласила Хьюстон, но он скорее умрет, чем примет приглашение.
      Как раз после этого Рейф с Яном и подрались, и Рейф, ввиду большей весовой категории, легко победил. Рейф сказал, что Ян останется со своим кузеном и будет пользоваться всеми преимуществами, которые могут дать деньги, даже если ему, Рейфу, придется бить Яна каждый день до конца жизни, и еще он сказал, что найдет Яна, если тот, не дай Бог, убежит.