С другой стороны, он был ответствен не только за падчерицу, но и за жену, превратившуюся сейчас в комок нервов. Поэтому Ангус должен, прежде всего, думать о Мелани и найти компромисс. Возможно, стоит использовать способность Темперанс организовывать людей.
И Ангус решил отправить падчерицу к Джеймсу Маккэрну, своему племяннику, под его присмотр. Но перед ней нужно поставить задачу, иначе она сведет с ума Джеймса, как чуть не свела Ангуса. А так как проблема с его племянником оставалась нерешенной, может, удастся убить двух зайцев одним выстрелом.
Когда в дверь библиотеки постучали, Ангус глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Последний раз со своей падчерицей он разговаривал в Нью-Йорке. После того разговора он теперь каждый вечер выпивает полбутылки шотландского виски.
– Вы хотели меня видеть, папочка? – спросила Темперанс, скромно присев на край стула за столом напротив Ангуса. – У меня есть несколько минут перед следующей благотворительной встречей.
Улыбаясь, она взглянула на часики, приколотые у нее на груди.
Ангус знал, что эти часики ручной сборки сделаны в Швейцарии компанией, существующей на рынке вот уже двести с лишним лет, и что их стоимость составляет годовой заработок двух служащих этой компании в год.
И за это тоже она ему когда-нибудь заплатит, подумал он. Как могла его сладкая женушка произвести на свет такую мегеру?
– Я хочу предложить тебе работу.
– Но послушная дочь никогда не занимается работой вне дома. Послушная дочь...
Он посмотрел на нее таким взглядом, что Темперанс осеклась.
– Не надо представлений, когда мы наедине.
– Что вы имеете в виду? – спросила она сладким голосом. – Я просто пытаюсь быть такой, какой вы хотели меня видеть.
Он проигнорировал ее вызов, не собираясь опускаться до спора.
– Если ты выполнишь работу удовлетворительно, я дам тебе выходное пособие и свободу.
– Что, простите?
Фальшивой сладости в ее голосе больше не было. Перед ним стояла женщина, которую он впервые увидел, тайком пробравшись в зал, где она произносила речь такой силы, что, будь она мужчиной и говори на приемлемые темы, он восхитился бы.
– Успешно справишься с этой работой – сможешь пользоваться своим наследством, но под контролем моих банкиров в Нью-Йорке. Я также разрешу тебе жить в нью-йоркском доме твоей матери, но с человеком, мною выбранным. Тебе будет дозволено заниматься твоей... – он еле смог выговорить эти слова – твоей работой с обделенными в Нью-Йорке.
– А если я откажусь?
– Останешься здесь и будешь дочкой своей мамы. Я объявлю, что она заболела и что посетители отныне не приветствуются.
– Это шантаж! – тихо произнесла Темперанс.
– А чем ты занималась эти последние адские месяцы? – закричал Ангус и снова вдохнул, чтобы успокоиться.
Темперанс откинулась на спинку стула.
– Хорошо, я слушаю. Что за работа?
– Я хочу, чтобы ты подыскала жену моему племяннику.
Она выпрямилась и поджала губы.
– Вы пытаетесь выдать меня замуж подальше отсюда?
–Тебя? – громко переспросил Ангус и взглянул на дверь – в гостиную пришли люди.
Он понизил голос.
– Нет, я не хочу, чтобы ты стала женой моего племянника. Я люблю его и не желаю вешать ему на шею такую сварливую бабу, как ты.
– Я считаю это комплиментом. А почему он сам не может подыскать себе жену?
– Он живет замкнуто, много работает ради людей, которые находятся под его опекой, поэтому у него нет свободного времени. У него поместье в Шотландии, и он довольно хорош собой.
Темперанс помолчала, обдумывая предложение.
– Думаю, это несложно. Я познакомилась здесь со многими незамужними женщинами, поэтому просто приглашу их туда...
– Нет, Джеймс не должен знать, с какой целью ты приехала. Он немного м-м-м... своевольный и если узнает, что я вмешиваюсь в его жизнь, выкинет тебя из своего дома и...
Он посмотрел на падчерицу.
– Тогда как я найду ему жену?
Ангус порылся в нераспечатанных счетах.
– Я хочу, чтобы ты поехала к нему в качестве экономки.
– Кого?
Ангус вытащил письмо.
– Джеймс написал мне с просьбой подыскать ему новую экономку, потому что последняя умерла. Ей было за восемьдесят. Я хочу, чтобы ты поехала к нему в качестве экономки и женила его на морально здоровой женщине. Не на одной из твоих-которым-не-повезло-в-личной-жизни. На хорошей женщине! Ты поняла меня? Как только сделаешь это, можешь возвращаться в Нью-Йорк.
– А нельзя ли просто обойтись без этой шарады и отдать мне мое по праву?
– Можно, но у меня есть работа как раз по твоим, скажем так, талантам, и я считаю, что ты в силах за нее взяться. Почему я тебе должен все, а ты мне – ничего?
Темперанс поднялась, сжала кулаки и наклонилась к нему через стол.
– Потому что вы вор и подлец, вот почему! Вы взяли то, что принадлежит моей матери, но предназначается мне, и только по безнравственным законам, восходящим к Средневековью, вы имеете право взять...
– Так ты согласна на эту работу или нет? – спросил он со сверкающими от ярости глазами. – Если нет, я упаковываю вещички твои и твоей матери и отправляю вас в заброшенную деревню куда-нибудь... в Гималаи, и вы не уедете оттуда до тех пор, пока я жив!
Раздался стук в дверь, и вошел дворецкий.
– Мисс Темперанс, молодые леди, собравшиеся на встречу, интересуются, начинать ли им без вас?
– Начинать ли им поглощать мои продукты – это они имеют в виду! – закричал Ангус и взглянул на Темперанс. – Твой ответ?
– Да! – ответила она сквозь зубы.
– Дорогая, я знаю, что методы Ангуса могут показаться тебе чуждыми и несколько резковатыми, но...
– А в постели? – настаивала Темперанс, пронизывая мать взглядом. – Может, ты попытаешься убедить его в постели?
Мелани О'Нил перестала вынимать вещи Темперанс из ее шкафа, присела на стул возле открытого окна и раскрыла веер.
– Знаешь, дорогая, – произнесла она на одном дыхании, – леди не говорит о...
Она не смогла произнести это слово, вскинула голову и пристально посмотрела на дочь.
– Кроме того, ты не замужем! Что ты знаешь об этих вещах?
– Я никогда не стреляла гарпуном по китам, но я читала Моби Дика, – быстро ответила Темперанс. – Так ты можешь сделать с ним что-нибудь?
– Я... Я... – Мелани поднялась и стала снова отбирать вещи Темперанс в дорогу. – Лето в горах Шотландии пойдет тебе на пользу, это гораздо лучше, чем плохой воздух Нью-Йорка. Да еще машины на улицах!
– Видимо, тебе запах конского навоза нравится больше, чем пары бензина, но не мне! Меня ждет работа! Если бы ты хоть раз посетила со мной многоквартирный дом, ты бы увидела...
– Спасибо большое, дорогая! Но мне кажется, что проблемы Нью-Йорка должна решать только одна О'Нил. Возможно, ты напишешь книгу, когда вернешься в Америку. Полгода в шотландской деревне... Конечно, там не так много народа, который надо спасать. Или даже вообще таких нет. Тогда ты напишешь труд о том, как не быть бедным.
Темперанс не выдержала и рассмеялась.
– «Как не быть бедным»! Дурацкая идея! Мое впечатление о Шотландии – сельская страна и... – вдруг глаза Темперанс округлились, – деревенские мастерицы...
– Что? – не поняла мать.
– Деревенские мастерицы! В этих глухих местечках сохранилось мастерство – ну, прядение, вязание! И я смогла бы...
– Понаблюдать и освоить, потом выучить своих бедняжек в Нью-Йорке?
Мелани засунула еще одну пару перчаток в маленький кожаный чемоданчик, стоящий открытым на кровати.
– Именно! Ты читаешь мои мысли!
– А как же поиски жены для мистера Маккэрна? Это отнимет у тебя почти все свободное время! А работа экономкой?
– Сколько времени нужно экономке в день? Отдать распоряжения прислуге утром? А днем я буду наблюдать и учиться. Я буду относиться к этому как...
– Как к учебе в университете?
– Да! Точно! Буду делать ежедневные записи, а когда приеду в Нью-Йорк, опубликую свои наблюдения. Я буду...
– А как же мистер Маккэрн?
Темперанс отмахнулась.
– Насколько я поняла, любая женщина на свете, кроме меня, умирает от желания выйти замуж. Даже если он похож на бородавочника, я ему все равно кого-нибудь найду.
– А если он не захочет жениться на ней?
Темперанс в раздражении закатила глаза.
– Все мужчины падки на хорошенькое личико и тоненькую лодыжку. Кроме того, часть задания выполнишь ты.
– Я? – Шелковые чулки выпали из рук Мелани.
– Да! Ты в этом разбираешься. Не ты ли пыталась найти мне подходящего мужчину в четырех штатах?
Наклоняясь за чулками, Мелани вздохнула.
– Но из этого ничего не вышло. Тебе не понравился ни один.
– Верно. Но ведь ты продолжала искать! Вот и посылай ко мне молоденьких и хорошеньких женщин. Мужчинам не нравятся умненькие. И образованные. Разве что рисование и пение. Мужчины выбирают для женитьбы определенный тип женщин. Они...
Темперанс осеклась и виновато посмотрела на мать.
– Таких, как я, дорогая? Миленьких? Беспомощных? Нуждающихся?
– Мамочка, я так люблю тебя! Просто замужество...
– Не для тебя! Я знаю. Спасать людей – достойное занятие, но, чем старше ты становишься, тем чаще тебе нужен человек, к которому ты возвращаешься вечером. Я была замужем шестнадцать лет, прожила одна пятнадцать, сейчас я снова вышла замуж, и, уверяю тебя, быть замужем лучше. Не очень приятно оставаться одной навсегда...
– Но ты никогда не была одной! Шестнадцать чудесных лет ты провела с папой, а потом у тебя была я. Разве я не послушная дочка? Ведь я ни разу не оставляла тебя, правда?
Мелани вздохнула.
– Правда, дорогая. Но...
– Но что? – возбужденно и обиженно спросила Темперанс.
– Ты такая сильная, уверенная в себе... – прошептала мать. – Ты так похожа на отца, так совершенна, что иногда мне хочется, чтобы ты стала более человечной...
– Я не человечна? – Темперанс была ошеломлена. – Не человечно то, чему я посвятила свою жизнь? Могу заверить тебя... – она остановилась. – У тебя опять началась головная боль? Приляг, я позову Мэри.
– Да, дорогая. И Ангуса тоже.
– Его? Нет, я останусь с тобой! Мы закончим наше обсуждение и...
Держась за голову, Мелани в предобморочном состоянии, пошатываясь, направилась к кушетке и отодвинула в сторону дюжину платьев, чтобы освободить для себя место.
– Только Ангуса! Пожалуйста...
Темперанс, поморщившись, вышла из комнаты. Терять мать навсегда очень больно.
Глава четвертая
– Ненавижу его! Ненавижу! – повторяла Темперанс, откидывая мокрую прядь волос, упавшую на глаза. – А завтра возненавижу еще сильнее!
С каждым таким заявлением она поднимала ногу, опускала ее обратно в грязь, затем тянула изо всех сил, чтобы хлюпающая грязь не засосала ногу, пока она пытается сделать шаг вперед. Спицы ее зонта сломались через несколько минут после того, как она вышла из деревни, и сейчас она пользовалась им как подпоркой, чтобы не упасть.
Было уже поздно, и она была одна на безлюдной грязной тропке, которую человек с почтовой станции назвал дорогой. Такого громкого имени она явно не заслуживала.
На почтовой станции все развеселились, когда она спросила, как доехать до имения Маккэрна.
– Маккэрна? – переспросил человек за прилавком. – До его имения?
Если бы уголки его рта не подергивались, Темперанс подумала бы, что она не туда попала. Разве Джеймс Маккэрн не владел имением? И разве владеть имением ничего не значит?
Но, судя по настроению почтальона и еще четырех мужчин, вопрос Темперанс их необыкновенно развеселил.
Она замерзла, устала и хотела есть. Она злилась. Последние сутки в ее жизни были настоящим адом. Темперанс не верила, что все это происходит с ней до самого последнего момента, когда мама проводила ее до нагруженной доверху кареты. Ей казалось, что вот-вот мама дотронется до ее плеча и скажет:
– Нет, Ангус, ты поступаешь неправильно, и мы все втроем, вместе с моей любимой дочерью, немедленно возвращаемся в Нью-Йорк.
Но ничего похожего мама не произносила. Напротив, она словно набиралась сил по мере приближения дня отъезда. Первые полгода их жизни в Шотландии Мелани пряталась в зашторенной комнате и принимала порошки от головной боли четыре раза в неделю. Зато в течение двух недель до отъезда дочери мать превратилась в динамо-машину. Она занялась упаковкой вещей дочери, словно та уезжала навсегда.
– Зачем мне бальное платье? – сказала Темперанс. – Я еду всего на несколько недель.
– Племянник Ангуса живет в замке, и я уверена, что там будут веселые вечеринки, – бодро произнесла Мелани. – Я вышлю тебе все, о чем ты попросишь, кроме денег. Мистер Маккэрн запретил мне это делать.
– Значит, ты можешь мне выслать то, что покупают за деньги, но только не мои деньги? Я правильно поняла?
– Дорогая, по-моему, у меня снова начинается головная боль. Ты не могла бы...
– Позвать твоего мужа? – спросила Темперанс, но мать, казалось, не слышала горечи и боли в голосе дочери.
Темперанс провела две недели до отъезда, не встречаясь ни с кем и объявив, что скоро возвращается в Америку. После короткого отдыха. Да она скорее изжарилась бы в аду, чем сказала кому-нибудь, что отчим шантажирует ее.
В конце концов, настал ужасный день отъезда. До самого последнего момента Темперанс ждала, что мать спасет ее. Увидев экипаж, загруженный сундуками, она почувствовала себя как заключенный, которого ведут на казнь.
Но мать не собиралась ее спасать. Темперанс вообще очень давно не видела мать настолько бодрой. На щеках играл румянец, в уголках губ ямочки. А этот отвратительный человек, Ангус Маккэрн, стоял рядом, обняв ее за округлую талию, и улыбался во весь рот.
– Пиши мне, – сказала дочери Мелани, – и не забывай, если что-нибудь понадобится...
Темперанс показалось, что она вот-вот забудет о гордости и упадет на колени перед Ангусом, отчаянно вымаливая разрешение остаться. Да, она была уже взрослой женщиной, «лучшие годы которой уже позади», о чем постоянно напоминал Ангус. И они с матерью расставались на три, а иногда и на шесть месяцев в году, когда мама уезжала на отдых. Но эти расставания не в счет – тогда их разделяли только расстояния. А сейчас их разделял Ангус Маккэрн.
Но Мелани, видимо, не замечала горя дочери.
– У меня для тебя подарок, – сказала она, лучась от счастья, – но не открывай пакет, пока не поедешь. Ну, дорогая, я...
Темперанс увидела слезы в глазах матери и подумала, что это ее шанс, но тут Ангус настойчиво обнял жену за плечи и увел от экипажа. Обернувшись на пороге, Мелани вскинула на прощание руку, и Темперанс в одиночестве забралась в карету.
Устроившись на сиденье, она спешно, с надеждой, раскрыла подарок матери. Может, там внутри письмо, в котором написано, что Темперанс не нужно никуда ехать. Или в маленьком толстом пакете лежат билеты на пароход в Нью-Йорк. А может...
Экземпляр поваренной книги Фэнни Фармер...
И Темперанс потеряла последнюю надежду. Ее действительно отсылали в незнакомое место к посторонним людям выполнять совершенно абсурдную работу.
После долгого изматывающего путешествия, за два часа до заката, ее вместе с сундуками высадили на почтовой станции в Мидлее.
– А где замок? – спросила она извозчика, оглядываясь вокруг и замечая только маленькие домики с соломенными крышами.
Но он ответил, что ему было приказано привезти ее сюда.
На незнакомку с горой багажа сбежалось смотреть все население маленькой деревни. Стараясь держаться прямо, Темперанс зашла в здание станции и спросила, довезут ли ее до замка лорда Маккэрна. Один из мужчин, который стоял, прислонясь к стене, выбежал наружу, и Темперанс была уверена, что он разнесет ее странную – и забавную – просьбу по всей деревне.
Полчаса она пыталась донести до сознания почтальона, что ей нужно. Он был то ли тупой, то ли ему нравилось над ней смеяться, но соображение у него притормаживало, и Темперанс еле добилась от почтальона ответа на вопрос, в каком направлении ехать.
Ухмыляясь, почтальон добавил, что ей лучше остаться в Мидлее на ночь и выезжать с утра. Темперанс спросила о ближайшей гостинице и снова услышала громкий смех.
– Около пятидесяти миль по дороге в обратном направлении!
– Может, на ночь у меня останетесь? – предложил один из мужчин.
– Или у меня! – сказал другой. Темперанс выпрямилась. Не упасть от усталости ей не позволяла лишь гордость. Если она останется на ночь в Мидлее, ей придется забаррикадировать дверь дома.
– До замка четыре мили, – сказал почтальон, – но для такой очаровательной американочки, как вы, идти по этой дороге слишком тяжело. Вы должны остаться со мной и моей хозяйкой.
Вероятно, Темперанс стоило принять его предложение, но в его глазах горел огонек, говоривший, что нужно бежать отсюда как можно скорее. Интересно, была ли у него жена вообще?
Четыре мили под дождем... Но выхода не оставалось. Темперанс взяла маленький кожаный чемоданчик и оставила на станции свои сундуки.
Так она оказалась по икры в грязи на дороге в замок лорда Маккэрна. Она собиралась высказать ему все, что о нем думает. Может быть, для него она просто экономка, но даже экономки заслуживают роскоши доставки на колесах.
Темперанс не видела часов под тяжелым макинтошем, но была уверена, что уже, по крайней мере, полночь, когда, наконец, увидела впереди свет. С каждым шагом он становился ближе. Сквозь бесконечный дождь и грязь этот единственный тусклый огонек был самым желанным для нее в жизни.
Она выдохлась, из последних сил вытаскивая ноги из хлюпающей грязи, и попыталась сделать последний рывок вперед. Может, этот свет – большой огонь, потрескивающий в открытом очаге. И рядом стоит стол, на котором миска с теплым супом. И хлеб с маслом. И молоко прямо из-под коровы.
Темперанс слышала урчание в животе, перекрывающее шум дождя и плеск грязи. Ей хотелось рухнуть лицом в грязь и лежать так до тех пор, пока кто-нибудь не найдет ее здесь – живую или мертвую. Ей сейчас было все равно, что с ней случится.
– Держись, – громко произнесла она, – подумай о чем-нибудь хорошем!
Вспомнив о Нью-Йорке, Темперанс смогла сделать еще один шаг вперед. Перед ней была дверь с тяжелой медной колотушкой. Одеревеневшими от холода пальцами она сумела только зацепиться за кольцо – обхватить его не было сил.
Кое-как ей удалось поднять кольцо и отпустить. Один, два, три раза... Она подождала. Ничего. Монотонно стучал дождь, но из-за двери, кажется, не доносилось ни звука.
Медленно подняла она замерзшую руку и еще раз кое-как постучала кольцом. Один, два, три, четыре... Опять ожидание, и опять ни звука.
Она настроилась не плакать. Если ей придется стучать колотушкой до конца света, она будет это делать. Закусив губу, чтобы вернуть себе немного сил, она снова подняла руку.
Но не успела Темперанс дотронуться до кольца, дверь распахнулась, и свет загородил мужчина.
– Какого черта вам здесь нужно? – заревел он, заглушая дождь. – Неужели человек не может спокойно отдохнуть в собственном доме?
Темперанс очень хотелось упасть в обморок на пороге, но она была не из тех, кто падает в обмороки.
– Я новая экономка, – сказала она, едва слыша свой собственный голос.
– Что?! – заорал он в ответ.
Свет струился из-за его спины, ей в лицо бил дождь, поэтому она не могла его хорошенько рассмотреть. Было видно только, что он большой и темноволосый.
– Я ваша новая экономка, – повторила она громче.
– Моя кто? – заорал он.
Он туп? – подумала Темперанс.
– Я приехала работать экономкой! – закричала она, вытирая лицо от дождя сведенными от холода руками. – Меня послал Ангус Маккэрн.
– Вы? – переспросил мужчина, глядя на нее сверху вниз. – Вы не экономка! Можете возвращаться, откуда пришли, и передать Ангусу Маккэрну, чтобы он катился ко всем чертям! Также передайте ему, что мне наплевать на хорошеньких шлюшек, которых он мне посылает, и что я ни на одной из них не женюсь!
И он хлопнул дверью перед носом Темперанс. Она стояла, уставившись на дверь, дождь бил ей в лицо. Перед ее глазами, словно кинофильм, пробежал этот длинный, ужасный день, начавшийся рано утром с расставания с матерью. Потом длинное путешествие в трясущейся карете, после которого у нее осталась пара болезненных синяков, потом эта встреча на почтовой станции. В довершение всего четырехмильный переход вброд через грязь... А сейчас еще и это! Перед ее носом захлопнул дверь мужчина, который должен быть племянником Ангуса Маккэрна. Не могут быть случайно так похожи друг на друга два человека. Нет, только от одного корня могли появиться на свет два таких осла!
И этот Джеймс Маккэрн полагает, что так быстро от нее избавится? Она снова подняла руку и почувствовала, что немного отогрелась. Определенно от гнева.
С удвоенной силой она постучала в дверь, но та не открывалась. Справа было окно, откуда шел свет, и Темперанс решила разбить стекло и проникнуть в дом через окно.
Но, сделав шаг к окну, она обнаружила, что ее макинтош защемило дверью. Изо всех сил дернув толстую шерстяную ткань, Темперанс подумала, что она либо попадет сейчас в дом, либо проведет оставшуюся ночь на привязи перед входной дверью.
Она схватила кольцо и принялась изо всех сил стучать. Прошло добрых двадцать минут, пока дверь снова открылась.
– Я же велел вам убираться!
Темперанс не собиралась ждать, пока перед ней снова захлопнут дверь. Она ловко проскользнула у него под рукой внутрь. Свет, который она видела, оказался вовсе не огнем. На грубом деревянном столе перед камином стояла одинокая свеча, словно зажгли ее в те времена, когда в Шотландию приехал Эдуард I.
– Вон! – закричал человек, не закрывая двери и указывая рукой в черную дождливую ночь.
Но с Темперанс было довольно. Схватив зонт, она ткнула десятисантиметровым острием хозяину в грудь.
– Нет! – завопила она голосом, который специально вырабатывала для больших аудиторий, чтобы ее было слышно на задних рядах. – Я больше шагу не ступлю под этот бесконечный дождь и в эту грязь! Если вы вышвырнете меня отсюда, я войду через окно или спущусь по дымоходу! – она сощурила глаза. – А если вы убьете меня, я буду преследовать вас в кошмарах!
Она наступала на него, а он смотрел на нее с изумлением. Он был крупным мужчиной, с косматой шевелюрой, спадающей на воротник. Его темные свирепые глаза и черные брови, которые заострялись на середине, придавали ему сходство с дьяволом. Всклокоченная борода и усы не скрывали полные губы. Он был красивым, но в его красоте таилось что-то злое.
– Не знаю, что у вас в голове за мыслишки, – сказала Темперанс, – но я здесь только для работы, и не больше! Вы думаете, что я слишком хорошенькая для экономки?
Она давила на него острием зонтика, понимая, что он в любую минуту может его выхватить. Но он, не двигаясь, смотрел на нее, словно кобра, зачарованная дудочкой.
– Именно это хорошенькое личико принесло мне столько неприятностей с вами, мужчинами! – она плюнула в него этим словом и продолжала давить, а он отступать. – Я вас ненавижу! Всех сразу за то, что вы сделали со мной! Муж бросил меня с тремя детьми! Нас вышвырнули из квартиры, и мои дети поумирали от скарлатины, один за другим! Я молилась в надежде умереть вслед за ними, но меня оставили на этой Земле, а зачем, я не знаю! А ваш дядя Ангус женился на богатой американке и сказал, что в Шотландии у него есть для меня работа, поэтому я приехала с ними, протопала четыре мили пешком по колено в грязи, и что я слышу? Что я слишком хорошенькая для этой вашей чертовой работы!
Он слушал, отступая назад под натиском ее зонта. Когда Темперанс в очередной раз его толкнула, он уперся коленями в стул и сел, не произнося ни слова.
– Я не собираюсь за вас замуж и не понимаю, как вообще кто-либо согласится выйти за вас и жить в этом медвежьем углу! Кроме того, я уже замужем! Ну, так что, нужна вам экономка или нет?
– Вас прислал дядя Ангус, и вы не хотите за меня замуж? – сказал он недоверчиво.
– Как медленно до вас доходит! – съязвила Темперанс.
Уголки его рта искривились. Неужели он способен улыбаться?
– Вы не похожи на тех, кого обычно присылает мой дядя.
Он пригладил бороду и посмотрел на нее, словно что-то обдумывал. Ожидая его решения, Темперанс сняла с себя то, что раньше было очень симпатичной шляпой, и выжала ее прямо на каменный пол. Осматриваясь, она увидела, что комната просто отвратительная. С потолка свисала паутина. Засохшая пища на столе превратилась в куски, которые можно было отодрать только с помощью молотка и стамески. На лужи на полу и вокруг ног Темперанс не обращала внимания, потому что так можно было хотя бы помыть пол.
– Авгиевы конюшни были чище, – пробормотала она.
– А вы Геракл?
Удивительно: он знал греческую легенду!
Хозяин резко поднялся и повернулся к гостье спиной.
– Ладно, – кинул он через плечо. – Но если вы сделаете хоть одну попытку выйти за меня замуж, выведу вас отсюда за ваше тоненькое маленькое ушко. Вам ясно, миссис Геракл?
Темперанс не успела ответить, потому что он быстро исчез за дверью в дальнем конце комнаты.
Оставшись одна, Темперанс почувствовала, что весь ее кураж пропал. Она спустилась на жесткий деревянный стул, на котором сидел хозяин, и уронила голову на руки. Непонятно, почему она так вела себя, а тем более, почему врала. Работая с нуждающимися женщинами, она часто слышала их рассказы о том, как они вынужденно лгали, крали, продавали себя. Только сейчас Темперанс поняла, что, говоря им о существующих альтернативах, она чувствовала свое превосходство.
Но сегодня, прожив один день в холоде и голоде, столкнувшись с перспективой провести ночь на улице под дождем, она быстренько изобрела ложь, чтобы добраться до теплой постели.
Темперанс посмотрела на свечу на столе. Где комната экономки? И где кухня, чтобы можно было что-нибудь поесть перед сном?
Она быстро поднялась и вышла в ту дверь, куда ушел хозяин. Перед ней был темный, ведущий к лестнице коридор, в котором, похоже... Ее глаза привыкли к темноте. Вся лестница была завалена костями.
Вернувшись к столу в комнате, она взяла свечу и стала пробираться по дому в поисках теплой кровати.
Глава пятая
– М-м-м-м-м, – только и смогла она сказать, свернувшись калачиком в тепле.
Простыни необходимо было сменить, но кровать оказалась такой мягкой и теплой, а она такой уставшей... Прежде чем Темперанс осмотрела дом, у нее вышел весь огарок свечи. После тщетных попыток она прекратила поиски кухни с веселым, горящим всю ночь очагом и куском сыра на ужин. Она пошла по лестнице туда, где, по ее предположениям, были спальни, а когда коснулась матраца, то сняла с себя сырую одежду вплоть до белья и залезла под одеяло толщиной не меньше пятнадцати сантиметров. И тотчас уснула.
Проснулась она от непонятных ощущений.
Кто-то крепко держал ее, она чувствовала тепло человеческого тела. Мама, подумала она, и с закрытыми глазами придвинулась ближе. По телу побежала рука, скользя вниз по спине.
– Мне нравится эта сторона вашей работы, – услышала она тихий, низкий голос над ухом и улыбнулась в полусне, когда пальцы стали гладить бедро и ягодицу.
Под щекой у нее было чье-то обнаженное плечо, губами она прикасалась к теплой коже и подвинула ногу так, что та легла между тяжелыми бедрами, прижимавшимися к ней все сильнее.
– Да, – сонно прошептала она, когда рука со спины скользнула на грудь.
Только когда мужчина почти улегся на нее, Темперанс окончательно проснулась, изумившись непривычному весу мужского тела.
Темперанс завизжала так, что загомонили спящие под крышей голуби. Она что есть сил начала драться, бить кулаками и пинаться. Так ее учили на курсах самообороны для женщин.
– Черт побери! – пробормотал мужчина, скатываясь с нее и освобождая от своих объятий.
Через секунду он нашел спички и зажег светильник рядом с кроватью.
Над ней склонился Джеймс Маккэрн: на нем не было ни ниточки.
– Вы с ума сошли? – в ужасе спросила Темперанс, натягивая одеяло до ушей.
Она знала, что мужчина может сделать с женщиной. Разве не случалось ей видеть сломанных носов и рук? Разве не случалось слышать рассказы о...
– Я?! – воскликнул он. – Но вы ведь в моей постели! И вдобавок, кажется, сломали мне ребро! Что это вы так накинулись на меня? И после того, как дали мне понять, что сами не прочь?!
Только теперь Темперанс поняла, что все случившееся – целиком и полностью ее вина. И что ей теперь делать? Извиняться? Может, даже унижаться? Наверное, стоит держаться вызывающе...
– Не соблаговолите ли одеться? – спросила она, вздернув подбородок и отведя взгляд.
Так вот что значит похоть, думала она, глядя на выцветшие обои. Вот что имели в виду женщины, уверявшие, что ничего не могут с собой поделать, и забывающие обо всем в объятиях мужчины. И вот как женщины оставались бедными и одинокими с тремя детьми на руках...
– А вы не соблаговолите ли объяснить, что делаете в моей постели?
Ну, хватит! Голый он или нет, Темперанс обернулась.
– Я ошиблась, вот и все! Просто ошиблась. Я была уставшей, голодной, я до сих пор голодная, свеча потухла, я на ощупь добралась к первой попавшейся постели и упала...
Он все еще не сводил с нее глаз и даже не двинулся с места, чтобы одеться.
– Вы клянетесь, что приехали не для того, чтобы выйти за меня замуж?