Глава первая

– И в заключение, леди и джентльмены...

По залу пронесся удивленный шепот – на лекциях Темперанс О'Нил мужчин было мало. Они ненавидят правду и не желают признавать, что каждый из них сделал со своей семьей.

– ...я уверена, что борьба должна продолжаться, мы еще не нашли подходов к решению проблемы, но мы не должны сдаваться.

Темперанс отступила назад и поклонилась так, что стали видны лишь широкие полы шляпы – ее визитной карточки. Женщины поднялись и зааплодировали. Подняв голову, Темперанс улыбнулась, затем медленно двинулась со сцены.

– Ты была восхитительна! – сказала Агнесс Спиннейкер, опуская маленькую ручку Темперанс на плечо. – Как всегда.

Аплодисменты не стихали.

– Тебе нужно снова к ним выйти, – заметила Агнесс, – и еще что-нибудь сказать.

Темперанс вынула длинные булавки из шляпы.

– Пожалуйста, подержи. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

– Что ты придумала?

Темперанс отодвинула кулису, снова вышла на сцену и подождала, пока стихнут аплодисменты. Около трехсот женщин продолжали стоять, готовые в любой момент вновь захлопать.

Она сорвала с головы свою большую шляпу и кинула ее так, что та плавно пролетела над головами женщин, кружась и поднимаясь все выше. Шляпа упала возле заднего ряда, и несколько женщин вскочили, пытаясь ее схватить. Началась драка, раздался визг, и юная миловидная дама появилась в центре потасовки, размахивая шляпой, словно флагом победы на поле битвы.

Толпа заревела от восторга – аплодисменты, крики, топот ног, свист.

Темперанс помахала молодой женщине, с восторгом сжимавшей отвоеванную шляпу, а затем быстро ушла со сцены.

– Это было здорово! – сказала Агнесс. – Я бы до такого никогда не додумалась!

– Сколько их там? – спросила Темперанс, проходя к своей гримерной и кивая на черный вход.

– Немного. После того, что случилось на прошлой неделе, люди боятся пострадать.

– Какая ты умница, что захватила еще одну шляпу! Вилли там?

– Да. Он бы за тебя жизнь отдал!

– М-м... Давай надеяться, что он сейчас проворно вывезет меня отсюда. Сегодня причалил мамин пароход. Я ее не видела целых три месяца.

– Она обрадуется, увидев тебя. Надевая перед зеркалом другую шляпу взамен улетевшей, Темперанс улыбнулась Агнесс. Газеты кричали, что Темперанс окружила себя простушками и потому выглядит лучше на их фоне. Когда мать Темперанс прочла это, она заметила:

– А кто не прост лицом рядом с тобой, дорогая?

Темперанс улыбнулась своему отражению в зеркале. Она очень соскучилась по маме. Ей хотелось, чтобы кто-то был дома, когда она возвращается, хотелось, чтобы кто-то слушал о ее выходках и победах. Темперанс всем делилась с мамой.

– Ты так похожа на отца, дорогая, – негромко повторяла Мелани О'Нил.

Отец Темперанс, любимый муж Мелли О'Нил, умер, когда его дочери исполнилось четырнадцать лет. И на протяжении пятнадцати лет, которые прошли после его смерти, Темперанс боролась за права женщин.

– У меня презентабельный вид? – спросила она, поворачиваясь к Агнесс.

– О да! – Агнесс прижала программку сегодняшней лекции к худенькой груди. – Ты выглядишь замечательно!

– И ты тоже! – Темперанс поцеловала ее в щеку.

Вспыхнув, Агнесс опустила глаза. Как выражались газеты, она была одной из «брошенных женщин» Темперанс. Много лет назад Агнесс сбежала с одним молодым красавцем и позже узнала, что он женат. Он бросил ее, как только отец Агнесс лишил ее наследства за бегство из дома. А с Темперанс она познакомилась, когда питалась уже из мусорных баков, а на коже у нее были раны от перегрева на солнце и плохой еды. Темперанс поступила с ней, как и с сотнями других – нашла ей работу в зале Киркланд. Сейчас Агнесс готова была пойти за Темперанс хоть на край света.

– Дело ведь не в шляпе, правда? – прошептала Агнесс.

– Нет, – Темперанс улыбнулась и отметила про себя, что Агнесс нужно купить шляпу. – Ту самую шляпу мэр оставил себе. Думаю, что он прибил ее гвоздями у себя в кабинете и сейчас кидает в нее дротики.

Агнесс гневно поморщилась.

– Я бы...

– Это шутка. Я слышала, что шляпа у него дома в стеклянном кубе. Стоит на почетном месте.

Лицо Агнесс смягчилось.

– Все говорят, что его переизбрали только благодаря твоей шляпе.

– Может быть. Ну вот! Все в порядке!

Открыв дверь маленькой гримерной, Темперанс вышла в коридор.

Иногда ей хотелось, чтобы ни мэра, ни той шляпы не было вовсе. Неважно, что выиграли оба. А еще ей хотелось, чтобы отпала необходимость на людях постоянно быть в шляпе величиной с колесо.

Но ее шляпы помогали многим женщинам. Уже прошло около семи лет с тех пор как она, двадцати двух лет от роду, впервые встретилась с мэром Нью-Йорка и в лоб задала ему вопрос, что он собирается делать с миллонским многоквартирным домом. За неделю до этого четырехэтажное здание обрушилось на головы семнадцати женщин и детей, убив четверых.

Уставший и подавленный мэр, взглянув на безупречную кожу и темно-зеленые глаза мисс Темперанс О'Нил, решил, что она из тех богачек, которые занимаются общественными делами, пока какой-нибудь состоятельный жених не сделает предложения руки и сердца.

В присутствии репортеров мэр заявил:

– Если вы найдете выход прежде, чем это сделаю я, – он помедлил и неловко пошутил: – я съем вашу шляпу!

Конечно, мэр не ожидал, что кто-нибудь подхватит его вызов, не говоря уж о прелестном юном создании. Но градоначальника ждал сюрприз. Газетам больше нечего было мусолить, и поэтому журналисты выяснили имена участников происшествия, а затем разнесли историю по всей Америке.

Мэр пытался заставить свое окружение возвести новое здание взамен упавшего, но они улыбались и не спешили. Им нравился не столько мэр, сколько фотографии красивой мисс О'Нил.

Позже Темперанс открыто призналась в том, что, если бы не помощь мэра, она бы не справилась, хотя вокруг нее сплотился весь Нью-Йорк, и каждый помогал, чем мог. Люди жертвовали своим временем, магазины – строительными материалами.

С помощью газового освещения и уличных фонарей добровольцы работали круглыми сутками, закончив строительство нового многоквартирного дома на месте разрушенного за двадцать шесть дней.

Некоторые хитрые советчики подсказали мэру, как можно использовать сложившуюся ситуацию и выставить себя в более выгодном свете, поэтому он появился на церемонии перерезания ленты с полуметровым ножом и вилкой и в детском нагруднике. Несколько раз его засняли со шляпой Темперанс, которую он будто бы собирался есть.

Мэр с улыбкой говорил о заслугах мисс Темперанс О'Нил, отмечал, что ей дозволяется заселять этот дом и управлять им по собственному усмотрению, но внутри у него все кипело – он еще посмеется! Пусть она поймет, как тяжело поддерживать дом в трущобах! И мэр улыбался в предвкушении ее близкого краха.

Но история с мэром была лишь началом для Темперанс. Она поселила в дом женщин, брошенных мужчинами, и искала способы выживания для них и их детей. Она использовала свою внешность, свою недавно завоеванную славу, деньги, которые ей оставил отец, – все, что у нее было, чтобы не бросать женщин в беде.

К двадцати трем годам она уже стала знаменитостью – куда бы она ни отправилась в Нью-Йорке, ей везде открывали двери. Иногда мужчины не хотели ее видеть, потому что визиты Темперанс О'Нил стоили им денег, но всегда находилась женщина, которая открывала дверь и провожала к мужчинам с деньгами.

Сейчас ее ждал Вилли, и Темперанс вздохнула. В ее жизни постоянно был какой-нибудь Вилли, молодой человек, смотревший на нее широко открытыми глазами и вымаливавший разрешения нести ее зонтик. А через пару лет, а то и через год, когда молодой человек окончательно убеждался в том, что Темперанс не собирается за него замуж, он исчезал, чтобы жениться и обзавестись потомством с молоденькой девочкой, отец которой торгует полуфабрикатами. Буквально на днях Темперанс узнала, что у ее первого «Вилли» дети уже ходят в третий класс.

Кроме Вилли на улице стояли несколько маленьких девочек. Некоторые были в таких же больших шляпах, как у Темперанс. Завидев ее, они начали визжать и протягивать ей фотографии, купленные за пять долларов десять центов, доходы от которых шли на осуществление планов Темперанс.

Улыбаясь, Темперанс спустилась по ступенькам и начала раздавать автографы, слушая, как девочки хотят быть такими же, как она, когда вырастут.

Вообще Темперанс нравились эти минуты, но сегодня она рвалась домой, мечтая как можно скорее увидеть маму. Она умирала от нетерпения сесть рядом, сбросить туфли и рассказать ей о последних трех месяцах.

Вилли пробрался сквозь толпу девочек и стал рядом.

– Заберите меня отсюда, – прошептала Темперанс, – я хочу домой!

– Все, что хотите! – шепотом ответил Вилли, и он не преувеличивал.

Вилли уже купил ей накануне обручальное кольцо и собирался поставить вопрос ребром в воскресенье.

Через минуту Вилли поймал такси и освобождал путь для Темперанс, чтобы она могла сесть в машину. В авто она откинулась на спинку и закрыла глаза.

Ошибка! Через секунду Вилли целовал ей руки и клялся в вечной любви.

Ей хотелось попросить его успокоиться, но она просто убрала руку. Вилли был в этой ситуации уже не раз, и он знал, что если будет давить на Темперанс, то только разозлит ее. Меньше всего ему хотелось испытывать на себе вспышки ее гнева. Темперанс была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел в жизни. У нее были очень густые темные волосы, которые она пыталась усмирить, но никакие шпильки и укладки не помогали. Какая-нибудь прядь обязательно выскакивала из-под огромной шляпы. Глаза у нее были цвета изумрудов отменного качества, кожа, как фарфор, губы алые, как...

– Сегодня приезжает мама! – произнесла Темперанс, выводя Вилли из транса.

Она чувствовала, что начинает ненавидеть этот щенячий взгляд, которым он смотрит на нее.

– Мы не виделись три месяца.

Он любил ее голос, особенно, если она обращалась к нему, когда больше никого не было рядом.

– Вы святая! – сказал он, широко открыв глаза. – Вы жертвуете собственным семейным счастьем, чтобы ухаживать за своей бедной больной матерью. Ей так повезло, что у нее такая дочь! Она все еще оплакивает вашего отца?

– Каждый день и каждую минуту! Другого такого человека, как мой отец, больше никогда не будет на Земле! – горячо ответила Темперанс, глядя в окно на темные улицы Нью-Йорка.

Сколько еще осталось до дома?

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем они добрались до Гринвич-Виллидж и до коричневого здания – ее дома. Но без Мелани О'Нил он казался всего лишь грудой камней.

Когда они остановились перед подъездом и Темперанс увидела, что внутри горит свет, она просияла. Мама дома! Как много нужно ей рассказать! За последние три месяца Темперанс сделала многое, но думала о предстоящей работе. Может быть, ей взяться за проект в Вест-Сайде? Это далеко – через весь парк. Темперанс предложили купить машину и разъезжать по городу. Стоит ли?

На следующей неделе у Темперанс запланированы шесть встреч с политиками и прессой. И еще четыре обеда с мужчинами-у-которых-есть-деньги, с мужчинами, которых, возможно, ей удастся убедить пожертвовать средства на покупку еще одного многоквартирного дома.

По правде говоря, иногда от калейдоскопа событий у Темперанс перехватывало дыхание и ей хотелось только уткнуться маме в колени и заплакать.

– Спокойной ночи! – бросила она через плечо и, не позволив Вилли подать ей руку, выпрыгнула из такси.

Она взлетела по лестнице и распахнула дверь.

Мелани О'Нил стояла в крепких объятиях мужчины. Они целовались.

– Темперанс, дорогая, – сказала Мелли, освобождаясь из его рук, – я бы хотела тебе все объяснить. Мы...

Мужчина – высокий, красивый, седовласый – шагнул вперед, улыбаясь.

– Мы с твоей матерью поженились в Шотландии. Я твой новый отец. И я уверен, что ты рада будешь услышать, что послезавтра мы втроем уезжаем домой, в Шотландию.

Глава вторая

Темперанс старалась выдержать до конца обеда. Незнакомец сидел во главе стола—в кресле ее отца! – смеясь и болтая так, словно все уже решено: его новая жена со своей дочерью вот-вот упакуют чемоданы и уедут жить к нему в Эдинбург! Подмигивая и даже дотронувшись до руки Темперанс, шотландец заявил, что моментально найдет ей мужа.

– Я не понимаю американцев, – сказал Ангус Маккэрн с улыбкой. – Ты еще недурна собой, хотя, конечно, можешь показаться многим староватой. Но я уверен, мы тебе кого-нибудь подыщем.

– Подыщете? – тихо спросила Темперанс, глядя на Маккэрна с ненавистью.

Но он, казалось, этого не замечал.

– Мы откормим тебя хорошей шотландской говядинкой! Ты слишком тоща, чтобы понравиться нашим мужчинам.

Темперанс посмотрела на мать, сидевшую напротив, но Мелани О'Нил не поднимала головы, гоняя еду по тарелке и избегая взгляда дочери. Как мать могла так поступить?! А Темперанс думала, что они не только родственники, но и близкие друзья.

– Мистер Маккэрн, – медленно начала она, – не знаю, что вам обо мне рассказывали, но, судя по всему, рассказали мало.

– Называй меня папой, – он тепло ей улыбнулся. – Конечно, ты давно переросла прогулки на пони, но мы что-нибудь придумаем вместо этого.

Он посмотрел на жену, ожидая, что она улыбнется его шутке, но Мелани еще ниже согнулась над тарелкой. Еще минута – и она уткнется носом в ростбиф.

Если этот мистер еще раз скажет что-нибудь про возраст, подумала Темперанс, она опрокинет ему на голову блюдо с брюссельской капустой.

Однако надо взять себя в руки...

– Мне кажется, что для «папы» слишком рано! Кроме того, я не могу уехать в Шотландию.

– Не можешь?

«Папа» перевел взгляд с Темперанс на ее мать, снова посмотрел на Темперанс и неожиданно заговорил с акцентом.

– Как это так – не можешь? Ты моя дочь!

В его голубых глазах засверкали маленькие точки огня – искры гнева.

– Здесь у меня работа, – объяснила Темперанс, стараясь остаться спокойной. – Если мама должна уехать...

У нее перехватило дыхание.

Мелани достала из рукава платок и приложила его к глазам, но не взглянула на дочь.

– Посмотри, что ты натворила! – громко сказал Ангус Маккэрн. – Ты расстроила свою мать! Ну, Мелли, не плачь! Конечно, она поедет. Дочь всегда остается с матерью, пока не выйдет замуж, а в ее возрасте, она, вероятно, уже никогда тебя не покинет.

Темперанс вскочила.

– Мама! Как ты могла выйти замуж за этого бесчувственного деревенщину? Ты бы еще с зеленщиком связалась!

Ангус Маккэрн тоже вскочил. Темперанс никогда в жизни не видела такого разозленного человека. Но она не отпрянула, даже когда он поднял руку, чтобы ударить ее – она была в этом уверена. Ей приходилось иметь дело с разъяренными мужчинами, услышавшими ее мнение об их поведении в семьях.

– В моем кабинете, – тихо, дрожа от злости, сказал Ангус, – и только вдвоем. Я не хочу огорчать твою мать.

Темперанс взглянула на нее и увидела, что та плачет по-настоящему, но не посочувствовала, потому что ее предал человек, которого она любила больше всех на свете.

Темперанс вышла из столовой, но в коридоре остановилась. Она не войдет в кабинет отца, которым теперь распоряжается этот тип.

Ангус большими шагами прошел мимо, распахнул дверь в библиотеку, затем отступил, пропуская Темперанс вперед. Он пересек комнату, сел в зеленое кожаное кресло, где всегда сидел отец, и облокотился на резные ручки, не сводя с Темперанс глаз.

Она решила, что в такой ситуации нужен более тонкий подход и присела возле стола.

– Мистер Маккэрн, – сказала Темперанс мягко, выжидая, что он снова поправит ее, но он молчал. – Не думаю, что вы знаете, кто я и чем занимаюсь, – произнесла она со скромной, едва заметной улыбкой и склонила голову.

При этом мужчины обычно вскакивали, чтобы принести ей что-нибудь. Но у Ангуса Маккэрна на лице не дрогнул ни один мускул, а глаза сверкали от гнева.

Темперанс улыбнулась.

– Я убеждена, что вы очень хороший человек, иначе моя мать не вышла бы за вас замуж, и...

Она замолчала: у нее почти пропал голос при мысли о том, что мама уедет навсегда.

– Я буду скучать по ней, но не могу уехать из Нью-Йорка. Я нужна здесь.

Несколько секунд Ангус молча смотрел на нее. Сегодня вечером он спрятался в конце зала, где она выступала, и прослушал ее речь от начала до конца. За все шестьдесят один год жизни Ангус не испытывал такого отвращения. То, что женщина публично произносит речи – уже само по себе против законов природы, но главное, что ее речи ужасны. Она убеждала женщин зарабатывать деньги. Она говорила женщинам, что они не должны зависеть от мужчин и принадлежать им, а, наоборот, обязаны найти способ обходиться без мужчин вообще.

– Разве только для произведения детей на свет! – сказала Темперанс, и сотни женщин в аудитории засмеялись и зашумели.

Неужели у этих женщин нет семей, о которых нужно заботиться? – размышлял Ангус. Чем занимаются их мужья, если дозволяют женам в одиночку носиться по городу поздно вечером и слушать эти подстрекательства?

И вот теперь Темперанс пытается ему объяснить, что он должен позволить ей и дальше заниматься с бедняжками. С точки зрения Ангуса, он выручит весь Нью-Йорк, забрав ее с собой.

– Последние три месяца я провел с твоей очаровательной матерью, а ты – единственный предмет ее разговоров. Я знаю все о твоей так называемой «работе». Я знаю, что ты таскаешься по городским трущобам и вмешиваешься в отношения мужчин и женщин, которых соединил господь. Я знаю, чем ты занимаешься, маленькая мисс, и рад объявить, что все кончено. Ты уезжаешь со своей матерью и со мной в Шотландию, и это мое окончательное решение! Представления окончены!

Темперанс показалось, что она ослышалась.

– Вы мне угрожаете? – тихо спросила она. – Вы не имеете представления о людях, которых я знаю...

В ответ Ангус грубо расхохотался.

– На твоей стороне – горстка дамочек, которых бросили мужчины, и я уверен, что у них были на то веские причины! А что до остальных, то, судя по словам твоей матери, даже мэр города оплатит тебе билет отсюда!

Это было так близко к истине, что Темперанс показалось, она сейчас взорвется от злости. Поднявшись, она наклонилась к «папе» через стол.

– Я взрослая женщина, и буду делать то, что мне нравится! Я лучше буду голодать, чем жить рядом с вами!

– Значит, именно это тебе и предстоит, потому что от меня ты не получишь ни цента! – сказал он спокойно.

Темперанс шагнула назад.

– Не знаю, за кого вы меня принимаете, но уверяю вас, что ваши деньги меня не интересуют. У меня есть собственные, и я...

– Нет, – мягко произнес Ангус, – твои деньги принадлежат твоей матери, а так как она вышла за меня замуж, то все деньги —мои!

Несколько секунд Темперанс молча смотрела на него. Будь она наивной восемнадцатилетней девочкой и знай меньше о жизни, то с гордостью заявила бы, что ей не нужны деньги, развернулась и вышла бы из комнаты. Но Темперанс слишком хорошо знала, как живут женщины без средств к существованию. Да и как бы она помогала людям, служи она по пятьдесят часов в неделю в магазине дамской одежды или где-нибудь еще?

– Вы женились на моей матери, чтобы добраться до денег, которые оставил нам отец! – тихо отчеканила Темперанс.

Ангус вышел из себя. Он вскочил с красным от гнева лицом и сначала не мог произнести ни слова.

– Мы втроем будем жить на мои доходы, – наконец произнес он дрожавшим голосом, не разжимая зубов. – Я оставил свой бизнес на время, чтобы оказать честь дочери моей новой жены и сопровождать ее лично. Я мог бы послать тебе письмо с приказом отправляться в Шотландию.

Темперанс фыркнула.

– И я, по-вашему, послушалась бы и отправилась?

– Нет, – сказал он, не сводя с нее глаз, – я наслышан от твоей милой матери о том, что ты за штучка. Неудивительно, что ни один мужчина не хочет брать тебя в жены!

– Ни один мужчина... – начала Темперанс, но замолчала.

Она не собиралась рассказывать этому человеку о поклонниках, которым отказала. Оставляй она все обручальные кольца, ей преподнесенные, давно бы уже открыла ювелирный магазин.

– Итак, я предлагаю тебе два варианта на выбор! – объявил Ангус. – Либо ты едешь с матерью и со мной в Шотландию, либо остаешься в Нью-Йорке. Но тогда у тебя не будет ни денег, ни дома, потому что этот дом я, наверное, продам.

– Вы не можете этого сделать. Это дом моего отца!

– Он умер пятнадцать лет назад! Твоя дорогая матушка все это время была одна. Год за годом она отдавала тебе свою жизнь, поэтому теперь она имеет право быть счастливой.

– Вы сделаете ее счастливой? – презрительно усмехнулась Темперанс.

– Ты ничего не знаешь обо мне, – произнес Ангус в замешательстве. – Так что ты выбираешь? Упаковываешь вещи или уходишь?

Темперанс не знала, что отвечать. Ее гордость сражалась со здравым смыслом.

Наблюдающий за ней Ангус несколько смягчился.

– Девочка, я знаю, что ты потрясена, но я не такой уж плохой. Ты сама это увидишь! Неправда, что я взял твои деньги! Они будут храниться для тебя, пока ты не выйдешь замуж, а затем перейдут твоему мужу, – его голос стал еще мягче. – Я честный человек, поэтому у тебя всегда будет небольшая сумма на личные расходы.

Темперанс было слишком тяжело все понять и принять. Как будто за одну кошмарную ночь она превратилась в нищенку, которой раньше помогала сама.

– А как же моя работа? – с трудом прошептала она.

Ангус неопределенно махнул рукой.

– Пока ты живешь со мной и твоей матерью, ты будешь послушной дочерью. И, конечно, не будешь шляться по квартирам Эдинбурга, – он холодно на нее посмотрел. – Все понятно?

Темперанс мрачно кивнула. К несчастью, на стороне шотландца закон. Темперанс знала женщин, которые боролись против несправедливых законов, дающих полное право узурпатору распоряжаться взрослой женщиной, но пока еще это сражение не выиграно.

Из последних сил она натянуто улыбнулась.

– А что значит «послушная дочь»? Я не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание.

Вопрос озадачил Агнуса.

– Ну, разные девичьи забавы... Чаепитие, благотворительность, чтение книг вслух. Купишь себе несколько платьев и... к тебе будут приходить джентльмены. Конечно, ты уже не первой свежести для идеальной невесты, но, может, сыщется какой-нибудь молодой или не очень юный мужчина в Шотландии, который женится на тебе. Ты достаточно презентабельна.

– Презентабельна? – тихо повторила Темперанс. – Благотворительность и платья? И не уходить слишком далеко от дома? Понимаю. Возможно, именно так и надо, – произнесла она задумчиво и подняла голову. – Да, мистер Маккэрн, я обещаю вам, что стану самой лучшей дочерью из всех лучших дочерей и буду заниматься исключительно женскими делами.

Будь рядом Мелани, она бы предупредила Ангуса, что с Темперанс, которая старается угодить и быть милой, надо держать ухо востро, но Мелани возле не оказалось.

Улыбка Темперанс Ангусу не показалась странной, он ожидал, что она сдастся. В конце концов, что еще ей оставалось?

Он тепло улыбнулся падчерице. Говорил же он Мелли – Темперанс нужна твердая рука, и она прекратит заниматься чепухой и поймет, что к чему.

– Я рад услышать разумный ответ, – в его голосе слышалось облегчение. – Ты больше похожа на мать, чем она считает. Иди и начинай собираться.

– Да, сэр, – сказала Темперанс и присела в неуклюжем реверансе. – Спасибо, сэр!

– Не нужно меня благодарить. Просто будь хорошей дочерью, этого вполне достаточно.

Через час Ангус пересказал Мелани свой разговор с Темперанс, и она заметила:

– Ах, Ангус, я боюсь!

– Мелани, дорогая, больше нечего бояться! Я здесь и забочусь о вас обеих.

– Но ты не знаешь Темперанс! Когда она хочет понравиться, то именно понравиться ей нужно меньше всего!

– Перестань! Все, что нужно девушке – мужчина, который руководил бы ею! Запомни мои слова – через полгода она выйдет замуж. Ложись рядом, моя птичка, позволь мне развеять все твои тревоги!

– Ах, Ангус... – вновь прошептала Мелани и ненадолго забыла о дурном характере своей дочери.

Глава третья

Ангус протиснулся сквозь четырех хихикающих леди и шестерых молодых людей с букетами цветов и коробками карамели. Все они ждали, когда Темперанс закончит встречу и выйдет к ним. Отдавая дворецкому шляпу, Ангус спросил:

– Сколько сегодня?

– По последним подсчетам, сэр, четырнадцать. Думаю, что днем придут еще.

– Ей сказали, что я хочу ее видеть?

– Да, она ответила, что может выделить вам ровно полчаса между визитами.

– Выделить! – повторил Ангус с отвращением, швыряя перчатки в шляпу и направляясь в свой кабинет.

Стол был завален счетами, но он не хотел открывать их, зная, что там.

С тех пор как Ангус полгода назад со своей новой семьей приехал в Эдинбург, у него не было ни минуты покоя. Стараясь быть хорошим отцом, даже если отпрыску почти тридцать, он представил волевую падчерицу своей знакомой, обладающей титулом леди, но не имеющей ни пенса за душой. За небольшое вознаграждение она более чем с удовольствием представила Темперанс обществу Эдинбурга.

Ангус ожидал, что падчерица будет неподъемной и угрюмой. Он ожидал ссор и приступов раздражения и морально готовил себя. Но он не был готов к неожиданному поведению Темперанс. Она с головой окунулась в светскую жизнь.

От зари и дотемна его дом был полон посетителей. Среди них были нервные и вечно хихикающие девочки только что из школы, которые пили с Темперанс чай. Незамужние женщины за сорок приходили к Темперанс по четвергам поболтать о книгах. Три больницы Эдинбурга еженедельно назначали встречи в ее доме. На прошлой неделе Ангус вернулся домой и увидел, что его библиотеку заняли для скатывания бинтов. Гостиные заполняли молодые женщины, приходившие обсудить свою благотворительность. Спустя месяц Ангус велел Темперанс принимать посетителей вне его дома, но она сладчайшим голоском ответила, что хорошая дочь – всегда дома и никогда не оставляет свою семью.

Ангус заскрежетал зубами, но гордость не позволила ему вышвырнуть ее или ее распрекрасных друзей.

По мнению Ангуса, возраст Темперанс был помехой мужчине, мечтающему обзавестись семьей, но ее красота, статная фигура и наследство, казалось, компенсировали этот недостаток. В итоге в доме Ангуса было столько же мужчин, сколько и женщин. Господа в возрасте от девятнадцати до шестидесяти пяти вовсю ухаживали за ней. Темперанс так взмахивала ресничками и раздаривала украдкой застенчивые улыбки, что устоять не мог никто. Ангус в ярости сжимал кулаки.

Однажды его разбудил в три ночи молодой человек, поющий Темперанс серенаду. Он пел скрипучим и очень громким голосом под аккомпанемент итальянских гитар. Ангусу пришлось пригрозить, что он всех перестреляет, если они немедленно не уберутся.

Трижды Ангуса будили камнями, брошенными в окно его комнаты за полночь. Он высовывался и орал на ухажеров, ошибавшихся окном. Но почему ошибались трижды? Ясно, что Темперанс намеренно показала мужчинам именно окно отчима.

На работе Ангусу тоже не давали прохода мужчины, без конца умоляющие его вставить за них словечко перед падчерицей. У Ангуса дважды срывались деловые сделки. Он настолько был уверен в том, что интересующиеся тканями посетители на самом деле намерены таким способом пробить себе дорогу к руке Темперанс, что вышвырнул их со своего склада.

А еще счета... Темперанс кормила и поила каждого члена комитета, каждого благодетеля, которого приглашала в дом Ангуса. Он был убежден, что, по крайней мере, половина мужчин, которые ухаживали за ней, были всего-навсего бедными студентами, заходившими на бесплатный обед.

Каждый день приходили письма, рассказывающие, какую прекрасную работу он проводил то с одним, то с другим комитетом. Темперанс, казалось, отдавала все лавры Ангусу, а за собой никаких заслуг не признавала.

Помимо счетов за еду были счета за одежду. Темперанс ухитрялась тратить тысячи фунтов на наряды. Поначалу Ангус не мог понять, как она находит время для покупок, ведь у нее постоянно важные встречи. И выяснил, что его деловая падчерица успевает делать десять дел одновременно. Однажды он случайно заглянул на встречу женщин, где обсуждалось спасение больных кошечек: Темперанс стояла в нижнем белье и примеряла нечто в кружавчиках по баснословной цене.

Были счета за багаж, пару велосипедов, печатную машинку, даже за кинооборудование – по пятницам падчерица демонстрировала исторические фильмы сироткам и откармливала их сэндвичами и пирожными.

В итоге Ангусу пришлось нанимать еще несколько слуг. За полгода он ни на минуту не мог остаться наедине с любимой женой. Он не мог даже позавтракать с ней в тишине, потому что вместе с Темперанс к ним вечно присоединялись какие-нибудь страждущие дамы.

– Они мечтают познакомиться с человеком, воплотившим их грезы в жизнь! – мурлыкала Темперанс отчиму на ушко.

Так или иначе, но Ангус был на грани разорения, потому что Темперанс поклялась быть «хорошей дочерью». Он подсчитал, что при таких расходах он протянет в лучшем случае года два. Нервничая из-за домашней суматохи, он не мог сосредоточиться на своих делах и стал принимать глупые решения, стоившие ему денег. Но если он выкинет всех этих душевных, но невезучих людей из своего дома, то станет врагом для всего Эдинбурга, настоящим чудовищем и не увидит больше ни одного клиента.

В любом случае, думал Ангус, он либо разорится, либо сойдет с ума.

За последние две недели он продумал решение проблемы: можно поехать в путешествие с женой и падчерицей. Но кто будет управлять его делами? Он мог бы подарить падчерице свободу – этого она и добивается. Но Ангус был воспитан во времена, когда мужчины заботились о женщинах, и он всегда будет чувствовать себя не в своей тарелке, если позволит женщине, вверенной ему, жить одной. Да, Темперанс стала проклятием его жизни!