«Сумасшедший», – подумала девушка. Она бы перекрестилась, но руки у нее были связаны.
Пока он стоял тут, глядя на нее, как голодный смотрит на еду, Зарид пыталась выработать план спасения. Ей бы никогда не удалось избавиться от троих людей Говарда, но с этим сумасшедшим можно попытать счастья. Если он развяжет ей руки, то, возможно, ей удастся достать нож, спрятанный в сапоге. С оружием в руках ей, может быть, удастся одержать над ним верх. Он высок, это верно, но он, вероятно, столь же ленив, как его брат, а его внушительные размеры объясняются не наличием мускулов, а солидным слоем жира.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Перегрин! – прошипела она. Если он не собирается развязать ей руки, а решил убить ее прямо здесь, она не опозорит свою семью, не выкажет трусости.
– Имя, данное тебе при крещении, – настаивал он тихо, в его глазах не было зла.
«Что кроется за этим?» – размышляла Зарид. Уж не пытается ли он заставить ее поверить в то, что он не столь зол, как о нем говорили?
– Мои братья убьют тебя, – заявила она. – Разорвут на кусочки.
Он улыбнулся.
– Могу себе представить. – Тирль вынул из-за пояса кинжал с украшенной каменьями рукояткой. Зарид непроизвольно сделала шаг назад.
– Я не причиню тебе вреда. – Мужчина разговаривал с ней так, словно она была напуганным диким зверьком.
«Он глуп или же сошел с ума, если полагает, что я поверю слову Говарда», – подумала Зарид.
Тирль взял ее за плечо и повернул спиной к себе. Затем разрезал веревки, стягивавшие руки Зарид. Когда он поворачивал ее обратно, девушка притворилась, что споткнулась, и одним ловким движением, упав на колено, выхватила нож из сапога и запрятала его в рукав.
– Тебе плохо? – спросил Тирль, помогая ей встать на ноги. – Я боюсь, что люди моего брата были слишком грубы с тобой.
Он вновь положил руки ей на плечи. Затем, словно не в силах совладать с собой, прижал ее к себе и нежно поцеловал в губы.
Зарид пришла в ярость. Ее еще ни разу не целовал мужчина. То, что этот человек, этот дьявол, враг, которого она ненавидела всем сердцем, осмелился коснуться ее, было невыносимо. Она выхватила кинжал из рукава и вонзила ему в грудь.
Тирль сделал шаг назад, посмотрел на кровь, проступившую на его бархатной тунике, и удивленно взглянул на Зарид.
– Смерть Говардам! – воскликнула она и побежала к лошади.
– Ты свободна, – прошептал он. – Я не собирался держать тебя в плену.
Она вскочила в седло и взглянула на Тирля. Он побледнел и кровь из раны потекла сильнее. Зарид тронулась с места и ускакала, низко склонившись к шее коня, пробираясь между деревьев.
Ей нужно как можно скорее разыскать братьев и сообщить им, что она в безопасности. Надо помешать им напасть на Говардов. Любой ценой она должна предотвратить открытую войну.
Только, выехав на опушку леса, она осознала: теперь война между Говардами и Перегринами неизбежна, ведь она, Зарид, только что убила младшего Говарда.
Она продолжала свой путь. Конечно же, он останется жив. Она просто ранила его. Жизненно важные органы не задеты. Или задеты? Перед ней всплыло его побледневшее лицо. Что, если он остался лежать там, умирающий, истекающий кровью? Трое наемников Говарда скажут, что снова Перегрины напали на Говарда. Говарды ответят ударом на удар и, возможно, по вине Зарид ее братья будут убиты. Возможно, уже сейчас Оливер Говард стер с лица земли всех Перегринов.
На опушке Зарид остановила коня. Она должна вернуться, надо проследить, чтобы тот не умер. Но что если он оправится настолько, чтобы вновь захватить ее в плен и доставить к своему брату?
Зарид обхватила руками голову, стараясь привести в порядок свои мысли. Всю жизнь ее братья принимали решения за нее. Она знала, что и Роган, и Сиверн будут так взбешены попыткой Говарда похитить их сестренку, что с радостью уничтожат его. Стоит ли ей возвращаться к братьям и рассказывать им, что произошло? Стоит ли подливать масло в огонь старой вражды и воскрешать былые обиды?
К тому же она сама виновата, что попала в плен. Роган и Сиверн постоянно предупреждали ее, что за стенами замка шныряют ищейки Говарда.
Она должна вернуться. Она не даст этому человеку умереть от потери крови и стать причиной войны. Она отберет у него меч и, если потребуется, свяжет ему руки и ноги, чтобы он не мог справиться с ней. Она должна сделать, все, что в ее силах, чтобы предотвратить войну.
***
Тирль с грустью смотрел, как девушка ускакала. Он думал, что больше не увидит ее. «Перегринам и Говардам вряд ли удастся столковаться», – думал он с грустной улыбкой.
Он посмотрел на кровь, струившуюся сбоку, и задрал вверх тунику, чтобы осмотреть рану. Нож не причинил ему особого вреда, скользнув по ребрам, и он порадовался, что девушка оказалась не слишком искусным бойцом и не ударила его сильней.
Тирль оглядел поляну. Она взяла его коня. Предполагалось, по-видимому, что он доберется до дома и пешком. Он прикинул в уме, сколько времени потребуется той троице, чтобы встретиться с Оливером, и сколько понадобится Оливеру, чтобы собрать отряд и двинуться на поиски его, Тирля, и его пленника.
Четыре часа, решил Тирль. Через четыре часа его брат будет здесь. До этого времени он мог отдохнуть и дать ране чуть затянуться, чтобы прекратилось кровотечение. Он вытянулся поудобнее и вскоре уснул.
Зарид спешилась и оставила коня неподалеку от поляны. Затем, не выпуская ножа, подкралась туда, где оставила Тирля.
«Мертв», – подумала она, увидев его лежащим на земле. Он умер, и она приехала слишком поздно.
Тирль издалека услышал шаги и по легкости походки догадался, что это беглянка. Он с трудом удержался от улыбки. Это уж слишком не походило на тех жестоких, бесчеловечных монстров, коих живописал его брат. По крайней мере, этот Перегрин не был таким. «Надо притвориться беспомощным, чтобы не спугнуть ее и как можно дольше задержать около себя», – решил он.
Тирль чуть шевельнулся и застонал.
При звуке его голоса Зарид так и подскочила, но затем вздохнула с облегчением, обрадовавшись, что он жив. Она осторожно подобралась ближе к нему. Держа нож наготове, она легонько пихнула лежащего ногой. Тот снова застонал.
– Священника, – пробормотал он, – приведите священника.
Услышав это, Зарид перестала осторожничать. Она должна спасти его! Девушка опустилась перед раненым на колени, разрезала его тунику и осмотрела рану. Нож прошел по ребрам, но она не могла сказать, насколько глубоко вошло лезвие. Тело раненого, казалось, все состояло из мускулов, туго натягивавших кожу, «Он, должно быть, потерял много крови», – подумала Зарид.
Она взглянула ему в лицо. Тирль лежал с закрытыми глазами. На лице застыло страдальческое выражение. Неужели Говарды так слабы, что могут умереть из-за пустячных ран? Зарид видела, как ее братья с подобными ранами сражались весь день, не тратя времени на перевязку. А этот тип из-за пустяковой царапины просил позвать священника.
Она разрезала дальше его тунику и оторвала кусок полотна от рубашки. Приложив ткань к ране, она попыталась забинтовать раненого.
А он лежал мертвым грузом и поднять его было делом невозможным, не легче, чем пытаться поднять дохлую лошадь. Обхватив Тирля руками за шею, Зарид попыталась приподнять его, но все ее усилия оказались тщетны. Она склонилась над Тирлем, но он лежал, не обращая внимания на ее присутствие.
– Просыпайся! – потребовала она. Он шевельнулся, не открывая глаз. Зарид несколько раз сильно хлестнула его по щекам. Наконец он открыл глаза.
– Я пытаюсь перевязать тебя. Ты должен приподняться.
– Помоги мне, – хрипло прошептал Тирль. Она с отвращением взглянула на него, затем, склонившись над ним, вновь попыталась приподнять. Он был слаб и, наконец, обхватив ее руками, прижался к ней всем телом, тяжело придавив ее, так что Зарид с трудом смогла обернуть полосу ткани вокруг его тела. Это было трудно, но наконец ей удалось перевязать его.
– Ложись теперь, – приказала она. Этот тип, без сомнения, ужасно глуп. Приходится все говорить ему. Она попыталась уложить раненого на траву, но ему все время требовалась помощь. Когда он, наконец, улегся, ей пришлось силой убрать его руки, обнимавшие ее.
– Теперь ты выздоровеешь, – пояснила она, – рана неглубокая. Останься здесь и отдохни. Твой брат скоро явится. Он вечно бродит рядом с землями Перегринов. – Она попыталась встать, но Тирль удержал ее за руку.
– Ты ведь не оставишь меня? Я умру, оставшись в одиночестве.
– Ты не умрешь, – неприязненно пообещала Зарид. Возможно, Говарды отослали его еще в детстве вовсе не из-за злобы, а потому, что вся семья стыдилась такого слабака.
– Вина, – прошептал он. – На моей лошади есть бутылка вина.
Зарид стиснула зубы. Несомненно, ее братья уже сбились с ног, разыскивая ее, пока она тут изображает няньку при этом рохле. Она неохотно подошла к лошади, достала грубую кожаную флягу и протянула раненому. Но он оказался слишком слабым и не смог сидеть без помощи Зарид; без нее он не мог даже удержать флягу у губ.
«И это враг? – думала Зарид. – Этот трусливый, дрожащий ребенок-переросток и есть тот враг, которого следует бояться?»
Она отняла бутыль от его губ.
– Я должна идти, – сказала она. – Флягу я оставлю здесь, и если…
– Останься. – Тирль сжал ее руку в своей. – Останься, пожалуйста. Я боюсь.
Зарид закатила глаза. Она сидела на земле, а он льнул к ней так, словно сам был не в состоянии сидеть.
– Я умру, если ты не останешься.
– Не умрешь, – резко ответила она. – Мог бы постараться держаться храбрей. Кровотечение уже прекратилось, а мне надо ехать. Мои братья будут разыскивать меня, и лучше, чтобы они нашли меня не здесь.
– Ты имеешь в виду – не вместе с Говардом? Тебе известно, что я – Говард?
– Нам многое известно о Говардах. Ты – наш враг. Он, вздохнув, расслабленно оперся на нее.
– Я-то уж точно не враг тебе.
– Если ты Говард, ты – враг всех Перегринов.
– И все-таки ты вернулась ко мне.
– Я вернулась, чтобы предотвратить войну. Если бы ты умер, твой брат напал бы на моих братьев. – Она попыталась встать, но его вес придавил ее.
– Ты вернулась только из-за братьев?
– А из-за чего же еще? – Зарид была искрение удивлена.
Он поднес ее руку к своим губам.
– Возможно, вам о нас все известно, но вот нам, судя по всему, о Перегринах известно далеко не все. Мы не знали, что младший из них – девушка, и девушка очень красивая, – он поцеловал кончики ее пальцев. – Разве ты вернулась не из-за нашего поцелуя?
До Зарид не сразу дошел смысл его слов. Затем она расхохоталась. Смеясь, она выскользнула из-под его руки, встала и посмотрела на Тирля сверху вниз.
– Думаешь, меня волнуют поцелуи? Думаешь, поцелуй Говарда заставит меня забыть четверых убитых вами братьев? Ты считаешь меня пустышкой, способной предать мою семью? Да я бы перерезала тебе глотку прямо сейчас, но твоя смерть станет причиной открытой войны, а этого я не хочу.
Смех сменился гневом.
– Вы, Говарды, для меня ничто. Даже меньше, чем ничто. Разве я не показала тебе, что я думаю о твоих поцелуях? – Она кивнула, указывая на окровавленную повязку.
Сделав шаг назад, она сочувственно взглянула на Тирля:
– Я бы почувствовала поцелуй мужчины, а не поцелуй бесхребетного слизняка. Оливер Говард правильно делает, что стыдится подобного брата.
Зарид подошла к коню и вскочила в седло.
– Я отпущу твою лошадь на опушке леса. Не хочу, чтобы братья видели меня верхом на животине Говардов. Я не скажу ни о трусливом коварстве твоих людей, ни о том, что ты дотрагивался до меня. Моим братьям случалось убивать людей и за меньшие проступки.
Она в последний раз взглянула на Тирля.
– Даже Говарды не заслужили такого полумужчину как ты Когда она тронулась с места, Тирль был уже на ногах, но, прежде чем он успел что-либо сделать, Зарид покинула поляну.
Ярость залила краской его бледное лицо. Полумужчина? Его брат стыдится его? Бесхребетный слизняк?
Он? Он, Тирль Говард, слизняк? Во Франции он побеждал на турнирах, когда был еще мальчишкой, одерживал верх над любым противником. Женщины вешались ему на шею. Они требовали его поцелуев, а эта. Эта девчонка сказала – не поцелуй мужчины!
Как будто она разбирается в поцелуях! Можно подумать, что столь опытная дама, что она знает все о поцелуях – или же о чем-нибудь еще. Все, что она знает, – оружие, доспехи и.., и коней. Чтобы разобраться, мужской это поцелуй или нет, для этого надо быть женщиной. Ей бы…
Он резко оборвал свою безмолвную тираду. Возможно, он был слишком беспомощен. Но очень приятно ощущать, как она пытается приподнять его. Когда она прижималась к нему, он почувствовал что-то твердое и подумал: наверное, чтобы сойти за мальчика, ей приходится туго стягивать грудь.
«Тщетные попытки, – подумал Тирль, – ведь каждый ее жест кричит о том, что она – женщина». Он не понимал, как хоть кто-то может поверить, что она – мальчик.
Мальчишка не вернулся бы посмотреть, жив ли его враг. Конечно, Тирль не поцеловал бы мальчика, но, так или иначе, мальчишке бы в голову не пришло вернуться.
Тирль прислонился к дереву и на секунду закрыл глаза. Что за таинственная девушка. Все в ней дышит яростью и страстью – но под этим покровом таится мягкость. Она совершенно не представляет себе, как способна подействовать на мужчину. Она совсем не такая, как другие женщины. Те хитрят, флиртуют и дают пустые обещания. Эта девушка не будет флиртовать, она всегда скажет, что думает.
Он отпрянул от дерева. «Я никогда больше не увижу ее», – подумал Тирль. Он пустился в путь. «Возможно, – думал он, – я скоро встречу людей своего брата. Если кому-то известно, что замышляют Перегрины, что этот кто-то – мой брат. Оливер, вне всяких сомнений, будет рад, что младший брат, наконец-то, заинтересовался врагами семьи».
***
Зарид стояла возле вырубленного в камне узкого окна Далеко внизу суетились люди. За то, что своей отлучкой девушка до полусмерти напугала братьев, она была посажена на хлеб и воду в башню, где и сидела уже два дня. Когда она, наконец, добралась до дома, Сиверн ругал ее целый час. Гнев Рогана, однако, вынести было труднее – он так смотрел на нее, что Зарид готова была провалиться сквозь землю.
Крики и ругань Сиверна сделали бессмысленными долгие оправдания. Зарид промямлила, что ей захотелось поездить верхом, жеребец Сиверна сбросил ее, и добираться обратно пришлось пешком. Она сожалела о потере коня Сиверна, но ей было известно как никому другому, что все могло обернуться гораздо хуже. В конце концов, два дня взаперти не такое уж страшное наказание. Больше всего Зарид боялась, что братья не позволят ей отправиться на турнир.
– Если из-за Говардов я лишусь этого удовольствия, – пробормотала она, – я убью это трусливое, скулящее ничтожество собственными руками.
Услышав звук открывающейся двери, Зарид вздрогнула. Обернувшись, она увидела Лиану. В руках у той была покрытая тканью корзинка. Зарид с трудом подавила улыбку. Под невозмутимой наружностью Лианы скрывалось добрейшее сердце. Вне всякого сомнения, она боялась, что Зарид умрет от голода, два дня не получая мяса и вина.
– Я принесла тебе поесть, – сказала Лиана. – Ты не очень-то заслужила это, подвергнув опасности всех нас.
– Я очень сожалею. – Зарид потянулась к корзинке. – Очень мило с твоей стороны принести мне поесть, когда я этого совсем не заслуживаю. – Она уселась на край грязной постели.
– Я не хотела, чтобы ты изголодалась. – Лиана присела на единственный стул в комнате и обвела взглядом помещение. – Эта комната непригодна для жилья.
Зарид вовсе не считала, что дела обстоят так ужасно, – ну, немного блох, ну, несколько крыс, – но «непригодна для жилья»? Она подозрительно взглянула на Лиану. Зарид знала, что Лиана может не позволить ей ехать на турнир, ибо Роган прислушивается, к словам жены и, если Лиана скажет, что Зарид не должна этого делать, он запретит поездку.
– Не думаешь ли ты, что мне пора замуж, – поинтересовалась Зарид, откусывая кусок от толстого ломтя свинины!
Лиана была удивлена.
– Я думала об этом, но мне казалось, что ни тебя, ни твоих братьев это не волнует.
– Я полагала, что это лучше отложить на потом, – призналась Зарид. – Но мне нужен свой дом, дети. Нужно избавиться от всего этого. – Она выразительно обвела рукой комнату. – И от Говардов.
– О, Зарид, я совершенно согласна с тобой. Твоя жизнь изменится, когда у тебя появится собственная семья. И, может быть, даже твои братья отвлекутся от своей вражды к Говардам, когда станут союзниками другой семьи.
– Ага, так ты уже придумала, за кого выдать меня замуж?
– Нет, – тихо ответила Лиана. – Мы здесь оторваны от мира и никого не видим. Но быть может, моя мачеха кого-нибудь знает.
Они немного помолчали.
– Может, Сиверн встретит кого-нибудь на турнире, – как можно равнодушнее предположила Зарид. – Или я сама посмотрю на тамошних мужчин.
Лиана промолчала, и, подняв глаза, Зарид увидела, что та улыбается.
– Понятно, – произнесла Лиана. – Если ты, предположим, поедешь на турнир в качестве оруженосца Сиверна, то найдешь себе там мужа?
«Добрейшая душа, – подумала Зарид, – и к тому же чертовски умна».
– Лиана, пожалуйста! Пожалуйста, разреши мне поехать. Я нигде не бывала. Я хочу посмотреть на людей. Людей, которые не являются моими родственниками или слугами.
На лице Лианы отразились сомнения.
– Это очень опасно для тебя. Говарды…
– Ба! – Зарид вскочила на ноги. – Говарды! Бесхребетные трусы! Их не стоит даже принимать в расчет!
– Что ты знаешь о Говардах, чтобы называть их трусами? Что произошло, когда ты ускакала на коне Сиверна? На твоих штанах была кровь, но ты не ранена.
– Должно быть, это кровь лошади, с которой я упала, – быстро пояснила Зарид.
– Я не уверена, что слышу правду.
– А что могло случиться? Ты что, думаешь, Говарды захватили меня в плен? – Зарид коротко рассмеялась. – Они схватили меня, но по доброте сердечной отпустили восвояси. Забавная мысль.
– Ты владеешь ножом, – мягко напомнила Лиана. – Возможно, когда тебя схватили, тебе удалось спастись.
Зарид прошлась по комнате. Схватила ломоть хлеба – Какой вкусный хлеб! – проговорила она с набитым ртом. – Когда я выйду замуж, мне бы хотелось хоть наполовину быть такой хорошей хозяйкой, как., ты. Конечно, если я найду себе мужа, или Сиверн найдет его для меня. Я уверена, Сиверн найдет мне хорошего мужа.
– Ну ладно, держи свои тайны при себе. – Лиана прожила в доме Перегринов достаточно, чтобы узнать, что по доброй воле они ничего о себе не рассказывают. Она вздохнула, покорившись.
– Несомненно, Сиверн выберет для тебя человека, лучше всех способного помочь победить Говардов, человека, опытного в боях. – Она взглянула на Зарид. – Но тебе не нужно умение воевать. Тебе нужна любовь.
– Любовь? – фыркнула Зарид. – У меня есть братья и Бог, и больше мне не надо никакой любви.
Лиана посмотрела на свою хорошенькую золовку. Она была уверена, что в один прекрасный день Зарид полюбит мужчину. Если бы она ничего больше не знала о Перегринах, она знала бы, что это страстные люди. Они страстно ненавидят, страстно сражаются и страстно любят. Зарид, по-видимому, считает, что тот, за кого именно ее выдадут замуж, не имеет особого значения. Но если она окажется связана с человеком, которого не сможет уважать, или, что еще хуже, станет жалеть, она возненавидит его так, что, если у него окажется голова на плечах, он вечно будет опасаться за свою жизнь.
Лиана знала, она должна сказать Рогану, что Зарид не следует ехать на турнир. Тогда Зарид останется дома. Но что-то удерживало Лиану. Зарид будет дома в большей безопасности, но что если она возненавидит все и вся – Говардов, по чьей милости она не смогла покинуть дом-темницу, и ее, Лиану.
– Ты всегда будешь рядом с Сиверном? – тихо спросила Лиана, гадая, суждено ли ей еще раз увидеть Зарид живой.
– Да, да! – Лицо Зарид просияло.
– Как бы я хотела поехать с тобой! Я бы заказала для тебя платья в зеленых и голубых тонах. Ты можешь быть очень хороша собой, если тебя как следует причесать. О, Зарид, турнир – это так интересно! Ты переживаешь за кого-нибудь, а он…
– Я лучше буду сражаться, сидя верхом, держат". в руках копье и выбивать противников из седла, – заявила Зарид. – Я не хочу просто сидеть и смотреть.
– Думаю, сражаться тебе все-таки не стоит. – Лиана положила руку на свой большой живот. Она носила второго ребенка и должна была скоро разрешиться от бремени, поэтому не могла отправиться в путь. Возможно, это и к лучшему. Ей не придется видеть, как младшая сестра ее мужа, изображая оруженосца, чистит стойла, выводит коней, бегает между сражающимися, разнося копья.
Лиана встала.
– Не думаю, что это лучшее, что можно сделать, но, возможно, ты будешь в безопасности. Кто знает, может быть, Сиверн прав, и Оливер Говард не осмелится напасть в присутствии короля. Пойду скажу Сиверну, что у него есть оруженосец. – Она направилась к двери.
– Лиана, – остановила ее Зарид, – что представляет собой Оливер Говард? Он хороший боец? Лиана улыбнулась.
– Вовсе нет. Он гораздо старше твоих братьев и растолстел. Но ему не нужно сражаться самому, он так богат, что может нанять столько людей, сколько потребуется.
– А его брат?
– Брат? Я ничего не слышала о нем. Боюсь, я не так хорошо знаю Говардов, как твоя семья. А ты, Зарид, что знаешь о брате?
– Ничего. Ровным счетом ничего. Вот только… – она посмотрела на Лиану, – я не слишком много повидала и знаю только своих братьев. Они очень хорошие. – гордо сказала Зарид и засмеялась. – Они сильные и красивые. В бою им нет равных. Скажи, они не такие, как все? Или на свете много мужчин, подобных им?
Лиана ответила не сразу.
– Не верится, что есть на свете такие, как твои братья, но, Зарид, мужчина – это больше, чем просто сила. Не выбирай мужа только за физические качества, ведь есть еще доброта, внимание, а главное – полюбит ли этот человек тебя и твоих детей.
– Он должен защищать семью от врагов.
– Да, это тоже важно, но… – Лиана не знала, как объяснить девочке, что, кроме той жизни, которую она знает, есть и другая. Вся жизнь Зарид протекала в войне с Говардами. Чтобы защитить девушку, ее воспитывали, как мальчика. Она не знала, что можно сидеть на солнышке с привлекательным молодым человеком и слушать, как он поет для тебя и играет на лютне. Ей никогда не целовали руку и не говорили, как красиво солнце играет на ее волосах. Зарид никогда не хихикала с девчонками и не кокетничала с мальчишками, как другие. Она знала только лошадей да оружие. Зарид могла распевать грубые солдатские песни, но она не смогла бы отличить атлас от парчи, а горностаевый мех от соболиного. И, что хуже всего, она не видела мужчин, кроме своих братьев.
– Ты не найдешь такого мужа, как твои братья, – сказала Лиана. – – Тогда я никогда не выйду замуж, – с уверенностью, свойственной юности, ответила Зарид. – Останусь девственницей до самой смерти.
Лиана засмеялась. Ребенок шевельнулся у нее в животе. Перегрин останется девственницей? Хорошая шутка. Лиана прекрасно понимала, что, когда чувства проснутся в Зарид, сдержать их она не сможет. Если Сиверн не будет присматривать за ней как следует и на турнире она встретит человека, который сумеет завоевать ее…
Лиане не хотелось думать о том, что может произойти, ибо братья Зарид, конечно же, убьют любого, кто дотронется до их сестры.
– Я знаю, что совершаю ошибку, позволяя тебе ехать.
– Я буду хорошо себя вести, – пообещала Зарид. – Я буду слушаться Сиверна, всегда буду рядом с ним и не попаду в беду. Клянусь, Лиана. Слово Перегрина!
Лиана улыбнулась и вздохнула.
– Перегрины вечно попадают в беду. Я уверена, что и ты, и твой брат ввяжетесь во что-нибудь… Поклянись мне, что не позволишь Сиверну убить кого-нибудь, а сама не вернешься домой с ребенком.
– С ребенком? – Зарид даже рот раскрыла.
– Поклянись мне. Иначе ты никуда де поедешь. Зарид состроила гримасу. Ее невестка ничего не понимает. Сиверн собирается добыть себе жену, а не убить кого-нибудь, а сама она едет посмотреть мир. Кроме того, люди считают ее мальчиком, и вряд ли кто-нибудь решит переспать с ней. В мозгу Зарид всплыло воспоминание: младший Говард целовал ее! Он знает, что она – женщина, но и сам он наполовину женщина, раз падает в обморок из-за пустяковой царапины.
– Клянусь, – произнесла Зарид.
– Я считаю, это необходимо было сделать. Ну а теперь постарайся хорошо выспаться ночью. Завтра ты уезжаешь вместе с братом.
Зарид широко улыбнулась, – Да. Спасибо тебе, Лиана, спасибо. Я прославлю имя Перегринов.
– Не говори так, а то я решу, что ты собираешься вернуться, неся на пике дюжину вражеских голов. Доброй ночи, Зарид. Я буду каждый день молиться за тебя. – С этими словами Лиана вышла, прикрыв за собой дверь.
Зарид секунду стояла неподвижно, затем, подпрыгнув, коснулась ладонями потрескавшейся штукатурки на потолке. Она чувствовала себя так, словно завтра должна была по-настоящему начаться ее жизнь.
Глава 3
Два дня Тирль выслушивал рассказы Оливера о Перегринах. Большая часть информации была бесполезной, но Тирль выслушивал все одинаково внимательно. Он выяснил, что девушку звали Зарид, и, по мнению Оливера, «мальчишке» не суждено стать таким, как братья.
На второй день Оливер узнал, что Сиверн Перегрин собирается выступить на турнире Маршалла. Ходили слухи, что он намерен добиваться руки леди Энн.
Услыхав новости, Оливер развеселился.
– Когда он будет там, я захвачу его в плен.
– На глазах у короля? – зевнув, поинтересовался Тирль. – Не думаю, что отец Энн обрадуется, узнав, что вы продолжаете фамильную распрю и на его земле.
– Энн? – Оливер, как охотничья собака, навострил уши. – Ты знаешь ее?
– Только в лицо. Она некоторое время жила во Франции.
– Тогда ты должен поехать.
– На турнир? Следить за мужчиной, отправившимся ухаживать за дамой?
– Да. – Глаза Оливера лихорадочно блестели. – Ты будешь следить за ними, докладывать мне о…
– О них? – Тирль выпрямился на стуле. – А кто едет с Перегрином?
– Мальчишка будет его оруженосцем. – Оливер фыркнул. – Он не в состоянии позволить себе иметь настоящего оруженосца, поэтому ему приходится использовать своего младшего брата. Он станет посмешищем – Перегрины грубы и грязны, а Маршаллы – люди тонкие и воспитанные. Я увижу, как будут унижены Перегрины.
– Я поеду, – пообещал Тирль. Оливер осклабился.
– Ты победишь его. А я посмотрю на это. Я должен видеть, как на поле-, боя Перегрин падет под ударами Говарда. Король – и весь мир – увидят, что Говард…
– Я не буду сражаться с ним, – заявил Тирль. Он знал, что, если он объявит себя Говардом, у него не будет шансов поговорить с самым младшим Перегрином. – Я должен скрыть свое истинное лицо. – Прежде чем Оливер успел открыть рот, Тирль продолжил:
– Я должен следить за ними. – Он решил сыграть на навязчивой идее Оливера. – Никто в Англии не знает, что я вернулся. Я приеду на турнир как.., как Смит. И я смогу увидеть и разузнать о Перегринах гораздо больше, чем смог бы, открыто объявив себя их врагом.
Оливер смотрел на своего "брата. Выражение его лица изменилось.
– Я не был уверен в том, что ты понимаешь меня, – сказал он тихо. – Но я не должен был сомневаться – в твоих жилах течет наша кровь.
Тирль улыбнулся брату. Обманывая его, он не чувствовал ни малейших угрызений совести, ибо ненависть Оливера к Перегринам уважения не заслуживала. «Я должен защитить их, – подумал Тирль. – Я должен проследить, чтобы Перегринам никто не причинил вреда, чтобы не было ни шальных стрел, ни падающих с крыши черепиц, ни перерезанных подпруг. Я должен проследить, чтобы хоть на этот раз они могли не опасаться ненависти Говардов».
– Ты не должен сомневаться во мне, – произнес Тирль. – Я всегда был таким. Я не изменился.
При этих словах Оливер нахмурился, но потом улыбнулся.
– Я вижу. Ты всегда был Говардом. Когда ты отправляешься?
– Немедленно. – Тирль встал. Ему надоело выслушивать злобные нападки на Перегринов и, что более важно, хотелось увидеться с Энн Маршалл. Когда он заявил брату, что едва знаком с ней, он солгал. Он держал ее на коленях, когда она была ребенком, вытирал ей слезы и целовал ее, когда она падала, рассказывал на ночь истории о привидениях и получал нагоняи от ее матери за то, что Энн с криком просыпалась среди ночи. А Энн, став взрослой"; утешала Тирля, когда умерла его мать.
Он знал, что, если он хочет неузнанным появиться на турнире у Маршаллов, он должен сперва увидеться с Энн и поведать ей о своих планах.
***
Тирль сидел на стене, окружавшей сад и наблюдал, как Энн гуляет вместе со своими дамами. Одна из дам, как водится, читала вслух. Тирль частенько дразнил Энн за ее ученость: она, кажется, навечно зарылась в книги.
Он прислонился к ветви старой яблони и улыбнулся. Дамы в ярких нарядах и с красивыми прическами, украшенными каменьями и газовыми вуалями, являли собой прелестнейшее зрелище, но Энн выделялась даже на их фоне. Она была исключительно хороша собой, миниатюрна, едва доставала до плеча мужчины, но достаточно уверена в себе, чтобы окружать себя высокими дамами. Она выглядела, как драгоценный камень, а возвышавшиеся рядом дамы служили достойной оправой для ее красоты.
Тирль не сомневался, что, когда дамы будут проходить мимо, Энн заметит его. Возможно, остальные и не взглянут наверх, но Энн никогда ничего не пропускает. Ее ум даже более остр, нежели прекрасно ее лицо, если только такое возможно. К тому же, усмехнулся про себя Тирль, язычок ее острей ножа. Ему слишком часто приходилось служить мишенью для ее острот, и он знал, как больно они жалят.