Монтгомери - Горный цветок

— Нет, — протянул он, — я хочу видеть то, что получаю.

Она покраснела и опустила голову, чтобы он не заметил вспыхнувшей в ее глазах ненависти. У нее мелькнула мысль, что, возможно, она убьет его после этой ночи. С какой бы радостью она увидела его мертвым и окровавленным у своих ног!

Мэдди расстегнула все пуговицы и уже готова была скинуть с себя жакет, когда Монтгомери быстро приблизился и, протянув руку, остановил ее. Она подняла на него глаза, и он увидел в них ярость и ненависть, полыхавшие в эту минуту в ее душе.

— Если бы взгляд убивал, я лежал бы сейчас бездыханным у ваших ног, — проговорил ‘Ринг, усмехнувшись.

Мэдди оттолкнула его руку.

— Давайте покончим с этим. Я заплачу вам за то, что вы мне позволили, — она, казалось, выплюнула это слово, — воспользоваться Богом данной мне свободой. Какая разница, что я думаю или чувствую. Вы все равно сильнее меня, капитан Монтгомери. У вас хватит сил, чтобы получить то, что вы желаете.

Она хотела сорвать с себя жакет и, когда одна из пуговиц запуталась у нее в волосах, с силой дернула.

— Прекратите. — Он притянул Мэдди к себе. — Успокойтесь, — продолжал он, гладя ее по спине. — Все позади, и никто не собирается причинять вам никакого вреда.

— Вы! — глухо произнесла женщина, так как нос ее был прижат к его груди, но не стала вырываться; сейчас все ее силы были направлены лишь на то, чтобы не разрыдаться. — Вы собираетесь причинить мне вред, — она несколько раз быстро сглотнула, пытаясь сдержать подступившие к горлу рыдания.

— Нет, я не собираюсь этого делать, да и никогда не собирался. Я просто хотел кое-что выяснить для себя, и мне это удалось.

Мэдди слегка отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Казалось, он был чем-то чрезвычайно доволен.

— И что же вы выяснили? — тихо спросила она.

— Как сильно вы хотели того, что сегодня делали. Должно быть, вы хотели этого, что бы это ни было, очень сильно, если готовы были даже на то, чтобы спать со мной, хотя просто ненавидите меня. И…

Он улыбнулся, и его нижняя губа совершенно исчезла в густых усах.

— И, капитан?

— И я также выяснил насчет ваших отношений с Йовингтоном. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. — Похоже, вы не слишком-то часто разоблачались перед мужчинами.

— О? — произнесла она еле слышно.

— По существу… — Его улыбка сделалась еще шире. — По существу, я даже осмелюсь это утверждать, вы никогда этого прежде не делали. — Он усмехнулся. — И я также узнал, что вы думаете обо мне. — Улыбка исчезла с его лица. — Уверяю вас, мэм, я не принадлежу к тому типу мужчин, которые заставляют женщину расплачиваться своим телом за… за что бы то ни было. Я человек разумный, и вы можете говорить со мной обо всем, не опасаясь, что я потребую от вас чего-то недостойного.

‘Ринг замолчал, глядя на нее с таким выражением, будто ожидал, что она тут же бросится благодарить его за столь благородный поступок.

— Разумный человек? — прошептала Мэдди. — Вы, капитан Монтгомери, самый неразумный из всех людей, которых я когда-либо встречала. Да любой мул и тот более разумен, чем вы. Во всяком случае, мула можно вразумить, стукнув хорошенько по голове, но я очень сомневаюсь, что на вас и это подействует.

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте! — Может, она и уступала ему в силе, но мощи ее голоса мог позавидовать любой. — С того самого дня, как я вас встретила, вы только тем и занимались, что оскорбляли меня.

— Я никогда бы не мог оскорбить леди.

— Вы назвали меня странствующей певицей. Вы говорили мне, что я должна, по-вашему, делать. Неужели вы не понимаете, что у вас на меня нет никаких прав?

— Мой приказ…

— Какое мне дело до вашего приказа! Вы в армии, не я. Я пыталась объяснить вам, что не нуждаюсь в вас, что не желаю вас видеть, и вот вы снова здесь, а это… — Она запахнула жакет. — Это! Вы оскорбляете меня, выставляете на посмешище, доводите до того, что я вынуждена играть перед вами роль шлюхи и… — Мэдди гордо вскинула голову. — К вашему сведению, капитан, я разоблачалась перед многими мужчинами, перед сотнями мужчин. Французами, итальянцами, русскими. И ни один из них никогда не позволил себе назвать меня странствующей певицей!

— Я совсем не хотел…

— Ну конечно, вы не хотели! — воскликнула она. — Вы просто делали то, что вам поручили. Навязывая при этом другому свою волю, не так ли?

Внезапно силы оставили ее. Мэдди почувствовала головокружение, и колени ее подогнулись. Она достигла предела своих возможностей. С того самого дня, как, войдя в дом тетки, она услышала о Лорел, у нее не было ни минуты отдыха. С того дня ее жизнь, жизнь, наполненная музыкой, хорошей едой и смехом, исчезла, и на смену ей пришли страх, жесткая постель, грязь и незнакомцы. Импресарио покинул Мэдди и сейчас был где-то в Англии. Все люди, которые знали ее, которые знали, как она поет, и любили ее слушать, были сейчас на другом краю земли.

Она приложила ладонь ко лбу и пошатнулась, но не упала, так как капитан подхватил ее, взял на руки и отнес на койку. Затем он подошел к стоявшему в углу ведру с водой, смочил в нем полотенце, выжал и, присев на койку, положил Мэдди на лоб.

— Не трогайте меня, — прошептала она.

— Тс-с. У вас ничего серьезного, во всяком случае, ничего такого, что нельзя было бы излечить с помощью небольшого отдыха и еды.

— Отдых и еда, — пробормотала она. Никакая еда на свете не могла помочь ей спасти Лорел.

— Итак, мисс Ла Рейна, лежите спокойно и отдыхайте. У меня есть что вам сказать, и сейчас я это скажу. Прежде всего, вы правы в отношении того, что мне приказали вас сопровождать, и я всегда был полон решимости этот приказ выполнить. Лежите спокойно. — Слова прозвучали как команда, но тон, каким они были произнесены, был спокойным и не вызвал в ней привычного раздражения. Мэдди снова закрыла глаза, и он поправил у нее на лбу полотенце, слегка коснувшись при этом волос на виске. — Вначале я просто хотел заставить вас уехать, вернуться на Восток, где, как я полагал, было ваше настоящее место.

Она хотела сказать ему, что у нее нет другого выбора, как только остаться на золотых приисках, но промолчала. Чем меньше он будет знать, тем лучше.

Монтгомери коснулся другого ее виска, затем очень осторожно положил обе свои руки ей на голову и легкими круговыми движениями больших пальцев начал массировать виски.

— Где вы этому научились? — спросила Мэдди шепотом.

— Одна из моих сестер страдала сильными головными болями. Я пытался их снимать таким образом.

Она почувствовала, как у нее спадает напряжение в плечах и спине.

— Сколько у вас сестер?

— Две.

Мэдди улыбнулась.

— У меня тоже две сестры. Джемма на год старше меня, а Лорел… — она вздохнула, — …а Лорел только двенадцать.

— Какое совпадение, — теперь его большие руки массировали ей затылок. — Моей младшей сестре четырнадцать.

— Любимица семьи?

— Вы даже представить себе не можете. С семью старшими братьями просто удивительно, как она еще не стала настоящим чудовищем.

— Но ведь не стала?

— Не в моих глазах, — тихо ответил он.

— Вот и Лорел тоже. У нее всегда на лице улыбка. Малышкой она ходила за мной по пятам, и ей очень нравилось слушать, как я пою.

— Она сейчас в Ланконии?

Поначалу Мэдди не могла сообразить, кем или чем была Ланкония, потом открыла глаза и ровным голосом произнесла:

— Да, она сейчас дома, во дворце. И прекрасное мгновение кончилось.

— Благодарю вас за… за компресс, капитан Монтгомери, но сейчас, если не возражаете, не могли бы вы прислать ко мне Эдит?

— Да, конечно, — ответил он, но вдруг его устремленный на нее взгляд стал пристальным. — Что произошло с брошью, которая была сегодня на вас?

Мэдди протянула руку к горлу.

— Я… я потеряла ее, когда спешила вверх по склону.

— И даже не остановились, чтобы попытаться ее найти? Странно. Она отвернулась.

— Эта брошь принадлежала еще моей бабушке, — тихо проговорила она и тут же вновь повернулась к нему. — Не могли бы вы меня оставить? Выйти из палатки и уехать! Возвратиться к себе в форт и оставить меня наконец в покое.

Эта ее внезапная вспышка раздражения, похоже, ничуть его не тронула.

— Я увижусь с вами утром, мэм, — проговорил капитан самым любезным тоном и вышел.

На улице он сразу же наткнулся на Фрэнка с Сэмом и Эдит, которые, вне всякого сомнения, беззастенчиво подслушивали, но он едва удостоил их взглядом, спеша поскорее выбрать место для ночлега. Вскоре он уже лежал подле Тоби на небольшой возвышенности неподалеку от кареты, откуда ему была бы сразу видна малейшая опасность. Тоби поймал в силки зайца и подвесил его жариться над разложенным ‘Рингом костром. Покончив с этим, он настоял на том, чтобы осмотреть раны молодого человека. ‘Ринг снял рубашку, и Тоби принялся, не особенно церемонясь, обрабатывать три или четыре укуса у него на груди и руке.

— Еще та штучка, а? — проговорил старик.

— Если тебе нравятся лгуньи. — Устремив взгляд на костер, ‘Ринг отхлебнул из чашки отвратительное пойло, которое Тоби почему-то называл кофе. — Насколько я могу судить, она еще ни разу не сказала мне правды.

— Ну, у людей иногда бывают причины для вранья.

— Хм, — фыркнул ‘Ринг.

— Не можем же мы все быть такими благородными, как ты, — сказал Тоби, щедро поливая на раны виски. — Но если ты считаешь ее такой плохой, почему бы тебе тогда не оставить ее здесь и не возвратиться в форт?

— Она не плохая, — отрезал ‘Ринг и тут же отвернулся, заметив на лице Тоби ухмылку. — Не имею ни малейшего понятия, какая она. Но, должен сказать, вытаскивать из нее сведения — это все равно что…

— Сражаться с индейцами? — подсказал Тоби.

— Почти, — произнес, потягиваясь, ‘Ринг. — Ну ладно, я, пожалуй, немного вздремну. Надо набраться сил. С этой женщиной никогда не знаешь, что тебя ждет. — Он надел рубашку и, усевшись на расстеленное на земле одеяло, начал снимать мокасины. — Тоби?

— Да?

— Тебе знакомо слово «ночлежник»?

— Нет вроде. А от кого ты его слышал?

— От нашей… — он на мгновение замолчал и улыбнулся, — …странствующей певицы.

Называя ее так, ‘Ринг и в мыслях не имел обидеть женщину. Конечно, он вел себя в тот день совсем не по-джентльменски, но ему хотелось лишь напугать ее, ничего больше. К каким только уловкам он ни прибегал — связывал ее, наряжался дикарем, спрыгивал неожиданно прямо перед ней с дерева, боролся с ней и под конец даже потребовал, чтобы Ла Рейна ему отдалась. Она злилась, выходила из себя, но так ни разу и не испугалась. Однако сегодня, когда она спустилась с холма, то явно была чем-то напугана. И потом, когда он вошел к ней в палатку, глаза ее были влажными от слез.

‘Ринг улыбнулся, вспомнив их разговор. Он сумел-таки осушить эти слезы. В ее глазах очень быстро вместо слез засверкала настоящая ненависть. Хорошо еще, что в руке у нее в тот момент не было никакого оружия. Интересно, воспользовалась бы она им, если бы оно у нее было? И она была прекрасной наездницей. Глядя, как она взбирается на лошади по крутому склону, трудно было поверить, что всему этому она научилась в герцогском парке. Она…

— Что это? — внезапный вопрос Тоби прервал его размышления.

‘Ринг бросил взгляд на стрелу, которую только что достал из своего мокасина. — Стрела. Кроу, мне кажется. Ты согласен?

— Откуда мне знать? Для меня все эти «черноногие» одинаковы. Где ты ее раздобыл?

Мгновение ‘Ринг задумчиво разглядывал стрелу, держа ее перед собой.

— Мне ее прислали, возможно, как предупреждение.

— Предупреждение о чем?

— Точно не знаю, — он вспомнил, как они с женщиной боролись, катаясь по земле. Похоже, против этого индеец ничего не имел. — Но, думаю, этот кроу ее охраняет.

— Как герцогиню из…

— Ланконии.

— Вот именно. Как иностранную леди может охранять какой-то индеец?

‘Ринг рассмеялся и снова лег на одеяло.

— Это самое малое, что мне хотелось бы знать о нашей маленькой леди. Завтра я начну искать ответы на некоторые вопросы. Спокойной ночи, — добавил он и закрыл глаза.

Мэдди сидела на жестком, из конской шкуры, сиденье в карете, устремив взгляд в окно. Она всячески избегала смотреть на человека, который расположился напротив. Этим утром капитан Монтгомери сообщил ей, что поедет в карете вместе с ней. Не попросил. Сообщил. Он, правда, сказал ей, что устал от постоянной скачки и хотел немного передохнуть, но она-то понимала, для чего ему это было нужно. Несомненно, он сделал это, намереваясь как можно больше у нее выведать.

Сон ее этой ночью был необычайно тревожным, и с самого утра Мэдди не давала покоя мысль, что накануне, когда капитан делал ей массаж, помогая расслабиться, она чуть было не рассказала ему о Лорел.

Что если бы она случайно проговорилась? Ей показалось, что она слышит слова Монтгомери: «Мне приказано, мэм, брать под стражу любого мужчину, женщину, ребенка или животное, если они покушаются на свободу этой страны». Мэдди представила себе, как умоляет его пощадить жизнь сестры, а он отвечает, что долгий приказы значат для него неизмеримо больше, чем жизнь какой-то маленькой девочки.

— Простите, — сказала она, поняв в эту минуту, что он обратился к ней с каким-то вопросом.

— Я спросил, Ла Рейна — это ваше полное имя?

— Да, — ответила Мэдди, глядя ему в глаза. Однажды она уже пыталась сказать ему, что Ла Рейна — ее сценическое имя, но он тогда не захотел ее слушать, и у нее не было никакого желания говорить об этом снова.

— Тогда странно, что мисс Хани называет вас Мэдди, а все ваши сундуки и баулы помечены инициалами «М. У.».

— Если вам так уж непременно хочется это знать, Ла Рейна — мое второе имя. Меня зовут Мэдди Ла Рейна… — Она попыталась припомнить подходящую ланконийскую фамилию, но ничто так и не пришло ей в голову.

— Итак, никакой фамилии, как у королевских особ, или я должен сказать — у аристократии? Ваша семья из обычных герцогов или герцогов королевской крови?. Такие вещи — как, различаются в Ланконии?

Мэдди не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит. «Спросите меня о разнице между трелью и каденцией, — подумала она. — Или между меццо и сопрано. Спросите меня слова к любой опере на итальянском, французском, немецком или испанском, но не задавайте, пожалуйста, вопросов, которые не имеют никакого отношения к музыке».

— Нет, не различаются. — Мэдди улыбнулась, надеясь, что выглядит вполне уверенной. — Герцог есть герцог.

— Да, конечно, но тогда, выходит, король ваш родственник?

— Четвероюродный брат, — ответила она, не моргнув глазом. Просто удивительно, как быстро она научилась врать. Видимо, здесь, как и с гаммами, большую роль играла постоянная практика.

— Со стороны вашей матери или отца?

Мэдди открыла было рот, чтобы сказать «матери», но он заговорил прежде, чем она успела ответить.

— Это был глупый вопрос. — Капитан замолчал и, стараясь удержаться, так как в этот момент карету сильно тряхнуло, вытянул вперед длинные ноги. — Конечно же, отца, ведь только так и передается титул. — В глазах его блеснули веселые искорки. — Этого вашего отца, который так плохо лазает по скалам. Если только в Ланконии титул не передается по женской линии или же ваша мать не обладает одним из тех редких титулов, которые может унаследовать женщина, но в таком случае ваш отец не мог бы, вероятно, взять ее титул. — Он на мгновение умолк, так как карету опять тряхнуло. — Но если титул унаследовали вы, тогда ваши родители, скорее всего, уже умерли, и он передается-таки по женской линии.

— Смотрите-ка, олень, — проговорила Мэдди. — Сегодня вечером у меня концерт, но завтра я непременно отправлюсь знакомиться с окрестностями. Все здесь так отличается от того, к чему я привыкла дома.

— Так как?

— Что «как»? — переспросила Мэдди, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

— Ваш титул передается по женской линии? Мэдди стиснула зубы. В чем, в чем, а в настойчивости капитану Монтгомери не откажешь.

— Пожалуйста, капитан. Мы в Америке, и, пока я здесь, мне хотелось бы, по возможности, быть настоящей американкой. Быть герцогиней — это так… так…

— Обязывает.

— Да. Именно так. Моя жизнь дома, во дворце, была весьма однообразной. Для меня существовало только пение. Все свои дни я проводила с мадам Бранчини. Кроме уроков, меня ничто не интересовало.

«Наконец-то, — подумала она, — я сказала чистую правду». Мэдди поправила шляпку. Может, если она ему что-нибудь расскажет, он успокоится и перестанет донимать ее вопросами?

— Однажды в Париже, после того как я три вечера подряд пела в «Пуританах», меня пригласил в свой загородный дом на ужин один русский князь. В ту ночь там было с полдюжины женщин, все весьма знатные дамы: итальянка, француженка, английская леди и красивая и очень печальная русская княгиня. На первое нам подали чудесный густой и ароматный суп, в который было добавлено немного шерри; когда мы его доели, каждая леди на дне своей тарелки обнаружила жемчужину. Большую и очень красивую.

С минуту капитан в глубокой задумчивости смотрел на Мэдди.

— И после жизни во дворце и ужинов с жемчугами в супе вы попали в Америку. Вероятно, она вас сильно разочаровала?

— Ну, здесь не так уж и плохо. Полагаю, Америке и американцам есть чем гордиться.

— Спасибо за добрые слова, но такая дама, как вы… Вам, должно быть, здесь не хватает всего этого: шампанского, роз, джентльменов, осыпающих вас бриллиантами.

— Нет-нет, — она наклонилась вперед, — мне этого совсем не нужно. Я хочу сказать, все это было у меня всю мою жизнь. Даже ребенком я должна была в торжественных случаях надевать маленькую корону.

«Удивительно, — подумала Мэдди, — как это Господь еще не поразил меня на месте». Он улыбнулся:

— А какие титулы были у ваших сестер? Мэдди понимала, что это ловушка. Как бы мало она ни знала, ей все же было известно, что в семье могла быть только одна герцогиня.

— Простите, капитан, но у меня ужасно разболелась голова.

— Может, сделать массаж, как в прошлый раз?

— Да скорее я буду играть со змеей, — ответила она и закрыла глаза, но тут же опять их открыла, услышав его негромкий смех. Она не совсем понимала, в какую игру они только что здесь играли, но у нее было такое чувство, что проиграла она.

Был полдень, когда они прибыли в Денвер-Сити. Пара сотен бревенчатых хижин, несколько палаток да тысячи мужчин, полных решимости во что бы то ни стало разбогатеть, — вот и все, чем мог похвастаться этот «город».

Не успела карета остановиться, как их окружила шумная городская толпа. Кто-то тут же сообщил им, что здесь вообще нет никакого золота, кто-то — что в ручьях лежат самородки с куриное яйцо. Многие просили у них денег в счет будущей доли, но были и просто любопытные. Недалеко от города находился лагерь ютов, и они тоже пришли взглянуть на красную карету и женщину в ярко-голубом платье.

Мэдди, казалось, нисколько не смутили ни этот шум и суматоха, ни вопросы старателей о том, как ее зовут и что означает надпись «поющая герцогиня». Она любезно улыбнулась окружавшим ее людям и приказала Фрэнку с Сэмом установить палатку и начать раздавать афишки о сегодняшнем представлении. Когда палатка была готова, она прошла внутрь и переоделась в темную шерстяную юбку, доходящую лишь до щиколоток, и простую белую хлопчатобумажную блузку. У выхода из палатки ее уже поджидал капитан Монтгомери.

— Добрый день, капитан, — бросила она ему на ходу и хотела было пройти мимо, но он загородил ей дорогу. Мэдди вздохнула. — Ну хорошо, чего вы хотите?

— Куда вы идете?

— Хотя это вас и не касается, я отвечу. Я собираюсь позавтракать, а затем прогуляться по городу.

— И кто вас будет сопровождать?

— Я пойду одна, как делала это всегда, с тех пор как в год начала ходить.

— Вы не можете находиться среди этого отребья одна.

Она плотно сжала губы, попыталась его обойти и, когда он снова загородил ей дорогу, с силой ударила его под ребра так, что он охнул, и прошла мимо. Эдит уже накрыла стол. На всем пути от Сент-Луиса до Денвера они постоянно закупали свежие продукты у фермеров, и к тому же у них было с собой копченое мясо. Сейчас перед Мэдди на тарелке лежали кусок окорока и зеленая фасоль.

— Если вы и дальше собираетесь сверлить меня глазами, то по крайней мере будьте добры сесть. И съешьте что-нибудь.

Монтгомери присел на табурет, но покачал головой, когда Эдит предложила положить ему что-нибудь на тарелку.

— Не примите это за оскорбление, но я не прикоснусь ни к еде, ни к питью, которые побывали у вас в руках.

В первый раз за все утро Мэдди улыбнулась.

— Наконец-то непогрешимый капитан Монтгомери решил проявить мудрость. Жаль, что вы так осторожны. Окорок просто превосходный.

Откуда-то появился Тоби и замер подле стола. Мэдди кивнула Эдит, и та поставила перед ним полную тарелку.

— Надеюсь, вам это понравится, рядовой?

— О, даже не сомневайтесь в этом, мэм, — пробормотал Тоби с набитым ртом. — И называйте меня Тоби, просто Тоби. И я не рядовой, не настоящий рядовой. Я стараюсь не иметь с армией никаких дел. Вот мальчик, тот в армии, хотя почему он решил покинуть Уорбрук…

— Тоби! — рявкнул ‘Ринг. — Извините его, мэм, он иногда слишком много болтает.

— O! — Она улыбнулась Тоби. — И где этот Уорбрук?

— В Мэне. Мальчик уехал…

— Тоби!

Тоби положил вилку.

— Черт, придется мне, видно, все же заткнуться. Что на него нашло, не понимаю.

Он вышел из-за стола и, прихватив с собой тарелку, скрылся за палаткой.

— Так что же на вас нашло, капитан?

— Ничего особенного. Просто стараюсь уберечь вас от смерти, только и всего.

— От смерти? И кто же мне угрожает?

Внезапно он схватил ее руку и, как она ни пыталась вырваться, быстро повернул ее ладонью кверху. Во всю ладонь шла глубокая царапина, а на запястье виднелся большой кровоподтек.

Мэдди отняла у него руку и встала.

— А теперь, капитан, извините, но я должна идти.

— Только не одна.

На мгновение она закрыла глаза, прося небеса дать ей сил. Первой мыслью было попытаться его убедить, что никто не сделает ей ничего плохого. Но она не могла ему ничего доказать, не рассказав прежде многого другого. В конце концов Мэдди решила просто не обращать на него внимания и зашагала прочь. Однако не так-то легко было игнорировать человека шести футов трех дюймов ростом да еще и весившего, как она понимала, более двухсот фунтов. К тому же он весь так и кипел от возмущения.

Жителям Денвера нечасто приходилось видеть непродажных женщин, так что ее продвижение по широким грязным тропам, громко именующимися улицами, вызвало настоящий переполох. Время от времени она останавливалась у палаток, где на грубых деревянных столах были разложены различные товары с Востока. Нередко люди, собираясь на золотые прииски, тратили последние деньги на покупку фургонов и самых необходимых вещей, а приехав сюда, тут же все продавали, чтобы приобрести старательский инструмент, лотки для промывки золота, а иногда и небольшой кусок земли подле какого-нибудь ручья.

Мгновение Мэдди разглядывала стоявшие на столе фонари, затем ее внимание привлек хорошенький кружевной воротничок, и она как раз протянула к нему руку, когда рядом остановились трое старателей и так и замерли, не сводя с нее глаз. Она обернулась и с улыбкой произнесла:

— Доброе утро. Они молча кивнули.

— Вы уже нашли золото?

Один из старателей сунул руку в карман, но так и не успел ее вытащить. Внезапно рядом с ним вырос капитан Монтгомери и с силой сдавил его запястье. Мэдди смутилась и яростно дернула капитана за рукав.

— Извините, джентльмены, — сказала она старателям и отвернулась.

— У него в кармане мог быть револьвер, — услышала она за спиной голос капитана. — Я просто хотел вас защитить…

— От кого? — Мэдди обернулась. — От этих бедных старателей? Уйдите, капитан! Оставьте меня одну!

— Я буду вас защищать, чего бы мне это ни стоило. И как бы неприятно это ни было для нас обоих.

«Ну вот, — подумала она, — теперь он дает понять, что находиться рядом со мной для него тяжкое бремя». Она шагала впереди Монтгомери, высоко подняв голову и сжав пальцы в кулаки. Все встречные мужчины останавливались, пораженные видом элегантной женщины, за которой следовал высокий военный, и толкали друг друга в бок, так как женщина была явно разгневана.

«Теперь я стала объектом насмешек», — подумала Мэдди. Как она могла до такого дойти?

Такое положение вещей становилось просто невыносимым, и она решила положить ему конец. Мэдди обернулась к капитану и нежно улыбнулась.

— Капитан Монтгомери, я проголодалась.

— Но вы только что завтракали.

Куда делись мужчины, готовые без рассуждений исполнить любой женский каприз?

— Да, но мне снова хочется есть. Не могли бы мы где-нибудь перекусить?

‘Ринг огляделся. Сказать по правде, он был невероятно голоден. Ему приходилось довольствоваться одним только сушеным мясом и галетами, тогда как все вокруг ели свежее мясо и, что важнее, свежие овощи. Но после опиума в виски он не собирался есть за ее столом.

— Вон там я вижу фургон, в котором, по-моему, продается еда.

Через минуту обе его руки были заняты тарелками с едой, и Мэдди также сунула ему под мышку буханку свежего хлеба, который собиралась отнести Эдит.

— Не могли бы вы все это подержать, пока я на минутку отлучусь в… ну, вы знаете куда?

От тарелок поднимался густой пар. Мясо. Картошка. Кукурузный хлеб. Зеленая фасоль. Почти не вслушиваясь в ее слова, ‘Ринг кивнул и направился к скамейке рядом с фургоном. Он был ужасно голоден и успел полностью опорожнить свою и наполовину ее тарелку, когда до него дошло, что она так и не появилась.

— Черт ее возьми! — вырвалось у него. — Черт меня возьми, — тут же поправил он себя и бросился на поиски певицы.

Разыскать кого-либо в городе было практически невозможно, но, полагая, что она достаточно заметна и должна бросаться в глаза, он начал всех подряд расспрашивать. Казалось, в городке не было ни одного мужчины, который бы ее не видел, но в отношении того, куда она направилась, мнения их были весьма противоречивы.

Прошел, наверное, час, когда ‘Ринг наконец нашел ее в лагере ютов. Ла Рейна стояла в толпе индейских женщин и весело смеялась. Недоумевая, как она сумела с ними объясниться, он направился к ней. Скво заметили его первыми и предупредили Мэдди, которая тут же бросилась бежать. ‘Ринг побежал за ней, крича, чтобы она остановилась. Индейские женщины, всегда готовые веселиться по любому поводу, смеясь, загораживали ему дорогу, пока он не схватил одну из них в охапку и не отставил в сторону.

Мэдди неслась по деревне во весь опор, ловко лавируя между детьми и собаками. Один раз она, правда, едва не сбила с ног какого-то индейца, попросила у него извинения, но так и не остановилась. Добежав до конца индейского лагеря, она развернулась и помчалась назад, к городу.

Достигнув окраин, Мэдди замедлила сумасшедший бег и, переведя дух, улыбнулась. Ей удалось не только его одурачить, но и обогнать.

Несколько секунд спустя она почувствовала на своем плече чью-то руку и, обернувшись, увидела перед собой капитана Монтгомери, в глазах которого, как ей показалось, светилось торжество. Она одарила его взглядом, который словно говорил: «Ну, я тебе покажу», и громко закричала:

— Помогите! Помогите! Ой, пожалуйста, не бейте меня больше.

Не успел ‘Ринг опомниться, как на него набросилось не менее восьми человек, и, воспользовавшись этим, Мэдди тут же скрылась. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что его обычно аккуратно зачесанные волосы растрепались, на щеке алеет яркое пятно, а форма вся в пыли. Ухмыльнувшись, она побежала еще быстрее.

Мэдди уже не помнила, когда эти гонки начали доставлять ей несказанное наслаждение, но в том, что так оно и было, не могло быть никаких сомнений. Один раз она спряталась в пустой бочке и едва не расхохоталась, глядя, как капитан в поисках ее оглядывается, вытянув шею, по сторонам. Потом она вбежала в толпу мужчин, которые играли на земле в кости, сорвала с одного из них шляпу и, нахлобучив ее себе на голову, присела на корточки. Мужчины придвинулись ближе, стараясь ее прикрыть. По существу, один из них придвинулся даже слишком близко, и Мэдди недовольно пискнула, когда тот ущипнул ее за бедро. Она вскочила на ноги, увидела, что капитан Монтгомери повернулся и заметил ее, и снова бросилась бежать.

Она влетела в одну из многочисленных палаток-салунов, проскользнула к бару и, облокотившись на грубо обтесанную деревянную стойку, прошептала: — Виски…

Залпом выпив, Мэдди протянула бармену пустой стакан, чтобы он наполнил его снова, и в этот момент увидела в дверях капитана Монтгомери. — Платит он, — бросила она бармену, кивнув в сторону капитана, и выбежала на улицу через заднюю дверь.

Капитану же пришлось задержаться. Бармен и пришедшие ему на помощь двое посетителей не выпустили его, пока он не расплатился за выпитое ею виски.

Выбежав на улицу, Мэдди тут же обратилась к каким-то двум мужчинам с просьбой помочь ей взобраться на одно из немногих строений в Денвер-Сити, у которого имелась крыша. Они охотно исполнили просьбу Мэдди, ощупав ее при этом с головы до ног.

Она стояла на крыше, глядя, как капитан Монтгомери в поисках ее вертит головой по сторонам. Боясь расхохотаться, она зажала рот рукой. Затем, забыв на мгновение обо всем на свете, Мэдди глубоко вдохнула в себя воздух, потянулась и, откинув назад голову, закрыла глаза. Многие месяцы она не чувствовала себя такой счастливой. Как же сладка свобода!

Когда она наконец открыла глаза, капитан Монтгомери стоял внизу и смотрел вверх, прямо на нее.

Громко рассмеявшись, Мэдди бросилась к дальнему концу строения, где у стены стояли бочки и лежали старые колеса от фургонов, и начала осторожно спускаться. Но не успела она спрыгнуть на землю, как капитан Монтгомери был уже рядом. Мэдди попыталась убежать, но он поймал ее за подол и рывком подтянул к себе.

Она боролась. О небеса, как же она боролась! Но он все время увертывался, не давая возможности вцепиться ему в лицо, и наконец изловчился и, схватив ее за талию, поднял попкой кверху.