- Это еще кто?
      - Наш водитель. Моя правая рука и вообще мастер на все руки. В десять он будет ждать нас в квартале от моего дома.
      - Прошу, позволь мне пойти одному. Насколько я понимаю - это мафия. Если тебя узнают...
      - Во-первых, не мафия, а крупный бизнес, а во-вторых, я делаю это не для тебя, а исключительно ради физической науки, - с улыбкой ответил он и, посерьезнев, добавил, - а главное - ради себя. Каждый обязан хоть раз в жизни сделать что-то невозможное, неразумное... Ты не представляешь насколько это безрассудно идти против Этибара .
      - Хорошо, ты - ладно... Но Влад. Его зачем же подставлять?
      - Знаешь что, моральные мучения по этому поводу предоставь мне. Еще не единожды за время нашего сотрудничества этот человек не подвел меня ни с одним делом: будь то решение компьютерной задачи или ручная погрузка автогрейдера.
      - Тебе не надо...
      - Мне лучше знать. Боюсь, с твоим отъездом все неразумное в моей жизни окончится. Так что carpe diem - лови мгновение.
      - Хорошо, - согласился я, - только ужинать не будем.
      - Почему же?
      - Полегче будет, когда брюхо словит пулю.
      - Обещаю пристрелить тебя в этом случае.
      - Гуманизм всегда был твоей отличительной чертой.
      Вечер незаметно приближался к назначенному часу. Я неподвижно сидел в кресле. Славик, расположившись за столом, усердно полировал и без того сверкающую поверхность револьвера.
      - Знаешь, - наконец решился нарушить он молчание, - я был сегодня в библиотеке.
      - По твоему тону и выражению лица можно решить, что посещение библиотек жутко непристойное занятие.
      - Я уже не в том возрасте и статусе, чтобы просиживать штаны за деревянными столами, исписанными книжными фразами и неприличными выражениями.
      - Поросенок рос, рос и вырос в большую...
      - Не скоморошничай, - перебил меня Слава. - Я серьезно.
      Он положил револьвер и повернулся ко мне.
      - Ты же знаешь, я до вчерашнего дня относился к религии только в той мере, в какой она относилась к моим делам. Ты понимаешь, что я хочу сказать.
      Я кивнул.
      - Имиджу делового человека умеренная набожность никогда не помешает. Но ты... сегодняшняя ночь...- Слава замолчал на мгновение, изыскивая слова. - Я не спал остаток ночи. Думал о тебе, о Боге. Я ничего не понимаю, Тим. Ничего...
      - Что ты хочешь понять?
      - Почему эта религия? Как ее там... зороастризм? Не иудаизм, христианство, ислам... Почему почти забытая религия? Я искал ответ сегодня в книгах. Да, есть что-то любопытное. Но почему зороастризм?
      - Тебе не кажется, что мы слишком большое значение придаем всяким "измам"? В царстве небесном понаставили не меньше пограничных столбов, чем в земном. Дело не в религии. В вере. А зороастризм? Юмор у него такой. У Бога...
      - Юмор. Гм... Вера. Хорошо пусть вера. Вера во что? Иудеи, христиане, мусульмане - не все они такие прагматики, как я. Кто-то действительно верит фанатически. Но во что и зачем? К религии относятся также как к службе. Только в одном случае добиваются должностей и пенсий, а в другом милости божьей и загробного блаженства. Поэтому мой прагматизм был куда лучше набожности иных. Но ты смешал и теперь...
      - Возможно к Богу следует относиться как к отцу, то есть, как к кому-то, кто может оказать поддержку в трудную минуту, кому ты, маленький человек, не безразличен.
      - Мальчик, ты сделал хорошо - папочка даст тебе конфету, мальчик ты сделал плохо - снимай штаны...
      - Не утрируй. Я не о страхе говорю, а о стыде. Бог - нравственный идеал, всегда правый, всегда праведный... Разве тебе не было бы стыдно, если бы ты поступил подло и гадко, и твой отец об этом узнал бы?
      - Было бы, - согласился Слава, скривив рот. - Но наши отцы не безгрешны. Я чувствую, ты сам не веришь в свои слова.
      - Если не верить, то разумному человеку не стоит жить. Мы - дети идеального отца. И как дети, мы все в разном возрасте по отношению к нашему отцу-богу. Вон тому молящемуся три года, тому философствующему - пятнадцать, а тот ворующий - блудный сын, другой - бьющий поклоны - и вовсе дебил.
      - Положим так, но почему тогда "конфетка" чаще всего достается плохишу?
      - А с чего ты решил, что "конфетка" дар от Бога?
      - Хорошо, пусть Бог - некий нравственный идеал. Но посмотри на себя. Сколько ты всего натворил. Крови сколько... - Слава осекся и виновато добавил, - извини, я не хотел.
      - Нет-нет, ты прав, - согласился я, задумавшись.
      - Правда, я не хотел тебя задеть. Ты не виноват, ведь не по своей воле... Но Меч Митры... Митра - ангел справедливости, договора. Неужели божеская справедливость - убийство и кровь?
      - Я убил человека, еще не владея мечом. Да-да, Слава, не смотри на меня так. Ты был прав относительно Торквемады. Я зарезал профессора Джабейли. Так что справедливость у Бога одна, но трактуют ее даже ангелы по-разному, - я замолчал, по-покойницки сложил руки на груди, и продолжил, - я думаю, что дело в жизни. В отношении к ней как таковой. В своем существовании человек не имеет никаких доказательств о бытии Господа, кроме смутного ощущения чей-то руки - благоденствующей и карающей. Господь как бы существует вне нашей реальности, по отношению к ней он нереален. Поэтому, наверное, с точки зрения Господа, наши жизни, как нечто существующее вне его бытия, также нереальны. Ему тоже нужны усилия, чтобы поверить в нас. Только его мысль может пробиться сквозь границы миров. Она влияет на людей, в их многих неосознанных поступках - его желания и требования. Он дает жизнь, он убивает, если мы не оправдываем его надежд.
      - То есть, ты хочешь сказать, что, так как смерть есть только переход из одного бытийного пространства в другое, твои зверства - детские шалости любимчика главы семьи. Хорошо, положим так. Но зачем мы должны оправдывать чьи-то надежды. Зачем вообще ему требуется на нас что-то возлагать?
      Я развел руками и состроил глупую физиономию.
      - Я вычитал сегодня, что у твоих зороастрийцев существовала весьма интересная концепция, относительно роли человека во всей этой кутерьме, зовущейся миром. Они считали, что, выбирая между добром и злом, человек в конечном итоге решает исход борьбы между Ахурой - добрым началом и Ахриманом - началом зла. И вот что еще интересно: они относились спокойно к бедам, полагая, что миру отведена некая мера зла. Если зло случилось, то, следовательно, его меньше осталось в той доле.
      - Полигон. Минные поля алчности, полосы препятствий праведности, блиндажи храмов, - задумчиво пробормотал я, - И горе, и благо...
      - Что "горе и благо"?
      - Горе, что мы не уверены в существовании Господа и в этом же благо.
      - Но тогда не совсем понятна целесообразность твоего явления в качестве карающего ангела.
      - В том и дело, - вздохнул я.
      - Слушай, а что, собственно говоря, изменилось с твоим появлением? Ты пророчествуешь? Благословляешь? Судишь?
      - Нет. Разрушаю.
      - Так, сейчас все этим занимаются. Как писал Гете: "Достойно гибели все то, что существует".
      - Но со мной божья сила, священный меч и его мудрость!
      - Для разрушенья. Правда, насчет мудрости сомневаюсь... Но почему Божья? Кому и как докажешь? Ты просто еще одно аномальное явление. Сладостный материал для парапсихолога. Так что ничего не изменилось, мой ангел. Одним ненормальным больше, одним меньше в безумном городе. Благодать пролита в песок и, быть может, сознательно.
      - Ну, что ж... Пусть ужаснется смерть.
      - Не возражаю, - согласился Слава, отправляя револьверный барабан в гнездо и поднимаясь. - Мы слишком заболтались, время пришло, а посему командуй, мой генерал, "подъем" и доведи до сведения вверенных тебе войск, что с ними Бог.
      - Ну, как же без него, - весело сказал я, одевая перевязь с мечом через плечо - так было много удобнее.
      - Кстати, имей в виду, - предупредил меня Слава, когда мы выходили, все это время я нахожусь в обществе своей домработницы.
      - Железобетонное алиби, - восхитился я.
      Мы быстро спустились вниз, прошли через ворота и повернули за угол. Улица была непривычно пустынна. У тротуара стояла "Волга" с заляпанными грязью номерами. Слава открыл заднюю дверь.
      - Все в порядке, Влад, - сказал он водителю, пропуская меня вперед.
      - Отлично, - буркнул человек за рулем. Тело его было весьма обширным, но пропорционально сложенным. Глаза, искаженные толстыми линзами очков, казалось, с одного взгляда узнали обо мне все возможное и невозможное. Не знаю, действительно ли он мастер на все руки, но то, что он мастер заплечных дел, сомнений не возникало.
      Заурчал двигатель. Я сунул руку под плащ и крепко сжал рукоять меча. Мое второе "я" ответило теплом и покоем.
      "Все будет хорошо, хотя бы потому, что мы этого достойны", - тихо сказал Влад, и машина понеслась по улицам города.
      - Что слышно? - поинтересовался Слава.
      - Будет нелегко, - ответил Влад, - на дорогах заслоны, у города войска.
      - Ты думаешь...
      - Ночью. Ничего прорвемся.
      Я никогда не видел ночной город таким. Обычно жизнь в нем затихала постепенно, но абсолютной тишины практически так и не наступало. Теперь же, казалось, побежденная чума вырвалась из лабораторных оков. Кладбищенское безмолвие царило в одних кварталах, в других же толпились возбужденные люди, будто вот-вот должен был грянуть карнавал. Препятствий нам никто не чинил, и вскоре мне стало казаться, что наш экипаж минует безобразие смут. Напрасно. На Азизбековском кругу дорога оказалась перегорожена машинами, запружена людьми. Мы остановились. К автомобилю бросились люди, я схватился за меч.
      - Спокойно, - сквозь зубы сказал Слава.
      Влад вынул из бардачка какие-то бумаги и протянул их бородатому мужчине, настойчиво что-то допытывающемуся. Этим кажется, пикетчики удовлетворились. Во всяком случае, они закричали толпе: "Йол вер, йол вер". Люди расступились, позволяя нашей машине проехать, чем Влад немедленно и воспользовался.
      - Что это были за бумаги? - спросил я, когда машина уже неслась по Бейюкшорскому шоссе.
      - Индульгенция Народного Фронта и лицензия на отстрел врагов независимости, - невозмутимо ответил Слава и хитро улыбнулся.
      Я не стал ничего уточнять. Когда машина въезжала на Сабунчинский круг, что-то громыхнуло, затрещало.
      - Началось, - провозгласил Влад, как архангел Гавриил. - Теперь только держись.
      Вместо того чтобы ехать по шоссе на аэропорт, он свернул к железнодорожной станции. Пролетев по мосту, мы повернули налево, но железнодорожный переезд проезжать не стали, а поехали по ужасной, засыпанной щебнем дороге, шедшей параллельно рельсам. Даже за барабанным боем камешков о днище слышался шум боя, а может быть, бойни. Было похоже, что стреляют совсем близко. Мы ехали через Бюль-бюли в сторону Амираджан. Для такой отвратной и темной дороги скорость была умопомрачительна. Я вжался в сиденье и с ужасом следил за мельканием домов за окном. Наконец мы пересекли железнодорожное полотно и выехали на шоссе. "У, шайтан!" - расстроился Влад. Впереди стояло два танка и десяток людей в пятнистой форме. Очередь трассирующими пулями пропорхнула где-то над нами. Влад резко затормозил. Машину занесло, но, к счастью, не опрокинуло. Со всех сторон на нас глазели простые лица и дула автоматов. От нескромных взглядов последних мне сделалось нехорошо.
      - Давай из авто, педерасты, - добродушно скомандовал крепкий мужик с офицерской звездочкой на фуражке.
      - У нас разрешение, - попытался возразить Слава.
      - А ну, вылазь, - гаркнул солдат и ткнул Влада автоматом. Мы повиновались.
      - Вот приказ, - протянул грубияну листок Влад.
      - Обыскать, - приказал офицер, вглядываясь в бумагу.
      - Охо, - протянул белобрысый солдатик, вынимая пистолет из кармана Славы.
      Другой ничего не сказал, а просто бросил на землю обрез и гранату, обнаруженные у Влада. Обыскивающий меня никак не мог сообразить, что за длинная штука находится под моим плащом. Боюсь, что в его голове крутились самые непристойные предположения.
      - Какие люди пошли, - ехидно заметил офицер, - все да при оружии. Вон парнишку со взрывчаткой задержали, - ткнул он пальцем в сторону лежащего на земле человека со связанными руками.
      - Но штаб округа...- попытался возразить Славик.
      - Плевать, вашу мать, и...
      Но окончить сочную тираду ему не дал роющийся в машине солдатик.
      - Здесь бумаги с печатями, на которые нам сказали обратить особое внимание! - закричал он возбужденно, протягивая командиру верительные грамоты Народного Фронта.
      - Так, - угрожающе протянул офицер.
      Глаза его сузились и не предвещали особых удовольствий. Я мягко пнул коленкой в пах солдата, безуспешно пытавшегося отвязать меч. Мгновение - и его командир ощутил необыкновенную привлекательность холодного оружия. Солдаты заворожено уставились на мою сияющую фигуру.
      - Если не хочешь любоваться своими кишками, - предложил я миролюбиво, прикажи сложить оружие.
      Офицер пробормотал что-то невнятное.
      - Как твоей душеньке угодно, - с сожалением сказал я, медленно распарывая его униформу.
      - Сдать оружие! - заорал офицер, - всем сложить оружие! Кому сказал!
      Через несколько минут десять безоружных людей обречено смотрели на мою искрометающую фигуру.
      "Боже мой, - думал я, - неужели наука ненависти тоже в твоих планах. Неужто эти дети в униформе питают чье-то жертвенное пламя? Если это испытание, то зачем калечить слабых? Лучше сохрани их, пока они слабы. Если это кара, то почему ничего, кроме развращения нет в ней? Если это жизнь, то почему она так бессмысленна. Если так все сделано, тогда существует только одна истина - Я, МОЯ СИЯЮЩАЯ ПЕРСОНА. В ТАКОМ СЛУЧАЕ ЖИЗНЬ ЭТО МЕРЗОСТЬ, ЭГОИСТИЧЕСКАЯ КЛОАКА"
      Смущенное покашливание Славы, вывело меня из состояния оцепенения. Уж очень мой друг любил театральность.
      - А из танков? - спросил я, решив обставить свои дальнейшие действия, в угоду ему, как можно эффектнее.
      - Всем покинуть технику, - крикнул мой заложник.
      Из танков нехотя вылезли водители.
      Влад поднял с земли автомат и, передернув затвор, направил дуло на солдат.
      - Меня, меня развяжите! - закричал связанный человек. Я оставил бесполезного теперь солдафона и элегантно перерезал ремень на руках пленника.
      - Спасибо, спасибо! - бросился ко мне, чуть не наткнувшись на меч, человек. - Я Алексей. Алексеем меня зовут. Вы что, фосфором намазались?
      Я кивнул.
      - Что я должен делать? - спросил он, удовлетворив любопытство.
      - Взгляни, остался ли кто-нибудь в машинах, - распорядился я.
      Нацепив очки, наш новый знакомый ринулся к танкам. Да, он был из тех, кто с легкостью и наивностью дарит смерть. Я же подошел к куче оружия и двумя ударами превратил ее в кучу металлолома, почувствовав себя на мгновение Сизифом, катящим камень в гору...
      - Поехали быстрей, - заторопил нас Слава.
      - Там никого нет, - доложил Алексей.
      - Чудненько, - улыбнулся я, нарезая колечком пушечный ствол первого танка. Со вторым продуктом человеколюбия я обошелся не менее справедливо. Слава был доволен. Думаю, что если бы не моя ангельская миссия, он очень скоро стал бы демонстрировать меня за деньги - у каждого свои недостатки. Я еще раз окинул взглядом "поле битвы", натолкнулся на опечаленного офицера, сиротливо стоящего в стороне от неунывающих солдат.
      - А тебя отдадут под трибунал, - успокоил я его, садясь в машину.
      - Меня не оставляйте, - завопил Алексей, волоча за собой рюкзак.
      - Что там у тебя? - поинтересовался у него Славик.
      - Взрывпакеты, - застенчиво признался он.
      - Мы не на салют едем, дорогой, - объяснил Влад, - там будут стрелять.
      - Садись, - разрешил я, подвинувшись.
      - Но...- попытался возразить Слава.
      - Не "но", а божья воля, сын мой, - перебил я его.
      - Спасибо, - поблагодарил Алексей, усаживаясь рядом со мной.
      - Я буду звать тебя "пиротехник", - сказал я ему.
      Пиротехник не возражал. Почему я взял его с собой? Сложно сказать. Если в человеке есть потребность разрушать, пусть лучше он реализует ее во благо неизменной справедливости. Да-да, справедливость способна менять цвета. Особенно свойственно это качество политической справедливости. Сегодняшних героев она превращает в завтрашних предателей. Тебе повезло, Пиротехник. Ты попал в руки Ангела. И почему тебя так любит Бог?
      Машина быстро набрала скорость. Дорога больше не предвещала неожиданностей. На душе было радостно. Я ощущал себя сильным человеком и за своими плечами чувствовал сильных людей. Надо мной был бог, подо мной земля - я был благословлен первым и твердо стоял на втором.
      За окном давно уже перестали мелькать городские дома. Мы подъезжали к Мардаканам.
      - Останови, - тронул водителя за плечо Слава, - мы должны все обсудить.
      Влад сбросил скорость и, свернув на обочину, выключил двигатель.
      - Значит так, - деловито сказал Слава, разворачивая кальку, - это план усадьбы Этибара .
      - Звучит-то как, - пробормотал я.
      - Если ты думаешь, что эта бумажка стоила дешево, ты очень ошибаешься.
      - Я шучу...
      - Может это и так, но Этибар никак не похож на офицера-резервиста доблестной Советской Армии, так что мне совершенно не ясна твоя эйфория.
      - Все, все... Я весь во внимании.
      - Так вот, - продолжал Слава, - дом занимает приличную территорию в шесть гектаров и охраняется, как резиденция главы колумбийского картеля. Его окружает каменный забор высотой 3 метра, отштукатуренный цементом, перемешанным с битым стеклом, так что к нему лучше даже не прислоняться. Поверх забора идет колючая антипехотная проволока, на которую на ночь подается высокое напряжение.
      - А если обесточить? - предложил Влад.
      - На этот случай у них есть движок.
      - Но какое-то время у нас будет, - возразил я.
      - Верно, - согласился Слава, - но кроме проволоки под напряжением у ограды установлена инфракрасная сигнализация, а она в случае обесточивания центральной сети, автоматически переключается на аварийное питание.
      - Грустно, - огорчился Влад.
      - Постойте! - вступил в разговор Пиротехник, - Вы что, ребята, хотите дом грабануть? Вы меня извините, но я опаздываю на свидание.
      - Я предупреждал, - тихо сказал Слава, и рука Влада скользнула под пальто.
      - Не дрейфь, Пиротехник, - ободряюще улыбнулся я юноше. - Сам Господь желает, чтобы ты был со мной.
      - Я атеист.
      - Тем не менее. Как ты относишься к мафии?
      - Стрелять их, сук...
      - Такая возможность тебе представится. Только прошу, не пристрели моего друга, Славика. Мафия, она тоже разная бывает...
      - Не мафия, а крупный бизнес, - уточнил Слава.
      - Это не меняет дело, - возразил Пиротехник, - я в преступных акциях не участвую.
      - Речь идет о человеческой жизни, - серьезно сказал я, - похитили близкого мне человека. Цена выкупа - невозможна. Это - не преступная акция. Вот ты тащил куда-то взрывпакеты. Я сомневаюсь, что в твоих намерениях было помочь правительственным войскам.
      - Я нес их на баррикады, - коротко сказал Пиротехник.
      - Что ты его уговариваешь, Тим! - раздраженно воскликнул Слава.
      - Нет, он нам нужен. Я знаю, - твердо сказал я.
      - Хорошо, - вдруг согласился Пиротехник, - остаюсь, но если вы меня обманули...
      - Это правда, - заверил я его.
      - Не буду с тобой спорить, но предупреждаю, что ты, возможно, этим шагом создал нам дополнительные проблемы, - заметил Слава, недовольно поморщившись, - Но мы отвлеклись. Продолжим. Так вот, кроме уже упомянутых мною средств защиты...
      - Прошу, только не надо о контрацептивах, - остановил я его.
      - Перестань идиотничать, - не на шутку рассвирепел Слава. - Ты не понимаешь. У него десять человек охраны! Влад, ну ты его хотя бы образумь!
      - Я, в общем-то, согласен с предыдущим товарищем, - задумчиво, с расстановкой сказал наш водитель.
      - Мать...- выдохнул Слава, - Хоть бы здесь по-другому.
      Водитель промолчал и только загадочно улыбнулся в свои густые усы.
      - Видишь, Слава. Я прекрасно все понимаю. Это ты не совсем понимаешь. Сделаем так. Ты, Влад, остановишь метров за двести от дома. Я пойду один.
      - Я действительно тебя не понимаю. - возмутился Славик, - Ты нас взял в качестве наблюдателей?
      - Почему же? Вот было бы неплохо ограду рвануть.
      - Будет сделано, - буркнул Влад.
      - Твоей лимонкой? - улыбнулся я.
      - У меня РПГ в багажнике, - обиделся наш водитель.
      - Интересно? - удивился Слава.
      - На черный денек берег, - виновато объяснил Влад.
      - Прекрасно, - удовлетворенно сказал я. - Как только начнется пальба, ты садани вот сюда... - Я ткнул пальцем в ограду позади дома, - а пиротехник пусть несколько взрывпакетов швырнет со стороны фасада. Ты же, Славик, осуществляешь общее руководство и прикрытие. В дом не входить. Ждать у пролома. Договорились? Славик зажмурил глаза и засмеялся.
      - Ох, милый мой... - только сказал он.
      - Не нравится мне все это, - проворчал Пиротехник.
      - Трогай, - кивнул я Владу, сворачивая кальку.
      Минут через десять мы въехали в Мардаканы. После недолгого петляния по улицам машина остановилась.
      - Приехали, - глухо сказал Влад.
      Я открыл дверь и вылез из автомобиля. Ночь была холодная и сырая. Южный ветер гнал по небу облака. Изредка сквозь их мрачные телеса проскальзывала полная Луна, но эти мгновения были так кратки, что зловещие тени не успевали расправить своих крыл.
      - Ну, я пошел. С Богом, - сказал я, подавляя в себе тревогу. Славик опустил голову и, положив мне руку на плечо, сказал:
      - Будь осторожней. Все-таки ты напрасно так... Один...
      - Не один. С Богом, - возразил я ему и, крепко сжав его ледяную кисть, двинулся вдоль улицы, вслушиваясь в грозное ворчание близкого моря.
      Я никак не мог избавиться от ощущения, что за мной кто-то идет, крадется, ступая след в след. Несколько раз я останавливался, оглядывался, но никого не замечал. Лишь один раз мне показалось, что в тени уродливого кипариса скрыт человек - такой же черный, как путь моего меча. Я смотрел некоторое время в зыбкие очертания фигуры, потом повернулся и пошел легко, не останавливаясь, к своей цели.
      Моя ставка была велика, но что поделаешь - этого желал Господь. Я, кажется, все лучше и лучше понимал своего господина. Он, верно, любит азартные игры. Что ж... рулетка раскручена - шарик брошен рукой опытного крупье.
      Уткнувшись в высокий каменный забор, таинственно мерцающий в переменчивом лунном свете, я сориентировался и пошел вдоль него в восточном направлении, пока не оказался у громадных металлических ворот. Остановившись, я прислушался. Шум прибоя скрадывал все звуки. Неожиданно я почувствовал, нет, увидел человека. Он стоял за толстым листом металла. Ему хотелось спать. Он замерз и был зол. Нет, он не уйдет с этого места. Здесь удобно, не дует и виден весь двор.
      Я не хотел этого делать. Не хотел... Против моей воли был обнажен меч, против моей воли в темноте засветились синим огнем глаза Ангела. Клинок беззвучно вошел в металл. Сердце человека хрупко и если оно, действительно, вместилище его души, то душа этого человека теперь была свободна. С трудом взяв себя в руки, я проделал в воротах отверстие, достаточное для того, чтобы пролезть. Итак, шарик запрыгал в безумном круговороте. Ставки более не принимаются.
      Вложив меч в ножны, я протиснулся в щель. Метрах в пятидесяти возвышался особняк. Асфальтированный дворик перед ним был пуст, но этот факт не убавил моей тревоги. Опасность где-то рядом свила себе гнездо. Я ощущал ее таящуюся силу. Похоже, мне предоставили право первого хода. Я сделал несколько шагов вперед, свернул направо и вдоль кустов направился к дому. СТРАХ... слева от меня был источник страха. Нет ничего опасней испуганного человека. У меня оставался единственный выход. Я метнулся в сторону, намериваясь пересечь двор, но в тот же миг яркий свет ударил в глаза. Щелчки спускаемых предохранителей и характерные звуки передергиваемых затворов пробились сквозь шум прибоя. Я стоял посреди двора. Лучи прожекторов пересекались на мне, но не слепили, ведь свет не вредит свету. Оружие шести человек нетерпеливо ждало.
      - Вы считаете, я похож на кинозвезду? - крикнул я, крепче сжимая рукоять меча.
      - Бросай его, - проскрипел знакомый мне голос.
      Что с мечом, что без него - все в результате мой красивый молодой труп. Мало кто умеет проигрывать достойно и не всякому предоставляется возможность умереть красиво... Спасибо, Господи!
      Я выхватил меч из ножен. Еще никогда так не сверкал его волшебный булат. Содрогнулись враги, но их испуганные крики скрылись за стыдливым тявканьем автоматов. И тогда не стало Арского. Был кто-то, смотрящий на раскаленные свинцовые комочки, несущиеся к человеческому телу, но оно не осталось недвижимым. Плоть дрогнула, рассыпалась, расползлась язычками пламени. Пули злобно зачиркали об асфальт. Испуганные, ослепленные люди не могли понять, куда делся этот странный человек, а он стоял позади и меч его уже определил их судьбы. Не я, божья рука карала смертных. В тот миг, когда клинок коснулся первого, дрогнула земля - Влад не подвел меня. Потом Ад явился на Землю или Земля провалилась в Ад. Один за другим вырастали на асфальте огненные грибы. Я не сразу понял, что это всего лишь "хлопушки" Пиротехника, а несчастные смертные не узнали этого вообще. Обезумевшие, они палили вокруг себя и в себя... Если бы я не был Ангелом Света, то посчитал бы себя Ангелом Смерти. Как призрак, носился Арский среди людского умопомрачения и завершал чьи-то жизни. Вдруг все смолкло. Даже шум прибоя был теперь тишиной. Я бросился к дому, мертвые не возражали.
      Порушена дверь. У лестницы стоит человек. Он молод. В его руке меч. Но что металл против божьей длани?! Удар. Звон. Что это, Боже? Меч от меча?! Человек довольно засмеялся, но мое смущение было недолгим. Как ураган обрушился я на него. Противник ловко уклонялся, но что может противостоять колеснице Митры?! Он дрогнул и стал отступать, поднимаясь вверх по лестнице. Мы оказались на втором этаже. Мой противник продолжал пятиться.
      - Остановитесь! - раздался властный голос.
      Мой враг отскочил и замер. Я быстро огляделся. Мы находились в небольшой комнате, заполненной всякими премиленькими безделушками. У камина за шахматным столиком сидел человек. Я сразу узнал его. Странный разрез глаз, смоляная завитая борода.
      - Я знал, Тим, тебя ничто не остановит, - спокойно сказал он, - Я Этибар. Только не делай резких движений. Не так все просто. Я тот, кого...
      - Где Мила? - перебил я его.
      - Мила? - удивленно переспросил Этибар, но, не дождавшись моего подтверждения, ответил, - здесь. Она здесь.
      - Пусть ее приведут.
      - Прежде мы решим наши общие проблемы? Ты знаешь, кто я?
      - Мой хозяин желает твоей смерти.
      - А мой твоей, - неожиданно признался Этибар , - но слуги умнее хозяев, не правда ли? У нас с тобой нет причин ссориться. Бери свою девушку и уезжай. Я обещаю тебе блестящее существование. Мы с тобой никогда больше не встретимся.
      - Нет. Во зле всегда есть трусость. Тебе будет постоянно казаться, что я подстерегаю твою жалкую жизнь. Только с моей смертью ты обретешь покой. Я должен тебя убить.
      - Я не хочу чьей-либо гибели. Почему ты считаешь, что только она решит наше противостояние?
      - Между нами кровь. Кровь моего друга.
      - Никто не хотел его убивать, но если так получилось и ты, действительно, веруешь в Бога, почему ты не хочешь принять эту смерть как судьбу, как Божий суд. И потом, мой дорогой Тим...
      - Смотря какого Бога. Твоего или моего? Мы не принадлежим себе как люди. Мы во власти добра и зла. Мы по разные стороны...
      - Какие патетические слова. Сколько дешевого мелодраматизма! воскликнул Этибар , - каков сценарий! Пылкий влюбленный, рыцарь без слова и упрека, слуга Господа и злодей, похитивший его возлюбленную...
      - Ты - слуга зла.
      - Быть может, в твоих словах есть правда, но почему, мой любезный Тим, ты считаешь, что мы слуги разных господ?
      - Странный вопрос.
      - Странный? Отчего же, не настолько он безумен.
      Этибар наклонился к камину, в котором пылали сосновые поленья.
      - Мы с тобой оказались во власти древних богов. А что они есть? Вот огонь. Он священен для тебя, для тех людей, которые тысячи лет назад воспевали хвалу твоему богу. Но он греет меня... Твой огонь и твой бог. Твой меч, чудесный дар святости и чистоты... Что воспрепятствовало его сокрушающей силе, его магическим чарам? Золото. Обычное мягкое золото. Из него вылит меч, ответивший ударом на удар. Золото, символ Солнца, цвет твоего Бога, зовущегося Ахурой, и презренный металл. За него все покупается и продается. Ради него вершатся ужасные дела, умирают младенцы и старцы.
      - Оружие в руках разбойника и воина имеет разный вес...
      - Но равную силу.
      - Я не знаю, что ты хочешь внушить мне. Между нами кровь и искупится она только кровью.
      - Твой меч поставил последнюю точку в жизни десяти человек. Это были люди. Ты думаешь, я их не любил? Или ты считаешь, что только сам способен любить?
      Я не знал, как ответить ему. Я вдруг почувствовал слабость - то была духовная трещина, не замеченная или не замазанная моим верховным повелителем. Сейчас я желал, чтобы мной овладело то безумие, та божья экспансия, что легко, как солдат плененной девкой, овладевала моим мозгом и вершила свой суд моей рукой.
      - Не жди этого, - сказал Этибар , проникнув в мои мысли, - это не придет здесь, в этом доме. Мы равны с тобой. Поединок - это не только кровь и звон мечей. Ты очень молод, но знать должен, что слово - самое страшное оружие.
      - У меня есть меч...
      - Таков твой последний аргумент? Подумай, я давно мог убить тебя, но почему-то не сделал этого. Ты тогда еще не владел мечом, не обладал сверхъестественной силой. Я оставил тебе жизнь. Почему?
      - Теперь у меня это есть...
      - Ты не имеешь сверхъестественной мудрости, а что без нее сила, как не элемент простого разрушения? И кто же из нас зло?