.. Пораженный, я замер - левая ладонь, только что рассеченная мною... Я бросил нож, смыл кровь с руки и вместо раны обнаружил багровый рубец. Он светлел на глазах и вскоре растворился вовсе. "Есть человек - есть проблема, нет человека, нет - проблемы", - вспомнилась мне циничная фраза одного из народных любимцев, но, оказывается, он ошибался. Человека не было - был Ангел, а проблема оставалась. Особенно проблема с одеждой - коей трудно было назвать лохмотья неизвестным образом удерживающиеся на мне.
      Я лег в чудную постель и отдался сну - что мне оставалось делать, если отдаться смерти не удалось?
      Бурной рекой текла земная твердь. Много предметов нужных и ненужных несли могущественные потоки. Далеко, почти по соседству с неподвижными звездами, лежал остров. Он изредка тяжело вздрагивал, страдая под тяжестью искусственного образования. Все ближе и ближе мрачные стены. Я над ними. Замерло все, повинуясь приказу неизвестного механика. Здесь стоит дом. Шакалы стерегут его темную тайну. За окном, за тяжелыми шторами, старик и женщина рядом. Это... Огромные крылья заслонили свет... Птица... Ужасное зловонное тело обрушило свою мощь на меня. И когти... Страшные когти тянутся к пылающему сердцу.
      "Прочь... Пошла прочь... Прочь!" - закричал я, отталкивая птицу, оказавшуюся на поверку одеялом. Снова кошмары... Я поднялся. По всей видимости, сон более не вернется ко мне. Саднила спина. Что-то я упустил. Какая-то мысль, очень ценная мысль, возникла у меня сразу после пробуждения. Хотелось пить. Я прошел на кухню. В холодильнике пирамидой возвышалось пиво. Я, с удовольствием вскрыл банку с изображением сельского домика. Домика?! Да! Дом! Он... В этом доме была Мила, я и он... Этот дом я отыскал тогда в памяти веселого мальчика - упокой его душу Господи. Ясная четкая картина возникла перед моим взором: обнесенный высокой оградой двухэтажный дом с порталом в колониальном стиле. К моей радости, на подоконнике лежал карандаш, а на столе салфетки. Выбрав удобный ракурс, я принялся за рисование.
      - Ты хоть знаешь, который час? - спросил, неожиданно появившись, заспанный Слава.
      - Знаю! - возбужденно закричал я. - Знаю, где Мила!
      - Не ори так, - поморщился мой друг, - Господи, что с твоей спиной и твоим бельем?
      - Оставь. Смотри, я нарисовал...
      - Да ты весь в крови, - не унимался друг, - сними майку.
      Я повиновался. То что осталось от нее, после моих упражнений с мечом, действительно было в крови.
      - Мама моя! - воскликнул Славик
      - Да что там такое?
      - Если бы тебя поцарапала кошка величиной с носорога было бы очень похоже. Как ты умудрился?
      Слава достал из подвесного шкафчика аптечку. Не дожидаясь ответа, он вылил мне на спину полбутылки перекиси водорода и продолжил монолог старого миссионера:
      - Тебе, действительно, нельзя пить. Помнишь, последний раз когда пили, ты себе так ногу разбил, что потом месяц хромал.
      - Было, - согласился я, тяжело вздыхая.
      - А на пятом курсе института? - продолжал пытать меня Слава, промокая салфеткой рану.
      Ужасная боль парализовала меня.
      - Кажется, там позабыли финку, - промычал я сквозь зубы.
      - Секунду... Сейчас, сейчас...
      Меня вновь пронзила боль.
      - Боже мой!
      - Что случилось? - забеспокоился я.
      Славик молча протянул мне треугольный зубец, более всего походивший на чей-то коготь.
      - Не маленькая была тварь, - пробормотал я, с трудом справляясь с приливами дурноты.
      - Тебе плохо?
      - Прошу, уничтожь это, - с трудом вымолвил я, - утопи, выбрось... нет, постой... Это нужно зарыть...
      - Почему? - с недоумением спросил Славик.
      - Быстрей, иначе будет поздно, - закричал я, оттолкнув друга. Где-то в глубине квартиры родился звук бьющегося стекла.
      - Уже поздно, - упавшим голосом произнес я.
      - Что происходит, в конце концов?! - возмутился Славик, порываясь покинуть кухню.
      - Не ходи, - остановил я его, поднимаясь со стула. - Это мое дело.
      - Тебе и правда нужен психиатр.
      - Мне это уже говорили однажды. Молчи, - приказал я, выглядывая в коридор.
      В квартире царила странная тревожная тишина. Она лгала, пытаясь убедить меня в безопасности окружающего мира, но я чувствовал, я знал - враг здесь и медлить он не будет. Мне нужен был меч. Только рука, соединенная с магическим клинком, даст мне спокойствие и уверенность. Я осторожно двинулся к входной двери - там было оружие и моя надежда. Первая дверь направо гостиная, далее поворот налево - прихожая. Я остановился. Из гостиной вытекал тоненький ручеек тумана, пересекал коридор и, упираясь в стену, поднимался вверх, к потолку. Я предчувствовал, что тщедушность белесого потока обманчива. Как только моя нога пересекла очерченную им границу, сотни белых сталагмитов ринулись вверх навстречу сталактитовым собратьям. Жуткая боль пронзила мозг. Я заорал и рухнул на пол. Казалось, нога была навсегда отторгнута от тела. Надо мной появилось обеспокоенное лицо Славика. Он мне что-то говорил, но слова утекали, огибая сознание.
      - Все хорошо, - сказал я ему, - помоги мне подняться.
      - Только не думай посылать его за мечом, - послышался скрипучий голос из гостиной - это убьет его.
      - Кто со мной разговаривает? - спросил я, нисколько не удивившись.
      - Это я с тобой говорю, - голос Славика дрогнул.
      - Нет, - не согласился я, - я слышал другой голос - старый и скрипучий...
      - Да, я стар, как этот мир, ибо я был тогда, когда еще не было его, а значит и не было старости... Да, я скрипуч, как глыба сползающая по базальтовой плите, ибо наступит время и эта плита опустится к ней...
      - Кто говорит?
      - Я не слышу ничего, Тим, - со страхом сказал Славик. Дурачок, он полагает, Тим Арский окончательно помешался.
      - Ты не видишь туман? - спросил я его на всякий случай.
      - Нет.
      - Он не видит ничего, - проскрипел все тот же голос, - и сделав шаг вперед, он не увидит никогда.
      - Хорошо, - спокойно сказал я.
      Взглянув в глаза друга, я резко ткнул его кулаком под солнечное сплетение. Славик, задохнувшись, согнулся. Я заломил его руки назад и, сорвав с его халата пояс, крепко скрутил им их за спиной. Теперь оставалось снять бра со стены и зацепить полы халата за крюк.
      - Ты зачем это? Зачем? - с трудом прошептал Славик.
      - Не сердись и не кричи. Просто я не хочу тебя потерять. Извини.
      - Ты сошел с ума. Развяжи меня сейчас же...
      - Ну, освободи его, - заскрипел голос, - и он сдохнет как тот, другой...
      Я прошел в гостиную. На спинке кресла, у разбитого окна, сидел большой ворон.
      - Это твой паршивый голос скрежещет и нарушает покой чужого дома? спросил я, любуясь синим отливом перьев мрачной птицы.
      - Карр, - ответила она и в бусинках загадочных глаз сверкнула пустота. - Тебе не взять его.
      - А мне он и не нужен, - сказал я равнодушно, хотя в действительности буря сокрушала мое сознание. Только одно чувство властвовало над тем, что зовется Тим Арский - ненависть. Она, а не любовь правит миром. Последняя лишь ассенизатор, убирающий трупы еще живых людей.
      - Карр, ты проиграл, Ангел, карр... - вещала птица, нежась в потоках ледяного воздуха, вносимого ветром в разбитое окно.
      Меж ножек кресла плескалось туманное озеро. Тоненький ручеек вытекал из него и вился по ковру к двери, преграждая мне путь.
      - Не вздумай шагнуть еще раз через него, Ангел, не вздумай.
      - Что ты придумала, мерзкая птица?! - воскликнул я и сомкнул руки так, что костяшки пальцев казались выделанными из мрамора. - Я Ангел и мне пыль мучения живого тела, ибо душа моя бессмертна.
      - Здесь нет вреда твоему телу. Здесь смерть души. Она, как воск, растает в мутных водах.
      - Я Ангел.
      - Когда Ангел дойдет до меча, он будет слюнявой скотиной.
      - Хорошо придумано, - одобрительно сказал я, опускаясь на диван, наконец-то, вижу настоящее чародейство, а не примитивные трюки рэкетиров. Но что тебе из этого, животное. Так вечно не будет. Наступит мое время - мой час, день и яркое Солнце.
      - Карр, - каркнул ворон и гладь молочного озера вздыбилась, извергая волну, готовую накрыть меня полупрозрачным саваном. Я скользнул вниз, перекатился по ковру и замер, скорчившись, наблюдая, как волна омыла еще хранящий форму моего тела диван. Неожиданно я заметил, что ручеек, преграждавший мне путь к мечу исчез. Я вскочил и метнулся к двери, но теперь колдовство оказалось быстрей человека.
      - Ты лгал, что тебе не нужен меч, - проскрипел ворон.
      - А ты не столь могущественен, чтобы справиться со мной, - с усмешкой сказал я.
      - Но достаточно силен, чтобы...
      Птица замолчала, споткнувшись о свое многословие.
      - Так что же ты можешь сделать своими детскими фокусами? - задумчиво спросил я.
      Птица молчала.
      - Тим, развяжи меня. Слышишь? - донесся до моего слуха голос Славика. Он уже не пытался освободиться, не кричал и не матерился.
      - Сейчас, - пообещал я, чувствуя, что истина где-то рядом. - Ты за все это время так и не слышал скрипящего голоса и карканья?
      - Развяжи меня.
      - Так слышал или нет?
      - Тим, ты болен. Развяжи меня и мы вместе разберемся с твоими проблемами.
      - Отвечай на вопрос, иначе я оставлю тебя висеть здесь, пока твоя Лона не явится выполнять служебно-любовные обязанности.
      - Я слышал только, как ты каркаешь и задаешь пустоте вопросы. Это паранойя, Тим.
      Промолчав, я прислонился к косяку двери и закрыл глаза. Веки горели. Погруженный в мерцающую мглу, я осознал тяжесть накопившейся усталости. Все эти дни она выпадала мутным осадком на дно моей неприкаянной души и теперь тянула меня вниз, в колодец сна. Бревенчатые стены шпалами убегали назад. Тьма расступалась предо мной и смыкалась позади, поглощая страдания, не поспевающие за моим все убыстряющимся падением. Я ждал удара о водную гладь с покорностью и терпением человека утомленного, но привыкшего жить. Сверкнула черная маслянистая пленка. Мерцающая поверхность вспенилась и я ушел во мрак тяжелых вод. Все та же комната, коридор. В водной невесомости легко и привольно. Я оттолкнулся от стены и поплыл, еле шевеля ногами. Подгребая рукой, повернул налево. В углу смятый плащ. Он слабо фосфоресцирует. Подобно чудесной жемчужине в его складках спрятан жезл моего бытия. Он зовет меня и я повинуюсь этому зову. Плащ сдернут. Ослепительный свет пронзает невесомое тело, но рука уже легла на пылающую рукоять. Дверь распахивается предо мною. Там тьма. Где-то мигают два огонька. Я вглядываюсь. То машина, несущаяся по ночному шоссе, обрывающемуся у двери. Все ближе и ближе ее металлическая коробка. В ней четверо. Сидящий спереди дремлет. Нет. Он слеп, но он ведущий. Два луча вырвались из незрячих глаз. Пронзив пространство, они уперлись во что-то позади меня. Я обернулся. На спинке кресла сидел ворон. Расправив крылья, он нежился в сияющих потоках. В сладострастном карканье билось плененное слово. "Приди... Приди..."- скрипел ворон. И незрячий, опираясь на соединяющие их лучи, шел к нему и вел других. Я поднял меч, готовый встретить опасность, но он выскользнул из рук. Горло сдавила спазма. Воздух... Воздух... Но кругом лишь вода.
      Жадно хватая ртом воздух, я открыл глаза. Было трудно определить, ушло наваждение или осталось. Я стоял, опершись на дверной косяк, передо мной тек ручеек тумана, а позади матерился человек. Основываясь на последнем, я сделал вывод, что происходящее - реальность. Снова реальность. Давненько не звали меня. Я знаю все про черную птицу. Соединенная с медиумом, она ведет сюда людей, жаждущих крови моей реальности.
      "Мерзкая тварь", - пробормотал я, с ненавистью взирая на посланника смерти, - я так долго был ничем, что если я должен стать мертвецом, то не все ли равно, когда им быть. А главное, мне удастся стать хоть чем-то...".
      Я глубоко вздохнул и бросился вперед, через туманный поток. Ужасная боль вгрызлась в мозг, но я продолжал движение, пока не рухнул на пол. Туман вспыхивал вокруг и раскаленной лавой втекал в легкие, выжигая в них кислород. Я ничего не видел, но продолжал ползти, ползти к намеченной цели. Сквозь шум в ушах, я услышал хлопанье крыльев и кровожадный клич птицы. Она обрушилась на мою спину, терзала мое тело когтями, пыталась клювом дотянуться до глаз. Кто-то кричал, быть может, связанный человек, но звали не меня, Прометея, а Арского, какого-то Арского... Ткань рассудка рвалась. Его клочья оставались позади в кровавых лужах... Я полз... Туман застилал глаза, но сквозь его кровавую пелену явилось сияние... Я уже не знал, что это, и не хотел этого... лишь последний лоскут сознания подвинул меня протянуть руку. Цилиндрический предмет лег на ладонь. Я дернулся, прошитый искрой, испепелившей боль. Голубая молния пронзила пространство и рука моя в круговом движении разъяла враждебный мир. Птица в последнем яростном движении бросилась в лицо, но наткнувшись на сияющий клинок, упала, расчлененная к ногам. Ее агонизирующие части продолжали тянуться ко мне, но смерть уже поменяла хозяина. Опустошенный, я опустился на колени. Слава Богам, слава Героям!
      - Тим, ты жив? - послышался незнакомый голос.
      - Мертв, - глухо ответил я, поднимаясь с колен.
      Это странное имя "Тим". Мне кажется, оно принадлежит кому-то из близких. Только не могу вспомнить этого человека. В раздумье я прошел из прихожей в коридор.
      - Что это было? - спросил у меня мальчик, связанный и прицепленный полами странного одеяния к крюку, вбитому в стену.
      - Враг, - ответил я просто, силясь вспомнить его.
      - Может быть, ты соизволишь меня развязать, Тим? - сердито поинтересовался незнакомец.
      Я ошибся - он конечно, не мальчик, но выглядит чрезвычайно молодо. Только почему этот человек обращается ко мне "Тим"?
      - Вы ошиблись, - решил я поправить его, - мое имя Прометей.
      По всей видимости, я сказал что-то ужасное. Лицо человека исказилось. Он выглядел явно потрясенным. Неожиданно в глазах потемнело.
      Дорога, уходила вдаль, к звездному небу. По ней ко мне кто-то шел. Ничего примечательного в нем не было, ибо не было даже лица. Фигура остановилась вблизи и я услышал голос: "Отдай то, что нельзя отдать, возьми то, что нельзя потерять..."
      Я выставил перед собой меч. Существо протянуло к нему руки и схватило голыми ладонями обжигающий металл. Послышалось шипение. Существо задрожало. Капюшон с его головы откинулся и я увидел лицо... Свое лицо. Лицо Тима Арского. Я потерял равновесие. Мир опрокинулся, но это продолжалось не более мгновения.
      - Прощай, Тим, - сказала фигура, удаляясь.
      - Прощай, Прометей, - прошептал я ей вслед.
      Небо посветлело. Звезды посыпались со слабеющего небосвода и когда он окончательно обернулся каменными стенами, они обрели лучший мир.
      В глазах Славика можно было прочесть столько всего, что я молча обрезал полы халата и пояс, стягивающий его руки.
      - Что ты натворил, - ничего не выражающим голосом произнес мой друг. Его взгляд блуждал где-то за моими плечами.
      - Все хорошо, родной... теперь все хорошо, - успокоил я его, обнимая. Славик молчал. Мне было нетрудно понять его состояние.
      - Извини. Я безусловно во всем виноват. Если желаешь, я уйду...
      - Не желаю... Мы с тобой оба сошли с ума. Но как это объяснить Лоне? Как?
      Коридор походил на подсобку скотобойни - стены измазаны кровью, мебель разбита и опрокинута.
      - Скажи, что я поклонник культа Вуду, - предложил я, улыбнувшись.
      - Это была шутка? Мне сложно реагировать на твой юмор адекватно, - умно выразился Слава, рассматривая рассеченную тушку птицы. - Будто фрагмент из дешевого ужастика.
      - Это нужно сжечь, - жестко сказал я, - опасность миновала, но она может придти вновь.
      - Я ничего не понимаю, ничего...
      - Это нельзя понять, в это нужно поверить. Мы, люди, так уверены в себе, в своих силах, так независимы от окружающего мира. Этот мир мстит. Жестоко мстит. Он снова ввергает нас в варварство, но не от безграмотности и незнания, а от просвещенности и высокого самомнения...
      - Боже, твоя спина - кровавое месиво, - оборвал мое философствование Слава, - здесь одним швом не обойдешься. Он усадил меня на табурет, взял склянку со стола и тотчас уронил ее на пол.
      - Чисто. Затянулись. Раны затянулись, - растерянно пробормотал он.
      - Велика сила Господа, - сказал я с облегчением.
      Ответом мне было молчание, ибо что спрашивать, когда приходит вера?
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      ПЕПЕЛ
      "...Ведь телесная оболочка людей точно такая, как дерево.
      Когда его посадят, оно растет, поднимается и вырастает.
      Затем его ломают, обрубают и кладут в огонь, и огонь его
      сожжет и впитает в себя, а Благой ветер развеет пепел по
      миру и, в конце концов, донесет его к тем, кто сажает его
      или кто видел, и кто не узнает, было ли их или нет".
      Наставление мудрецов маздаяснийцам
      Я открыл глаза. В эту пору трудно определить время суток, не взглянув на часы. Тусклый квадрат окна, очерченный на ярком полотнище штор, месмерически притягивает взгляд. Блуждая среди слабых разводов узора, устаешь, сдаешься и скоро проваливаешься в сон, чтобы, проснувшись, некоторое время спустя вновь увидеть все тот же квадрат и тот же узор. И так пока не насытишься, пока отвращение не сгложет сладостное забытье. Вот и сейчас я лежал и пытался отделить замысловатую роспись материи от потоков света. Некоторое время назад хлопнула дверь - Слава ушел, чтобы, воспользовавшись какой-то случайностью, которая, несомненно, представится ему, найти странный дом и его владельцев. Он вернется гордый, радостный и огорченный одновременно, а потом случится то, чего не быть не могло. Но это только будет, только случится. Пока же свет владел замысловатым узором и притягивал взгляд моих расслабленных глаз. Секунды складывались в минуты, минуты в часы - я скользил на гребне временной волны, но потом, не удержавшись, рухнул вниз и секунды защелкали мимо, я продолжал падать и минуты тронулись вспять, уступая часам. Господин Бергсон считал, что время... Но какое мне дело до господина Бергсона, когда покойники встают из могил. Кто-то тронул клавишу "Повтор", не обратив внимания на надпись "Опасно для жизни!". Возможно, я пропустил первый показ.
      - Мы снова здесь, - сказал Улисс Брук, прислонившись к мраморной колонне щекой.
      - Похоже на то, - равнодушно пробормотал Максим Димов, ощупывая багровый рубец, разделяющий его лицо на две не совсем симметричные половины, - паршиво сработано, Улисс.
      - А вы чего хотели? Когда пироги печет сапожник, а сапоги тачает пирожник, лучшего результата ожидать не приходится.
      - Да уж...
      - Не знаю, чем вы недовольны, но для непрофессионала сделано неплохо. В вашем лице появился даже некий шарм.
      - Не хамите, - угрожающе предупредил Максим Максимович.
      - Нет, что вы, дорогой. Совсем нет. Просто, я в благостном состоянии духа, - признался Улисс, с удовольствием вдыхая прелый аромат леса, - всему причина время года. Осень...
      - Какая осень?! Вы совершенно разболтались, - не на шутку рассвирепел Максим Максимович, - Зима. Зима у нас.
      - Была, Максим Максимович, была... Это только в банальных интеллектах зима сменяется весною, во всех же остальных случается по-разному. Взгляните-ка вниз, - предложил Улисс, указывая рукой на желто-красный пастельный лес.
      Максим Максимович поднялся со старого скрипучего кресла, подошел к Улиссу и, опершись на холодный камень перил, долго вглядывался в бледные дали. Лицо его менялось, в серых глазах возникало какое-то неизвестное чувство. Не отрывая взгляда от желтых полотен, он странно заговорил:
      Я (не веря) и вещий мой ум
      Мы воскликнули разом:
      "Психея! Кто тут спит?"
      Я и вещий мой ум...
      И Улисс также странно отвечал ему:
      "Улялюм, - подсказала Психея,
      Улялюм! Ты забыл Улялюм!"
      Сердце в пепел упало и в пену
      И как листья устало застыло,
      Как осенние листья застыло...
      Улисс умолк, и Максим Максимович, прикоснувшись к его руке, пробормотал:
      - И это все...
      - И это все Арский, - подтвердил Улисс, широко раскинув руки.
      - Никогда бы не подумал.
      Они стояли молча, подстраиваясь под печальные декорации, пока Улисс не нагнулся и не принялся собирать с пола листы бумаги, перемешанные с опавшей листвой.
      - Мы отвлеклись, - сказал он.
      - Чем же нам следует заняться? - спросил Максим Максимович, возвращаясь в свое кресло.
      - Лицедейством. Всего лишь лицедейством.
      - Хорошо. Я буду Арским...
      - Нет-нет, - решительно возразил Улисс, протягивая астрологу бумаги, Арским буду я. Вы слишком пристрастны для этой роли. Вам же лучше удастся воплотить не менее занятный образ профессора Джабейли.
      - Джабейли так Джабейли, - согласился Максим Максимович.
      - Итак, мы вернемся в день, следующий за днем знакомства Арского с профессором.
      - Дорогой Улисс, не забудьте отметить, что тот день не был для нашего героя простым.
      - Разумеется, все дни, завершающиеся мордобитием, не простые. Но начнем, пожалуй. Назавтра, ранним утром, Арского разбудил звонок.
      - Подождите-подождите, - возмутился Максим Максимович, - а что снилось ему в ту ночь?
      - Какая разница?
      - Нам стали бы ясны мотивы многих его поступков. Зигмунд Фрейд в монографии, посвященной сновидениям писал, что всякий сон содержит психический материал и при верном...
      - Можете не продолжать, - прервал астролога Улисс, шурша бумагами, - у меня ничего не сказано о сновидениях и Зигмунде Фрейде. Тем более, что следуя вашему предложению, нам придется изучать самих себя. Поэтому ограничимся сухим изложением фактов.
      - Телефон, так телефон, - пробурчал Максим Максимович, сметая желтые листья с телефонного аппарата. - Алло...
      - Да-да, - отозвался Улисс, изображая заспанную растерянность, - С кем имею честь?
      - Э-э, - замялся астролог.
      - Да, Максим Максимович, обратите внимание как сказано: "С кем имею честь?". Знаете, Арский считает, что подобный вопрос может сбить спесь с любого господина, независимо от социальной значимости.
      - В этом случае ваш Арский ошибся, - со злорадством заметил астролог и спокойно произнес, - с вами говорит Рза Джабейли. Мы встречались вчера.
      - Рад вас слышать, профессор...
      - Какое лицемерие!
      - Неужели по тексту точно так?
      - Нет. Это мое мнение, - гордо ответил астролог.
      - Максим Максимович, - укоризненно произнес Улисс Брук, - ваша отсебятина никуда не годится.
      - Не смейте говорить со мной в подобном тоне. Ваш Арский, несмотря на представленную вами милую картину, отвратительный тип. Профессор Джабейли...
      - Между прочим, я думаю, что звонить в 6 часов утра - не лучшая мысль для профессора - дурное воспитание не скроешь учеными званиями. А мой герой согласился все-таки пойти к нему, даже несмотря на свое не лучшее самочувствие.
      - Положив нож в карман...
      - Исключительно для самообороны.
      - Вы знаете, чем кончилась эта затея.
      - Вы...
      Но ответить Улисс Брук не смог. Где-то на западе родился ветер. Он пролетел над умирающим лесом, проскользнул меж мраморных колонн беседки и вдруг, ощутив силу в своих незримых потоках, подхватил опавшие листья, закружил их в веселом танце, разыгрался, разбуянился... Скоро деревья смешаны с листьями, и мрамор крошится в пыль.
      Мокрый, разбитый странным сном, я сидел в постели. Непонятные всполохи за окном, бросали в комнату пучки света. Обои, мебель, картины беззвучно поглощали их неестественные цвета. "Убил, убил, убил..." - бормотал я, потрясенный страшной догадкой. Я помню, как это было. Вот человек, лежащий на полу, среди разбросанных бумаг и разбитой мебели. Каждый шаг отдается хрустом стекла. Я склонился над незнакомым лицом и вздрогнул, отпрянул, столкнувшись с кровавым взглядом вытекших глаз. ПРОФЕССОР. Я руками оперся в стену, уронил голову между ними и попытался справиться со слабостью. Потом оттолкнулся и вдруг увидел алые пятна на белой поверхности. Жирные отпечатки рук - пухлые пальцы, тонкие прожилки между фалангами... Кровь на руках. Уходить... Бежать... Целая жизнь окончится так глупо и бессмысленно. Мучительная пытка дознания, навсегда испорченная репутация и покалеченное здоровье. НО КАК БЕЖАТЬ? Я СПЛЮ. ВЫСОКО. У САМОГО НЕБА. МОЯ ПОСТЕЛЬ. ЗДЕСЬ ЛИШЬ МОЙ СОН... Кровавые полосы на стене складывались в буквы, а буквы в слова.
      КАК НАИЛУЧШИЙ ВЛАДЫКА, ТАК И СУДЬЯ, ИЗБИРАЕМЫЙ В СОГЛАСИИ С ИСТИНОЙ. УТВЕРЖДАЙ СИЛУ ДЕЙСТВИЙ, ПРОИСХОДЯЩИХ ОТ ЖИЗНИ, ПРОВОДИМОЙ С БЛАГИМ ПОМЫСЛОМ, РАДИ МАЗДЫ, РАДИ ВЛАДЫКИ, ПАСТЫРЯ БЕДНЫХ.
      Сквозь приоткрытую дверь ворвался ветер. Он схватил последние слова древней молитвы, оказавшейся неизвестно каким образом на стене, и швырнул в меня россыпь незначимых букв. Тело мое поддалось и посыпалось осенними листьями. Время фантома - мгновенье...
      Мокрый, опустошенный, я сидел в постели. Степень собственной нормальности уже не беспокоила меня и, если я думал о чем-то, то только о непостижимости произошедшего тогда. Я - убийца. Конечно, факт не новый. Но во всех случаях, прежде, расплачивался я сам. Здесь беспамятство. Амнезия. Абсолютно забыть... Забыть и лишить доверия своего друга, своего дорогого друга... глупо ушедшего. Я, рыдавший в детстве над разрубленным кузнечиком, стойко всю жизнь питавший отвращение к умерщвлению животных, как мясник режу и рву человеческие тела, Каином рождаю смерть. Что может быть после всего ценой моей жизни? Жизнь друга. Милы. Спектакль почти сыгран.
      Я встал с постели. Настенные часы показывали полдень. В моей душе не было никаких эмоций. Извращенное бесчувствие - так называется этот способ ощущения жизни. Что может быть приятней подобного холода? Приятней оказался душ и плотный завтрак. Наслаждение жизнью - опасная тенденция, хуже нее может быть только безразличие к жизни - состояние, когда тело растворяется в дневном свете, а душа держится только долгом.
      Сегодня был редкий день. Хорошие вина грех пить залпом, хороший чай пьют без сладостей... Не надо мне ничего более этого дня. Пусть медленно иссякает чаша его, и ничто не портит чудесного аромата покоя. Бодрствующее небытие заняло меня всего. Наверное, ему подобно махаянское "недействие" просветленного. Наверное. Интересно, изыщется ли к этому состоянию что-то из По? Эй! Где вы, Улисс? Где вы, Максим Максимович?
      День постепенно уходил. Иссякало мое священное вино. Последняя капля покинула простую чашу вместе с хлопком входной двери.
      - Почему в темноте? - спросил Слава с порога.
      - За твое здоровье, - провозгласил я тост, вливая в себя последнюю символическую каплю. - Ты что-нибудь узнал?
      Слава не ответил.
      - Почему молчишь? - снова спросил я.
      - В городе очень неспокойно, Тим. Есть сведения, что все кончится большой кровью. Тебе необходимо уехать.
      - Я тебя, кажется, спрашиваю о другом.
      - Потом будет поздно. Введут строгий паспортный контроль. Ты не...
      - Ты узнал? - продолжал я настаивать.
      - Да, да, - раздраженно ответил Слава, бросая на стол салфетку с наброском дома, - это дача Этибара Джангирова.
      - "Э.Д." было вышито на платке - все верно. Где она находится?
      - Ты не понял, что я сказал? - воскликнул мой друг. - Для тупых повторяю: это дача Этибара Джангирова!
      Славик нервно зашагал по комнате.
      - Что ты орешь? Какая мне разница, чья это дача... Там Мила.
      - Пойми, - более спокойным тоном попытался объяснить Слава, положив руки на мои плечи, - словосочетание "враг Этибара " и слово "покойник" тождественны. Я ничего не могу! - всплеснув руками, он снова забегал по комнате, - против Этибара не пойдет никто. Я не в состоянии помочь, я не могу быть посредником, я даже не могу обеспечить твою безопасность. Своей теперь не могу...
      - Что же ты можешь?
      Слава открыл бар и налил водки.
      - Будешь? - спросил он, поднимая рюмку.
      - Нет. Ты не ответил на вопрос.
      Слава с отвращением выпил, поморщившись, глухо сказал:
      - Я могу попытаться отправить тебя подальше...
      - Адрес? - жестко спросил я.
      - Это идиотизм. Тебя убьют, Тим.
      - Адрес? - вновь спросил я, чувствуя, как разгорается во мне ярость. Слабо засветились кончики пальцев. - Скажи, иначе я разворошу весь твой трусливый мозг.
      - Мардаканы, - выдавил он и бессильно опустился в кресло.
      - Так-то лучше, - пробормотал я, поднимаясь.
      - Подожди. Что ты собираешься делать? Какой у тебя план?
      - Чертовски прост. Никаких сомнений. Если нужно будет убивать - я убью. Одного, двоих, сто человек. Мне уже безразлично, какое количество теней явиться требовать отмщения. Я еду, мон шер ами.
      - На чем едешь? Сейчас в Мардаканы тебя согласится везти только такой же идиот, как и ты...
      - Ничего, дураков на свете много. Если не отыщу одного сам, то Бог отыщет для меня его обязательно?
      - Не знаю, кто из вас двоих посодействовал, но с дураками у тебя проблем не будет, - обречено произнес Слава, поднимая телефонную трубку.
      Он быстро набрал номер и сказал кому-то: "Все остается в силе..." Потом встал и подошел ко мне.
      - Моя кандидатура утверждена на роль идиота, - произнес он с грустной улыбкой. - Мне было необходимо убедиться в твердости твоего желания, то есть, я хотел сказать, неизлечимости твоего безумия...
      - Ты? И думать не смей. Мне терять нечего. А ты... Если, не дай боже, с тобой что-то, я на себя руки наложу. Выбрось из головы.
      Я замолчал. Года действительно изменили моего друга. Я не ощущал в нем колебания, той слабинки, которая давала мне в былые времена возможность настоять, изменить его решение, которое чем-то могло повредить ему.
      - Хорошо. Чем ты можешь помочь?
      - Быть может, я и слаб, - усмехнулся Слава, выдвигая ящик комода, но у меня имеется универсальный уравнитель господ Смита и Вессона.
      В его руке был револьвер.
      - И у старика, и у ребенка - шансы равны, - произнес он, с любовью взирая на оружие. - Да. И кроме всего прочего, мне неудобно перед Владом.