Я вошел в парадную. Третий этаж. Странно. Дверь изуродована и опечатана. Засосало под ложечкой. Преодолевая охватившую меня дурноту, я позвонил в соседнюю квартиру.
      - Кто? - отозвался женский голос, после длительного периода шарканья и шуршания.
      - Я хотел бы узнать о ваших соседях.
      Дверь приоткрылась, насколько позволяла цепочка. В образовавшейся щели показалось некрасивое женское лицо.
      - А вы кто? - спросило оно, изучив мою потрепанную внешность.
      - Я друг Милы.
      - Она пропала.
      - Как пропала? Что вы говорите?
      - Такой ужас! Сегодня ночью кто-то ломился в их дверь. Я выйти, конечно, побоялась, но в полицию позвонила. Знаете, такой милый лейтенант. Я его чаем поила. Он так устало выглядел. Говорит...
      - Где Мила? - нетерпеливо перебил я женщину.
      - Я же вам рассказываю. Какой вы странный. Полиция приехала. Все в квартире побито. Меня туда приглашали. А в одной комнате вообще все вещи в щепки изрубили... А лейтенант, знаете ли, на моего покойного мужа похож. Такой приятный молодой человек...
      - Где Мила? - закричал я.
      Женщины отпрянула и с испуга захлопнула дверь. Я в сердцах пнул ногой в ее деревянную плоть. Добиться чего-либо от старой перечницы не представлялось возможным. Я медленно пошел вниз. Мысли растекались в разные стороны.
      Глупо, невообразимо глупо. И жестоко. Почему она не захотела быть со мной? Она занималась физикой, но разве можно быть физиком, имея глаза поэта? Женщина... "Я такая, сякая..."- часто говорила она мне. "Ну, и что, отвечал я ей, - давай попробуй вот это". Она соглашалась, но, конечно, слова ничего не стоят. Соглашалась и спрашивала, дескать зачем я так тревожусь? Почему пытаюсь растормошить ее? А я просто любил. Любил... Все было бы по-другому будь она со мной. Я защитил бы, спас... Несчастный лирик.
      Я остановился на последнем пролете. Тревога прорезала туман горьких мыслей, голова сделалась ясной. Я знал, я чувствовал... Меня ожидали. Стараясь не шуметь, я обнажил меч. Там, под лестницей, скрывался мой недруг. Факт, известный мне, верно очень расстроил бы его: "У него не было шансов". Я легко перемахнул через перила... Наверное, мое падение длилось мгновение, но для меня оно растянулось в вечность. Медленно приближался пол. Вот напряженное лицо человека во мраке. Он еще не подозревает, что возмездие почти свершилось. Он ждет моего медленного, безмятежного сошествия по лестнице. Я выворачиваю кисть, меч касается его горла и только после ноги становятся на потрескавшуюся плитку пола. Человек вздрогнул, вжался в стену. На искаженном лице смятение, в глазах - ужас.
      - Привет, - миролюбиво поздоровался я, - извини, заставил тебя ждать.
      Незнакомец ничего не ответил.
      - Кто тебя послал? - жестко спросил я.
      - Я, я-я... я не знаю... - заикаясь ответил человек, - ко мне подошли на улице... меня попросили.
      - Только не трепись.
      - Нет. Это правда. Он... Он дал много денег, - человек полез во внутренний карман плаща. Я резко перехватил его руку и осторожно вынул ее. В его ладони были смятые купюры.
      - Вот, забери все, - взмолился человек, протягивая их мне.
      - Он приказал убить меня?
      - Нет, что ты, нет... Он велел передать человеку, который ко мне подойдет, записку. Она у меня в правом кармане.
      Я протянул руку и вынул бумажку. Она была мерзка. С отвращением я прочитал:
      "Здравствуй малыш. Если хочешь видеть свою подружку в здравии, положи меч в синюю машину, что стоит на углу этого дома. Сделал дело, гуляй смело!"
      Я швырнул листок на пол и с яростью принялся топтать его.
      - У тебя спички есть? - спросил я испуганного курьера. Он кивнул.
      - Сожги ее.
      Когда огонь пожрал бумагу, я вздохнул с облегчением.
      - Как тебя зовут?
      - Меня? Олег.
      - Хорошее имя. Олег, желаешь заработать еще немного?
      - Можно, - неуверенно согласился он.
      - Давай твой плащ, - приказал я, снимая пальто, - и одевай это.
      - Зачем?
      - Делай что тебе говорят.
      Мой новый знакомый повиновался.
      - Сейчас ты возьмешь этот меч и отнесешь его в синюю машину на углу, объяснил я, вдевая меч в ножны. - Понял?
      - В общем-то да. А зачем?
      - Вот деньги, - протянул я тоненькую, но достойную пачку купюр, не ответив на его вопрос, - только до рукояти ни в коем случае не дотрагивайся.
      Олег осторожно взял меч и вопросительно посмотрел на меня.
      - Иди, - подтолкнул я его к выходу.
      Он вышел и медленно двинулся к углу дома, опасливо держа меч на вытянутой руке перед собой. Остановившись около машины, осторожно положил его в открытое окно и пошел обратно. Неожиданно на другой стороне улицы появился человек. Так же незаметно образуется тень, когда Солнце вдруг выглядывает из-за облаков. Когда я понял, что за предмет он держит в руке, было уже поздно. Мягкое чмоканье не нарушило спокойствия улицы. Мой посланник, вскинув руки, повалился на асфальт. Убийца прыгнул за руль автомобиля и тот рванулся с места. Я выскочил из парадной. В тот же миг над удаляющейся машиной взметнулось пламя. Дрогнула земля под ногами. Взрывной волной меня опрокинуло. Зазвенели выбитые стекла. Огонь разбухал, пожирая металлическое тело, превращая его в искореженный скелет. Я поднялся и быстро побежал к нему. Недалеко целый и невредимый лежал мой меч.
      "Два ноль в мою пользу", - сказал я, пряча его под плащ. Мне было жаль моих наивных врагов. Они полагали, я по своей воле владею страшным оружием, карающим непокорных и грешных.
      "ТЫ ПРОИГРАЛ!" - было начертано на облаках.
      "Я выиграл!" - воскликнул я, но... Я проиграл... Мне не нужен билет, я не увижу далекий незнакомый город, у меня не будет спокойной человеческой жизни... Господь сделал сильный ход. Я был скован умело поставленной королевой.
      Странно устроена жизнь. Почему-то козырными картами в ней против нас чаще всего оказываются люди, которых мы любим. Возможно, так происходит потому, что любовь является с одной стороны проявлением слабости, а с другой - чувством глубоко эгоистичным, ибо в других мы любим прежде всего себя себя отсутствующего... Ладно уж, я счастливый человек. Немногим предоставляется возможность поменять свою никчемную жизнь на красивую смерть во имя высокого чувства. Выгодная, по-моему, сделка.
      Я огляделся. Невдалеке лежал мой посланец. Я подошел к нему и опустился на колени рядом. Он был жив, но раны говорили о временности этого явления. Из больших глаз текли слезы.
      - Не бойся, все будет хорошо, - спокойно сказал я ему. - Он есть. Бог. Я - ангел его. Уже сегодня будешь в царстве небесном.
      - Мне понравилась твоя шутка, - прохрипел человек и в серых глазах отразилось серое небо.
      Я поднялся. Безжизненное тело белым пятном разнообразило асфальт, гармонируя с жертвенным пламенем горящей машины. Улица пустынна, лишь в нескольких окнах испуганные любопытные лица. Я махнул рукой этим банальным рожицам и заспешил прочь от отыгранной сцены.
      Город казался заброшенным и забытым. В пору политических волнений средний гражданин всегда сидит дома. Он боится погромов, повышения цен и гриппа. Опасается продемонстрировать нелояльность к будущей власти или выказать неуважение к настоящей. Таков он, средний гражданин. Во многом он похож на среднего ангела, который сейчас брел по обескровленным капиллярам переулков в сторону бульвара. Серый ангелочек - мне не избавиться от этого имиджа, как не избавиться от ржавых пятен крови на крыльях. Размышляя о все усложняющихся условиях своего существования, я не заметил, как оказался перед серой громадой древней башни. Она впечатляла. Мощный цилиндр с внушительным контрфорсом - сооружение воздвигнутое кем-то, когда-то рядом с морем. Символ идеи, превратившийся в растиражированный символ города, смотровую площадку для многочисленных в былые времена туристов. Давненько я не поднимался наверх. Я загорелся желанием сделать это сейчас, но дверь оказалась запертой - в смутное дни исправно функционируют только больницы и госпитали. Я уткнулся лбом в дерево двери, надеясь найти в нем силу тысяч рук, касавшихся его.
      - Я могу вам помочь?
      - Нет, не думаю, - ответил я спокойно, медленно оборачиваясь на голос.
      - Как хотите, - сказал пожилой человек в пальто, роговых очках и фетровой шляпе, собираясь продолжить свой путь.
      - Хочу, - вдруг сказал я, - Хочу подняться наверх, на башню. У меня был знакомый, который утверждал, что все связанное со смертью требует восклицательного знака в конце.
      - Любопытно.
      - Эта башня есть ни что иное, как палочка от восклицательного знака, стоящая над умирающим городом. Ей необходима точка для полноты - жирная, самоуверенная и значимая. Поднявшись наверх, я хотел представить собой такую точку.
      - Но тогда получиться, что составленный вами восклицательный знак окажется перевернутым вверх ногами.
      - А как же иначе? Разве этот город, агонизируя, не стал с ног на голову? Каково предложение, таков и знак препинания.
      - Любопытно. Весьма любопытно, - заключил пожилой человек, - вы не похожи на пьяного и на ненормального тоже не похожи.
      - Извините, не хотел вас огорчать.
      - Вы скорее поэт, - решил незнакомец, вынимая из кармана ключи. Он отпер тяжелую дверь и вошел внутрь башни.
      - Проходите - проходите, - позвал он меня за собой.
      Я неуверенно вошел.
      - Зовите меня Господином Смотрителем, - сказал мой новый знакомый, запирая за мной дверь.
      - А меня - Ангелом.
      - Хорошо, - с удивлением проговорил Господин Смотритель и добавил, Ангел.
      Он смотрел на меня так, как будто увидел только что.
      - Вы, правда, неординарный человек. Ну-с, прошу, вы желали подняться...
      - Не составите мне компанию? - спросил я, ощущая необходимость в чьем-либо обществе.
      - Хотелось бы, но мой ревматизм...
      - Мы будем подниматься медленно - ваш ревматизм ничего не заметит.
      - Если медленно и с Ангелом, то пойдемте, - согласился Господин Смотритель и мы принялись подниматься по крутой винтовой лестнице
      - Вы, наверное, не всегда были Господином Смотрителем? - спросил я, когда мы добрались до второго этажа.
      - А вы Ангелом? - старик хмуро посмотрел на меня, провел рукой по гладко выбритому лицу.
      - Пойдемте. Как видите, вкус к авантюрам не пропадает с годами, сказал он. Мы двинулись дальше, старик продолжал:
      - Конечно, меня звали по-разному. Звали Студентом, Доцентом, Доктором и всегда Товарищем. Сейчас я - Господин Смотритель. Я сам изобрел себе это имя, потому что считаю, также как и дочь короля Лира, что человек, даже самый близкий, стоит столько, сколько стоит.
      - А я ничего не стою, Господин Смотритель, потому что не могу спасти близкого мне человека.
      - Почему же? Вы стоите точки восклицательного знака. Ничего не стоят все те, кто составляют предложение в конце которого вы желаете встать.
      Мы медленно поднимались к вершине башни. Толстые стены не пропускали сквозь свою старую кладку ничего от внешнего мира. Наш путь так затянулся, что мне стали казаться нереальными события последних дней. В круговых залах, нишах, узких проемах окон, забранных решеткой, я растерял непосильный груз несчастий.
      - Почти пришли, - объявил старик, - когда мы остановились перед последним пролетом. - Приготовься, Ангел.
      Мы не спеша преодолели последние ступени. Ветер набросился на нас, безжалостно сорвал с меня маску безмятежности, которую успели нацепить на мое лицо молчаливые этажи башни и успокоился.
      Старик встал у странного флюгера, поднял голову к серому небу и заговорил:
      - О, Великий Храм - святилище, драгоценное сердцу каждого верного Господу, ты источник неугасимого огня и нашей неугасимой веры. Только ты, стоящий над всем, победивший тлен и время, даешь нам силы и питаешь наш дух.
      - Откуда?! Откуда вы знаете эти слова? - спросил я с удивлением.
      - А что? Так, просто, пришло в голову. Вам что-то они напоминают?
      - Да, видите ли... Жрец Мобедан...
      - Мобедан? Есть легенда об этой башне с таким действующим лицом. Вообще, чего только не претерпела эта башня. Ее считали и оборонительным сооружением, и культовым. Одни утверждают, что ниша на каждом этаже сантехнический узел, другие - алтарь.
      - А вы?
      - Я? Сложно объяснить. Знаете, говорят, что днем на дне колодца можно увидеть звезды. Когда я поднимаюсь сюда, то почти всегда вижу огонь, признался старик.
      - Вы тоже поэт, Господин Смотритель.
      - Нет, нет. Я даже не пророк.
      - Вы хотели бы им быть?
      - Я старый, больной человек. Будь ты, Ангел, действительно посланником божьим, я попросил бы тебя избавить меня от всех болезней, показать свою силу. Легче было бы умирать - без мучений и с верой в бессмертие.
      Я задумался. "Почему только смерть? - спросил я себя. - Я должен вершить добро, ведь я - орудие добра".
      - Хорошо, Господин Смотритель. Если вы помните слова, которые сказали, когда поднялись сюда, то повторите их вновь, - попросил я его, приняв неожиданное решение.
      Старик пожал плечами.
      - О, Великий Храм - святилище, драгоценное сердцу каждого верного Господу, - принялся повторять он молитву древнего жреца, - ты источник неугасимого огня и нашей неугасимой...
      Я отошел, медленно расстегнул плащ.
      - ...даешь нам силы и питаешь наш дух, - сказал старик и с последними его словами я выхватил меч.
      Клинок вспыхнул непривычным светом и небо вдруг отозвалось ему - рокот родился в его серых нагромождениях. Я замер пораженный и вдруг увидел огонь, ниспадающий на меня. Я закричал и растянулся на истоптанных плитах. Некоторое время я лежал недвижимым, не решаясь открыть глаза.
      - Господин Смотритель, Господин Смотритель, - тихо позвал я старика, но тот не отозвался.
      Я открыл глаза. Старик лежал рядом. Глаза его были закрыты. В выражение лица можно было отыскать и спокойствие, и благородство.
      - Господин Смотритель, - еще раз позвал я его, но так же безуспешно.
      Пораженный страшной догадкой, я бросился на его грудь. Сердце молчало.
      "Господи, за что?! за что?!" - взмолился я, ткнувшись лбом в каменный пол. Ангел Света, ничего кроме смерти не несущий. Что ты делаешь со мной, Боже? Я уже стольких сделал несчастными. Я сам труп, самый настоящий труп.
      Вдруг боль во мне утихла. Я поднялся и поднял меч. "Пора идти, иначе могу не успеть", - решил я, не отдавая отчета "куда" и "зачем". Я побежал вниз по лестнице, перескакивая через крутые ступени, оставляя позади человека, который просил ангела о избавлении от болезней и о спокойной смерти, и получил от него и то, и другое.
      Я вышел из башни. Предложение было завершено - лучшего, чем мертвое тело, трудно найти для точки восклицательного знака. Я измерил башню взглядом в последний раз и быстро пошел в сторону Центрального универмага.
      Пройдя через крепостные ворота, я замер. В голове была только одна мысль: "Успел". Куда успел и зачем было не ясно, поэтому, недолго поразмыслив, я решил остановить машину, полагая, что в теплом салоне будет легче определиться. Однако, оказалось, что мое намерение воплотить в жизнь не просто - не всякий водитель появится в смутные дни на улицах города слишком много желающих экспроприировать средства передвижения. Минут двадцать я голосовал без всякой надежды на успех. Никакого плана у меня не было, как и не было места для ночлега. Я уже думал не пойти ли мне в церковь святой Варвары и не заявить ли о своих имущественных правах, но побоялся оказаться на месте героя одного из прочитанных когда-то мною романов, который выходя из храма всегда говорил: "Бог. Как не придешь к нему - его всегда нет дома". В мои размышления вклинилась машина иностранной марки, неожиданно затормозившая рядом.
      - Садись, - скомандовал человек за рулем.
      - Понимаете...- засомневался я, но был награжден взглядом, заставившим меня молча повиноваться. Я сел рядом с водителем. Автомобиль мягко тронулся с места.
      - Извините, дело в том...- вновь попытался объяснить я, но осекся на полуслове.
      Лицо человека было несомненно мне знакомо. Нос с хищной горбинкой, карие глаза, бескровная нитка губ. Это же...
      - Я человек сентиментальный, - улыбнулся водитель, лукаво взглянув на меня.
      - Боже! Славик! - воскликнул я, готовый броситься на шею старому другу. Автомобиль, вздрогнув, остановился у тротуара. Мы обнялись.
      - Я человек сентиментальный, - снова повторил Славик. Глаза его блестели.
      - Жив, курилка, - прошептал я растроганно, - я тебя так долго искал...
      - Все случилось слишком неожиданно... Завертелось, закрутилось... Долго рассказывать, - сбивчиво бормотал Славик. - Потом. Ответь только на один вопрос: ты зачем перекрасил волосы?
      - Из кокетства. Ты давно здесь?
      - Год. Ты бы мог на старой квартире оставить свой адрес.
      - Думал, не для кого. Очень уж быстро рассыпалось...
      - Брось... Сейчас поедем ко мне. Хорошо?
      - С удовольствием, - обрадовался я.
      - Я знал, чувствовал, что должно произойти что-то необычное, - радостно сказал Слава. - Все шло к этому. Вот утром был человек. Иначе, как вестником богов, его не назовешь.
      - Что за человек, - равнодушно спросил я, не сомневаясь в ответе.
      - Да, странный такой. Весь день о нем думал.
      - В черном?
      - В черном, - с удивлением подтвердил Слава.
      - Молчал?
      - Как рыба. Ты его знаешь?
      - Нет. Пока нет. Бог с ним, с этим человеком. Лучше скажи, ты не женился случайно?
      - Как-то не пришлось.
      - Вот и мне тоже...
      - Все еще увлекаешься физикой? - саркастически улыбаясь, спросил Славик. Он всегда подтрунивал над моими чувствами к Миле и над ее увлечением физической наукой.
      - Ты не знаешь всего, - с горечью сказал я.
      - Что-нибудь произошло? - лицо Славика приняло озабоченное выражение.
      - Твой друг в большом дерьме, - просто объяснил я.
      - Это не новость, - хмуро сказал он и добавил, - ни слова. Примешь душ и все расскажешь. Уже почти приехали.
      Мы находились в одном из самых престижных районов города. Автомобиль въехал во двор старого дома, мавританский стиль которого навевал мне печальные воспоминания. Изгибы линий, игра геометрических тел, искра мысли далекого и часто неизвестного творца в конце концов заменяется в нашем сознании знакомым лицом и случается так, что восстает архитектурным колоссом перед тобой образ друга, - музыка прошлых событий, записанная в трещинах старых стен.
      - Узнаешь? - спросил Слава, останавливая машину.
      - Да. Здесь жил тот, чья подпись читалась просто - "Ленин". Он любил такие эпатирующие штучки.
      - Любил?
      - И сейчас, наверное любит, но только далеко от нас. Золотые годы были, Слава, - вздохнул я, вылезая из машины. Молодые, красивые... Бицепсы - во, рост - во, а сейчас...- я поморщился, - Тьфу.
      - Это же ты мне говорил лет десять назад, однако угрозы стать уродом так и не выполнил.
      - Хуже. Куда хуже, - с горечью сказал я. - Твой друг стал Ангелом. Хреновей занятия не найдешь.
      - Кем, кем?
      - Потом, - отмахнулся я.
      Мы поднялись на второй этаж. Славик нажал на кнопку звонка у огромной бронированной двери. Послышались быстрые шажки. Дверь распахнулась. Миловидная блондинка в розовом пеньюаре удивленно уставилась на меня.
      - Извините, - буркнула женщина и скрылась в глубине квартиры.
      - Ты же говорил, что не женат, - удивился я.
      - Это домработница, - неуверенно объяснил Славик и, поразмыслив, добавил, - она женщина со странностями. Не обращай внимания. Давай раздевайся. Чувствуй себя, как дома...
      - Но не забывай, что ты в гостях, - сморозил я банальность, снимая плащ.
      - Да-да, - задумчиво пробормотал Слава, а потом громко сказал, исчезая вслед за домработницей, - Лона Алексеевна, даю вам завтра отгул.
      До моего слуха донесся шепот, что-то похожее на шлепок и чмоканье. Я решил не вникать в кадровую политику моего друга и переключил свое внимание на материальную составляющую его жизни. Уже по прихожей было ясно, что он на взлете. Я поставил меч в угол, прикрыл его плащом и подошел к зеркалу. Ничего хорошего его поверхность не отразила: русые волосы и темная, с рыжинкой, борода - довольно экстравагантно.
      - Что стоишь? Проходи, - предложил, внезапно появившись, Слава.
      - Может быть, я не вовремя?
      - Перестань. Столько лет не виделись. Лона Алексеевна сейчас нам что-нибудь приготовит. Располагайся.
      - Слав, ты где работаешь? - поинтересовался я, рассматривая великолепный "Людовик" в гостиной. - Случайно не в наркомате?
      - Нет, к госструктурам отношения никогда не имел...
      - Да я не об этом. Наркотиками не торгуешь?
      - Бог с тобой, - обиделся Слава, - я коммерческий директор совместного предприятия.
      - А-а, - протянул я, - дурная наследственность сказывается.
      Семья моего друга была примером династии коммерческих директоров.
      - Аперитивчику не желаете, - дипломатически предложил Славик, открывая бар.
      Чудная мелодия поплыла по комнате. В такой день, да под "Элизу" Бетховена было грех не выпить. Я с благодарностью принял предложение. Домработница быстро собрала на стол, пожелала нам приятно провести время и удалилась. Славик тяжело вздохнул, когда хлопнула входная дверь. Но печаль его была недолгой. Чокаясь, мы ударились в воспоминания. Когда все "а помнишь" исчерпались, я был пьян.
      - Слуш-ш-шайте, - обратился ко мне, как к генеральной ассамблее, Слава. - Ты про какое-то дерьмо говорил...
      - Пр...пр-про какое именно? - с видом государственного человека спросил я.
      - А черт его знает, - засмеялся Славик.
      - Тсс, - приложил я палец к губам, - он все слышит.
      - Кто?
      - Бог.
      Славик посмотрел на меня, как на ненормального.
      - Давай выпьем, - предложил он, но я остановил его руку на пути к вавилонской башне спиртного.
      - Щас покажу, щас... я вспомнил, - обрадовался я, поднимаясь и, пошатываясь, направился в прихожую.
      Откинув плащ, я протянул руку к рукояти меча. Страшный удар потряс мое тело. Я повалился на пол, опрокинув чугунный антикварный столик. Россыпи звезд сияли перед глазами.
      - Что случилось? - радостно спросил Славик, подходя ко мне. - О, какая красивая штука!
      - Стой! - крикнул я, но он уже дотронулся до меча.
      Волосы его встали дыбом. Невидимая сила приподняла тело Славика и швырнула его к стене. Упало, расколовшись, зеркало.
      - Плохая примета, - огорчился я, осознавая свою абсолютную трезвость.
      - Трезвость - норма жизни, - простонал Славик, поднимаясь, - Это что? Новое средство от алкоголизма?
      - Это Меч Митры, - устало объяснил я.
      - Тот, что из музея? - быстро сообразил мой друг.
      - Я его унес, Славик... Я... А-а, - махнул я рукой. - Смотри.
      Подняв меч, я двумя ударами рассек антикварный столик на четыре части.
      - Семнадцатый век, - удрученно вздохнул Славик.
      - Нет, ты ошибся на две тысячи лет, - поправил я его, любуясь движением бликов на клинке.
      Ответом мне было молчание. Вытаращенные глаза моего друга, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
      - Что? Глаза сияют и волосы искрятся? - печально улыбаясь, спросил я.
      Славик с трудом склонил голову.
      - Не бойся, это не белая горячка. Я же тебе говорил, что твой друг в ангелы заделался. Я - Ангел. Не жизнь, а сплошной дрэк.
      - Не верю, но рассказывай, - дрожащим голосом предложил Слава, - но прежде положи эту штуку.
      Я с сожалением поставил меч в угол. Мы вернулись в гостиную и я, обхватив голову руками, поведал другу грустные и невероятные события последних дней.
      - Давай так, - решил Слава, когда я окончил рассказ, - разделим твою историю на две части. В содержание первой включим происки твоих недоброжелателей, твои преступления и киднап. А второй - оставим ангелов, духов и прочий мистический бред...
      - Как ты можешь так говорить! Это не бред. Вовсе не бред, - возмутился я, вскакивая. - Ты же сам видел. Я тебе покажу...
      - Не надо. Мне очень нравится моя мебель, - остановил меня Слава. Пойми меня правильно. Если бы ты не был моим другом, я посчитал бы тебя просто сумасшедшим. Я человек сентиментальный и постараюсь тебе помочь, но убеждений своих не изменю. Разве они мешают? Ты сам прекрасно знаешь, что для того, чтобы оператор нажимал на кнопки, не обязательно знать, для чего это нужно.
      - В общем-то так, но...
      - Самое большое твое "но" в том, что ты не знаешь своих врагов.
      - Знаю! - запальчиво воскликнул я. - Ангелы тьмы, слуги Ахримана.
      - Стоп, стоп, стоп, - остановил меня Славик, - еще раз повторяю: для меня существует только преступная группа, желающая от тебя чего-то. Из твоего рассказа явствует: это "что-то" - Меч Митры. Ты меня послушай, Тим. В этом городе, вернее сказать республике, у тебя резона оставаться нет. На тебя столько навешано, что отмыться будет сложновато.
      - Знакомые слова. Чина говорил то же самое.
      - Не напоминай мне об этом болтуне, - лицо Славика скривилось.- Так вот, - продолжал он, - выехать я тебе помогу, как и помогу устроиться в тихом, спокойном местечке.
      - Но...
      - Не перебивай. Я уже понял, что твое альтруистическое нутро беспокоит участь Милы...
      - Беспокоит, - со вздохом согласился я.
      - Так вот, выход один - отдай меч, Тим. Отдай...
      - Они же меня все равно пришьют.
      - Не пришьют. Это уже моя забота.
      - Нет, Слава, - твердо сказал я, - мне не дадут этого сделать. Может быть ты и прав - все это мистический бред в самом деле, но этот меч стал частью меня. Вот скажи, что будет со мной, если мне отрубить голову?
      - Не очень эстетическое зрелище получится, - с иронией ответил Слава.
      - Нет, не могу.
      - Тебе и в самом деле нужен психиатр.
      - Не отдам, - отрезал я.
      - Окончим на этом, - утомленно сказал Слава, - у меня голова от твоего вытрезвителя разболелась. Но ты подумай. Для переговоров мы твоих врагов найдем запросто. Я пущу слушок среди знакомых и через три дня...
      - Я один раз уже отдавал меч и ты знаешь, что из этого вышло.
      - Это ты так считаешь.
      - Нет, - сердито стукнул я кулаком по столу. - Нет.
      - Ладно. Утро вечера мудренее. Спать будешь в комнате для гостей. Там уже все приготовлено. Спокойной ночи.
      - Подожди.
      - Ну? - вопрошающе уставился на меня Слава.
      - Хорошо, пусть действительно есть какая-то преступная группа, но как ты объяснишь, что мой меч режет металл?
      - Научный феномен. Как учили нас материалисты - если пропала материя, значит мы достигли предела, до которого ее знали.
      - Пусть так. А Димов, Максим Димов? Он же не угрожал мне. А тот старик-смотритель?
      Славик пристально посмотрел на меня, потом опустил глаза и тихо сказал:
      - Инквизитор Торквемада был твердо уверен, что следует божьей воле.
      Славик поднялся и направился к двери. На пороге он остановился.
      - Отдай его, Тим. Это - единственный выход.
      Мне захотелось швырнуть в него бутылку из-под бренди, но она, к сожалению, была не совсем пуста. Пока я соизмерял приоритеты, друг юности скрылся. Злость кипела во мне. В нездоровых парах жизнь казалась невыносимо тяжкой. Может быть в самом деле, я ненормален. Меч своими необычными свойствами подтолкнул меня к безумию. Мания преследования, раздвоение личности, садистические наклонности... Да-да, я болен. Урод, маньяк и садист...
      "Будь все проклято!" - простонал я, хлебнув коньяку прямо из горла бутылки, не без труда поднялся, намереваясь пройти в комнату для гостей. Потолок попробовал поменяться местами с полом, но я не позволил ему своевольничать. Главное для человека - не наделять вещи разумом, иначе не успеешь оглянуться, как они тебя его лишат. Размышляя над этим положением, я добрался до отведенной мне комнаты. Она была великолепна. Молодец Славик. Он действительно чего-то добился. У него есть репутация, материальное благополучие, уверенность в себе. Что есть у меня? Что я приобрел со своей "сумма философии". Ничего, кроме безумия. У японских самураев был кодекс чести "Хагакурэ бусидо" - "Путь воина, скрытый под листьями". В нем утверждалось, что смерть не позорна, ибо она не несет бесчестья и что для человека, не достигшего цели в этой жизни, лучше всего умереть. Лучше всего умереть... Я прошел в коридор, взял меч и вернулся обратно в комнату. Смерть и неприятности - вот, что сеял я вокруг последние дни. Доброе, вечное... Пустота - больше ничего не занимало меня. Пустота - решение неразрешимого. Перед моими глазами одна за другой возникали страницы из старой книги.
      ...один из подданных его светлости сказал: "Когда жизнь и смерть одинаково не бесчестны, - останови свой выбор на жизни". Но он имел в виду выразить обратное тому, что сказал. В другом случае он заметил: "Когда вы не можете решить: идти или не идти? - лучше не ходите"
      Он добавил: "Когда вы задаетесь вопросом: есть или не есть? - лучше не ешьте. Когда вас мучит вопрос: умереть или не умереть? - лучше умрите".
      "Лучше умрите", - произнес я вслух, пробуя слова на вкус и обретая в них смысл. Ножны звякнули, упав на пол, к ногам. Я сел на край кровати, зажал клинок между ладоней, и приставив его острие к груди, соскользнул вниз. Некоторое время я лежал неподвижно. Грудь саднила, но никаких других неприятных ощущений я не испытывал. "Неужели смерть такова", - подумалось мне. Я открыл глаза. Меч был вонзен в мою грудь, но ни капли крови не пролилось. Удивленный, я поднялся. Похоже, я был жив, я был материален. Что за комедия!? Я вырвал меч из груди и с удивлением обнаружил, что рассечена только одежда. Разъяренный, я размахнулся и нанес страшный удар по руке. Кисть осталась на месте, но рубашка лишилась манжета. Я резал, бил себя клинком. Лоскуты одежды, как конфетти, покрыли пол, но тело мое было невредимо. Обессиленный, я опустился на кровать. Даже с собой покончить и то толком не смог. Наверное, раньше я жил под именем Гуддини. Но, Господи, не лыком шит твой слуга. Смеясь, я прошел на кухню, где без труда нашел хороший остро отточенный нож. Чтобы удостовериться, я провел им по ладони - кровь хлынула из пореза. Некоторое время я размышлял, в какую часть тела мне вонзить стальное жало и, остановившись наконец на солнечном сплетении, переложил нож в левую руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь правой, но.