Илья Деревянко

Изгой

Все имена, фамилии, прозвища действующих лиц, равно как и названия улиц, станций метро и т.д., вымышлены. Любые совпадения случайны.

Глава I

Верхние и нижние веки до предела оттянуты и закреплены клейкой лентой. Поэтому они не закрываются, и глаза безжалостно слепит мощная лампа дневного света. Тело распласталось на длинном подобии стола со стальными зажимами для рук и ног. Одежда на мне напрочь отсутствует, впрочем, как и видимые увечья. Пытку проводят не какие-нибудь там вчерашние чабаны с садистскими наклонностями, а хладнокровные, специально обученные профессионалы. Штатные палачи Конторы. В НКВД таких называли «теломеханиками». А сейчас – по-разному. Например, «спецами». Они нисколько не наслаждаются моими страданиями. Просто выполняют свою работу – грамотно, без эмоций, не оставляя следов. Цель – не вытащить из меня информацию (будучи уколот «сывороткой правды», я сам выложил все, что знал), а морально сломать и принудить к сотрудничеству. Иные способы в моем случае не действуют. Родители давно умерли, женой и детьми обзавестись не успел, близких родственников нет. В общем, шантажировать нечем. Потому-то «спецы» уже которые сутки старательно терзают мою грешную плоть. Применяются, конечно, и дополнительные методы воздействия – лишение сна, одиночная камера-гроб (два метра в длину, полтора в ширину, метр в высоту) и т.д. и т.п. Однако основной упор делается на непосредственное «общение» в процессе экзекуции. Помимо мастеров заплечных дел и врача в «пыточной» обязательно присутствует психолог, некто Владлен Михайлович. Пухлый тип лет пятидесяти, с круглым благообразным лицом и пронизывающим взглядом. В промежутках между порциями боли он пытается изобразить из себя «доброго дядю», внушить мне доверие и, выражаясь языком блатных, «развести на базаре».

Но ничего путного у психолога не получается. Все его ухищрения летят коту под хвост.

—Ты же русский офицер, Корсаков! Принимал присягу!

—Я присягал России, а не мировому масонству.

—Ты вредишь собственной Родине!

—Наоборот, помогаю. А вредите ей вы и вам подобные.

—Ты молод, Дмитрий. Тебе еще жить да жить!

—В электронном концлагере?! Нет уж, увольте!..

Вот так, в общих чертах, выглядят наши беседы. Владлен Михайлович явно в бешенстве (хотя и скрывает). Ну да пес с ним!!!

– Продолжай, Саша, – прозвучал над ухом ровный, невыразительный голос старшего «спеца». Каким-то непостижимым, мистическим зрением я увидел тянущийся ко мне электрод; остро заточенный, хищный, похожий на змеиное жало. Я инстинктивно рванулся, пытаясь высвободиться из зажимов. Напрасный труд! В следующий миг мое тело изогнулось в чудовищном спазме боли, уши заложило, дыхание перехватило, каждая нервная клетка мучительно завибрировала. Кожа загорелась огнем, словно меня окунули в ванну с соляной кислотой.

Опаленные лампой глаза начали, пульсируя, выползать из орбит.

– Х-р-р-р!!! – дергаясь в агонии, хрипел я. – Хр-р-р-э-э-э!!!

Боль между тем неумолимо нарастала. Вот она вплотную приблизилась к последнему порогу, за которым поджидает Смерть. Я воочию разглядел Костлявую – в заляпанном кровью саване, с острой косой и... проснулся.

– Опять кошмары, да? – сочувственно спросил сипловатый бас. Я не ответил, жадно хватая ртом душный, застоявшийся воздух. Руки-ноги у меня лихорадочно тряслись. Голова трещала по швам. По телу текли струйки пота.

– Попей, Дима, – предложил тот же бас.

У моих губ очутилась казенная металлическая кружка. Вода была холодной и слегка попахивала хлоркой. Сделав несколько крупных глотков, я обессиленно рухнул обратно на подушку, перевел дыхание и наконец полностью вернулся в реальность.

Я лежал на узкой койке в двухместной палате с зарешеченным окном, выходящим в заснеженный ночной сад. Над запертой снаружи железной дверью горела «дежурная» лампочка. В одном углу виднелся умывальник, в другом – унитаз. Неподалеку, на второй койке, сидел плотный мужчина лет тридцати, с наголо обритым продолговатым черепом. Майор ФСБ Виталий Рудаков. Мой товарищ по несчастью и сосед по палате в закрытой психушке тюремного типа. Меня перевели сюда пять дней назад из пыточных подвалов Конторы, но вовсе не для того, чтобы восстанавливать истерзанную нервную систему. А в виде особо утонченной мести! Впрочем, расскажу все по порядку.

Утром 31 декабря 2003 года, через два часа после доклада у полковника Рябова, меня арестовали представители той самой враждебной Структуры (см. повесть «Атака из Зазеркалья»), укололи пентоналом натрия, узнали о Компьютерщике, о дискете капитана Самохина, о причинах провала их плана «Дымовая завеса» и начали склонять к сотрудничеству. В первую очередь они жаждали захватить живьем Коновалова, но без моей активной помощи добраться до него никак не могли (причины см. там же). Для достижения означенной цели меня подвергли жесткой психофизической обработке. Однако за десять суток беспрестанных истязаний ни «спецы», ни психолог так и не сумели добиться желаемого результата. А во время последней «процедуры» я едва не умер от болевого шока. Кстати, ее финальная часть и пригрезилась мне в вышеописанном кошмаре. Правда, не до конца. На самом деле я вылетел тогда из собственного тела и... завис в воздухе. Между светящимся входом в какой-то тоннель под потолком и распростертой на пыточном столе земной оболочкой. Врач, помнится, констатировал остановку сердца, и «спецы» спешно вызвали в подвал реанимационную бригаду. Пару часов я с интересом наблюдал, как они стараются вернуть меня к жизни, а затем... провалился в темноту и очнулся опять в теле.

– Дальше ломать его бессмысленно, – с неохотой выплывая из забытья, услышал я голос старшего «спеца», майора Прохорова. – Скорее сдохнет, но не сдастся. Закоренелый фанатик! А организм уже на грани. Следующего сеанса он не переживет.

– Да хрен с ним, с уродом, – мрачно буркнул психолог. – Хороший враг – мертвый враг!

– Молчать, болван! Тебя не спрашивают! – начальственно прорычал кто-то незнакомый. – Решение буду принимать Я. Лично! И без твоих дурацких советов. Доктор наук, блин! Мозговед хренов! Обсерился, как последний... раздолбай!!!

– Приходит в сознание, – бесстрастно сообщил один из реаниматоров.

Все присутствующие разом умолкли. Меня отнесли на носилках в камеру с кроватью, накачали снотворным, дали отоспаться, а затем помыли, одели, под усиленным конвоем доставили за город, в психушку, и для начала отвели в кабинет главврача, полковника Федулина.

– Официально ты считаешься погибшим при проведении спецоперации в Чечне, – с ядовитой улыбочкой объявил он. – И даже награжден посмертно орденом Мужества. Но на самом деле ты будешь жить дальше. Только о-о-чень хреново! Я буду проводить над тобой опыты по изменению сознания. Процесс, смею заверить, не из приятных! В конечном итоге ты полностью утратишь прежнюю личность, забудешь собственное имя, превратишься в зомби... Приступим примерно через неделю. А пока отдыхай, набирайся сил. «Кролик» должен быть здоровым!..

Так я очутился в двухместной зарешеченной палате вместе с майором Рудаковым. Он угодил сюда двумя днями раньше, с подачи той же Структуры и по схожей причине. А именно – будучи сотрудником аналитического отдела центрального аппарата Конторы, Виталий сумел вычислить четкую взаимосвязь между рядом высших офицеров ФСБ, предателями из правительства и чеченскими террористами, раскопал некоторые пикантные подробности, добросовестно доложил начальству и... мигом «попал под раздачу»! Виталия, правда, не пытали (не было смысла), а лишь допросили под воздействием «сыворотки» да отдали в руки Федулина, который пообещал ему ту же участь, что и мне...

– Тебе лучше? – продолжая сидеть в прежней позе, тихо спросил майор.

– Вроде бы да, – неуверенно ответил я.

– Ну а в целом?!

– Ты подразумеваешь общее физическое состояние?

– Ага!

– Сил, конечно, прибавилось. Кормят тут, как на убой, однако нервишки – сам видишь!

– Так или иначе, но дальше тянуть нельзя, – тяжело вздохнул Рудаков. – Завтра-послезавтра вурдалак Федулин начнет свои поганые эксперименты, мы с тобой перестанем быть людьми, и операцию «Дымовая завеса-2» уже никто не сможет остановить!

– Тянешь, между прочим, ты, – заметил я. – Это у тебя завязки с медперсоналом, не известная никому берлога в городе, доступ к транспортному средству... Я же гол как сокол. Хотя, будь моя воля, свалил бы еще позавчера!

– Тогда ты с трудом на ногах держался, – обиженно возразил Виталий. – И обязательно бы погиб в процессе. Не забывай – союзник у нас всего один, а остальные... Чуть оплошаешь – порвут на части! Кстати, не так уж ты и «гол»! Заначка в два миллиона евро плюс тесное знакомство с подпольным компьютерным гением. Без помощи Коновалова, без денег... Короче, без твоего участия я никогда не справлюсь с главной задачей!!! – Майор замолчал, подперев ладонью квадратный подбородок.

Как вы, наверное, догадались, речь шла о побеге из «веселенького» заведения, где мы оба находились. Опальный аналитик начал говорить о нем в первый же день знакомства. Необходимость вырваться на волю он мотивировал не столько страхом перед грядущим зомбированием, сколько тем обстоятельством, что, по его сведениям, в городе существовала резервная террористическая сеть, способная с успехом заменить ту, об уничтожении которой рассказывалось в предыдущей повести. Состояла она, как водится, из чеченцев, спонсировалась опять-таки Электриком через посредство СПС и возглавлялась неким Мовсаром Хамидовым, дальним родственником покойного Султана. По прикидкам Рудакова, сеть могла быть активирована к концу января, т.е. через две недели. Все данные о ней майор хранил у себя в памяти (поистине феноменальной!). А его план нейтрализации сети заключался в следующем: при помощи Коновалова «слить» информацию в милицейские компьютеры, а также подмазать кой-кого из высшего милицейского руководства. Дабы постарались как следует! (Вот тут-то и пригодились бы упомянутые два миллиона евро.)

Помочь нам бежать должен был один из охранников-санитаров, прапорщик Николай Соколов, в 1994—1996 годах воевавший в Чечне под командованием Виталия и обязанный ему жизнью. Он обещал вывести нас из здания и на заранее подготовленном автомобиле доставить обратно в Н-ск, на квартиру к давней и надежной знакомой по имени Марина, о которой начальство Николая почему-то не знало. В детали побега ни прапорщик, ни майор не вдавались, а меня просили лишь о двух вещах: не геройствовать понапрасну и вообще – не проявлять ненужных инициатив. Дескать: «Без тебя управимся! Ситуация полностью под контролем. Просчитана до мелочей!»

Непонятно только, когда они успели обсудить означенные мелочи. Может, пока я спал?..

– Итак, «срываемся» завтра вечером, – нарушил молчание Рудаков. – После врачебного обхода Николай принесет в палату два комплекта «вольной» одежды, липовые документы, немного денег. Переодеваемся, ложимся под одеяла и ждем. Когда жизнь в клинике затихнет, он вернется и отопрет дверь.

– А оружие? – поинтересовался я. – Не на пикник ведь отправляемся!

– Со стволами проблема, – нахмурил брови майор. – Впрочем... один, думаю, Коля сумеет достать.

– Для тебя, – уточнил я.

– Ну естественно! – широко улыбнулся Виталий. – Извини, дружище, но ты в настоящее время не боец. Слишком измотан пытками. Кроме того, если начнется заваруха, охрана будет стрелять в тех, кто держит в руках оружие. А мы не можем рисковать твоей жизнью!

«Очень трогательная забота», – мысленно отметил я, а вслух спросил:

– Твой прапорщик останется с нами до конца?

– Ясное дело! – уверенно кивнул Рудаков. – Куда же бедолаге деваться? Шум внутри Конторы поднимется неслыханный. «Сбежали из-под стражи два опаснейших преступника! Побегу содействовал такой-то, такой-то!.. Срочно найти, пресечь, обезвредить!» У парня остается единственный выход – с нами, под землю!!!

– И он согласен на столь незавидную участь? Не передумает в последний момент?

– Никогда! Николай поклялся следовать за мной повсюду. Хоть в преисподнюю. – Голос майора звучал мрачно и торжественно.

– Ладно, верю, – буркнул я и вдруг встрепенулся: – Слушай, постоянно хотел спросить, но как-то из головы вылетало... В общем, фамилия Рябов тебе ничего не говорит?

– Владимир Анатольевич?! Полковник?!

– Точно, он самый!

– Это твой друг?

– Ну-у-у... типа старший товарищ.

– Забудь о нем! – В глазах Виталия сверкнули недобрые огоньки. – Рябов предатель. Один из тех, кто курирует резервную сеть!

– По-о-о-нят-но, – протянул я с огорченным вздохом. – Больше вопросов не имею. А теперь, может, на боковую? До утра еще далеко.

– Правильно, – согласился Рудаков, растягиваясь на своей койке. – Спокойной ночи, Дима.

– Спокойной ночи... дружище!

Засыпал я с чувством некоторого удовлетворения, поскольку нашел правильный ответ на давно мучивший меня вопрос...

Глава II

Вечер следующего дня ознаменовался обильным снегопадом и свирепым северным ветром. За окном сплошное белое марево да глухие завывания разбушевавшейся стихии. Не лучшее время для прогулки, но для побега – в самый раз!

Вечерний обход возглавлял лично полковник Федулин. В хрустящем, накрахмаленном халате, с сильно помятой рожей и с густым пивным духом изо рта (видимо, «оттягивался» после вчерашнего).

– Ты неплохо отъелся, «кролик», – ощупав мои мышцы, осклабился главврач и добавил, гнусно хихикнув: – Завтра утром начнем «лечебные» процедуры. Из тебя, Корсаков, получится отличный зомби... Из тебя тоже, – словно спохватившись, бросил он майору, которого осматривал другой врач. Вскоре после их ухода в палате появился Николай с туго набитой спортивной сумкой в руке. Прапорщик Соколов был приземистым мужчиной атлетического телосложения, с плоским лицом, бесцветными глазами и «стертыми» ушами профессионального борца. Невзирая на предстоящее нам мероприятие (мягко говоря, небезопасное) и резкую перемену во всей его жизни, Николай выглядел абсолютно спокойным. Даже, как мне показалось, чуть-чуть веселым.

– Переодевайтесь, – расстегнув на сумке «молнию», предложил он.

Внутри оказались две пары джинсов, два пары обуви, две рубашки и два серых свитера машинной вязки. Каждый комплект в отдельной, целлофановой упаковке.

– Я специально подобрал по размерам, – пояснил прапорщик. – Вот твой, а вот твой. Документы и деньги в карманах штанов. А вот, Виталий, обещанный ствол, – он протянул майору новенький «ПСС»^[1]. – Больничные пижамы кладите в сумку. Быстрее, ребята! Я не могу здесь долго задерживаться!

– А верхняя одежда? На улице-то мороз! – с глупым видом пробормотал я.

– В машине, – скользнув по мне насмешливым взглядом, лаконично пояснил Соколов и вновь поторопил: – Давайте шевелитесь, времени в обрез!!!

Когда он ушел, мы с Рудаковым улеглись на койки и укрылись до подбородков тонкими казенными одеялами.

– Ты как, в норме? – заботливо спросил Виталий.

– Ноги будто ватные, и голова кружится, – пожаловался я. – Вероятно, на нервной почве. Поломали меня капитально!

– Ничего, на свободе восстановишься!

– Дай-то Бог...

Прошло около двух часов. Ветер на дворе не ослабевал и яростно ломился в залепленные снегом оконные стекла. Под батареей парового отопления нахально шуршали тараканы. Из соседней палаты доносились злобные, постепенно усиливающиеся вопли. Со слов Рудакова я знал, что там содержался в «одиночке» отставной генерал госбезопасности Павленко. В прошлом крупнейший специалист по допросам с пристрастием, любимчик Берии, лишь чудом не репрессированный вместе с опальным покровителем и ухитрившийся благополучно дотянуть до персональной пенсии. Впрочем, выйдя на заслуженный отдых, старый палач вскоре свихнулся, заподозрил в шпионаже собственную жену, запытал ее до смерти и в результате переселился в закрытую спецпсихушку ФСБ. На постоянное место жительства. Бесновался он часто, примерно два раза в сутки, и обязательно получал от санитаров по шее. Но сегодня генерала почему-то не трогали.

– Тва-а-а-ари ползучие!!! – нечеловеческим голосом ревел за стеной Павленко. – Всех порву на х-х-х-рен!!! Куда вы дели мой рабочий инструмент?!! Ух, вор-р-рюги поганые! За-гры-ы-зу-у-у!!!

Наконец в палате вновь появился прапорщик Соколов: без халата, в гражданской одежде, с «ПСС» за поясом и с большой связкой ключей.

– Можно отчаливать! – бодро сказал он. – Путь свободен. Правда, пришлось ликвидировать пятерых дежурных санитаров. Ну, да черт с ними. Не велика беда. Идемте, ребята, сигнализацию я отключил.

– Особенно не гони, – предупредил его майор. – А то Дмитрий совсем расклеился.

– Не буду. – Соколов едва сдержал пренебрежительную усмешку.

– А где главврач Федулин? Он, часом, не забредет на этаж?! Тревогу не поднимет?! – внезапно обеспокоился я.

– Не боись, капитан! – фыркнул Николай. – Федулин успел напиться до скотского состояния и дрыхнет у себя в кабинете. А если вдруг очухается да попадется под руку – пристрелю, как собаку. Подумаешь, делов-то!

Робко улыбнувшись бравому прапорщику, я с грехом пополам поднялся с койки и, шатаясь, проковылял в коридор. Первое тело лежало неподалеку от нашей палаты спиной вверх и не подавало признаков жизни. На белом халате между лопаток расплылось огромное кровавое пятно. Хладнокровно перешагнув через коллегу, Соколов направился к ведущей на лестницу двери, отпер замок и приглашающе махнул рукой.

– Не упадешь? – взяв меня под локоть, участливо спросил Виталий.

– П-постараюсь. Но ты действительно, того... придерживай!

Второго санитара я увидел на лестничной площадке. Он неподвижно лежал на боку, лицом к стене. Следы крови на нем отсутствовали.

– Колька хребет сломал гаду. Или шею, – шепотом пояснил Рудаков.

Спустившись по лестнице, мы очутились в коридоре первого этажа и медленно двинулись к проходной. Если не считать криков некоторых буйных (типа генерала Павленко), в клинике было тихо. Равнодушно светили казенные лампы под потолком. Пахло потом и несвежим бельем. Под ногами поскрипывал плохо уложенный, грязноватый линолеум. В будке на проходной уткнулся лбом в стол третий охранник со слипшимися от крови волосами. Куда подевались еще двое из упомянутых прапорщиком пятерых, оставалось лишь догадываться. Всю дорогу я охал, кряхтел и едва переставлял ноги. Однако, невзирая на подобную обузу, ни Николай, ни Виталий не проявляли ни малейших признаков нервозности. Побег из спецпсихушки тюремного типа проходил на редкость гладко. Без сучка без задоринки. Беспрепятственно покинув здание, мы погрузились в стоящий прямо у крыльца черный джип с незаглушенным мотором. Рудаков деловито уселся за руль, а я обессиленно плюхнулся на заднее сиденье рядом с Соколовым. Меня трясло в крупном ознобе.

– Сейчас согреешься. Печка тут мощная. А пальто доставать некогда. Они в багажнике, – глянув на мою жалкую, перекошенную физиономию, проворчал прапорщик.

– Спа-а-а-а-сибо! – еле слышно проблеял я. Майор плавно выжал газ. Громоздкая машина резво рванула с места. По лобовому стеклу ожесточенно заелозили «дворники». Судя по всему, Рудаков хорошо знал здешние края. Ни разу не сверившись с картой, он уверенно пропетлял по лабиринту проселков, выехал на Донское шоссе и, значительно увеличив скорость, погнал джип к Н-ску. Неожиданно снегопад прекратился, а ветер утих. Марево за боковым окошком исчезло, и я увидел, как из ближайшей по курсу будки выползают на «охоту» гаишники. Нас, правда, они не тронули. Три следующие поста также не пытались остановить джип. Только внимательно приглядывались к номерам и сразу отскакивали назад. Один, помнится, даже «взял под козырек». Благополучно добравшись до северной окраины города, Виталий, не снижая скорости, повернул в сторону площади Свободы.

– Долго еще? – слабым голосом осведомился я.

– Минут двадцать, – не поворачиваясь, ответил Николай.

– О-ох!.. Худо мне!.. Голова кружится! – застонал я, привалился к плечу прапорщика, выдернул у него из-за пояса «ПСС», ткнул стволом под левый сосок и нажал спуск. Широкое тело изогнулось в предсмертной конвульсии.

– Останови машину, падла! – жестко скомандовал я, приставив дуло к затылку майора. Ошеломленный произошедшей со мной переменой, тот безропотно повиновался. Джип взвизгнул тормозами, содрогнулся и застыл посреди безлюдной улицы.

– Но как... как ты догадался! – растерянно прошептал Рудаков.

– Потом объясню, – усмехнулся я. – А пока достань свой пистолет, медленно, аккуратно, двумя пальчиками, и передай мне... Та-ак, молодец! Теперь двигай вон к той подворотне, заезжай во двор да глуши мотор. И не вздумай глупить. Замочу без базара!

Порывисто вздохнув, майор осторожно повел джип в указанном направлении, остановился там, где было велено, и повернул ключ зажигания против часовой стрелки. Урчание мотора стихло.

– Вылезай из тачки! Лапы задери повыше! – свирепо рыкнул я.

Выбранный наугад двор вполне оправдал мои надежды: небольшой, пустынный, непроходной. Окна окружающих домов не светятся. На всех без исключения подъездах домофоны. Бежать пленнику будет затруднительно. И тем не менее он попробовал. Когда мы покинули салон, Виталий сделал два шага вперед, резко развернул корпус влево, обхватил ладонью мой правый бицепс и... замер, не доведя приема до конца^[2], с уткнутым под подбородок стволом. Предугадывая подобный оборот событий, я заблаговременно переложил пистолет в левую руку. Этого он видеть никак не мог. Потому и облапошился.

– Ручонку убери. Иначе череп снесу! – мрачно предупредил я и, вернув Рудакова в исходное положение, от души врезал ему локтем в челюсть.