Как ему показалась он летел целую вечность, уставившись на просвечивающий покров наверху, его жуткие крики метались среди огромных кристаллов кварца, растущих из гранитных стен. Отверженные летели за ним вслед, их похожие на маски лица странным образом мало походили на головы гигантов и светились в темноте, подобно сотням лун.
      Агис упал на что-то мягкое и теплое, его тело остановилось так резко, что судорога жесточайшей боли прокатилась через его желудок. Головой он ударился о костяное ребро, ноги погрузились в покрытое шерстью тело, затем глубокий хрип потряс стены ямы.
      Оказалось, что он упал на диафрагму Фило, всего в дюжине ярдов ниже хрустальной крышки ямы. Поглядев вокруг, он заметил неподвижное тело Кестер, лежавшее на плече гиганта, и дюжину Отверженных, скопившихся над ней. Они также роились и на голове гиганта, прочем несколько сверкающих лиц толкали друг друга, стремясь очутиться прямо над его лицом.
      Аристократ перекатился на живот, собираясь встать и обнаружил, что он глядит с высоты бока Фило в кристаллические глубины черной шахты. Агису показалось, что полукровка застрял далеко выше дна попасти, но в этот момент обжигающее, как крапива прикосновение Отверженного взорвало болью все его тело.
 

***

 
      Баван дал возможность Тихиану поглядеть на судьбу Агиса, потом защемил короля между своими массивными пальцами. – А теперь скажи, какую награду ты ожидаешь в обмен на воровство нашего Оракула. – Он слегка сжал кончики пальцев, и невероятная тяжесть сдавила грудь Тихиана. – Или я должен выдавить ответ из тебя?
      – Какая тебе разница? – спросил король. – У тебя нет выбора – ты должен отдать мне Оракул.
      Уши Сарама дернулись несколько раз, он поднес Тихиана ближе к своему глазу. – Это у тебя нет выбора.
      Когда клюв Наля закрылся, король услышал тихий звук негромкого дыхания. Глаз бавана внезапно стал холодным и строгим, и Тихиан обнаружил, что его внимание приковано к желтому зрачку. Он попытался отвести взгляд и не сумел.
      Понимая, что сейчас его разум будет атакован, Тихиан быстро вообразил себе защиту: неразрываемую сеть текущей энергии, такую частую, что даже комар не смог бы проскользнуть через ее ячейку. По ее краям нити были вплавлены в ноги дюжин гигантских летучих мыей, глаза которых горели красным пламенем, а рты были наполнены острыми клыками, с которых капал яд.
      Тихиан едва успел приготовить свою ловушку, как светящийся белый лев с крыльями рыча ворвался в его рассудок. Создание изо всех сил ударилось в сеть, наполнив темную пещеру оглушающим ревом и сверкающими голубыми вспышками. Зверь протащил сеть через половину пещеры, прежде чем мыши Тихиана опомнились и накинулись на льва, стараясь замотать огромные крылья зверя своей паутиной
      Лев зарычал в ярости, потом нырнул прямо в самые глубокие, самые темные глубины сознания Тихиана. Король послал своих летучих мышей за ним. Когда они накинулись на свою жертву, создание Наля начало окаменевать, становиться все более и более тяжелым, утаскивая с собой вцепившихся в него летучих мышей все глубже и глубже в глубины интеллекта Тихиана.
      Тихиан призвал больше энергии, чтобы увеличить свои мышей. Попытка удалась, но он не мог остановить льва, пока каждая из них не стала размером с кес’трекела. Но если дать льву убежать, потребуется так много энергии, чтобы вновь схватить его, что он будет слишком слаб для контратаки.
      На какое-то мгновение падение льва замедлилось, но потом посланец Наля из каменного стал железным, удвоив свой вес. Зверь уже ушел из основной пещеры, утаскивая гигантских летучих мышей Тихиана в черную яму у основания его разума.
      Лев открыл рот, но заговорил голосом Наля. – Дурак, – прорычал он. – Ты не можешь состязаться со мной. У меня есть Оракул.
      Создание потянуло лапами сеть, подтаскивая мышей Тихиана к себе. Чувствуя, что его силы иссякли, Тихиан попытался распустить сеть и дать зверю Наля свободно упасть, но было уже поздно. Тварь схватила мышей своими лапами, продолжая падать через темноту, вцепилась в них и разорвала на куски их желудки. В мгновение ока она сожрала всю Тихианову засаду и продолжала свободно падать к центру интеллекта Тихиана. Она даже не удосужилась развернуть крылья и остановить падение.
      Спустя короткое время в ушах короля раздался оглушительный звон, когда железное тело льва ударилось о дно ямы. Зверь издал громкое рычание, из его глаз брызнули золотые лучи света. – Ну, посмотрим, что ты скрываешь здесь, а?
      Лев пробежался своими светящимися глазами по стенам ямы, и нашел единственный, извилистый туннель, ведущий внутрь. С радостным низким рыком он прыгнул внутрь темного прохода. Ядовитые ящерицы выскочили из темноты и впились своими острыми зубами в ноги зверя, а скорпионы-вампиры упали сверху на его голову,стараясь вонзить жала в его глаза. Создание на ходу раздавило рептилий своими могучими ногами и резко затрясло головой, сбрасывая с себя пауков, но многие из нападавших по-прежнему висели на нем.
      Яд жутких тварей, однако, не замедлил движение льва. Красноватые огненные шарики брызнули из ран на его ногах, а капли кислоты полились из глаз. Обе жидкостости нейтрализовали яд задолго до того, как он смог причинить зверю какой-нибудь вред.
      Туннель закончился в зале, потолок которого поддерживали сотни черных колонн. На каждой колонне висел один-единственный факел, горящий черым пламенем, которое поглощало, а не давало свет. Единственным звуком в зале был человеческий смешок, в котором проскальзовали нотки безумия.
      Шерсть на спине льва стала дыбом. Он лег на брюхо и пополз через тьму, пока не добрался до передней части комнаты. Там, на троне из человеческих костей, сидел Тихиан, Король Тира. Одной рукой он сжимал обсидановый скипетр короля-волшебника, а во второй крепко держал лишенную тела голову своего единственного друга: Агиса Астикла.
      – Теперь ты знаешь, что Борс обещал мне: мое заветное желание, – сказала фигура Тихиана.
      Пурпурный свет сверкнул из глубины набалдашника скипетра, затем голова Агиса сказала.– Теперь ты можешь нас оставить. Его величество предпочитает побыть один. – Чтобы подкрепить приказ, Тихиан указал скипетром на голову нежелаемого посетителя.
      Лев открыл свою пасть, как если бы собирался зарычать, но маленькую комнату заполнил глубокий, громыхающий смех.
 

***

 
      Отверженные вились над Агисом, прижимая свои бесплотные рты к любому открытому участку кожи. Каждое прикосновение посылало опаляющую боль глубоко в его плоть, оставляя на теле красный рубец, который продолжал гореть еще долго после того, как смертоносный поцелуй заканчивался. Хотя большинство из прижимавшихся к нему губ принадлежало детям, они были по меньшей мере в два-три раза больше его, а засосы, которые они оставляли, были огромны.
      Агис встал. – Немедленно перестаньте! – выкрикнул он, почти теряя равновесия на животе Фило, качнувшемся под его ногами. – Оставьте меня одного!
      Отверженные ринулись от него, в изумлении уставившись на стоящую фигуру. – Как он может выносить боль? – выдохнул один из них.
      – У него должно быть сильный ум, – сказал другой.
      – Нет, тут что-то другое, – ответило лицо женщины с приплюснутым носом, одно из немногих лиц, которые по-видимому принадлежали взрослым. – Быть может действительно мудрее оставить его.
      Пока лица обменивались мнениями, Агис добрался до Кестер и в первый раз ясно увидел яму. Шахта имела неправильную, но в основном прямоугольную форму, где-то было узко, а кое-где очень широко. Как он уже заметил раньше, стены были покрыты огромными кварцевыми кристаллами, изнутри каждого лился неяркий серебрянный свет. При этом свете Агис увидел больше сотни желтоватых черепов гигантов, висевших на стене, каждый был аккуратно помещен на верхушку кристалла.
      Когда Агис оказался рядом с тарик, Отверженные снова бросились на аристократа. Они терлись своими щеками об его кожу,оставляя долгие полосы, становившиеся сразу коричневыми и скользкими. Эти гнилые пятна наполяли его глухой болью, и он почувствовал тошноту и жар.
      Агис закрыл глаза и сконцентрировался на основе своей личности, заставляя тошнотворную боль гниения скатиться с него не оставляя следа. Он сфокусировал все свои мысли только на мистической сущности Пути, сущности, которая давала ему возможность принимать боль и используя ее усилить свое физическое тело.
      Как только он почувствовал, что контролирует боль, Агис сказал. – Достаточно игр. Оставьте меня, или вам придется пожалеть об этом.
      Некоторые Отверженные уставились на него в изумлении, но большинство продолжало нападать на него и его друзей. Агис закрыл глаза и вызвал энергию из своего мистического нексуса. Вскоре его измученное тело набрало нужное количество энергии. В своем рассудке аристократ вообразил сотню открытых рук, потом открыл глаза и заставил каждую руку ударить по щеке одного из призраков. Ладони ударили по целям с громким хлопком, смешались с лицами и исчезли, оставив на щеках свои черные отпечатки.
      Заметив, что Отверженные в ужасе глядят на него, аристократ сказал. – Это для того, чтобы вы знали, что я могу выполнить свои угрозы. Если мне понадобиться защищаться опять, я не буду таким милосердным.
      Тревожно крича, Отверженные поднялись в воздух и закружились над его головой.
      Агис встал на колени, чтобы проверить Кестер. Там, где сверкающие лица терлись о ее спину и плечи, ее толстая кожа покрылась высохшими, морщинистыми пятнами. Аристократ перевернул ее и нашел, что спереди дела еще хуже. Она была без сознания уже давно, но лицо было до сих пор перекошено от боли. Мех, покрывавший ее шею и грудь, был гротескно смят, как и на спине, за исключением тех участков кожи, которые были покрыты грязью.
      Агис воспользовался несколькими клочками всклоченной бороды и устроил ее под подбородком Фило, потом занялся самим гигантом. Лицо полукровки стало чудовищно искажено, как и у любого из детей Сарам. Один из его глаз увеличился почти вдвое и теперь выпирал из глазницы, держась в ней так-же надежно, как шар на краю полки. Другой, наоборот, стал намного меньше, погрузившись так глубоко под бровь, что был еле виден. Нос был переделан таким образом, что к каждой ноздре бежал свой отдельный проход, с огромной трещиной между ними. Даже его резцы не избегли деформации, и теперь торчали в разные стороны, подобни двум веткам вилкоподобного дерева.
      Агис взглянул на лица, вьющиеся над его головой – Почему вы сделали это? – выкрикнул он.
      Отверженные опустились пониже, медленно кружась вокруг его головы, их нематериальные лица перекосила маска не то сожаления, не то злобы, он не мог понять, чего именно. Призрачные всхлипывания сорвались с губ нескольких детей, пока бесплотные слезы потекли по их щекам и исчезли в темном воздухе.
      – Нам страшно, – пролепетала маленькая девочка.
      – И одиноко, – добавил мальчик.
      – Почему они бросили нас сюда?
      Каждым крик отдавался острой болью в груди Агиса, наполняя его глубоким чувством сожаления. Каждая жалоба добавляла еще печали, его сердце становилось все тяжелее и слабее. Вскоре он почувствовал, как ужасная тяжесть сжала его грудь, и ему было больно дышать, а Отверженные продолжали свои горькие жалобы, до тех пор, пока он не почувствовал, что настолько переполнен их горем, что вот-вот и взорвется.
      – Перестаньте! – закричал Агис
      Аристократ призвал энергию, чтобы использовать Путь и опять закрыл глаза, на этот раз увидев молот с белоперыми крыльями на рукоятке. Как только он твердо ухватил его в своем разуме, он взглянул на самый высокий из висящих черепов и послал образ туда. Молот появился там мгновение спустя, его белые крылья удерживали его медленными, изящными взмахами.
      – Это последнее предупреждение! – сказал аристократ.
      Так как Отверженные продолжали ныть, он отвел молот. Прежде, чем молот ударил, лицо женщины с приплюснутым носом, с которой он говорил раньше, появилось перед ним. Она больше походила на Джоорш, чем на Сарам, на ее лице не было заметных деформаций, а миндалевидные глаза на удивление мягко глядели на него.
      – Пожалуйста, не делай этого, – взмолилась она. – Печаль, которую ты слышишь, настоящая. Они не могут помочь сами себе.
      Агис придержал свой удар, но указал на ее неразумных друзей. – Разве они могут помочь сами себе, если они творят такое? – спросил он.
      – Я понимаю, что их поведение кажется тебе жестоким, но ты не знаешь причины для этого, – ответила она.
      – Расскажи мне, – сказл аристократ, все еще держа молот наготове.
      Женщина покачала головой. – Я попытаюсь, но как ты сможешь понять то, что ты не в состоянии испытать? – спросила она.
      – Ты бы удивилась, если бы знала, как много я могу понять, – возразил Агис.
      – Но не это. У тебя слишком доброе сердце.
      Агис нахмурился, спрашивая себя, не пытается ли она льстить ему. – Что ты знаешь о моем сердце?
      – Я знаю, что оно чище, чем эти кристаллы, – ответила она., указывая на острия кристаллов кварца, сверкающих со стен. – Иначе ты бы не смог сопротивляться магии, которая держит нас здесь.
      Агис бросил взгляд на себрянное сияние из кристалла рядом с ним. – Магия Оракула? – спросил он, припоминая, что Наль говорил ему о том, что он нуждается в линзе для того, чтобы держать Отверженных в яме.
      Женщина кивнула. – Он поддерживает нас – и он же обеспечивает магию, текущую через кристаллическую крышку, которая запирает нас в этой тюрьме.
      – Все это очень интересно, но не объясняет жестокость твоих друзей.
      Женщина бросила печальный взгляд на лица, витающие наверху. – Такими становятся дети, когда вы держите их взаперти, – сказала она. – Таким образом они вымещают свое раздражение на тех, кто слабее их.
      Агис разрешил своему молоту раствориться в воздухе. – Тогда, если мы не хотим, чтобы они были жестокими, я полагаю, что мы должны освободить их.
      Призрак взглянул на Агиса с сомнением. – Не буди в них надежду, – сказала она. – Это не то, что ты можешь сделать.
      – А я думаю, что могу, – ответил Агис, вытягивая шею вверх, чтобы внимательнее осмотреть крышку. – И ты можешь помочь, оживив моих друзей. Мы нуждаемся в них.
      Пока он говорил, долговязая фигура Тихиана с грохотом приземлилась на хрустальную крышку. Громкое жужжание пробежало по крышке и тело короля начало просачиваться через барьер прямо над головой аристократа.
      Отверженные бросились к нему. – Мы не должны делать ничего такого, – громко крикнул Агис. А про себя добавил, – Даже если змея заслужила это.
      Лица остановились и взглянули на женщину с приплюснутым носом, ожидая указаний. – Я полагаю, вы должны делать то, что он говорит, если хотите вернуться в свои тела, – сказала она.
      Отверженные недовольно разлетелись, а тем временем Тихиан просочился через крышку. Он приземлился на грудь Фило, заставив тело гиганта затрястись. На кокакой-то момент Агис испугался, что полукровка может сорваться вниз, отправив их всех в темную пропась, но гигант опустился только на на несколько футов. Как бы то ни было, но после этого толчка его тело стало даже еще более устойчиво.
      Тихиан застонал и попытался встать. Потом, его глаза закатились и он упал, потеряв сознание. Агис скользнул вниз, на грудь Фило, и положил пальцы горло короля. Он ощутил сильный, ровный пульс.
      – Вероятно, для всего Атхаса было бы лучше, если бы я убил тебя прямо сейчас, – пробормотал Агис, поднимая пальцем одно из век короля.
      Тихиан открыл глаза, потом оттолкнул руку Агиса. – У тебя не хватит нервов, чтобы убить меня, – прошипел он. – Но это не важно. Атхасу больше нечего бояться меня.
      – Это еще почему? – спросил Агис, проверяя голову короля в поисках отметин от сильных ударов. – Конечно ты не собираешься уверять меня, что решил не обладать Оракулом?
      – Веришь ты или не веришь, какая разница! – воскликнул Тихиан, хватая Агиса за плечи. Он притянул лицо Агиса оближе к себе и прошептал, – Этот червяк обманул меня!
      – Какой червяк? – недоуменно спросил Агис. – И в чем?
      – Дракон! – выкрикнул Тихиан. – Наль сказал мне. Борс не может сделать никого королем-волшебником, даже при помощи Черной Линзы.

Глава Одиннадцатая. Расколотая крыша