Боевые действия Скадовской авиационной группы начались с воздушной разведки. Причем, несмотря на предельно ограниченный запас горючего, она велась с момента нашего прилета и с каждым последующим днем становилась более интенсивной. Разведчики установили, что вражеские конвои и одиночные транспорты следуют в Крым главным образом из Одессы. Одесский порт, кроме того, принимал все плавсредства, уведенные немцами из Николаева, Херсона, Очакова. В отдельные периоды в Одесском порту их насчитывалось до 150 - 250 единиц.
      Порт Ак-Мечеть (ныне Черноморское) служил конечным пунктом в Крыму, через который шло снабжение войск 17-й немецкой армии. Иногда воздушная разведка отмечала формирование конвоев на выходах из Дуная и Констанцы, откуда они следовали в Евпаторию и Севастополь.
      В этой обстановке и было решено основные усилия авиагруппы направить на разгром конвоев и одиночных транспортов на ближней морской коммуникации, включая порт Ак-Мечеть. По Одесскому порту, который имел сильную защиту с воздуха, удары планировалось наносить ночью или днем, но только в сложных метеоусловиях мелкими группами и одиночными самолетами. Планировали также нанести при первой же возможности
      массированный удар всеми силами по Одесскому порту. К сожалению, из-за плохих метеоусловий осуществить этот замысел не удалось.
      Кстати, следует отметить такую деталь. Поскольку со штабом ВВС флота у нас не было проводной связи, нам ставили задачу не на каждый вылет или даже на сутки, а, как правило, только письменно и на некоторый период, предоставляя нам в остальном полную самостоятельность.
      Первые удары по конвоям противника авиагруппа нанесла в период 20 - 25 ноября, потопив транспорт, баржу, два самоходных парома типа "Зибель" с танками и повредив один транспорт{50}. Противник не ожидал появления на его морских коммуникациях самолетов А-20ж и Пе-2, прикрываемых истребителями, и это позволило нам избежать потерь.
      "Кондрашин режет коммуникации врага на море",- сообщала многотиражная газета "За победу" после удара 26 ноября пятерки Пе-2 по каравану вражеских судов. Пикировщиков вел командир 1-й эскадрильи 40-го полка капитан. Андрей Кондрашин, а сопровождали их четыре "кобры". Сброшенные с пикирования, 30 фугасок точно накрыли крупный транспорт и самоходную баржу, а майор Семен Карасев в воздушном бою сбил лодочный самолет "Гамбург-140"{51}.
      Активно начали действовать и торпедоносцы А-20ж 36-го минно-торпедного полка. Особенно выделялась 1-я авиаэскадрилья майора А. И. Фокина. Используя низкую облачность и слабую видимость, торпедоносцы одиночно и малыми группами рыскали над морем, находили цели и внезапно атаковали их. С первых дней зарекомендовали себя снайперами торпедных ударов заместитель командира эскадрильи по политчасти капитан К. И. Копейкин, командиры звеньев старшие лейтенанты А. Д. Рыхлев и В. П. Рукавицын.
      Все это хорошо, но нас не оставляла в покое мысль о такой цели, как Одесский порт, буквально нашпигованный различными судами. И вот 28 ноября полковник В. И. Смирнов собрал небольшое совещание.
      - Противник начинает уводить из Одессы в Констанцу и в порты Дуная транспорты, баржи и различные другие плавсредства, - начал выступление Виктор Иустинович. - Вероятно, он оставит там только то, что ему необходимо для перевозок в Ак-Мечеть. Спешно выводят немцы и плавсредства, оставшиеся на Днепре и Буге. - Надо срочно минировать основной фарватер Днепровского лимана, подходы к портам Одесса и Ак-Мечеть, - предложил командир 36-го минно-торпедного полка подполковник А. Я. Ефремов.
      - Этим уже занимаются экипажи самолетов Ил-4, но их всего четыре, ответил Смирнов. - Нужны еще самолеты и мины. А пока давайте обсудим возможности удара по Одесскому порту.
      А у меня на этот счет уже сложилось мнение. Я предложил использовать для налета на порт только что прибывшую к нам девятку Ил-2 совместно с имеющимися Пе-2. На прикрытие ударной группы выделить истребителей. Налет выполнить завтра утром после доразведки цели.
      Полковник Смирнов выслушал затем командира 23-го штурмового авиаполка майора И. И. Трушина и командира эскадрильи Пе-2 капитана А. К. Кондрашина, которые поддержали мое предложение. Тут же разработали план организации удара, маршрут полета, обсудили вопросы взаимодействия и управления. Вести группу поручили мне.
      Погода к утру 29 ноября несколько улучшилась. Но все же высота нижней кромки облаков не превышала 400 метров. В воздух поднялись 9 Пе-2, 9 Ил-2 и 12 "кобр". Впереди со мною шли две четверки истребителей, за ними "илы", затем "петляковы". Третья четверка истребителей замыкала сзади общий боевой порядок группы.
      Летели над морем на высоте 100 - 150 метров. Вот уже видна и Одесса. IIри подходе к ней облачность несколько приподнялась, и по моему сигналу все самолеты перешли на набор высоты. Моя четверка истребителей и четверка капитана В. С. Снесарева вышли вперед и блокировали порт с вероятных направлений подлета истребителей противника. "Илы" атаковали первыми с пологого пикирования, а за ними "петляковы" - с горизонтального полета.
      Огонь и дым в считанные секунды охватили порт. Нападение оказалось настолько внезапным для убаюканного долгим покоем врага, что не только его истребители не оказали противодействия, но и зенитчики открыли огонь, когда наши самолеты уже отходили от цели.
      На фотоснимках, сделанных разведчиком, шедшим вслед за нами в облаках, с интервалом в пять минут, мы отчетливо разглядели полупогруженный в воду крупный транспорт, две горящие самоходные баржи и очаги пожаров на причалах.
      Трудно понять почему, но даже в начале декабря немцы, по-видимому, еще не разгадали, что мы действуем из района Скадовска. Во всяком случае, вражеские самолеты в сумерках и ночью продолжали пролетать в Крым и обратно невдалеке от наших аэродромов. Одного такого "сумеречного" Хе-111 и перехватили тогда наши истребители.
      В результате боя "хейнкель" был сбит, но он не упал, а сел на фюзеляж на Джарылгачской косе. Когда рассвело, наши воздушные разведчики увидели, что пятеро членов экипажа спешно готовят надувную лодку явно для ухода в Крым. После предупредительной очереди с находившейся над ними пары "кобр" гитлеровцы отказались от своей затеи и были вскоре пленены двумя нашими матросами и доставлены катером в Скадовск. На допросе пленные заявили, что опытных членов экипажей в их бомбардировочном авиасоединении осталось не более 15 - 20 процентов, остальные - зеленая молодежь. Сообщили также, что в связи с трудностью доставки морем материальных средств в Крым довольствие частей 17-й армии сокращено на одну треть. Так что первые результаты боевой работы нашей авиагруппы уже дали о себе знать.
      Однако мало было топить транспорты на море и в портах. Военный совет флота и командующий ВВС обратили внимание командира Скадовской авиагруппы на необходимость повысить активность истребителей 11-го гвардейского на воздушных коммуникациях противника. Дело в том, что противник стал для маневра силами широко использовать "воздушные мосты". Так, только 12 ноября, то есть еще до нашего прилета в Скадовск, враг перебросил транспортными самолетами в Крым 121-й и 123-й пехотные полки 50-й пехотной дивизии, а когда мы перелетели сюда, он перебросил еще и 2-й батальон 192-й пехотной дивизии. Летали немецкие трехмоторные транспортники Ю-52 преимущественно крупными группами, насчитывающими от 12 до 45 самолетов. Кроме того, по воздушным трассам перегонялись в Крым боевые машины и постоянно курсировали самолеты связи. Так что заняться было чем...
      Командование авиагруппы стало более экономно расходовать силы гвардейского истребительного полка, единственного в группе, и то не полного состава. На сопровождение торпедоносцев, бомбардировщиков и штурмовиков теперь выделяли меньше истребителей, а главные силы парами и звеньями вылетали на "свободную охоту" для перехвата и уничтожения в первую очередь транспортных самолетов противника. Такое перераспределение усилий стало возможным благодаря впервые завоеванному в полосе наших действий господству в воздухе. Мы повсюду навязывали противнику бои и, как правило, выходили победителями. Лишь за первые три месяца боевых действий в составе Скадовской авиагруппы экипажи гвардейского полка сбили 25 самолетов противника, из них 16 Ю-52{52}.
      Первым открыл боевой счет на воздушных коммуникациях врага младший лейтенант А. А. Гайдуров. При сопровождении торпедоносцев он заметил одиночный Хе-126 и, решительно атаковав, сбил его. 22 ноября отличились майор С. Е. Карасев, старший лейтенант В. И. Щербаков, младшие лейтенанты П. В. Карпунин и В. А. Любимков. Действуя четверкой, они перехватили две группы самолетов противника, причем из состава первой сбили два Ю-52, а из второй "Хейнкель-111" и "Бюккер-133".
      К вечеру того же дня повезло и мне с лейтенантом В. В. Прозором. Мы перехватили над морем поплавковый самолет противника "Арадо-195", летевший в Крым. Уклонившись от моей атаки, самолет развернулся со снижением и взял обратный курс - на Одессу. После атаки Владимира Прозора замолчал пулемет воздушного стрелка, но враг продолжал упорно уходить, так прижался к воде, что стал заметен бурун от вихря за воздушным винтом. Захожу повторно ему в хвост и с пологого снижения всей мощью бортового оружия вгоняю его в морскую пучину.
      Но некогда даже взглянуть на уже близкую Одессу - мой ведомый вел бой с двумя "мессерами", по всей вероятности сопровождавших "арадо" и "зевнувших" наши атаки. Вступаю в бой, но немецкие летчики, не любившие драться над водными просторами, если не имели численного преимущества, немедленно ретировались.
      Возвращаемся домой и мы. Можно немного расслабиться после боя, осмотреться... "Черт возьми! - стрелка "бензочасов" - на нуле, а до Скадовска еще далеко. Только бы дотянуть до берега"...
      Дотянул, как Валерий Чкалов в кинофильме, - "на самолюбии". Внизу поселок Железный Порт. Рискнуть, что ли? Рискнуть! Выпускаю шасси, щитки и с ходу сажаю машину на вроде бы ровную площадку. А она действительно оказалась ровной...
      На аэродроме приняли переданную мною по радио информацию о месте посадки. Из поселка прибежали жители, красноармейцы. А уже в сумерках привезли на У-2 две канистры бензина и моя "кобра" вновь поднялась в воздух, чтобы вскоре приземлиться на аэродроме Скадовск.
      Когда об этих "художествах" узнал генерал Ермаченков, он при первой же встрече не преминул проиронизировать. Зная, что у меня позывной "Сокол-один", заметил:
      - Между прочим, сокол - птица серьезная, за букашками вроде твоего "арадо" гоняться не будет, да еще до такого изнеможения, что до родного гнезда долететь не сможет, шлепнется, где попало. Так-то, гвардия!
      Еще пару раз пришлось мне услышать от него по тому же поводу добродушные, впрочем, подначки.
      Но вот когда весной 1944 года мы прибыли в Одессу, то узнали, что на сбитом "арадо" летела в Крым группа гитлеровских офицеров, проводивших краткосрочный отпуск в Одессе, и с ними старший офицер из 17-й армии с какими-то весьма важными документами. Убедившись в достоверности этих данных, генерал Ермаченков крепко пожал мне руку и сказал с наигранным огорчением:
      - Грешен я, братец, забыл о мудрости сокола. А уж он-то знает, когда и какую добычу брать. Так что иногда "арадо" двух, "юнкерсов" стоит...
      Скадовская авиационная группа с каждым днем наращивала силу ударов по врагу. И тот, словно опомнившись, в один из дней конца ноября группой из 14 "юнкерсов" и "хейнкелей" произвел налет на аэродром Восточный, а в ночь на 1 декабря восемь его одиночных бомбардировщиков последовательно бомбили аэродром Центральный. Враг вывел из строя четыре наших самолета, но Дмитрий Зюзин, Александр Гайдуров, Иван Тутов и Петр Краснов сбили три Ю-88 и один Хе-111. Еще два бомбардировщика "сняли" зенитчики. Правда, в воздушном бою лейтенант Тутов получил ранение в голову, но сумел посадить свой самолет на фюзеляж.
      Встретив мощный отпор, потеряв шесть бомбардировщиков, воздушный противник на какое-то время перестал появляться в районе базирования Скадовской авиагруппы.
      Весь день 2 декабря серые, холодные тучи плыли низко над землей. Воспользовавшись явно нелетной погодой, поехал в свой гвардейский полк. Иван Егорович Собкин, оставшийся за командира, доложил, чем занят летный и технический состав. Прикинули с ним, чего добились две эскадрильи нашего полка с момента прилета их в Скадовск. Итог оказался неплохой, а тут еще выяснилось, что в части есть юбиляр. Пошли в класс, и я, дождавшись перерыва в занятиях, обратился к летчикам:
      - Товарищи, вчера гвардии старший лейтенант командир звена Дмитрий Васильевич Зюзин совершил свой пятисотый боевой вылет. Полтысячи взлетов на бой - это далеко не каждому удается совершить.
      Смущенный всеобщим вниманием, Дмитрий встал и слушал, опустив голову.
      - Днем и ночью, в простых и сложных метеоусловиях, на разных типах истребителей он выполнял сложнейшие боевые задания. Вчера в своем юбилейном вылете он сбил тринадцатый вражеский самолет. Давайте, товарищи, поздравим нашего гвардейца, коммуниста, трижды орденоносца Зюзина с его пятисотым боевым вылетом, пожелаем новых побед и всегда благополучных посадок.
      В ответ грянули многоголосое гвардейское "ура", бурные аплодисменты. Летчики горячо обнимали юбиляра, хлопали его по спине, дергали, шутя, за уши. Вот такие моменты открытых сердец дороже любых пышных застолий с велеречивыми тостами и дежурными комплиментами. Казалось, даже небо за окном посветлело.
      Дмитрий Зюзин за год до начала войны окончил Ейское авиационное училище и начал служить в авиации Черноморского флота. В боях он лично собьет 15 самолетов врага, и в мае 1944 года ему будет присвоено звание Героя Советского Союза. После войны он станет летчиком-испытателем и уволится в запас в звании полковника. Ну, а пока...
      Разведчики установили, что противник, понесший изрядные потери в живой силе и технике на море и в воздухе, оттянул свои коммуникации на юг и уже основными портами стали для него Севастополь и Евпатория. В связи с этим руководство авиагруппы решило разбить всю глубину ранее назначенного района боевых действий на три зоны. В основу разграничения положили радиусы действия различных типов самолетов.
      Глубина зоны No 1 - для Ил-2 - составила 180 километров, зоны No 2 - для Пе-2 - 280 километров и зоны No 3 - для Ил-4 и Б-3 - 600 километров. В первой зоне действовали все типы самолетов, во второй - бомбардировщики Пе-2 и торпедоносцы и в третьей - торпедоносцы и бомбардировщики Б-3. Что касается истребителей, то в первой зоне они действовали без подвесных баков, а во второй и третьей - с ними. Для каждой зоны установили свои сигналы - они подавались при появлении противника, а заблаговременная отработка вопросов взаимодействия между полками позволила сократить сроки подготовки к вылетам и увеличить их количество.
      В середине дня 3 декабря на подходе к Севастополю воздушная разведка обнаружила вражеский транспорт, конвоируемый боевыми кораблями. Немедленно в этот район вылетели "петляковы" под прикрытием "кобр". Однако, пока обрабатывали данные, взлетали и шли к цели, в районе Севастополя резко ухудшилась погода.
      Бомбардировщикам пришлось бомбить с малой высоты и с горизонтального полета. Рядом находились истребители сопровождения. В носовую часть "эркобры" лейтенанта Виктора Щербаченко попал малокалиберный зенитный снаряд, разворотивший приборную доску. Вышло из строя почти все радиооборудование.
      При попадании снаряда летчик инстинктивно взял ручку управления на себя и оказался в облаках. Сколько он находился там, трудно сказать, но, когда вынырнул из облачности, своих самолетов не обнаружил. Вокруг стеной стояла дождевая завеса, облачность прижимала самолет к поверхности моря...
      Будучи на командном пункте авиагруппы, я вместе с присутствовавшими там офицерами услышал:
      - Ничего не вижу и не слышу. Подо мной море, компас не работает. Что делать? Отзовитесь...
      Но напрасно я посылал в эфир его позывные, летчик упрямо повторял все ту же фразу. Ясно: радиоприемник у него не работает, помочь ему чем-то мы бессильны. Оставалось только продолжать вызывать его на связь - вдруг приемник включится от вибрации или сотрясения самолета.
      Но, видимо, и сам Щербаченко понял, что произошло, перестал обращаться к нам за помощью. На КП воцарилась гнетущая тишина, каждый думал: что же сейчас там, у нашего товарища? Что его ждет?
      И вдруг в динамике вновь раздался взволнованный голос Виктора:
      - Вижу знакомые озера! Нахожусь в районе Херсона...
      Почему он сразу определил свое местонахождение, нам было ясно: лейтенант Щербаченко неоднократно летал в тот район, хорошо его изучил. Но... опять его голос, теперь уже тревожный:
      - Опознал аэродром Сарабуз. Взлетают "мессеры". Горючего осталось 5 галлонов, до Перекопа не хватит.
      Значит, Щербаченко все же спутал дельту Днепра с озерами в районе Сак, и выбранный им курс на восток привел не к Скадовску, а к вражескому аэродрому в центре Крыма. Подсказать ему не могли, да и он ведь так долго не подавал голоса...
      Прошло еще немного времени. Все! Горючее у него кончилось. Разошлись подавленные и несколько дней всё не могли успокоиться.
      И вот - телеграмма от Ермаченкова: "Летчик Щербаченко находится у крымских партизан, в ближайшие дни прибудет в Скадовск". Вскоре узнали и подробности: летчик на последних литрах бензина направил самолет к Крымским горам и посадил его в ущелье на фюзеляж. Спрятался за камни и приготовился к перестрелке с фашистами. Услышал топот копыт. Враги? Нет, это оказались партизаны. Они увидели нырнувший в ущелье краснозвездный самолет и поспешили на помощь...
      Если ноябрь не баловал нас погодой, то декабрь оказался и того хуже. Все тот же опостылевший дождь со снегом из той же низкой, набрякшей влагой облачности. Все то же холодное месиво под ногами, на взлетной полосе. И все же при малейшем просвете в небе и подсыхании грунта самолеты поднимались в воздух и наносили удары по противнику, для которого скверная погода в какой-то мере становилась союзницей. К тому же противник стал чаще менять тактику действий. Ю-52 начали летать небольшими группами и на малой высоте. Их нередко сопровождали истребители дальнего действия Ме-110.
      Конвои транспортов, как правило, прикрывались лодочными самолетами "Гамбург-140". Их довольно мощное вооружение - две пушки и четыре пулемета позволяло идти даже в лобовую атаку, рассчитывая сбить с курса атакующие торпедоносцы. При малейшей угрозе с нашей стороны враг наращивал силы истребителей с одесских и крымских аэродромов, а включение в состав конвоев большего, чем раньше, числа боевых кораблей усиливало их зенитное противодействие. Заметно возросло число зенитных орудий и в крымских портах разгрузки. И, наконец, отмечалось, что если конвой не успевал дойти до Евпатории или Севастополя в темное время суток, то он оставался на день в Ак-Мечети.
      Естественно, что и мы меняли тактические приемы с учетом складывавшейся обстановки. Действия авиации в зонах нередко стали комбинированными. Вначале мы направляли туда "кобры", сковывавшие боем вражеских истребителей прикрытия, затем штурмовики наносили удары по боевым кораблям или подавляли зенитные батареи на берегу, а спустя несколько минут ложились на боевые курсы к назначенным объектам торпедоносцы и бомбардировщики.
      Нашей группе довелось участвовать в первом комбинированном ударе по порту Очаков. Подлетая к нему, мы увидели у небольших причалов, на рейде и у небольшого островка, где раньше располагалась наша Первомайская батарея, гораздо больше различных плавсредств, чем было установлено воздушной разведкой. Видно, какая-то их часть в момент разведки находилась еще на подходе.
      Пришлось немедленно по радио уточнить цели штурмовикам и пикировщикам. Налет получился неожиданным для противника и мощным. "Мессеров" в воздухе не было, поэтому после отхода ударных групп часть наших истребителей дополнительно атаковала корабли пулеметно-пушечным огнем. Вся группа без потерь возвращалась на аэродром, а позади долго виднелись крупные очаги пожаров - горели склады на причалах, баржи, буксиры и самоходные паромы, накренился и сильно поврежденный транспорт{53}.
      Через два дня нанесли аналогичный удар по порту Ак-Мечеть, где потопили лихтер "Еморхопулос" водоизмещением 1300 тонн. Досталось также другим кораблям и портовым сооружениям{54}.
      Организация и осуществление комбинированных ударов - дело многотрудное. Дальние маршруты и плохие метеоусловия требовали от командиров и экипажей самолетов высокого мастерства и мужества. Этими качествами наши авиаторы обладали в полной мере. Вот один из примеров.
      14 декабря в третьей зоне разведчику в очень сложных метеоусловиях удалось обнаружить крупный танкер противника, шедший в Крым. Его охраняли боевые корабли и с воздуха несколько "гамбургов". Хлопья снега кружились в воздухе, облака висели низко над морем. Стало очевидно: цель очень важная, поэтому решили поднять четыре торпедоносца. Их пилотировали капитан Константин Копейкин, старший лейтенант Александр Рыхлов, лейтенант Константин Харлашев и младший лейтенант Александр Смирнов. Торпедоносцев сопровождали шесть "кобр" во главе со старшим лейтенантом В. А. Наржимским.
      Штурману майору Николаю Маркину удалось вывести группу в район цели, но здесь сразу же навстречу ей ринулись "гамбурги". Наши "кобры", как всегда перед боем, сбросили подвесные баки, немедленно атаковали "гамбургов" и не позволили сбить торпедоносцев с боевого курса.
      Удар торпедоносцев с ходу оказался удачным. Четыре торпеды, блеснув в воздухе, нырнули в воду и, оставляя пузырчатый след на поверхности моря, устремились к цели. Торпедоносцы начали разворот, и в это время взметнулся огромный столб воды. Объятый пламенем танкер водоизмещением три тысячи тонн стал тонуть.
      Все успешные, а подчас и не столь успешные действия наших авиаторов перечислить невозможно. Хочется подчеркнуть, что Скадовская авиационная группа стала грозной силой в борьбе с врагом. И это особенно проявилось в период, когда в начале декабря противник предпринял попытку контрнаступления с никопольского плацдарма, из районов Чонгар и Перекопа. И хотя врагу не удалось достичь поставленных целей, однако в ряде случаев мы оказывались в критических ситуациях.
      Дело в том, что тогда нашей воздушной разведкой было обнаружено несколько БДБ и других небольших боевых кораблей, которые двумя группами следовали из Очакова в направлении Покровское на Кинбурнской косе. На их борту было до полка румынской пехоты. Десант высадился и вскоре овладел Кинбурнской косой и островом Первомайский.
      Главной задачей десанта и оказалось уничтожение Скадовской авиационной группы. Но авиация противника в те дни не смогла из-за непогоды поддержать свои войска, и вскоре враг на всех участках отступил на исходные позиции. Из оперативных сводок стало известно, что его никопольская группировка понесла тяжелые потери и он начал ее постепенно эвакуировать на правый берег Днепра.
      Наши войска приняли меры и по ликвидации морского десанта на Кинбурнской косе. Мы же, едва узнав о нем, тут же подняли в воздух одну за другой группы штурмовиков и истребителей и обрушили бомбовый и пулеметно-пушечный огонь по войскам и кораблям десанта. На случай прорыва десанта к нашим аэродромам привели в готовность для стрельбы по наземным целям и зенитно-артиллерийский полк.
      Буквально через два-три часа в Скадовск прибыл командующий 2-й гвардейской армией генерал-лейтенант Г. Ф. Захаров, а вслед за ним на автомашинах усиленный стрелковый полк. К исходу дня полк развернулся в боевые порядки, а с утра вступил в бой с десантом противника. Схватки шли напряженные, особенно 3 и 4 декабря, когда нашим наземным войскам при непрерывной поддержке небольших групп штурмовиков и истребителей удалось сломить сопротивление десанта и через несколько суток полностью очистить занятую им территорию.
      Всему летному составу авиагруппы, участвовавшему в уничтожении морского десанта противника, генерал Г. Ф. Захаров объявил благодарность, а наиболее отличившиеся были представлены к награждению боевыми орденами...
      Вечером 15 декабря при подведении итогов дня полковник В. И. Смирнов вдруг объявил:
      - Меня срочно отзывают в Москву. Генерал Ермаченков приказал вступить во временное командование группой Денисову.
      Для меня это сообщение свалилось как снег на голову. Но приказ есть приказ. На следующий день, когда провожали Виктора Иустиновича, все почувствовали, что он уезжает с большой неохотой, сроднился с нами, как говорится, душой и телом.
      А забот и задач нашей группе прибавилось. Ко всему прочему прибывшая на смену батальону аэродромного обслуживания 8-й воздушной армии 12-я авиабаза ВВС флота из-за отсутствия транспорта высокой проходимости не стала справляться с обеспечением авиагруппы боеприпасами и горючим. Недостаток горючего особенно ощущался в конце января и в феврале, когда 3-й и 4-й Украинские фронты готовились к проведению и осуществляли Никопольско-Криворожскую операцию.
      В это время большая нагрузка выпала на все руководство авиагруппы, и особенно на начальника штаба майора Л. З. Джинчвеладзе, заместителя командира по политчасти майора М. Н. Борзенко и командира 12-й авиабазы майора В. И. Пустыльника.
      И все же, несмотря на трудности в снабжении, истребители и штурмовики действовали с прежним напряжением, периодически наносили ощутимые удары бомбардировщики и торпедоносцы. Истребителям, вылетавшим на "свободную охоту", я приказал: если встреч с самолетами противника не произойдет, а будут обнаружены его боевые корабли или транспорты, атаковать их пулеметно-пушечным огнем.
      А подобные ситуации возникали не раз. Однажды четверка "эркобр", ведомая капитаном В. С. Снесаревым, возвращалась с "охоты". Ведущий, обнаружив транспорт водоизмещением до 1000 тонн и охранявшие его корабли, немедленно всем звеном атаковал их. В результате двух атак истребители повредили два сторожевых корабля и вызвали пожар на палубе транспорта. Наша группа потерь не имела.
      На боевом счету капитана Снесарева подобных боевых удач немало. О нем, вскоре удостоенном звания Героя Советского Союза, следует сказать особо.
      Их было три брата: Виктор, Владимир и Василий. Все они получили среднее образование и по путевке Ленинского комсомола пошли учиться летному мастерству в Ейское авиационное училище. Успешно окончив училище в июне 1941 года, братья были направлены в авиацию Черноморского флота, где сразу же и приняли боевое крещение.
      Недолго пришлось воевать Виктору и Василию - они геройски погибли в 1941 году при обороне Крыма и Севастополя. Остался в строю средний брат - Владимир. После гибели братьев он стал малоразговорчивым, внешне выглядел старше своих лет, сражался отчаянно, нередко забывая, что человеку и на войне положен отдых. "Мне теперь драться нужно за троих", - говорил он товарищам. И дрался с врагом за троих в небе Севастополя, Туапсе, Новороссийска, Тамани и Керчи.
      В двадцать девять лет Владимир Снесарев - командир эскадрильи 11-го гвардейского истребительного полка - стал вновь летать над Крымом и Северной Таврией. Здесь он одержал не одну победу над врагом, каждый раз приговаривая: "Это за Виктора... А это за Васю". Успехи повышали его настроение, но затем летчик вновь уходил в себя до новой победы.
      На боевом счету Владимира за годы войны будут 313 боевых вылетов и кроме штурмовых ударов 14 сбитых вражеских самолетов.
      И еще два штриха из биографий братьев Снесаревых. В Донбассе, в Коммунарске чтут память двух погибших братьев Снесаревых и боевые дела Владимира Семеновича. Имена Виктора и Василия - на мемориальной доске школы, где они учились, в ФЗУ учрежден "Переходящий вымпел братьев Снесаревых лучшему слесарю", ежегодно проводится городской кросс их имени...
      Молва об исключительной смелости и эффективности действий истребителей-гвардейцев дошла и до летчиков 8-й воздушной армии. Однажды на У-2 прилетел в Скадовск лейтенант - в дальнейшем дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации - А. В. Алелюхин и обратился ко мне с необычной просьбой:
      - Вы много сбиваете транспортных самолетов противника, летающих в Крым над морем. Мы хотели бы подключиться к этой работе, но нам нужны спасательные жилеты, которыми пользуются морские летчики в случае приводнения в море. Не могли бы одолжить нам их хотя бы на одну эскадрилью?
      Я не успел ответить, как в разговор вмешался майор Б. А. Юдин.
      - Товарищ командир, на подходе с моря к озеру Донузлав мною и лейтенантом П. А. Красновым сбиты Ю-52 и Ме-110, что подтверждают прикрывавшие нас старший лейтенант В. И. Щербаков и младший лейтенант П. В. Карпунин.
      - Поздравляю с победой! Вам и всем летавшим рядом написать подробные донесения. Есть ли какие-нибудь повреждения самолетов?
      - В машине Краснова обнаружены четыре пробоины, остальные - в норме.
      - Похвально! - отозвался Алелюхин и тоже поздравил Бориса Юдина с победой.
      Возобновился разговор о жилетах.
      - Надо узнать, есть ли они у нас в резерве, - ответил я лейтенанту. - Но жилеты жилетами, а летать и воевать над морем значительно сложнее, чем над сушей.
      - Привыкнем, гвардии майор, - заверил лейтенант.
      Мне доложили, что жилеты в резерве имеются, и я приказал выдать гостю 15 комплектов. Алелюхину же подсказал особенности ведения воздушного боя над морем и ориентировки вне видимости берега. На том и расстались.
      А через две недели жилеты нам возвратили с запиской: "Над морем воевать действительно сложнее, и для этого нужна особая подготовка летчиков. Поэтому нам приказано летать на "свободную охоту" в сторону Николаева и Одессы в целях уничтожения автомашин, паровозов и одиночных самолетов. Спасибо за науку. Алелюхин".
      Не счесть подвигов морских летчиков. Многие из них совершены над морем и кончились гибелью экипажей самолетов. Это ныне, удалившись на десятилетия от огненных лет, мы называем подвигами боевые эпизоды, которые тогда казались нам обыденными. И примеров тому множество.
      19 декабря вместе с ведомым лейтенантом Г. П. Колонтаенко поднялся в воздух комэск капитан Б. М. Литвинчук. Казалось, обычная ситуация. Над морем наши пилоты обнаружили одинокий бомбардировщик Ю-88, летевший в Крым. Пара истребителей немедленно атаковала его, надеясь на легкую победу, но вражеский экипаж умело маневрировал и отстреливался из бортового оружия. Литвинчук повторил атаку, и вдруг с головы по непонятной причине упали радионаушники. Пилот не обратил на это особого внимания и продолжал атаковать, пока Ю-88 не врезался в воду.