Домой я вернулся в одиннадцать. Мои надежды на то, что домовладелица легла спать, не сбылись. Когда я попытался прошмыгнуть мимо ее открытой двери, миссис Эмори остановила меня грозным окликом:
      — Мистер Виллард!
      Я вздрогнул. Старуха стояла в дверях, скрестив руки на огромной груди, и пыталась испепелить меня взглядом.
      — Сегодня семнадцатое!.. — угрожающим тоном напомнила она.
      — Да, мэм. Я помню, что обещал сегодня заплатить за комнату, но…
      — Или вы заплатите сегодня же, или ищите себе новое жилье!
      — В такой поздний час? Клянусь, завтра к обеду я обязательно…
      Тут меня вновь прервали. Только на этот раз не домовладелица, а мой сожитель и менеджер Эмброуз Джоунс. Я узнал его по длинным худым ногам, которые выглядывали из-под горы свертков и бумажных пакетов.
      — Добрый вечер, миссис Эмори, — дружелюбно поздоровался он. — Сегодня вы особенно омерзительны.
      Пакеты и нахальное поведение говорило о том, что мой товарищ в этот вечер был при деньгах. А издевательски-учтивое приветствие являлось еще и признаком алкогольного опьянения.
      Миссис Эмори проглотила обиду в надежде получить деньги. Она проводила нас до дверей нашей комнаты и открыла ее своим ключом. Эмброуз элегантно достал из кармана пачку долларов.
      — Держите, моя милая уродина. — Он положил в руку домовладелицы четыре двадцатки. — Это плата за две последние недели и за две недели вперед.
      Старуха сердито фыркнула и вышла из комнаты. Эмброуз веером развернул пачку долларов. Двадцатки оказались самыми маленькими купюрами.
      — Когда ждать фараонов? — вздохнул я.
      — Сэм, — с легким упреком покачал головой мой менеджер, — это задаток за одно дельце. Тысяча баксов. После его завершения получим еще четыре штуки.
      Я задумался. Неужели он пообещал моему противнику, что я лягу в нужном раунде? Зачем чемпиону такая победа? За последние два года я не продержался ни одного полного раунда, а в течение шести месяцев вообще ни разу не дрался.
      Меню нашего вечернего пиршества состояло из буженины, сыра, румяного хлеба, разных маринадов, икры и копченых устриц. Запивать все эти деликатесы нам предстояло шампанским, настоящим шотландским виски и первосортным бурбоном. Кроме еды, Эмброуз купил новые костюмы.
      — Кого мы должны убить? — спросил я.
      — Некоего Эверетта Доббса, — улыбнулся Джоунс.
      — Шутки в сторону. Что за дело?
      — Я не шучу. Нашей клиентке, миссис Корнелии Доббс, надоел муж. Она угостила меня в баре, и мы разговорились. Сдается мне, у нее сложилось впечатление, будто я уголовник. Встретились-то мы в «Монти».
      Все ясно. Бар «Монти» был излюбленным местом встреч бандитов.
      — Значит, ты нагрел ее на штуку, — усмехнулся я.
      — Нагрел? — возмутился Джоунс. — Это задаток. Ты что, хочешь обвинить меня в нечестности?
      Пока мы ели и пили, Эмброуз посвятил меня в детали. Эверетт Доббс, ушедший на покой торговец недвижимостью и самый богатый человек в округе, жил со своей будущей вдовой на огромной вилле в Глен-Ридже и все свободное время проводил в клубе «Глен-Ридж». Каждый день ровно в одиннадцать Эверетт один возвращался домой. Миссис Доббс подробно описала его машину и назвала номер. Мы должны были оглушить Доббса и устроить несчастный случай. У Корнелии, конечно, будет железное алиби.
      Я ни на минуту не усомнился в существовании миссис Корнелии Доббс и в том, что мой менеджер согласился убить ее мужа за пять тысяч долларов. Одно успокаивало: Эмброуз навеселе терял всякое чувство меры. Утром он сам не поверит, что говорил об убийстве. Как бы не пришлось еще уговаривать его не возвращать аванс.
      Как всегда, утром у Джоунса с похмелья раскалывалась голова. Облачив свое тощее тело в халат, он отправился в ванную комнату принимать душ и бриться. Мой менеджер обладает просто поразительными способностями к восстановлению сил. Когда я вернулся из ванной, он был уже одет и смотрел на меня ясными глазами.
      — Не обязательно возвращать деньги, — сказал я, одеваясь. — Она ничего не сможет нам сделать.
      — Возвращать деньги? С какой стати я должен их возвращать?
      Поймав непонимающий взгляд Джоунса, я терпеливо объяснил:
      — Ты, конечно, шутил вчера, когда говорил об убийстве.
      — Какие могут быть шутки, когда речь идет о пяти тысячах долларов! Я ведь тебе все объяснил!
      — Вчера вечером ты был в стельку пьян! Мы не убийцы!
      — Мы вообще никто, — буркнул Эмброуз Джоунс. — Это наш шанс, Сэм. Когда у нас будут деньги, мы найдем какого-нибудь парня. Я стану менеджером, а ты будешь его тренировать…
      — Но убийство!..
      — Да брось ты, Сэм. Ты что, забыл, как убил человека на ринге?
      — То был несчастный случай, — возразил я. — А за преднамеренное убийство можно угодить в газовую камеру.
      — Если поймают. Фараонам не за что будет зацепиться. Ни мы его, ни он нас никогда не видел.
      — Твоя Корнелия расколется и заложит нас, — упорствовал я.
      — С какой стати ей колоться, у нее железное алиби! К тому же смерть будет выглядеть как несчастный случай.
      Весь день прошел в приготовлениях. Мы побывали в клубе «Глен-Ридж», внимательно осмотрели стоянку. Потом медленно проехали по дороге, по которой Доббс возвращался домой, и нашли подходящее место для аварии — крутой поворот, огибающий невысокий холм. От пятидесятифутового обрыва, под которым проходила дорога, его отделяла хрупкая деревянная ограда.
      — Фараоны подумают, что, возвращаясь домой, Доббс не справился с управлением и сорвался вниз, — пояснил Эмброуз. — Корнелия сказала, что он здорово закладывает. Так что беспокоиться не о чем, комар носа не подточит.
      В клуб мы отправились в девять часов — на тот случай, если Эверетт Доббс вдруг надумает уехать раньше обычного. На парковке стояло с полсотни машин, но мы без труда нашли нужный автомобиль. Чтобы скоротать время и успокоить взвинченные нервы, Эмброуз захватил бутылку скотча для себя и бурбона для меня.
      В десять вечера из клуба вышел высокий худощавый мужчина и нетвердой походкой двинулся в сторону стоянки. Когда он подошел к машине, за которой мы следили, я кивнул:
      — Это Доббс. Пойду разберусь с этим клоуном.
      Мужчина что-то долго возился с ключом.
      — Не получается? — участливо осведомился я.
      — Замочная скважина не стоит на месте, старина. Может, попробуете? Вдруг у вас получится…
      Насчет замочной скважины он оказался прав. Только со второй попытки мне удалось вставить в нее ключ.
      — Браво! — похвалил он меня, когда я распахнул дверцу. — Вы позволите угостить вас?
      — Конечно, — согласился я, — только не здесь. Я знаю место получше.
      — Замечательно! — пьяно улыбнулся мужчина, протянул руку и представился: — Меня зовут Доббс, старина.
      — А я Виллард, — ответил я, пожимая его руку. — Сэм Виллард. Может, лучше мне сесть за руль? Ведь я знаю дорогу.
      — Как вам будет угодно. — Он отвесил поклон, едва при этом не упав.
      До поворота мы добрались без происшествий. Убедившись, что вокруг никого нет, я вышел из машины. Доббс спал. Сняв ручной тормоз и легонько нажав на акселератор, я захлопнул дверцу. Ограждение находилось футах в сорока. Машина набрала скорость и легко проломила деревянную ограду. За треском вырываемых с корнями кустов последовал страшный грохот…
      — Может, лучше поехать в другую сторону? — предложил Джоунс. — Его машина наверняка перегородила дорогу.
      — Не бойся, — успокоил его я. — Скорее всего, она проскочила дорогу и покатилась дальше. Там есть еще один небольшой обрыв.
      После очередного поворота мы выехали на тот участок дороги, куда упала машина Доббса. На усыпанном битым стеклом асфальте валялся бампер. Машина перелетела через дорогу. Если бы не темнота, мы бы, наверное, увидели внизу ее обломки.
      Эмброуз сбросил скорость, чтобы объехать бампер, и тут из кустов неожиданно выползла высокая фигура. Джоунс резко затормозил. Эверетт Доббс встал, отряхнул брюки и, шатаясь, подошел к нам. Кроме порванной одежды, других следов катастрофы я на нем не заметил.
      — Джентльмены, у меня авария, — сообщил он, засовывая голову в салон. — Наверное, заснул за рулем и не заметил, как съехал с дороги. — Слава Богу, он был из тех пьяниц, которые начисто забывают, что с ними произошло какой-то час назад. — Вы случайно не знаете, где мы находимся?
      — В Глен-Ридже, — ответил я и предложил: — Садитесь.
      — Вы очень любезны, — поблагодарил Доббс, забираясь на заднее сиденье. — Кажется, я ехал в клуб, — задумчиво пробормотал он, — но мне нельзя показываться там в таком виде… Джентльмены, отвезите меня на яхту. Она стоит в «Лейкшор-яхт-клабе». — Доббс широко улыбнулся. — Как вы относитесь к ночной рыбалке? Надеюсь, вы не торопитесь?
      — Мы не торопимся, — кивнул мой менеджер.
      ярко освещенного причала стояли с полсотни судов разных размеров. Эверетт Доббс подвел нас к красивой яхте, на носу которой было написано: «Щедрый».
      Эмброуз захватил с собой скотч, а мы с Доббсом по очереди то и дело прикладывались к бурбону. Наш клиент был настолько пьян, что нам пришлось тащить его на борт чуть ли не на себе. Он открыл люк и с грохотом скатился вниз. Держась за металлический поручень, я осторожно спустился и включил свет.
      В каюте были четыре койки и два шкафа. Доббс достал две удочки и, не удержавшись на ногах, упал на колени. Мне пришлось поднимать его. Эмброуз отнес на палубу удочки. Я — их хозяина. На палубе он рухнул в парусиновый шезлонг и тут же захрапел. Я поднялся в рулевую рубку и, посветив себе зажигалкой, быстро разобрался в назначении ручек и кнопок на приборной панели. Уже через минуту завел двигатель и, поставив его на малые обороты, включил ходовые огни.
      — Смотри, не врежься в волнолом, — предупредил Джоунс.
      Я с трудом разглядел длинный волнолом. У самого конца футах в пятидесяти друг от друга покачивались два мигающих красных огонька.
      За волноломом началась легкая качка. Эмброуз, всегда жаловавшийся на морскую болезнь, со стоном выскочил из рубки. Я прибавил скорости, и мы начали быстро удаляться от берега. Эмброуз велел отойти на пару миль, но я никак не мог разобраться в показаниях компаса и боялся потерять береговые огни. Поэтому, пройдя с полмили, заглушил двигатель и спустился на палубу. Доббс продолжал храпеть. Эмброуз с мертвенно-бледным лицом глубоко дышал, вцепившись обеими руками в поручень. Я легко поднял Доббса, подтащил его к поручню и сбросил в воду.
      Когда «Щедрый» приблизился к волнолому, я спросил своего товарища:
      — А фараонам не покажется странным, что Доббс заплыл так далеко? Может, не стоит отгонять яхту к причалу?
      — Поблагодари Господа за то, что у твоего менеджера голова на плечах, мой мускулистый безмозглый друг, — похлопал меня по плечу Джоунс. — Мы сойдем на причале и направим яхту из гавани. Через несколько часов у нее кончится топливо, и ее найдут дрейфующей в открытом море. Вскрытие покажет, что Доббс был в стельку пьян, и все подумают, что он упал за борт.
      Я молча сбросил скорость и направил яхту к концу волнолома.
      — Если мы останемся на причале, то мне ни за что не вывести «Щедрого» из гавани, — объяснил я. — Придется сойти на волноломе.
      Пристать мне удалось только с третьей попытки. Я закрепил штурвал в нужном положении, и мы пустили яхту дрейфовать. Потом двинулись к берегу. Впереди мигали огоньки. Пройдя несколько десятков ярдов, увидели, что красные огоньки на буйках обозначали не тот проход, по которому мы вышли из гавани. От берега нас отделяли семьдесят пять футов воды.
      — Я не умею плавать, — угрюмо сообщил мой менеджер.
      Пришлось тащить его на себе… Мы выбрались на общественный причал и три четверти мили, отделяющие нас от яхтклуба, преодолели молча. Несмотря на теплую ночь, мы продрогли в насквозь мокрой одежде.
      Когда добрались до причала «Лейкшор-яхт-клаба», увидели ходовые огни какой-то яхты, входящей в гавань. «Щедрый» подошел к двенадцатому эллингу и элегантно пришвартовался. Огни погасли. Высокий долговязый человек спрыгнул на причал и привязал канат к кнехту.
      — Привет, ребята! — поздоровался Эверетт Доббс, с интересом разглядывая нашу мокрую одежду. — Тоже пришлось искупаться?
      — Пришлось, — буркнул Эмброуз, заскрипев зубами от злости.
      — Сочувствую, — пожалел нас Эверетт Доббс. — Мне повезло больше. Как я очутился за бортом, ума не приложу! Но едва попал в холодную воду, сразу протрезвел. Я уж думал, что мне конец, как вдруг вижу — прямо на меня медленно плывет моя яхта.
      — Да, повезло, — кисло согласился Эмброуз Джоунс и выразительно посмотрел на меня.
      — Я бы предложил вам переодеться, но у меня на борту сухая одежда только на одного, — извинился Доббс. — Если хотите, я отвезу вас в одно место… здесь совсем рядом… где можно обсохнуть. Там есть сушилка и выпивка. Я только переоденусь, и поедем.
      Через десять минут Доббс, слегка покачиваясь, поднялся на палубу в спортивных туфлях, белых брюках и свитере. Увидев на парковочной стоянке только нашу машину, удивился:
      — Как, черт побери, я сюда попал? Ведь моя машина в ремонте…
      Мы не стали напоминать ему, что его машина не в гараже, а разбросана по Глен-Риджу.
      Усадив Доббса на заднее сиденье, мы проехали три квартала по Мейн-стрит, повернули на запад и проехали еще два квартала.
      — Сюда. — Эверетт показал на подъездную дорогу, по обеим сторонам которой стояли два каменных столба. На одном из них висела табличка: «Похоронное бюро Доббса».
      Доббс открыл дверь дома, и мы вошли в маленький холл. Слева за приоткрытой дверью виднелся кабинет. Мы спустились в подвал, прошли просторное помещение, заставленное пустыми гробами, и попали в комнату с раковиной, двумя металлическими столами на колесиках и стойкой. Это была комната для бальзамирования.
      Доббс достал из шкафа два белых балахона из плотного материала и протянул нам.
      — Извините, но пока будет сушиться одежда, вам придется посидеть в этих саванах, — сообщил нам владелец похоронного бюро.
      Мы вывалили содержимое наших карманов на один из металлических столов, разделись и завернулись в простыни. Доббс унес нашу одежду и туфли в соседнюю комнату. Через минуту оттуда донесся шум прачечной сушилки.
      Вернувшись, Доббс достал из другого шкафа три стакана и бутылку шотландского виски. Я заметил в шкафу еще несколько бутылок. Доббс налил стаканы почти доверху и взял бутылку.
      — Пошли в другую комнату, там удобнее, — предложил хозяин и повел нас в уютный маленький кабинет.
      Там он поставил бутылку на стол и устроился в кресле. Эмброуз уселся в другое кресло, а я — на диван.
      — Ваше здоровье! — Доббс с улыбкой поднял стакан и осушил его одним глотком.
      Мы с Эмброузом тоже отхлебнули, но выпили только половину. В течение следующего получаса эта процедура повторилась несколько раз. На каждую выпитую нами с Эмброузом унцию виски Доббс выпивал две. И когда он попытался встать, у него ничего не получилось.
      — Послушайте, старина, — обратился он к Джоунсу, — не сходите ли вы за новой бутылкой?
      Эмброуз встал и, элегантно запахнувшись в саван, твердым шагом вышел в бальзамировочную. От меня не укрылось, что он прихватил с собой пустую бутылку.
      Вернулся Эмброуз с двумя бутылками. Одну протянул Доббсу, а из второй налил мне и себе. Эверетт наполнил свой стакан. Осушив его одним махом, удивленно посмотрел на нас.
      — Это виски? — Его голос неожиданно стал скрипучим, как несмазанная дверь. Он уставился на бутылку.
      — Шотландское виски, — подтвердил я, прочитав этикетку.
      Доббс облегченно вздохнул и снова налил себе полный стакан. Мой менеджер не сводил пристального взгляда с нашего хозяина. Доббс выпил виски и опять удивленно уставился на бутылку.
      — Странно, — пробормотал он.
      Эмброуз налил Доббсу третий стакан. Владелец похоронного бюро задумчиво посмотрел на него. Следующие десять минут прошли в молчании. Мы с Джоунсом выпили, а Доббс к своему почему-то даже не притронулся.
      — Ваше здоровье! — Эмброуз быстро налил себе и поднял стакан.
      Эверетт очень медленно поднес к губам стакан и не меньше минуты цедил виски, пока не выпил все до последней капли. Потом его рука со стаканом медленно опустилась на подлокотник кресла.
      Сушилка остановилась. Одевшись, мы аккуратно положили саваны в шкаф и рассовали личные вещи по карманам.
      — А что с ним будем делать? — Я показал на дверь в кабинет.
      — Он тоже должен быть готов.
      Эмброуз нетвердой походкой пошел в кабинет. Я поплелся за ним. Доббс сидел с застывшей улыбкой. Мой менеджер подошел к креслу и сильно потряс его за плечо, но тот даже не шелохнулся. Тогда Эмброуз попытался забрать у него стакан, но разжать пальцы Доббса ему не удалось.
      — Что с ним такое? — удивился я.
      — Выпил пол-литра жидкости для бальзамирования.
      — Ты хочешь сказать, что он наконец-то мертв? — не поверил я.
      — Мертвее не бывает… Пожалуй, лучше не ждать завтрашнего вечера, а забрать деньги сейчас и уехать из города. В виде доказательства покажем труп! Забери у него стакан, — велел Джоунс, но мне тоже не удалось разжать пальцы мертвеца. — Ну и черт с ним! — махнул он рукой. — Повезем со стаканом.
      посадил улыбающегося Доббса на заднее сиденье, а сам сел рядом с Эмброузом впереди. До двухэтажного дома Доббсов мы добрались к двум часам.
      Дверь нам открыла крашеная блондинка лет тридцати пяти.
      — Доброй ночи, миссис Доббс! — вежливо поздоровался Эмброуз и склонился в поклоне, едва не потеряв равновесие.
      — Какого черта вы здесь делаете?
      — Приехали доложить, что задание выполнено. Доказательство в машине.
      — Какое доказательство? — Она вышла на крыльцо.
      — Загляните в нашу машину, — предложил Эмброуз.
      — Что вы несете? — не на шутку рассердилась блондинка. — Два часа назад Эверетт звонил из клуба: он одолжил машину Герману, а сам решил переночевать в клубе.
      Когда Корнелия Доббс спустилась с крыльца и посмотрела на заднее сиденье нашей колымаги, ее глаза стали огромными, как блюдца.
      — Герман! — пробормотала она. — Что с ним случилось?
      — Герман?.. — растерялся Эмброуз.
      — Это младший брат Эверетта, идиот! Именно за него я собиралась выйти замуж, став вдовой… Что вы с ним сделали?
      Я забыл упомянуть еще одну отличительную черту Эмброуза: даже в стельку пьяный он не теряет головы.
      — Ничего страшного, мадам, — успокоил он испуганную Корнелию. — Обычное сильное опьянение. Мы доставим его домой в целости и сохранности… Он сел в машину вашего мужа и сказал, что его зовут Доббс. Поэтому мы и приняли его за вашего супруга.
      — А зачем вы его сюда привезли? — возмутилась Корнелия Доббс.
      — Мы хотели раздеть его и утопить в бассейне, — нашелся мой менеджер.
      — Заткнитесь! — прошипела блондинка. — Герман ничего не знает о моих планах!
      — Мистер Доббс ничего не слышит, — улыбнулся Эмброуз Джоунс. — Он полностью отключился.
      Эмброуз еще раз учтиво поклонился, и мы сели в машину. Он сдал немного назад, развернулся и выехал на подъездную дорогу. Я оглянулся. Разъяренная Корнелия Доббс смотрела нам вслед.
      Как только мы выехали на улицу, Эмброуз съехал на обочину, выключил фары и заглушил мотор. Через несколько минут в доме стало темно.
      — Хорошо, — кивнул Джоунс. — Вытаскивай его.
      Я вышел из машины и вытащил Доббса. Эмброуз пошел впереди. Он держал путь к плавательному бассейну. Рядом с бассейном стояли два парусиновых шезлонга. Когда я посадил Германа Доббса в один из них, Джоунс принес бутылку скотча. Несколько секунд задумчиво смотрел на замершую на губах Доббса улыбку, потом наполнил протянутый стакан.
      — Ваше здоровье! — угрюмо пробормотал мой менеджер. — А теперь пора уносить ноги. Соберем вещички и махнем на юг.