– У нас сегодня праздник?
      – Да, завтра ты зарегистрируешь авторские права, и в нашей игре в прятки не будет смысла. Глоуб Коммьюникейшн прикажет долго и счастливо жить. Давай отметим это радостное событие.
      Я достала с полки наши потрескавшиеся чашки и дунула в одну и в другую.
      Станислас снимал фольгу с горлышка бутылки.
      – Что-то ты не весела… – спросил он с подозрением. – Уж не случилось ли чего?
      – Нет, что ты! – заверила я его и улыбнулась печальною улыбкой.
      – Ну нет, ты меня не обманешь, рассказывай! – приказал он и плеснул пенящийся напиток в чашки.
      – Просто грустно, что заканчивается наше приключение. Вернемся к жизни, в которой нас нет друг у друга. Ты будешь занят и не найдешь даже времени поболтать со мной по телефону. Тем более Наталья Леонидовна…
      – Бабские бредни, – определил Станислас с усмешкой, – никто не посмеет мне навязывать Натали.
      Никто – это Владимир Станисласович, отец. Вот возможность вызвать его на откровение. Я протянула свою чашку навстречу его, чашки глухо содвинулись.
      – За удачу! – провозгласила я.
      – За любовь! – отозвался Станислас.
      – Владимир Станисласович не обрадуется, узнав о наших отношениях, – продолжала я интересующую меня тему. – Кто ты и кто я?
      – Не бери в голову, он мне не указ. А после всего…- он запнулся, но продолжил.
      – Я не советую тебе работать у него, хочешь, переходи ко мне? Хотя, когда мы вернемся, ты станешь очень богатой женщиной и можешь не работать вовсе. Откроешь свое дело, у тебя получится.
      – Мне нравиться работать у твоего отца, – я сознательно разжигала страсти, – он никогда не относился ко мне как к стоящему ниже по иерархической лестнице.
      – Всё изменилось, – я видела, как Станислас побледнел, и голос его приобрел ледяной оттенок. – Работать на него ты не будешь. Жить будешь со мной.
      Моя чашка выпала из рук, плеснув по ногам холодной влагою. Удивительно она даже не разбилась, несмотря на свою древность и щербатость. Станислас поднял ее, встряхнул и налил шампанского.
      – За это и выпьем, – предложил он.
      Я сунула нос в чашку, что бы ни смотреть в глаза Станисласу. Он дождался, когда я сделаю глоток, и попросил:
      – Ну, поцелуй же меня, или не рада?
      Я поцеловала его поцелуем Иуды. Щеки мои горели от стыда и отчаяния. Отступать некуда. Я продолжила:
      – А как же мы решим с твоим отцом…
      Станислас взорвался.
      – Пошел он к черту! Он нас не спрашивал когда женился на Натали! Никогда не прощу ему слёз моей матери! – глаза метали молнии, кулаки были сжаты, рот скривился от непереносимой ненависти. – Он ее убил! Убийца! Убийца не может рассчитывать на снисхождение!
      – Успокойся Станислас! – я испуганно прижала руки к груди. – Не суди его, да не судим будешь.
      – Не прощу, – сквозь зубы процедил он.
      Это было страшнее, чем его крики. Похоже, права молва, что от ненависти к отцу он может решиться на отчаянные поступки. Ответ мы узнаем завтра. Я приблизилась к нему, взяла его лицо в свои ладони и, глядя в зеленые льдинки, сказала:
      – Я люблю тебя. Помни об этом, что бы ни случилось.
      Он совершенно успокоился, мы пили шампанское, сидя на трухлявом крылечке и смотрели, как стремительно темнеет ночное небо, и появляются яркие звезды и полная луна. Прохладный ветерок шевелил его светлые волосы, и мне ужасно хотелось поцеловать ямочку на его подбородке. Скоро кончится мое счастье. Нельзя сейчас думать об этом, а то мои последние, счастливые минуты обратятся в ожидание кошмара.
      – Я хочу заниматься с тобой любовью, – сказала я вставая.
      – Боже, какое чудовище я создал! – засмеялся Станислас.
      – Пойдем, Франкенштейн! – подтолкнула я его, шикнув на себя за то, что подумала как он прав!
      С утра Станислас уехал в юридическую фирму, подвизающуюся на ниве патентно-лицензионной деятельности, и я со страхом ждала его возвращения. В этой организации я была вчера и зарегистрировала авторские права корпорации "Хадраш текнолоджи" на новейшие разработки в информационных технологиях. Каковы будут глаза у Станисласа и у патентного поверенного, когда они обнаружат, что Хадраш-младшего опередила шустрая девица, с крашеными волосами и раскрашенная жутко вульгарной красной помадой. "Но Вы не беспокойтесь, господин Хадраш, интеллектуальная собственность принадлежит Вам", скажет толстый Уточкин.
      Мне от этого легче не будет. Я Иуда. Предатель. Может мне не дожидаться праведного гнева и убраться по добру, по здорову? Нет, уж больно хочется услышать, что в итоге готовил Станислас, надеюсь, он мне всё выложит. И в красках. От ужаса и долгого ожидания я озябла, несмотря на июльскую жару. Я сидела около стола и рассматривала разъехавшиеся нити старой скатерти, когда раздался рев автомобиля прорывающегося через колдобины на бешеной скорости. Я вжала голову в плечи и приготовилась к худшему. Мотор еще долго ревел, пока не заглох, окончательно захлебнувшись последним рыком. Зверски хлопнула дверь "Волги".
      Я разозлилась. Автомобиль-то тут причем! Я распрямила плечи и, гордо вскинув голову, ожидая своего палача.
      – Где эта сука?! – хлопнула калитка, и Станислас взбежал на крыльцо.
      Он был пьян. Боже, как в этом виде он добрался из города, умудрившись не наскочить на инспекторов ДПС?
      – Ты что натворила, дрянь?! Кто тебя надоумил?! На кого работаешь?!
      – Думаешь, я сама сообразить не могу, что ты используешь меня? – сказала я спокойно. – Для этого не обязательно на кого-то работать.
      – Придушу тебя!!! – в запале он откинул попавший под ноги старый венский стул.
      – А что собственно произошло? "Хадраш текнолоджи" является владельцем патента на изобретение согласно патентному закону. Ты наследник, всё твое. Ты чем недоволен?
      – В гробу я видал это наследство! А "Хадраш текнолоджи" я все равно разорю, разорву на мелкие части, продам и деньги пущу на ветер!! – неистовствовал он.
      – Тебе от этого какая корысть? – задала я вопрос вопросов.
      – Растопчу, сотру с лица земли! – не унимался пьяный Станислас. – К чертям "Хадраш текнолоджи", да здравствует "Глоуб Коммьюникейшн"!
      – Хочешь купить Глоуб? – вымолвила я.
      – Купить?! Я и есть владелец "Глоуб Коммьюникейшн"! Приятно познакомиться! А ты маленькая, страшная сучка, которая не стоит того, что бы прикоснуться и пальцем!
      Для кого ты старалась?! Шпионила для моего папаши?! Он что, трахает тебя?! Скажи, сука?!
      Он схватил меня за ворот моей футболки и с силой притянул к себе. Он тряс меня и дышал мне в лицо водочным перегаром. Его лицо было искажено злобой, болью и еще чем-то, чего я никак не могла угадать. Так вот кто владелец Глоуб! Вот это да!
      Он и вправду гений!
      – Что молчишь?! Я прав?!
      – Дурак, – сказала я. – Ты забыл, я была девственницей.
      – Кому это мешает?!
      – Ты сумасшедший. Зачем твоему папаше какая-то пугало секретарша-девственница, когда рядом Натали?
      – Значит это кто-то из "Хадраш текнолоджи"! Казбек?!!
      – Ты ревнуешь или злишься на то, что я тебя провела?
      – Я стараюсь понять твои мотивы!
      – А то, что ты всё это время обманывал меня, мстил отцу моими руками это не мотив? Кстати, смерть Еремеева твоих рук дело?
      – Не разбив яиц яичницу не приготовить, – Станислас немного убавил громкость, отпустил порванный ворот футболки, и, тяжело дыша, сел на табурет. Я села напротив.
      Мы молчали. В желудке у меня было пусто и холодно, словно я проглотила кубик льда. От напряжения меня немного подташнивало. Я прижала руки к животу и наклонилась вперед, что бы унять неприятные ощущения.
      – Что с тобой? Я тебя не бил…
      – Желудок разошелся…
      – Понервничала, наверное.
      – Наверное.
      – Заживет, как на собаке. Нет, собака для тебя слишком хорошо. Собака это друг, – снова завелся Станислас. – А ты – гиена. Нет, падаль, которую жрет гиена.
      – Ты поэт.
      – Но не романтик. Ты убила во мне романтика. Убийца. Я окружен убийцами.
      – От убийцы слышу, – огрызнулась я, меня ужасно обидели его слова.
      – Кстати, Еремеева убили молодцы Ставицкого. Я тут абсолютно не причем.
      – "Рожа" сотрудник нашего департамента по безопасности?!
      – Какая рожа?
      – Ну, тот, кто караулил у твоего дома?
      – После аварии Ставицкий усилил охрану не только меня, но и моей собственности, на всякий случай. Поэтому он и не заинтересовался твоими наблюдениями. Ставицкий из тебя душу бы вытряс, если ему б пришла нужда.
      – О, авария! Ты рассказывал мне, что это Глоуб устроили твое побоище! А?
      – В аварию я попал случайно, но решил выжать из этого всё, что можно. Тут же сообщил Ставицкому про "руку Глоуб". Ставицкий – цепной пес, Глоуб у него в печенках, он скушал мою сказку за милую душу! Я и тебя выписал!
      – Выписал?!
      – Выклянчил у отца. Не поверил, что ты такая сообразительная! За что и поплатился.
      – Зачем же так многоходово и сложно?
      – Папаша не дурак, секреты свои держит под семью замками. Сыну не доверял.
      Молодец, чутье есть у старика! Филиальчик в зубы и будь здоров! Повезло с информатором, его мне передал покойный Еремеев. Не зря его Ставицкий стер. Тот еще был мерзавец. За деньги душу дьяволу продаст. В аду сковородки лижет продажная душонка… – и Станисласа передернуло от омерзения.
      – О мертвых или хорошо или ничего.
      – Ничего.
      – Мое соблазнение входило в рецепт блюда под названием "Ужасная месть Станисласа"?
      – Так, сначала от скуки, потом интересно стало, как долго ты продержишься. А уж когда ты в прозрачной кофточке заявилась, всё стало ясно.
      – И чего тебе стало ясно? – зло спросила я.
      – Что ты готова завалиться на спинку, да еще и ножки сама разведешь. Никакого усилия с моей стороны.
      – Свинья! – не выдержала я и, вскочив со скамьи, выбросила вперед руку в надежде влепить ему пощечину.
      Он поймал ее, вывернул назад. Я застонала от боли. Мой стон раззадорил Станисласа, и он поднял вывернутую руку выше.
      – Понравилось тебе? Я знаю, ты стонешь, когда тебе нравится…
      От своих слов и двусмысленной позы Станислас возбудился. Насилие обострило ощущения, и он перестал соображать. Алкоголь погасил остатки здравого смысла.
      Станислас подтащил меня, одуревшую от боли к скамье, и, дернув футболку, порвал ее от горла до середины. От увеличивающейся боли я застонала снова, хотя поклялась себе не радовать мучителя.
      – Подожди, осталось немного. Порадую тебя напоследок, – пообещал Станислас, – вряд ли потом ты найдешь такого дурака, который будет трахать тебя.
      Он сорвал остатки трикотажа и, наконец, отпустив мою руку, свел обе спереди и, намотав на них футболку, привязал мои руки к ножке скамьи, на которую положил меня животом. Я готова была умереть от страха и унижения. Станислас стащил мои джинсы и трусы до середины колен, и я заскулила от безысходности.
      – Что, терпенья не хватает? Немного осталось.
      Я слышала, как он расстегнул свои джинсы, вжикнув молнией.
      – Чего-то не хватает… А!
      Его шаги удалились от меня, и надежда мелькнула яркой вспышкой, но тут же угасла, когда он, вернувшись, стал подкладывать подушку под мой живот. Лежать стало удобней, но думал он скорее не о моем удобстве. Приподняв руками мои ягодицы и бедра, старавшиеся уйти от расправы, он заявил:
      – Ты меня поимела, красотка! Долг платежом красен, теперь моя очередь.
      Меня от моего позора и Станисласа от преступления спас Игорь Александрович Ставицкий, нагрянувший как гром среди ясного неба в нашу заброшенную деревеньку.
      Шел по нашим следам Ставицкий давно, выполнял задание Хадраш-старшего.
      Не хотелось фигурировать без штанов перед молодцами из службы безопасности, но, увы! Пришлось. Они вломились в нашу ветхую избенку, и вокруг всё стало так тесно, вмиг протрезвевший Станислас закрыл меня своим полуобнаженным телом, а я, скукожившись в своей выдуманно-безопасной скорлупке, от страха вжала голову в плечи и, зажмурив глаза, пыталась отключить слух. Кричащий голос Станисласа пробивался ко мне. Он весьма эмоционально и по-русски велел выйти всем из избы, но молодцы подчинились лишь, когда приказал Ставицкий. Сам Игорь Александрович остался, не захотел испортить эффект неожиданности и не дать нам договориться.
      Станислас отвязал мои руки, накинул свою, сброшенную на пол рубашку, на мои оголенные плечи и грудь, и помог натянуть джинсы, не подвластными мне руками я не справлялась. Не сказав ему ни слова, я отошла к окну. Мы стояли в разных углах горницы и не глядели друг на друга.
      – Итак, – начал нелегкую беседу Ставицкий, – расскажите мне, пожалуйста, что собственно здесь происходит?
      – Это наше личное дело! – вскинулся Станислас.
      – Александра Сергеевна едва не подверглась насилию, значит дело уже не личное, – возразил Ставицкий.
      – Александра Сергеевна моя любовница, – резко ответил Станислас, – ну а каким образом мы занимаемся любовью, никого кроме нас волновать не должно!
      – Александра Сергеевна, рассудите нас, наконец же, – попросил меня Ставицкий.
      Я потирала свои затекшие запястья и до сих пор никак не могла оправиться от шока.
      Я взглянула на Станисласа. Он сердито стрельнул в меня глазами. Ставицкий внимательно наблюдал за нами.
      – Так что, Александра Сергеевна? Кто прав?
      – Станислас прав, мы любовники, – я сделала паузу. – Но вы Игорь Александрович правы тоже, ваш приход спас меня от изнасилования.
      Ставицкий деликатно кашлянул.
      – Ну-с, я думаю, с этим вы сами разберетесь… А сейчас, прошу, нас ждет Владимир Станисласович. У нас уйма вопросов к вам.
      От стыда и жалости к себе по моим щекам потекли запоздалые слезы. Станислас дернулся ко мне, но остановился около Ставицкого.
      – Только заткни рты своим жеребцам, если услышу хоть одну сплетню об Александре, будут иметь дело со мной лично!
      – Это просьба, Станислас? – Ставицкий был уязвлен, но не хотел связываться с сыном босса, тем более что дело касалось меня.
      – Да, я очень Вас прошу, – Станислас будто искал ссоры, но немного притормозил.
      Он подошел ко мне, я сжалась и испуганно посмотрела в его лицо. Глаза Станисласа были болотного цвета. Он взял мою вырывающуюся из его руки ледяную руку, и, глядя незнакомыми глазами, медленно, что бы было понятно человеку, находящемуся в шоке, сказал:
      – Саша, мы должны выйти вместе. Не отталкивай меня. Мы не имеем право дать еще большую пищу для сплетен. Соберись.
      Он достал из кармана носовой платок и начал вытирать мне слезы. Станисласу вторил Ставицкий:
      – Александра Сергеевна, Станислас прав. Так надо. Все решения потом.
      – Хорошо, – промямлила я.
      Станислас поправил мою прическу, приставив платок к носу, велел сморкнуться, и, решив, что я выгляжу сносно, держа меня за руку, вывел во двор. Они прибыли на трех внедорожниках, одиннадцать пар глаз любопытно уставились на нас. Меня рассматривали тщательнее всех. Гадали, не обмануло ли их зрение, я ли только недавно была распята на деревянной скамье с обнаженными ягодицами? Станислас помог мне взобраться в салон и сел рядом. Ставицкий на переднем сиденье и один из молодцев за рулем. Мы двинулись в середине кортежа, с сопровождением и под охраной. Ставицкий имел приоритет на наших дорогах, и инспекторы ДПС почтительно козыряли нам вслед. Ставицкий отрывисто раздавал команды по радиостанции и мобильному телефону, поэтому, прибыв на место, к зданию "Хадраш текнолоджи", в здании кроме сотрудников службы безопасности, Ставицкого, Владимира Станисласовича и нас, никого не было. Нас провели в кабинет босса. Тяжело закрылись массивные двери. Владимир Станисласович сидел в своем кресле, в кабинете остро пахло сердечными каплями. Мы стояли перед грозными очами взбешенного босса.
      – То, что ты плохой сын, в этом есть и моя вина. Но тетку ты за что наказываешь?!
      Варвара который день в обмороке, ведь кроме тебя у нее никого нет!
      Станислас взял меня под руку и подвел к креслу около стола заседаний. Я села.
      Владимир Станисласович молча смотрел за нашими передвижениями.
      – У тетушки я вымолю прощения. Прости и ты, – сказал Станислас стоя за моим стулом.
      – Хорошо, с этим закончили. Александра,…бог ты мой, что ты с собой сделала, девочка? – начал, было, босс и Станислас тут же положил мне руки на плечи, давая понять, что я под его защитой. Его жест был как красная тряпка для быка, и он строго обратился ко мне. – Вы являетесь сотрудником "Хадраш текнолоджи"?
      – Да, Владимир Станисласович.
      – Вы знакомы с трудовым распорядком?
      – Да.
      – Скажите, как поступают с работником, который не появляется на работе и не подает известий о своем состоянии?
      – Она работает на меня, – ответил за меня Станислас, – я еще не освобождал ее от обязанностей. Александра, как мой помощник сопровождала меня в командировке.
      – Тогда ради бога объясните, это что за эскапады? Сбежал из больницы! Ну, мне не хочешь звонить, так позвонил бы Игорю! Черте что! "Глоуб" пытается у нас воровать, обнаружили утечку из засекреченных отделов. Игорь мне рассказывает какие-то сказки, о том, что ты заделался в шпионы, целую сеть развернул и Александру, ангела моего, то же в шпионки определил!
      При упоминании "Глоуб" я вздрогнула и, потеплевшие было, руки вновь превратились в лед.
      – Отец, прошу тебя, отпусти Александру! Она в шоке и вряд ли толково объяснит свои поступки.
      – Это ты ее довел до такого состояния?! Не было случая, что бы Александра не толково…
      – Отпусти! – Станислас уперся, и босс понял это.
      – Хорошо, – согласился Хадраш-старший. – Ее проводят.
      – Я сам провожу ее до машины, будто бы я не знаю, что ее проводят до кабинета Ставицкого.
      Мне было все равно, я покорно вложила ладошку в руку Станисласа и встала из кресла.
 

Глава девятая