Владимир Станисласович умер ночью, от сердечного приступа, утром его обнаружила горничная. Я плакала, узнав о его смерти, ругала Станисласа, почему он не нанял сиделку? Станислас сказал, что отец от сиделки отказался, сказал, что хочет побыть один. Усыпальница Хадраш вновь огласилась плачем, скорбные лица родственников, словно спрашивали друг друга "что же это за напасть?". Барбара слегла, Станислас был мрачнее тучи, сокрушался, что не успел поговорить с отцом, не испросил прощения. На поминках выпил одну рюмку, извинился перед родными и уехал.
      Из роддома меня забирали Станислас, Варвара Станисласовна, моя тетка Анастасия, Галина и Василий. Станислас и Василий держали огромные букеты цветов для врачей и сестричек. Мужчины были преисполнены важности. Станислас – отец! Варвара Станисласовна, в черной английской шляпке, переговаривалась с Анастасией, делились планами на будущее их внука. Любопытный персонал вываливался из окон родильного дома, посмотреть, как Хадраш-младший будет встречать Хадраш-юниора.
      Меня разбирал смех, когда Галина, помогавшая мне собраться, рассказывала, что Станислас нарушил свое обещание в день, когда родился наш сын и напился до положения риз вместе с Василием. "Калаша" и бочкою не свалишь, а захмелевший Станислас икал и плакал, то ли от счастья, то ли от пережитого страха, то ли от беспокойства за будущее. Василию жаловался, что я такая упрямая и от растерянности не знал, то ли драть меня как сидорову козу, то ли смириться и стать подкаблучником.
      – А что спорить, ручки сложил, плыви по течению, Сашка умная, сама все решит! – потом опомнится, и крыть. – Нарешала! Чуть сама не убилась и ребенка не угробила, говорил ей, сиди дома! Куда лезешь с пузом? Запру, из дома носа не высунет!
      Настал момент, когда старшая медсестра вынесла упакованного в расшитый атласный конверт Хадраш-юниора. Раздались аплодисменты. За ними вышли мы с Галиной, сияющие улыбками. Станислас, под одобрительный гул присутствующих, сунул мне в руки букет, и, крепко обняв, сминая нежные цветки, поцеловал.
      – Ура, ура, ура! – крикнул, поддержанный зеваками басок Василия.
      Станислас, воодушевленный болельщиками, снова крепко поцеловал меня.
      – Хватит уж целоваться, родители! Папаша, ребеночка забирайте, – сказала старшая сестра, вложив конверт с малышом в руки опешившего Станисласа.
      – Саш, что делать-то? Я боюсь, – сознался шепотом Станислас.
      – Держи аккуратней, я с тобой.
      Мы поблагодарили всех, кто помог родиться нашему сыну и, загрузившись в "Мицубиси" и "Лексус", двинулись в сторону моего дома. Еще в роддоме я предупредила Станисласа, что поеду домой, он возражал, пытался шантажировать меня моей оплошностью с Коровинским, но бесполезно. У дома нас встречали мои братья, они поздравили меня и пожали руку Станисласу в знак признания своим родственником и прощения прошлых ошибок. Анна накрыла чудесный стол, немного тесновато, но зато не в обиде. Малыша я отдала в руки недавно приглашенной Станисласом няни.
      – Здоровье новоиспеченных родителей и новорожденного! – зазвучали тосты, мы со Станисласом принимали поздравления с бокалами минеральной воды.
      – Как сына назовешь, Станислас? – спросил мой старший брат Виктор, и едва Станислас раскрыл рот, я изрекла:
      – Владимир.
      – Ты, Александра, женщина конечно самостоятельная, но вперед мужа не встревай!
      Это я тебе как старший брат говорю, – наставительно предупредил меня Виктор.
      Станислас заступился:
      – Нет, правда, Витя. Саша правильно сказала.
      – Ты ее не распускай, потом локти кусать будешь. Жену надо в строгости держать,
      – Виктор, сжав мощный кулак, показал как. Станислас довольно заулыбался.
      – Я и не жена ему вовсе, – возразила уязвленная я.
      – А вот это непорядок! Что же сын у тебя незаконнорожденный получается? – вскинулся взрывной Филипп, грозно глядя на Станисласа.
      – Да я,…я…я хоть сейчас, а Сашка не хочет…
      – Не дело, Александра, записывайтесь и живите как люди, – наказал Виктор.
      – Вот и я об этом! – жаловался Станислас.
      – Заладил, не дело, не дело! Я может, не уверена в нем. Может, я разводиться не хочу, – защищалась я от нападок родственников.
      – Я тебе разведусь! – рявкнул Станислас.
      – А ты сначала, попробуй, женись! – дразнила я его, показывая рожицу.
      – Саша! Стас! Не стыдно? Ребенок первый день дома и слышит, как его родители ссорятся! – Варвара Станисласовна оборвала нас, Анастасия укоризненно качала головой, осуждая в первую очередь меня. – Что же ты дочка, не глупая вроде, а такую ошибку делаешь, мужа уважать надо.
      – Извините, Варвара Станисласовна, Анастасия, мы никогда не будем ссориться дома, – пообещала я.
      Гости разъехались, не до гуляний, малыша надо искупать и накормить. Анна убирала кухню, а мы со Станисласом смотрели на нашего ребенка.
      – Какие маленькие пальчики… – восхищенно сказал Станислас.
      – А губы как у тебя, капризные, – показала я на характерный изгиб губ юниора.
      – У меня не капризные… – обиделся Станислас.
      – Он похож на тебя, – я погладила Станисласа по светлым волосам.
      – Правда, ты так думаешь?
      – Если у него будут зеленые глаза, то один в один, – заверила его я.
      – Будут.
      Перед переездом на новую квартиру, Станислас хотел, что бы я выбрала интерьер по своему желанию, но я отказалась, его квартира – ему обустраивать.
      – Хозяйка ты. Я ни черта ни смыслю в кухонном оборудовании. К тому же детская… – уговаривал меня Станислас.
      – Пригласи специалиста. У тебя прекрасный дизайнер, он справится.
      – Саш, а спальная? – я искоса взглянула на него и он, кашлянув, добавил. – То есть спальни…
      – Мне все равно, – как можно равнодушней заметила я, дразня его. – Хотя,…скажи Сауду, твою спальную пусть сделает копией той… Может, я загляну к тебе,…прилечь.
      – Сашка! – он схватил меня и закружил по комнате, я, смеясь, отбивалась, но от поцелуя не убереглась. Сколько месяцев прошло с тех пор, как мы держали друг друга в объятиях? Я чувствовала, как сбилось его дыхание, как руки сильнее прижали меня к крепкой груди. Брызнули прочь мелкие бисеринки пуговиц моей блузки, губы Станисласа прикусывали кожу на моей шее. Сквозь ткань я ощущала бедром его вздыбленный, готовый к атаке орган. Руки Станисласа страстно сжали мои полные молока груди. Я простонала, до крови закусив губу.
      – Саша, ну,…пожалуйста… – от возбуждения его голос приобрел хрипотцу. – Я с ума сойду!
      – А вдруг няня вернется? – хваталась я за соломинку, поняв, что меня он не выпустит.
      – Не вернется,…пошли в кроватку, – не выпуская моих рук, развернул меня как в танце, и стал подталкивать к тахте, двигая бедрами, он терся о мои ягодицы отвердевшей, как броня плотью. Когда Станислас толчком вошел в меня, осужденная на пожизненное заключение военным судом стыда, страстность, освободилась из многомесячного плена, расправила свои тугие кольца, змеей сдавила горло, как крапивой обожгла внутреннюю сторону бедер, от ритмичных движений Станисласа зажгла внутри фитиль оргазмической бомбы.
      – Не спеши, дай мне насладиться, я хочу долго любить тебя… – горячечно просил Станислас, то, замедляясь, откинув тело на руках, то вновь, сильным толчком, устремляясь в глубины, жаля мою одичавшую воинственную страстность.
      Я не справилась. Фитилек оказался короток, взрыв был настолько силен, что своей силой раздавил последнюю оборону Станисласа, увлекая с собой и сметая на своем пути редуты обеих сторон. Он еще возвышался надо мной, удерживая на руках стройное тело, спина выгнута, влажная как после купания, он еще оставался во мне, но насытившаяся змея уже ослабила кольца, отпуская свою жертву.
      С этого дня Станислас находил любую возможность предаться со мною плотским утехам. Сидя в своем автомобиле около нашего дома, как солдат в разведке, он терпеливо выжидал, когда няня выйдет на прогулку. Вначале я удивлялась, как он подгадывал момент, но потом хитрость Станисласа открылась.
      – Нет у нас возможности, как все люди заниматься любовью когда хочется! – оправдывался Станислас.
      – Тебе всегда хочется, ночи тебе мало?
      – Ночи?! Юниор реагирует на малейший шум, и все заканчивается качанием колыбели!
      – Он требует внимания, – терпеливо объясняла я герою-любовнику.
      – Я тоже требую внимания, – эгоизм Станисласа не знал границ. – Когда мы переедем, он будет спать отдельно, где это видано, что бы дети спали вместе с родителями.
      Ни одной ночи мне не довелось провести в своей новой романтической спальне, Станислас как коршун на добычу набрасывался на меня, лишь я укладывала юниора спать, и волок в свое гнездышко, свитое из шелка, органзы, тафты и атласа. Сауд превзошел себя, спальня Станисласа смотрелась еще порочней и совратительней, чем предыдущая. В часы, когда мы занимались любимыми играми Станисласа, у нас было удивительное единение тел и душ, не было споров, обид и недопонимания. В вопросах воспитания юниора я была сторонницей дисциплины и режима, Станислас, как мог, вносил смуту в мои расписания и планы. Юниор обожал, когда Станислас наклонялся над его кроваткой, сюсюкал и хватал малыша за пальчики. Юниор улыбался, показывая свои безоружные десны.
      В это безоблачное время, утром, когда мы собрались позавтракать в столовой, Анна подала Станисласу конверт. Намазывая тосты паштетом, я увидела, как лицо Станисласа словно померкло, и он положил конверт на скатерть.
      – Что с тобой? Что в конверте, ты даже не вскрыл его?
      – От адвокатов отца. Прошло полгода.
      – Завещание? – с любопытством спросила я.
      – По распоряжению исполнителя завещания, через полгода текст завещания будет оглашен наследникам, – ответил Станислас.
      – Что так долго?
      – Пока описывали имущество, а там есть, что описывать, определили дееспособность наследников, – Станислас неприязненно поморщился, – могло и полгода не хватить.
      Господин Закс похоже, справился.
      – Ты знал, что отец лишил тебя наследства, – подбодрила я Станисласа, – неприятные моменты при прочтении завещания можно пережить. Пей кофе, остынет.
      – Прочти ты, пожалуйста.
      Я вскрыла конверт и увидела приглашение в фамильную резиденцию семейства Хадраш.
      На чтение завещания, которое состоится завтра, приглашался не только Станислас, но и я.
      – Надо позвонить Варваре Станисласовне, – прочитав текст вслух, сказала я, – возьмем ее с собой, приглашение и она получила.
      Мы подъехали к массивной в чугунных кружевах ограде загородного имения и были пропущены охраною на прилегающую территорию. Октябрьское холодное солнце отражалось в высоких окнах построенного в классическом стиле, с колоннами, дома.
      Чья-то рука закрыла окно, и тусклые солнечные зайчики спрыгнули со второго этажа на пожухлую траву газона. Станислас помог нам с Барбарой выйти из машины, нотариальный служка объявил, что все присутствующие ожидают нас, и пригласил внутрь семейного гнезда Хадраш. Ни разу, при жизни Владимира Станисласовича, я не была в его имении. Принимая верхнюю одежду в вестибюле, грустная пухленькая горничная поздоровалась с Варварой Станисласовной и Станисласом.
      – Как ты Елизавета? – спросила Барбара, глядя на припухшие веки девушки.
      – Одни мы остались, Варвара Станисласовна, я и Павел Геннадьевич.
      – Куда ж вся прислуга подевалась?
      – Как только господские комнаты опечатали, все и разбежались. Мы с Павлом Геннадьевичем остались за домом присматривать, да и этим бедолагам, что описывают хозяйское имущество, хоть чаю подать.
      – Спасибо Елизавета, мы у вас в долгу.
      Что вы, Варвара Станисласовна, горе-то какое!
      Барбара успокаивающе огладила ее ладошкой по плечу в шоколадного цвета атласном платье с кружевным отворотом. Елизавета присела в книксене и ушла по длинному коридору, ведущему в хозяйственные помещения дома.
      Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и, ведомые Станисласом, вошли в просторный кабинет Владимира Станисласовича. Шторы на окнах были подняты кулисами, что придавало происходящему действию ощущения разыгрываемого спектакля.
      Близкие родственники Станисласа и Барбары уже были рассажены, нас провели в первый ряд установленных полукругом стульев. Послышались приглушенные приветствия, как зрительница партера, я еле успевала поворачивать голову, слушая представления Станисласа. Исполнитель завещания, Закс Леонид Моисеевич, в нашем случае являющийся семейным адвокатом Хадраш, попросил тишины и объявил, что наследственная масса завещаемого имущества определена на момент смерти завещателя и им установлена действительность завещательных распоряжений.
      – Завещание удостоверено подписью государственного нотариуса и его печатью, – продолжил Леонид Моисеевич. – По месту открытия наследства приняты меры охраны наследственного имущества, согласно воле наследодателя хранителем назначен ваш покорный слуга.
      Сказав это, семейный адвокат слегка наклонил голову, блеснув стеклами очков и неправдоподобно загорелой для октября лысиной. Далее был зачитан акт описи с оценкой предметов завещания. Кроме компании "Хадраш текнолоджи", внушительного счета в одном из швейцарских банков, акций нефтяных компаний и Юнион банка, загородного имения и двух столичных квартир, Владимир Станиславович являлся владельцем множества "предметов роскоши", как выразился господин Закс. То есть изделий из драгоценных металлов, драгоценных и полудрагоценных камней, антиквариата, мебели из ценных пород дерева, нескольких картин-подлинников, дорогостоящих ковров, сервизов и собрания уникальных книг.
      Наследники шумно выдохнули, и замерли, в ожидании оглашения завещания, забыв сделать глоток свежего воздуха, доносящегося из приоткрытого окна.
      – Государственная пошлина за охрану, вознаграждение за хранение, в размере полтора процента от стоимости описанного имущества, оплата труда специалиста-оценщика и налог на наследство производятся наследниками, – торжественно объявил Леонид Моисеевич.
      Родственники наследодателя готовы были прибить молодящегося еврея за отсрочку и высокую оплату его услуг, назначенную столь расточительным Владимиром Станисласовичем. "Бедный Станислас, – подумала я, – нелегко ему смотреть, как огромное состояние растащат на куски стервятники, двоюродные племянники, кузены и седьмая вода на киселе!" Леонид Моисеевич театрально поднял руку, дав старт марафону, продлившемуся полтора часа. Своему двоюродному брату Иштвану Хадраш-старший завещал одну треть суммы швейцарского счета, племянникам по квартире в Москве, убитым горем родителям Натали и их сыну Мирославу вторую треть швейцарского счета, внучатым племянницам старинные ювелирные изделия большой ценности, и дальним родственникам по линии отца и матери акции Юнион банка. Все ждали, затаив дыхание, когда огласят наследников на оставшийся жирный кусок, ни для кого не было секретом, что Владимир Станисласович грозился лишить Станисласа наследства.
      – Загородное именье семьи Хадраш, а также все имущество, находящееся в нем, завещаны любимой сестре наследодателя Варваре Станисласовне Хадраш. Третья часть суммы счета в швейцарском банке, также завещается Варваре Станисласовне для поддержания дома в надлежащем порядке. Завещатель возлагает на наследника обязательство, ни при каких обстоятельствах дом не сдавать, не закладывать, не продавать. Учитывая возраст наследницы, в случае ее смерти, наследственная часть завещается отпрыску, равнозначно мужеского или женского пола, Станисласа Владимировича Хадраш, отцовство которого должно быть доказано.
      Родственнички загудели и стали поздравлять Варвару Станисласовну. Я подмигнула Станисласу, не все еще потеряно, может, угроза отца осталась всего лишь угрозой!
      – Акции нефтяных компаний (адвокат перечислил), а также компания "Хадраш текнолоджи" завещаны Исаевой Александре Сергеевне.
      Горстка напрягшихся людей изумленно ахнула и разом посмотрела на меня. Адвокат продолжил:
      – На нее возлагается исполнение обязательств в пользу ребенка, который родиться у нее, равнозначно мужеского или женского пола, отцом которого является Станислас Владимирович Хадраш. Отцовство должно быть доказано. Обязательства таковы, что в период недееспособности наследника, госпожа Исаева должна являться главой "Хадраш текнолоджи", то есть ее генеральным директором.
      Станислас дернулся, словно его ударили током, отвернул глаза в сторону.
      – По достижении совершеннолетия права на владение компанией "Хадраш текнолоджи" переходят к наследнику Станисласа Владимировича Хадраш. Существует ограничение свободы распоряжения полученным наследством, а именно Александре Сергеевне Исаевой, в период недееспособности наследника, запрещено действовать в ущерб компании, продавать акции выше указанного завещателем номинала, предпринимать действия, ведущие к банкротству. Акции нефтяных компаний принадлежат госпоже Исаевой безраздельно, за особые заслуги перед "Хадраш текнолоджи".
      Ропот наследников глухим рокотом прокатился по кабинету. Какой-то неизвестной девице, секретарше, умудрившейся залететь от непутевого сына и такой ломоть!
      Леонид Моисеевич промочил горло глотком воды из хрустального стакана и поднял вверх указательный палец, призывая к вниманию.
      – Особым пунктом завещатель установил, запрет на вступление в брак Исаевой Александре Сергеевне вплоть до достижения совершеннолетия наследника. В случае отказа от наследства, смерти или нарушения этого запрета наследная часть завещается Варваре Станисласовне Хадраш.
      Теперь родственнички одобрили волю покойного, желая мне отказаться от наследства, умереть, что было лучше всего, и нарушить запрет на вступление в брак.
      – И последнее, – адвокат напыжился и голосом Левитана сообщил, – Станислас Владимирович Хадраш и Наталья Леонидовна Хадраш лишаются каких-либо прав на собственность завещателя.
      Как удар в литавры прозвучало имя покойной жены Владимира Станисласовича, и родственники Натали начали горестно всхлипывать, утираясь большими носовыми платками, размером с оренбургскую шаль.
      – Завещание оглашено, наследники имеют право вступить в наследство в течение полугода.
      Некоторые из родственников подошли к нам и выразили сочувствие Станисласу, поздравили Варвару Станисласовну, и, походя, кивали головой мне. Все-таки я прихожусь матерью единственного пока наследника, хоть и незаконнорожденного, этой ветви Хадраш. Настоящую радость испытала оставшаяся прислуга, Елизавета и Павел Геннадьевич, вышедшие в вестибюль поздравить и выказать готовность служить новой хозяйке дома. Провожаемые прислугой, мы сели в автомобиль, управляемый Евгением, и тронулись в обратный путь.
 

Глава четырнадцатая