Он понял это мгновенно и безошибочно. Но вида не подал, конечно. И глядя на милое ее лицо – на скорбную складочку у губ и припухшие, покрасневшие глаза ее, и густые ресницы, отягченные влагой, – спросил:
      – Что с тобой, Наташа? Случилось что-нибудь?
      – Ах, Игорек. – Она вздохнула, всхлипнув. – Если б ты только знал…
      – Но что такое?
      – Да понимаешь… Так все обидно и глупо. Украли чемодан – а в нем ценности. И немалые. Как я теперь домой приеду? Кошмар. И ведь главное – всю дорогу берегла, слезила, а перед самой Полтавой уснула случайно, сморилась. И вот. Ты уж прости. Такая встреча – а мне плакать хочется…
      Она проговорила это невнятно, торопливо; путаясь в словах, прижимая к щеке платочек.
      – Теперь пропажи не воротишь. Проклятое жулье!
      При слове «жулье» лицо ее исказила гримаска брезгливого гнева, Игорь опустил глаза. Его словно бы что-то мягко толкнуло в сердце. И внезапно – внезапно для себя самого – он сказал, подчиняясь странному порыву:
      – Ты говоришь – украли. Но может быть, тут просто, случайная путаница, ошибка.
      – Ну, какая же ошибка, – усмехнулась она сквозь слезы. – Я проснулась – чемодана нет.
      – Когда это произошло?
      – Не знаю…
      – Я имею в виду: когда ты проснулась? Это было далеко от Полтавы? В скольких верстах?
      – Совсем близко. Поезд уже подходил к станции.
      – Так может быть, и в самом деле – ошибка? Знаешь, как бывает: второпях, в суматохе… Кто-нибудь перепутал – схватил не свое.
      – Ах, не утешай меня, – сказала она устало.
      – А я и не утешаю. Я это – к чему? Только что, – когда я проходил по платформе, – мне встретились люди, они толковали о каком-то потерянном чемодане. – Игорь ткнул через плечо большим пальцем – указал в сторону окна. – Может, они и сейчас там… Суетятся, не могут найти хозяина… У тебя чемодан – какой?
      – Желтый, – сказала она медленно. – Кожаный. Большой. – И тут же насупилась, затрясла головой. – Нет, неправда. Не может быть! – И потом – с изумлением и робкой надеждой. – Ты не шутишь, Игорек?
      – Да нет же, нет, – сказал он, вставая. – Какие тут могут быть шутки! Пойду, разузнаю – что, да как. А вдруг, тебе и впрямь повезло?!
      – Погоди, – заторопилась она, – я с тобой.
      – Не стоит, – возразил он, – зачем? Сиди здесь. Жди. Я все сам сделаю.
      Вскоре он явился, таща с собой злополучный чемодан. И долго потом с умилением, с каким-то новым, непривычным чувством, смотрел на Наташу. Смотрел на то, как она изумляется, всплескивает руками, суетится, перебирая веши; как морщит она губы в улыбке и помаргивает, и утирает совсем уже мокрым платочком глаза – смахивает с них сладкие, счастливые слезы.
      – Не знаю, как тебя и благодарить, – проговорила она, умеряя дыхание. – Ты меня так выручил… Просто – спас… Можно я тебя поцелую?
      – Можно, – согласился Игорь.
      Она прижалась к нему, приникла. И затем – скользнув губами по его шершавой щеке – сказала:
      – Удивительно, как все же бывает в жизни! Столько лет мы не виделись, были в разлуке – и вдруг ты появляешься. И именно в такой момент… С моим чемоданом. Тебя прямо сам Бог мне послал. Ты не находишь?
      – Что ж, – пробормотал он, – совпадений, действительно, много…
      – Вот, вот. Я верю в судьбу. И мы теперь не должны терять друг друга из виду. Раз уж ты приехал… Ты ведь сюда насовсем, надолго?
      – Пока не решил, – сказал он, – хотелось бы, конечно… Все-таки – родина! Но в общем, жизнь покажет. Если все будет хорошо…
      – Будет, – сказала она, – вот увидишь! Все будет хорошо. И – погоди-ка… Возьми на всякий случай мой адрес.
      Наташа высвободилась из его объятий, присела к столику и, вырвав из блокнота чистую страничку, что-то быстро написала там.
      – Вот – не потеряй! Приходи в любое время, хоть завтра. На мгновенье она задумалась, – морща брови, покусывая губу. Потом подняла к нему чистые, мерцающие глаза:
      – Слушай, а что ты завтра делаешь?
      Он молча пожал плечами. Она сейчас же сказала:
      – Приходи-ка завтра к обеду. Сможешь?
      – Думаю – да… Да, да. Конечно. Приду.
      – Значит, так и условимся. Я буду ждать!
      Они простились, и Игорь ушел. Он ушел, унося на губах своих слабый смешанный запах ее кожи, слез и духов… И все время, покуда он шагал во тьме, запах этот преследовал его, томил. Сколько лет уж он не слышал, как пахнет женщина! Он от многого отвык, многое позабыл и утратил… Теперь утраченное как бы возвращалось к нему; жизнь обретала новое наполнение. И ощущать это было мучительно, тревожно и странно.
      Воровской притон – куда он направлялся сейчас – был ему незнаком. Адрес этот прислал Игорю приятель его, Хмырь – еще весною, на Дальний Восток. В том же письме Хмырь сообщал, что место это – надежное, пользующееся среди местного ворья вполне пристойной репутацией. И хотя с Хмырем он не виделся уже давненько (последний раз они встречались в Днепропетровске – еще в годы оккупации), Игорь все же верил ему, вполне на него полагался. Да и какие у него могли быть основания для сомнений? Человека этого он знал с детства. Они росли вместе и вместе ушли затем в бродяжью жизнь. Дороги их впоследствии разошлись. Игорь сделался вором. Хмырь избрал другое поприще – сошелся с «фармазонами», стал подделывать документы и, как специалист по печатям, приобрел, с течением времени, весьма прочную известность.
      Дороги их разошлись. Но все равно, они с Игорем принадлежали к одному, подземному, потайному миру. И в этом мире оба они – каждый по-своему – занимали не последнее место, были на виду, пользовались уважением.
      Нет, он ничуть не сомневался в старом своем друге. И со спокойной душою шел по указанному адресу.
      Отыскав нужную дверь (первая – направо, вход со двора), он постучал условным стуком. Сейчас же дверь приотворилась на вершок, и оттуда проговорили негромко:
      – Чего надо?
      – Впусти – потолкуем, – скороговоркой произнес Игорь, повторяя пароль, указанный в письме. – За порогом правды нет.
      – Откуда? – послышался вопрос.
      – С востока.
      – Входи.
      Едва он вошел в помещение, – его встретил надрывный, трепетный перезвон гитарных струн.
      Малина шумела, пила, отводила душу. Блатные сборища повсюду одинаковы. Воровской досуг – стереотипен. Он заполнен хмелем, марафетной мутью, надрывным и бесшабашным разгулом. Разгул этот истеричен; он всегда – на пределе. Нигде не развлекаются так отчаянно, не пьют так горько, как в сумрачном, подпольном этом мирке. Жестокая жизнь требует разрядки. Душа, изнемогшая от вечных тревог, упорно жаждет утех, забытья и подчеркнутого веселья.
      Малина шумела… Гитарные переборы сплетались с нестройными звуками песни. Гитарист – смуглый, цыганского вида парень – пел тягучим, задумчивым тенорком. Ему вторили трое блатных. Сгрудясь у стола, окружив гитариста, они подхватывали песню хриплыми глотками – перемигивались, притопывали в лад. Угрюмый этот рев и топот перемежался руганью, время от времени вспыхивающей в дальнем углу; там – за бутылкой водки – выяснялись отношения, поминались какие-то давние обиды…
      Игорь осмотрелся, отыскивая друзей. Однако ни Малыша, ни Копыта здесь не было. Хмыря он тоже не увидел; лица собравшихся были ему незнакомы. Он поворотился к женщине, впустившей его в помещение – недоуменно поднял брови. Хозяйка малины была высока, дебела, рыхла. Нарумяненные щеки ее обрамляли рыжие прямые пряди. Правую руку украшала наколочка: пронзенное сердце и крест. Она была понятлива, хозяйка. Уловив его взгляд, она мотнула головой, указывая на внутреннюю, задрапированную занавескою, дверь.
      – Твои – там.
      – Ага, – пробормотал Игорь. И пошагал к занавеске. Он пошагал – и больше уже не оглядывался на поющих и спорящих. Он утратил к ним интерес. И напрасно!
      Если бы он сейчас оглянулся, то заметил бы, как один из блатных (одутловатый, низенький, с рассеченной раздвоенной бровью) внезапно замолк, обрывая песню. Потянулся к бутылке. Встряхнул ее. Сказал: «Что-то горючего маловато. И когда все вылакали? Что ж, ладно… Схожу за водярой». И поднявшись, – медленно, вперевалочку, – направился к выходу.
      – Привет, – сказал Малыш, – наконец-то!
      Он сидел, развалясь на кушетке, – закинув ногу за ногу и опираясь локтем о низкий овальный столик. На столике теснились, поблескивая, бутылки, виднелись тарелки с закусками. Здесь же был и Копыто. Он, по обыкновению, что-то жевал, сопя и шлепая мокрыми губами.
      – Наконец-то, – проговорил, осклабясь, Малыш, – а мы уж было думали – ты там угробился…
      – А что? – сказал Игорь. – Запросто мог угробиться.
      – Но в общем – все обошлось? Порядочек?
      – Да как будто…
      – Ну, садись. – Копыто отодвинулся, освобождая место. – Рвани-ка, сполосни душу.
      Он быстро – мягким точным движением – разлил водку по стаканам. Протянул один Малышу, другой подал Игорю. Затем, высоко подняв свой стакан, сказал, хихикая и дергаясь:
      – Дай Бог – не последняя… Примем, братцы, – за удачу!
      Друзья со звоном чокнулись, выпили, помолчали, переводя дух. Малыш понюхал хлебную корочку. Копыто торопливо закурил. Игорь пододвинул к себе тарелку, нашарил там кусок ветчины и с жадностью впился в нее зубами. Только сейчас он почувствовал, как он голоден! Давеча, в суете и хлопотах, он как-то забыл об этом; теперь же – когда по жилам прошел обжигающий жидкий огонь – все его тело обмякло вдруг от слабости и голодной истомы.
      Насытясь и передохнув, Игорь размял папироску, зажег ее.
      – А где же Хмырь? – спросил он удивленно, – он же должен был встретить нас…
      – Черт его знает, – лениво махнул рукою Малыш, – хозяйка сказала: задержался где-то. Если зайдет, то позже…
      – Этот твой Хмырь, говоришь, фармазон? – осведомился Копыто.
      – Точно, – кивнул Игорь, – специалист по печатям. Ну и, кроме того, имеет какие-то дела с фарцовщиками, знает всех спекулянтов в городе. Вообще, человек нужный, полезный.
      – Значит, и в нашем деле он тоже – сгодится?
      – Это в каком деле? – не понял Игорь.
      – Ну, я говорю о чемодане, о покупочке. Там ведь серебро, золотишко, то-се… Товар дефицитный; его надо в хорошие руки определить!
      – Да, конечно, – сказал Интеллигент.
      Он машинально сказал это. И осекся, холодея. Только сейчас он отдал себе отчет в том, что произошло… Ребята ждут чемодана – а ведь чемодана-то нет! Он отдал его. Отдал обратно «покупку», добытую сообща и принадлежавшую, в сущности, всем троим.
      «О черт, – подумал он лихорадочно, – о черт возьми. Они ведь ждут свою долю, они вправе требовать ее! А я… Что же мне делать? Не дай Бог, если кто-нибудь спросит про чемодан… Только бы не спросили – потом как-нибудь вывернусь – только бы не сейчас!»
      И тотчас же Малыш сказал, приблизив к нему широкое свое, лоснящееся, ухмыляющееся лицо:
      – Н-ну, старик, расскажи-ка подробней: как все было? На чем доехал? Ведь не пешком же… И кстати: а где чемодан?

      – Где чемодан? – спросил Малыш. И мгновенно товарищ его встрепенулся, – поднялся, потирая руки.
      Оба они – выжидательно, с нетерпением – смотрели на Игоря, на своего главаря. А главарь помалкивал.
      Он медленно докурил папиросу. Вздохнул. Окунул окурок в пепельницу; смял его там, растер. Затем проговорил, не поднимая глаз:
      – Чемодана нет, ребята.
      – То есть, как это – нет? – дернулся Копыто. От изумления он даже перестал жевать. Малыш пробасил, темнея лицом:
      – Ну, ну, старик! Что за шутки?
      – Да нет, – криво усмехнулся Игорь. – Я не шучу.
      – Так в чем же дело? Давай, волоки… Где он у тебя?
      – Да понимаешь ли, – трудно, с натугой, сказал Интеллигент, – в двух словах всего не объяснишь…
      – Но ты – когда спрыгнул – нашел его? – нетерпеливо перебил Игоря Копыто. – Разыскал?
      – Д-да…
      – И потом – что?
      – Потом вижу: идет товарный порожняк… В том месте он как раз замедляет ход. Ну, я вскочил и – все. Так и доехал! Без особых хлопот. Но вот затем, уже в Полтаве…
      – Только не говори, что – потерял! – предостерегающе поднял ладонь Малыш.
      Он слушал Игоря сумрачно, напряженно. Кожа на его скулах натянулась, ноздри раздулись. На лбу набрякла лиловая жила.
      – Я и не говорю – что потерял, – устало сказал Игорь. – Я его, братцы, отдал.
      – О-о-отдал? – протянул Копыто. – Как так? Кому?
      – Ну, той самой женщине.
      – Где ж ты с ней встретился? – прищурился Копыто.
      – На вокзале.
      – Она что же, – подпасла тебя, прихватила?
      – Да нет… Просто, оказалось, что мы с ней знакомы. Давно с детства. Старые друзья, понимаете, братцы?
      – Не понимаю, – угрюмо сказал Малыш. – Не могу понять.
      – Что ж тебе непонятно? Ну, – встретил. Пожалел… Ведь бывает… Могу же я пожалеть? Имею право на жалость?
      – Не можешь, – сказал Малыш жестко. – Не имеешь!
      – Но как же так? – растерянно пробормотал Игорь. Он умолк, озирая лица друзей. И те тоже молчали, разглядывая его. Молчание было тяжким, гнетущим. Затем Игорь сказал:
      – Я чувствую: вы мне не верите…
      – А почему мы должны верить? – пожал плечами Малыш. – Откуда мы знаем: как все было в действительности?
      Сейчас же – в ток ему – Копыто добавил, цедя слова углом поджатого рта:
      – Ты нас на понт не бери. Не заливай: встретил, отдал Неужто ты думаешь: мы такие лопухи?
      – А вы что же полагаете, – медленно, закипая, сказал Интеллигент, – я его себе решил оставить, притырить от вас – так что ли?
      – Все может быть…
      – Да вы – что? – спросил, запинаясь, Игорь, – вы в своем уме?
      Он встал, резко двинув ногою стул – весь сотрясаясь от обиды и ярости. На мгновенье ему стало трудно дышать.
      – Вы понимаете – что вы говорите? На что намекаете?
      – Но чем ты докажешь, что это – не так? – спросил Малыш. И тоже поднялся, встал, нависая над Игорем, – рослый, костлявый, тяжелорукий. – Докажи! Ну!
      – Что ж, если вы так уж хотите, – проговорил Игорь пересохшим ртом, – доказать можно… Трудно – но можно. – Он облизал губы, провел ладонью по взмокшему лбу. – Завтра я встречаюсь с ней. Мы как раз условились. Если хотите – пойдемте со мной. Вы сами увидите. Убедитесь.
      – А хотя бы даже и так, – сказал Малыш, – допустим. Что это меняет?
      – Все меняет, – живо проговорил Игорь, – тут вы меня не можете упрекнуть в подлости.
      – Почему? – возразил Малыш. – Можем. Запросто. Как ты не вертись, а подлость остается.
      – В чем же вы ее видите?
      – Да хотя бы в том, что ты распорядился сам. Соображаешь? Сам, один, без нас! А ведь эта покупка – артельная. По крайности, ты должен был хотя бы посоветоваться, спросить…
      – Да что ты ему толкуешь? – кривясь и дергаясь, зашипел Копыто. – Что он, вчера родился? Законов не знает? Все он, проклятый, знает, разбирается – лучше любого… Разыгрывает из себя простачка. Думает: этот номер пройдет… Не-ет. – Он подступил к Игорю вплотную – вытянул шею. – То, что на востоке проходило, на западе хрен пройдет. Учти это, учти! И все равно: тебе нет прошенья. Нарушил закон – отвечай!
      Теперь он уже не говорил, а кричал – брызжа слюною, жарко и смрадно дыша в лицо Игорю. И содрогнувшись от отвращения, Интеллигент отстранил его резко – толкнул в плечо.
      Копыто качнулся, задел столик. На пол, со звоном и дребезгом, обрушились бутылки. Тогда Малыш – заслоняя друга – шагнул к Игорю и широкой, цепкой своей пятернею, ухватил его за ворот рубашки.
      Игорь дернулся, вырываясь. Брызнули пуговицы. Ворот треснул, расползаясь под пальцами Малыша.
      – Ты что же это? – густо спросил Малыш. – На драку нарываешься? Приключений себе ищешь?
      – Пусти, – прохрипел Игорь. – Да пусти же!
      – Если ищешь – то сейчас найдешь… Схлопочешь…
      И в ту же секунду – откуда-то сбоку – услышал Игорь пронзительный вопль!
      – Вот ты как! Вот как, значит… Ну, держись!
      Он уловил краем глаза щуплую фигуру Копыта; тот приближался, держа бутылку за горлышко – заводя для удара руку… И, поняв, что дело серьезное, Игорь мгновенно, рывком, вывернулся из цепких пальцев.
      «Надо спасаться, – подумал он, – надо уходить отсюда. Не дай Бог – вмешаются посторонние. Тогда будет совсем худо…»
      И он, пригнувшись, торопливо нашарил за голенищем сапога шершавую рукоятку ножа.
      А в это время, на другом краю города (в высоком угловом доме, на восьмом этаже) происходил такой разговор:
      – Послушай, что ты мне сказки рассказываешь? За кого ты меня принимаешь?
      – Но – что такого? Я не пойму… Я тебе все рассказала, как было.
      – Ты меня, наверно, за дурака считаешь. Где ж это видано, чтоб исчезнувший чемодан отыскался – так легко и столь странным образом!
      – Что ж тут странного? Игорек объяснил…
      – Игорек!
      Человек, произнесший это, хмыкнул усмешливо. Полное бледное лицо его наморщилось, потемнело.
      – Этот твой Игорек – судя по всему – первостатейный жулик.
      – С чего ты это взял, Сергей? – возмущенно перебила его Наташа. – Человек меня выручил, помог… Мы его благодарить должны.
      – Благодарить? – Сергей пожал плечами. – За что?
      – За чемодан.
      – Да ведь, чудачка, пойми: наверняка он сам же его украл! Упер, понимаешь ли, а потом вернул почему-то…
      Во время всего этого разговора Сергей расхаживал по комнате – кружил из угла в угол. Теперь он вдруг остановился. Снял очки – протер их. Моргнул медленно.
      – А кстати, – почему? Почему он его вернул?
      – Ну, не знаю… – Она помолчала в растерянности. – Во-первых, ты, по-моему, не прав. Где у тебя доказательство, что украл именно он? А во-вторых – даже если и так – то что ж… Мы ведь с ним были друзьями. Росли вместе. Знаем друг друга давно и близко.
      – Близко, говоришь? – сощурился Сергей. – Насколько же – близко? Как это понять? Хотя, в общем-то, понятно…
      – Перестань, – гневно сказала Наташа. – Не смей!
      – Может быть, это как раз он – тот самый? – словно бы не слыша ее, пробормотал Сергей. – Тот самый, первый… А? Или – какой?
      И он, подойдя к чемодану, яростно пнул его ногой.
      – Подношение от старого друга… О, проклятье! Сколько их вообще, было тут у тебя? И сколько еще имеется?
      Держа нож в согнутой руке – на уровне пояса – Игорь говорил, обводя блатных настороженным взором:
      – Что ж, ребята, толковать больше не о чем. И в драке я щадить не умею… Учтите: каждый, кто сунется – попадет на это вот перо. Получит вентиляцию в шкуре… Так что замрите, голуби, не вибрируйте, не делайте лишних движений!
      Все это он говорил, постепенно отходя, отступая к двери и угрожающе поигрывая сверкающим узким лезвием. На пороге он остановился. Подбросил нож и поймал его в подставленную ладонь. И потом – вполоборота – приподняв занавеску:
      – Как бы то ни было, можете быть уверенными: свою долю вы получите. Этот должок я вам, так или иначе, верну. Расквитаюсь полностью. И быстро…
      Занавеска упала. Игорь исчез. Копыто сказал, отдуваясь и густо сопя:
      – Вывернулся, проклятый. Ушел…
      Он круто повернулся к товарищу – оттопырил губу:
      – Чего ж ты его выпустил? Эх, ты!
      – А что я должен был делать? – развел руками Малыш. – На нож лезть? Да и вообще, к чему затевать свару? Он, я верю, не обманывает. Так все, видать, и было. Интеллигент – одно слово! Конечно, он нахамил, заигрался… Но может, и вправду – расквитается? Вернет нашу долю?
      – Жди… Как же! – процедил Копыто. И, размяв прыгающими пальцами папиросу, закурил, затянулся с жадностью. – А впрочем – посмотрим. Там видно будет… Когда он, кстати, собирается это сделать – вот, о чем его надо было бы спросить!
      Он заторопился, ринулся к дверям.
      – А ну-ка, пойдем, посмотрим… Может, Интеллигент еще здесь – не ушел?
      Малина шумела… Народу за это время прибавилось. Гитариста окружала уже немалая толпа. В противоположном конце комнаты (там, где давеча – за бутылкой водки – шел спор и поминались обиды) помещались теперь три вокзальные проститутки; они только что пришли с работы и пересчитывали выручку. Одна из них – чем-то огорченная – всхлипывала, размазывая слезы по сухому, костлявому, перекошенному лицу.
      Тут же вертелась хозяйка. Друзья поинтересовались: где Игорь? Она сказала, махнув татуированной пухлой ручкой:
      – Этот ваш тип какой-то странный, ей Богу. Псих он, что ли? Выскочил – и никому ни слова не говоря, – шасть к выходу. Я ему: погоди, побудь. Выпьем вместе. Куда там! Убег, как с цепи сорвался…
      Она хотела добавить что-то – и застыла, с полуоткрытым ртом. Плоский лоб ее взялся складками, глаза вышли из орбит.
      Двери притона распахнулись. Ворвался взъерошенный, тяжело дышащий человек; прислонился к притолоке, глотнул воздух. И сорванным, хриплым голосом крикнул:
      – Облава!
      И тотчас малина затихла. И в разразившейся этой тишине отчетливо прозвучали слова Копыта:
      – Ах он, сука! Так вот, значит, как он расквитался с нами! Пообещал – быстро… Что ж, действительно. Все сделано без задержки… Ах, негодяй.
      Беспечно посвистывая, шагал по сонному городу Костя Хмырь. Он только что расстался с подружкой своей Сонькой, – и еще не остыл после нее, не отдышался; шел, весь распаренный, на хмельных веселых ногах.
      Время было уже позднее: без четверти два. Костя спешил. Сутуловатый, жилистый, с сухим и острым лицом, он попеременно то хмурился, то улыбался своим мыслям. Улыбался он машинально, невольно – не в силах отогнать от себя видения, связанные с нынешним ночным свиданьем. Хмурился же оттого, что усердно клял себя за забывчивость… Сегодня вечером – с киевским десятичасовым – должен был прибыть в город Игорь. Телеграмму об этом Костя получил от него еще загодя – с дороги. И сразу же, с ходу, начал действовать: подыскал удобную комнату для Игоря и его партнеров, договорился с хозяйкой притона, Розой, о том, чтобы она получше приняла, приветила гостей. Все подготовил – и вот, забыл обо всем, застрял допоздна у девчонки…
      «Игорь сейчас удивляется, наверно, – думал он, подходя к базару, – досадует… А впрочем (тут опять, мельком, возникли перед ним смеющиеся – щелочками – влажные сонькины глаза), впрочем – что ж… Ну, задержался – с кем не бывает! Его там и без меня, должны принять, как надо. Роза пообещала. А она дело знает!»