Глава 25

Стрелки часов перевалили за полдень. Дождь кончился, но небо оставалось таким же насупленным. Справа от дороги, в аэропорту Фубай, шел на посадку маленький винтовой самолет. Здесь тоже когда-то была американская авиабаза, хотя и не самая большая.

Сьюзан сказала несколько слов Каму, и он завернул в ворота аэропорта, где стоял полицейский джип. Дождь смыл грязь с повреждений на нашем "ниссане", и я представил себе желтую краску на переднем крыле. И тут же вспомнил совет Конуэя избегать аэропортов. Надо же – пришлось воспользоваться именно аэропортом, чтобы попытаться замести следы.

Я заметил на территории напоминания об американской армии и летчиках: бетонные бункеры, каменные стенки, бетонную контрольную вышку – все это я помнил с тех пор.

Место оказалось не людным – Каму удалось припарковаться у самого терминала.

Мы вышли из машины, открыли заднюю дверцу и выставили вещи на землю.

Мистер Кам с волнением ждал, что произойдет дальше. Его не убили – вывернулся из передряги, и то уже хорошо.

Я достал бумажник и отсчитал две сотни долларов.

– Это для мистера Тука.

Шофер улыбнулся и кивнул.

Я показал на повреждения.

– Сколько за это?

Кам что-то сказал Сьюзан, и та перевела:

– Триста.

Я отдал не споря и при этом представил, как буду отчитываться за эту сумму, когда вернусь обратно: «За повреждения, нанесенные арендованной машине, когда ею был снесен с дороги полицейский джип и при этом убиты два копа, – 300 долларов, расписка в получении отсутствует».

Потом присмотрелся к царапинам, заметил остатки желтой краски и жестом показал, что их нужно содрать. Шофер быстро закивал головой. Затем отсчитал еще сто долларов и отдал Каму, дав понять, что это для него.

Он улыбнулся шире и кивнул ниже.

– Как ты считаешь, – спросил я Сьюзан, – этого достаточно за то, что он чуть не лишился жизни?

– Вполне. А сколько причитается мне?

– Ты поехала добровольно. А его мы заставили. – Я нагнулся к машине, снял с приборной панели игрушечный вертолетик и протянул Каму. – Подарок. Чтобы вы навсегда запомнили нашу поездку.

Сьюзан перевела, и он поклонился, а потом сказал по-английски:

– Спасибо. До свидания.

Я посмотрел на часы и повернулся к мистеру Каму:

– Мы летим в Ханой. Усек?

– Ханой, – улыбнулся он.

– Правильно. – Я обратился к Сьюзан: – А теперь накрути его еще разок, чтобы он не ходил в полицию.

Она положила руку ему на плечо и стала что-то говорить успокаивающим тоном. Он кивал, а я неотрывно смотрел ему в глаза. Мы пожелали друг другу счастливого Нового года. Он сел в "ниссан" и уехал.

– Как ты думаешь, куда он теперь, – спросил я Сьюзан, – в полицейский участок или в Нячанг?

– В Нячанг.

Мы взяли вещи и мимо двух вооруженных людей в форме вошли в здание аэровокзала. В зале царил дух 60-х годов. Народу было достаточно, но без давки. Табло демонстрировало прилеты и вылеты только до шести часов.

– На Тет никаких поездок, – прокомментировала Сьюзан. – Все уже сидят по домам.

– Кроме меня. И кроме тебя. – Я обвел глазами аэровокзал. – Однажды мне пришлось здесь побывать. Хотел сесть на военный рейс до Анхе. Но не попал – не оказалось мест. Самолет пошел на взлет и в конце полосы столкнулся с вертолетом. Все погибли. Смешно?

Сьюзан не ответила.

По залу парами ходили вооруженные люди. На них была такая же форма, как на Пихале в Сайгоне. Наверное, что-то вроде пограничников. Двое остановили белого и попросили предъявить билет и удостоверение.

– Побыли здесь, и хватит, – сказал я Сьюзан. – Поедем в отель "Сенчури риверсайд" в разных такси. Сначала я, потом ты. Я зарегистрируюсь. Ты тоже постарайся снять номер. Но если не получится, жди меня в вестибюле. Встретимся там.

– Давай лучше в баре. Мне хочется выпить.

– Мне тоже. Кстати, где пистолет?

– На моей персоне.

– Сходи в туалет, переложи в сумку, а сумку отдай мне.

– Лучше иди и садись в такси.

– Сьюзан...

– Это мой пистолет. Если меня с ним застукают, я скажу, что это зажигалка.

Мы немного постояли.

– Веди себя незаметнее, когда будешь проходить мимо полицейских.

– Я знаю.

Я не стал ее целовать. Просто повернулся и вышел из аэровокзала. Я сел в первое же такси, затащил чемодан и сказал водителю:

– Хюэ. Отель "Сенчури риверсайд". Бьет?

Мы тронулись. А когда проезжали мимо полицейских, я наклонился – будто для того чтобы завязать шнурок.

До Хюэ было около десяти километров. По дороге нам попался смутно отложившийся в моей памяти городок Фубай. Вдалеке я заметил пагоды и разбросанные по холмистой местности могилы императоров.

Мы пересекли реку, и шоссе № 1 превратилось в улицу Хунгвуонг. Я не знал Хюэ. Но знал многое о нем. В частности, что мы въезжали в Новый город на восточном берегу реки Перфум. Старый, императорский город стоял на противоположном берегу.

Новый город был приятным, процветающим местом. Сам по себе некрупный, он все-таки вырос с тех пор, как в 1968 году я видел его из вертолета. Тогда он представлял собой сплошную груду развалин.

Через несколько минут такси свернуло на круговую дорожку перед отелем "Сенчури риверсайд". Гостиница стояла в глубине улицы, среди сада, в самом деле на берегу реки. Перед большим пятиэтажным зданием красиво расположились пруд и фонтан. Большие золотые буквы над входом составляли поздравление с Новым годом – Чак мунг нам мой.

Я заслужил это место.

Я расплатился с таксистом. Появился коридорный. Взял мой чемодан. А я подхватил свою сумку.

Швейцар распахнул передо мной дверь.

– Добро пожаловать в гостиницу, сэр.

Вместительный вестибюль был со вкусом отделан в современном стиле. На полу в горшках стояли кумкватовые деревья. В вазах – цветущие новогодние ветви.

Слева – длинная регистрационная конторка. Я выбрал самую красивую девушку и подошел к ней.

– Зарегистрируйте меня, – попросил я. – Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд.

Она подняла на меня глаза.

– Вы...

– Бреннер. Пол Бреннер. Фамилия написана в ваучере.

– Ах вот как... Извините.

Она постукала по клавишам компьютера и посмотрела на экран. А я представил себе надпись крупными буквами: "РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ. СООБЩИТЬ В ПОЛИЦИЮ!"

Но девушка, читая, улыбнулась. Судя по табличке на груди, ее звали Деп, что значило "симпатичная".

– Все правильно, мистер Бреннер. Добро пожаловать в "Сенчури риверсайд".

– Спасибо.

У меня было ощущение, что на мне не хватает одежды, что я небрит и зубы нечищены. Но Деп как будто не заметила.

– Надеюсь, путешествие было приятным? – спросила она.

– Интересным, – ответил я.

– Ах вот как... Откуда вы приехали?

– Из Нячанга.

– И как там погода?

– Отличная.

– А здесь облачно. Но зато прохладнее – вам понравится.

Деп снова посмотрела на экран.

– Мы приготовили для вас очень хороший номер, мистер Бреннер. С лоджией и видом на реку и старый город.

– Спасибо.

– Вы бывали раньше в Хюэ?

– Неподалеку. В Куангчи. В шестьдесят восьмом.

Деп подняла на меня глаза.

– Ах...

Вот именно.

– Могу я посмотреть на ваши паспорт и визу? – попросила она.

– Пожалуйста. Только верните обратно.

– Конечно. Но мне необходимо сделать ксерокопии. А вы пока заполните вот эту форму.

Я заполнил регистрационную карточку, а Деп тем временем сняла копии с моего паспорта и визы. Вернувшись, она отдала мне документы. А я ей – карточку.

– Вы собираетесь остановиться у нас на трое суток? Так? – спросила она.

– Да. – Про себя я подумал: возместит мне гостиница уплаченные деньги или нет, если меня арестуют раньше? А вслух спросил: – Кстати, у вас есть свободные номера?

Деп проверила по компьютеру.

– Немного. На праздники у нас много гостей. – Она дала мне ключ. – Если вам что-нибудь понадобится, консьержка в вашем распоряжении.

– Спасибо. Для меня нет сообщений?

– Сейчас посмотрю.

Деп порылась в ящике с папками и извлекла большой конверт.

– Вот это, кажется, вам.

Я принял конверт и расписался в получении.

– Ваш багаж вскоре принесут. Номер шесть на пятом этаже. Лифты справа за вами. Приятного отдыха.

– Спасибо. Вы очень красивы. Чак мунг нам мой.

Деп улыбнулась, поклонилась и сказала:

– Спасибо. И с Новым годом.

Я вошел в лифт и поехал наверх. Интересно, что во всех гостиницах мира говорят одними и теми же словами. Наверное, всю гостиничную обслугу производят в одном месте – где-нибудь в Швейцарии, – вкладывают в головы маленькие заводные автоматы, закручивают пружину и распускают по свету.

Лифт остановился на пятом этаже. Я вышел и нашел свой номер.

Он состоял из большой гостиной, такой же большой спальни, просторной ванной и – как обещала Деп – лоджии с видом на Старый город на другом берегу реки.

Современная мебель выглядела удобной, но мои стандарты пали насколько низко, что я уже не соображал, что к чему.

В большом алькове располагался стол. Я сел и распечатал конверт. В нем находился факс от Карла. Но отнюдь не поздравительный.

Я заметил, что Карл отказался от делового стиля, в котором легче почувствовать двойные смыслы. Записка была дружеской – ведь предполагалось, что я во Вьетнаме не по делам, а старый ветеран, приехал как турист. Карл понимал, что текст окажется в руках полиции задолго до того, как попадет ко мне. И еще он поменял свой пол и сделался Кей.

Дорогой Пол,– писал он,– надеюсь, моя записка тебя найдет, и еще надеюсь, твое путешествие проходит именно так, как ты предполагал. Относительно той дамы, о которой мы с тобой говорили: я слышала, она замужем за каким-то американцем. Так что будь осторожен, когда говоришь с ней в постели, и берегись ревнивого мужа. Как друг, советую тебе порвать эту связь. Ничего хорошего от нее не жди. Но что приятно, твой график в Хюэ выглядит вполне интересным. Надеюсь, ты повеселишься. Жду известий. И подпись: Любящая тебя Кей.

Оставалось понять скрытый в тексте смысл. Но это было несложно. Замужем за каким-то американцем означало, что Сьюзан, возможно, работала на другой американский разведывательный орган. Ну и что? Я толком не знал, на кого сам работаю.

Твой график в Хюэ выглядит вполне интересным – значит, моя завтрашняя встреча состоится.

Я открыл ящик, нашел ручку, бланк факсимильной связи и написал:

Дражайшая Кей! Приехал в Хюэ и получил твой факс. Как мило, что ты тревожишься о моих любовных похождениях. Но замечу тебе: если спишь с врагом, то хотя бы знаешь, где он находится в данный момент. Путешествие проходит нормально – очень динамично, очень интересно. Мне нравятся вьетнамцы, а правительство проделало колоссальную работу. Я тебе очень признателен за то, что ты предложила эту поездку.

Я оторвался от письма, подумал и добавил:

Тени войны встречаются тут и там, но тени в моем сердце и в моем уме меркнут. Если долго не буду писать, знай: я нашел то, что долго искал. И еще знай: я нисколько не жалею, что приехал сюда. Передай привет С.

Я перечитал написанное и решил, что получилось хорошо – и для Карла, и для полковника Манга, и для Синтии, и для меня, и для последующих поколений.

Я вспомнил свои письма в Америку 68-го года – эдакую помесь новостей, солдатских жалоб и несильной тоски по дому. Но, как каждый человек на войне, который понимает, что очередное письмо может оказаться последним, я всегда завершал на одной и той же ноте: я в мире с собой, сознаю, что могу умереть, не боюсь, но надеюсь на лучший исход. А в подоплеке говорилось, что опыт мне очень полезен. И я вернусь гораздо лучшим человеком, чем уезжал. Надеюсь, Бог тоже читал мои письма.

Тяжелое бремя для восемнадцатилетнего юноши, но взрослеешь быстро, если приходится исчислять минутами свое пребывание на земле.

И вот через три десятилетия я опять здесь и моя жизнь снова в опасности. И в письме на родину те же мысли: я готов ко всему, и дома должны быть готовы ко всему.

Я оставил факс от Карла на столе – уничтожить его значило бы вызвать подозрение у тех, кто его уже читал.

Встал, захватил сумку и пошел в ванную. Почистил зубы, умылся, расчесал волосы.

Позвонили в дверь. Я вернулся в гостиную и открыл дверь. Принесли мой чемодан, и я дал коридорному доллар. Щелкнул замками, вынул измятый синий пиджак и набросил на плечи. Но распаковываться не стал. Взял со стола написанный мной факс и пошел вниз – не терпелось увидеть Сьюзан.

Факс я отдал на конторке вместе с долларом и спросил, может ли портье отправить его немедленно, а оригинал вернуть мне.

– Извините, сэр, – ответил он. – Аппарат очень занят. Это займет час или два. Я отправлю, а оригинал пришлю вам в номер.

Мы это уже проходили в "Гранд-отеле" в Нячанге и там как-то выкрутились. Но здесь я выкручиваться не собирался. Можно было, конечно, пойти на почту, но там ксерокопии для полиции снимали прямо на глазах у клиентов. В любом случае мой факс Карлу был чистым, а я спешил. Поэтому я оставил его портье. Затем пошел в кассу, отдал пятьсот долларов дорожными чеками, а взамен получил что-то около двух триллионов донгов.

Сьюзан в вестибюле не оказалось. Я не хотел спрашивать, получила она номер или нет, – просто стоял и ждал.

В вестибюле толпилось много людей – естественно: суббота, канун Тета. Все белые, и судя по одежде, большинство – европейцы.

Я заметил нескольких мужчин среднего возраста, явно американцев и явно ветеранов. Для американцев они были вполне прилично одеты – длинные брюки, рубашки с воротничками, пиджаки. У одного борода на манер Хемингуэя. Он показался мне знакомым, словно я видел его по телевизору.

Я научился строить ученые догадки о людях – зарабатывал этим на жизнь. И теперь решил, что эти ребята – бывшие офицеры, армейские или из морской пехоты: в них не было неряшливой небрежности летчиков и выправки моряков. Скорее боевые ветераны, а не тыловики. Все со временем стали обеспеченными людьми и теперь собрались и решили, что им пора поехать во Вьетнам. Возможно, они взяли с собой жен, но сейчас стояли одни. Тип с бородой принял волевое решение, и все повернули в сторону ресторана. Я последовал за ними.

Бара не оказалось. Поэтому я сел лицом к двери за коктейльный столик. В это время мне надлежало быть в иммиграционной полиции, но я решил, что она подождет. Пошли они подальше.

Подошла официантка. Я заказал "Сан-Мигель", подумал и попросил принести вторую бутылку.

– Кого-нибудь ждете? – спросила она.

– Да.

Официантка положила две салфетки и поставила вазочку с орешками.

Я посмотрел на часы, затем перевел взгляд на дверь. Сьюзан была не из тех, о ком следовало беспокоиться, если речь шла о простых действиях, вроде того чтобы взять из аэропорта такси. Все дело в пистолете. Выборочная проверка, авария на дороге – ее обыщут и предъявят самое страшное обвинение. Несмотря на свою работу, я не схожу с ума по поводу оружия, но могу понять, почему стольких американцев заботит закон о его ношении.

Интересно, что сталось с миллионами "М-16", которые мы передали южновьетнамской армии? Я не заметил ни одной американской винтовки – военные и полицейские были вооружены русскими "АК-47", которые полюбились вьетнамцам во время войны. Может быть, эти самые "М-16" завернуты в целлофан и спрятаны на рисовых полях. А может быть, и нет. Здесь страна безоружного населения и вооруженных полицейских и солдат. Поражение было полным, и вероятность сопротивления ничтожная. Я вспомнил фотографии из Музея американских военных преступлений: массовые расстрелы непокорных племен и бывших южновьетнамских солдат. Ханой шутить не любил.

Но где же все-таки Сьюзан?

Принесли пиво. Официантка поставила два стакана. Я подписал счет и дал ей доллар. Я выпил немного пива, попробовал орешков, но все время поглядывал то на часы, то на дверь.

До меня доносились голоса тех трех соотечественников, и чтобы отвлечься, я стал прислушиваться, о чем они говорили. Но слышал только обрывки фраз. Однако разобрал характерные военные словечки и понял, что не ошибся. Один что-то сказал о вертушках, и я понял, что он говорил об эвакуации раненых на медицинском вертолете, другой рассказывал, как их накрыло – то ли артиллерия, то ли ракеты. Третий вспомнил, как заиграло при этом очко, то есть от страха подвели солдатские сфинктеры. Все рассмеялись.

Явно боевые ветераны. Я посмотрел на них – ребята хорошо проводили время. Старики, как я, они снова здесь, как тогда, когда пытались врезать врагу по яйцам.

Интересно, испытывали ли они то же странное чувство отчуждения, что и я – на крыше гостиницы "Рекс" и вот теперь здесь, в фешенебельном отеле на берегу реки Перфум, где морские пехотинцы закапывались в песок, спасаясь от огня, и отвечали через реку противнику. Я решил: когда треплешься, то заглушаешь в себе отзвуки пулеметных очередей и свист ракет. Но если сидишь молча, как я, то слышишь грохот из прошлого.

К этому времени Сьюзан должна была явиться. Я решил, что пора справиться у портье. И только поднялся, как появилась она. Мы чуть не столкнулись в дверях.

– Где, черт возьми, тебя носило? – спросил я вместо приветствия.

– Я тоже рада тебя видеть, – ответила она.

– Я о тебе беспокоился.

– Извини. Надо было привести себя в порядок.

На Сьюзан была одна из шелковых блузок, которые она купила в Нячанге, черные брюки и сандалии. Она явно успела принять душ и подкраситься.

– Я бежал сломя голову, – проворчал я, – а ты нежилась в ванне с пеной.

– Давай я угощу тебя выпивкой.

Я повернулся, возвратился к столику, сел и отхлебнул пива. Сьюзан устроилась напротив.

– Это мое пиво?

– Само собой.

Она налила себе в стакан, взяла из вазы несколько орешков и один бросила в меня. Попала точно в лоб.

Откинулась на спинку, глотнула пива и закурила.

Теперь будет молчать, пока я не успокоюсь. Я знаю женщин – они все такие.

– Я мог бы успеть на массаж, если бы знал, что ты будешь так долго нежиться.

Сьюзан бросила в меня еще один орех.

– Мы собирались встретиться, как только... Ладно, проехали. Где ствол?

– В надежном месте.

– А именно?

– У меня под кроватью.

– Ты ненормальная?

– Нет. И не глупая тоже. Я вышла в сад и зарыла его в пластиковом пакете.

Я немного успокоился и саркастически спросил:

– А ты хоть помнишь, где его зарыла?

– Под райскими птицами. Сделала вид, что нюхаю цветы.

– Тебя никто не видел?

– Надеюсь, что нет.

– И отпечатки пальцев стерла?

– Только свои. А твои оставила.

Я заказал еще пива и заметил, что американцы косились на Сьюзан – пялились и делали замечания. Какие все-таки свиньи мужчины.

– Пришли какие-нибудь сообщения? – спросила она меня.

– Да. От К. Он хочет, чтобы я от тебя избавился.

– Какое это теперь имеет значение?

– Никакого. Тема закрыта. А тебе были сообщения?

– Никто не знает, в какой я гостинице.

– А что, так трудно выяснить?

– М-м-м... – улыбнулась она. – Кстати, ты знаешь, что ЭТО год Быка?

– А я думал, "Торонто блу джейз"[66].

– Я имела в виду астрономический год. Перестань хохмить.