Глава 20

Бен стоял у бара в своем номере и наливал виски из миниатюрной бутылки в стакан со льдом в содовой. Он оглядел комнату. Низко свисавшая лампа бросала нежный свет на уголок с мягкой мебелью. Трехспальная кровать подсвечивалась настольной лампой, которую Тайсон решил выключить, оставив интимную часть номера в темноте.

В дверь громко постучали три раза, он вышел в холл.

– Пароль?

После минутного молчания он услышал четкое:

– Реденец.

Улыбнувшись, Тайсон распахнул дверь.

Она застыла на пороге и, не говоря ни слова, заглянула внутрь. Он жестом пригласил ее войти. Карен прошла в дальний угол номера, к кушетке, но не села. Тайсон достал из холодильника полбутылки белого вина.

– Домашнее. Пойдет? – и разлил по стаканам.

Она не ответила. Тайсон взял свою порцию и уселся на стул, стоявший напротив тахты.

– Мне не следовало бы сюда приходить, – Карен словно извинялась.

– И мне тоже.

– Мне придется указать место встречи в своем рапорте.

– Вы можете быть свободны в своих решениях.

Она сказала:

– Я думаю и о ваших интересах тоже. Вы женатый человек...

– Это, мягко говоря, мои проблемы. Послушайте, майор Харпер, я не просил себе в следователи женщину. Я охотно помогаю следствию и если я выбрал для интервью удобный отдельный номер, а вы чувствуете себя здесь неуютно, то мы можем все перенести на другое время и в другое место. Но я не могу обещать, что буду расположен к беседе, а может, мне понадобится присутствие адвоката.

Она колебалась в нерешительности, потом наконец села на кушетку.

– Так на чем мы с вами остановились?

– Мы говорили о Фарли. – Тайсон положил ногу на ногу.

– Да. У Фарли паралич нижних конечностей. Его сильно ранило шрапнелью в позвоночник через два месяца после вашего отъезда из Вьетнама. Вы знали об этом?

– Мне помнится, что кто-то мне об этом писал. – В течение нескольких месяцев он поддерживал связь со своим взводом, потом никого не осталось. Кто умер, кто стал инвалидом, получив тяжелые ранения, другие разъехались. Первый взвод роты «Альфа», подобно студенческому братству, преобразился до неузнаваемости, осталось только одно название – влилась свежая кровь, заменив больную старую. После девяноста дней военных действий вновь прибывшие офицеры и стрелки уже считались «стариками». В этом заключалась преемственность поколений. Из уст в уста передавались всякие истории и прибаутки, сказки о коварстве врага и храбрости солдат. И с каждым пересказом история приобретала разные смысловые оттенки, поскольку сама устная летопись взвода претерпела немало изменений. Бен часто спрашивал себя, какое наследство оставил он.

Карен прервала его размышления.

– Фарли сейчас живет в Нью-Джерси. Он долгое время лечился в больницах для ветеранов войны. Он наркоман и очень неуравновешен.

– Хороший свидетель со стороны обвинения. – Помолчав, добавил: – Хотя все это печально.

– Я коротко побеседовала с ним по телефону. Он подтверждает версию Брандта.

Тайсон снял полуботинки и потерся стопами о ворсистый ковер.

– Вы тоже можете устроиться поудобнее.

– Мне и так удобно. – Она окинула быстрым взглядом комнату. – Очень мило. Ваша компания процветает на правительственных контрактах.

– Это не имеет отношения к делу.

– Нет, конечно.

– Я работаю не покладая рук, чтобы быть там, где я есть.

– Я не хотела вас обидеть, – произнесла она извиняющимся тоном.

– А я и не думаю, что вы этого хотели. Мы из разных миров, майор. – Он щелкнул пальцами и добавил: – На военном языке это прозвучало бы так: наши калибры не совпадают.

Прежде чем ответить, она посмотрела на него с укоризной.

– Давайте что-нибудь предпримем, чтобы они совпали.

– Ричард Фарли – потенциальный свидетель в суде, – начала Карен. – Вы имеете право устроить ему перекрестный допрос, если...

– Как Пикар его нашел? Как он нашел Брандта?

– Это интересный вопрос. Кажется, после беседы с сестрой Терезой, он поместил объявление в газету первой воздушно-десантной дивизии. – Она открыла кейс и передала Тайсону фотокопию номера двухгодичной давности.

Тайсон взглянул на обведенные карандашом строчки и прочел: «Историк разыскивает ветеранов роты „Альфа“, первого батальона седьмого воздушно-десантного полка, которые служили первые три месяца 1968 года. Особенно желательно услышать о ком-нибудь из первого взвода, принимавшем участие в бою у госпиталя Мизерикорд недалеко от Хюэ. На все письма налагается строгая конфиденциальность, анонимность гарантируется».

Тайсон подумал, что все это оказалось враньем. Он обратил внимание на то, что адресат проживал в Саг-Харборе. Тайсон положил фотокопию на кофейный столик.

– В первой военно-воздушной дивизии мне сообщили, что послали вам эту газету.

Тайсон кивнул. Единственное, что просматривал когда-либо он в этой газете, – колонку розыска: мужчины разыскивали однополчан, женщины – изменивших им мужчин, историки – тех, кто мог бы им чем-то помочь в работе. Но, видимо, он невнимательно прочел объявления, а Брандт, наоборот, очень внимательно. Это – судьба.Бен спросил:

– Брандт и Фарли ответили на него?

– Только один Брандт. Чуть позже по настоянию Пикара Брандт присоединил к своим показаниям дополнительные факты другого свидетеля – Ричарда Фарли.

Тайсон, чувствуя, что развязка близка, решил выяснить, откуда Брандт узнал о местонахождении Фарли? И почему Брандт поставил себя на первое место?

– Когда я беседовала с Брандтом, он подтвердил свои ответы насчет госпиталя Мизерикорд. Если он получит повестку в суд, мы узнаем ответы на все ваши вопросы.

– Может быть, Брандт лечил Фарли после ранения?

– Забавно, но я тоже спросила об этом. Если верить Фарли, то так оно и есть.

– Интересно. А что еще сказал Фарли?

– Ничего стоящего. Он мне показался просто безумным. Все время кричал.

Тайсон посмотрел ей в глаза, она, не выдержав его взгляда, отвернулась. Он поднялся и предложил:

– Еще хотите?

– Я к тому еще не притронулась.

Тайсон, не обращая внимания на ее слова, подошел к холодильнику и открыл его.

– Ба! Да тут еще бутылка шампани. – Он выстрелил пробкой и разлил шампанское по стаканам. Подавая Карен стакан, он сказал: – Хочу предложить тост.

– Какой?

– За Ричарда Фарли и еще за два миллиона семьсот тысяч тех, которые вернулись в наше общество с физическими и душевными ранами, стараясь теперь подавить боль наркотиками.

Она опустила свой стакан.

– Я не стану пить за это.

– Ну а я выпью. – Он поднял стакан, а потом вдруг выплеснул содержимое на стенку бара и выскочил из комнаты в ванную, хлопнув дверью.

Карен сидела, не шелохнувшись, и слушала, как льется вода. Она заметила, как сильно дрожат ее руки, дотянулась до кейса, крепко схватилась за ручку, потом отпустила и наконец встала.

Тайсон вошел в комнату и сел на прежнее место, источая терпкий запах хорошего одеколона.

Карен заметила, что он умылся и причесался.

Бен словно скомандовал:

– Продолжайте.

Карен откашлялась.

– Можно сигарету?

– Вы же не курите?

– Иногда курю.

Он протянул ей пачку. Когда она доставала сигарету, он понял, что она солгала, – она держала сигарету, как соломинку от коктейля. Затянувшись, она продолжила:

– Как я обещала на прошлой встрече, я узнала местопребывание некоторых членов вашего взвода. С двумя я говорила по телефону.

Тайсон молчал.

– Одного зовут Пол Садовски – бывший командир орудийного расчета, проживает сейчас в Чикаго. Другой же, Энтони Скорелло, живет на окраине Сан-Франциско. Вы помните их?

– Смутно.

– Я думала, что мужчины помнят тех, с кем вместе воевали.

– Все это сказки.

– Хорошо, допустим. А вы знаете, что сказали Садовски и Скорелло?

– Конечно. – Тайсон почувствовал, как екнуло у него сердце, а во рту пересохло. – Конечно. Так что же они выдали вам?

Она наклонилась поближе, наблюдая за выражением лица Бена, притворяясь, что не замечает его нервозности. Тайсон отплатил ей злым взглядом за столь неуместный розыгрыш. Да, еще и огрызнулся:

– Ну, ну что они сказали, майор?

– Они в точности повторили, – спокойно ответила она, – то, что сказали вы.

Они еще долго смотрели в упор друг на друга, наконец, Тайсон откинулся на спинку стула и сказал надменно:

– Итак, вы имеете это.

–Что имею?

– Подтверждение моихслов. Двое против двоих. А если я дам свидетельские показания...

– Ни Большое жюри, решающее вопрос о предании вас суду, ни трибунал не пойдут на то, чтобы считать голоса свидетелей, лейтенант. Однако им будет небезынтересно узнать, кто дает ложное показание под присягой.

Тайсон почувствовал, что к нему возвращается прежняя уверенность, он заговорил резким голосом:

– Мне бы тоже не мешало узнать, почемуБрандт и Фарли лжесвидетельствуют.

Подперев рукой подбородок, она как бы взвешивала его слова, потом потушила окурок и сказала:

– Правда это или лжесвидетельство, мистер Тайсон, я думаю, что, в конечном счете, только вы можете сказать мне, почему они рассказали Пикару эту историю. Только вы можете открыть мне, почему Садовски и Скорелло выдали мне противоположную версию. – Она не отрываясь смотрела на него, но он молчал. Она наклонилась над кофейным столиком и заговорщически прошептала: – Любая ложь обладает разрушительной силой и оказывает свое пагубное действие в равной степени, как на невиновных, так и на виновных. Я хочу пресечь ложь. Я хочу, чтобы вы положили конец этому злу, если не ради себя, тогда хотя бы ради невиновных и ради своей страны, чтобы этот кошмар закончился для всех. Расскажите мне, что случилось 15 февраля 1968 года. Что случилось?

Голос Тайсона звучал монотонно:

– Если я знаю правду и не говорю вам, так это потому, что не убежден, заслуживает ли страна, армия или кто-нибудь другой знать ее.

– Что мне нужно сделать, чтобы разубедить вас?

– Ничего. Или, может, по-крупному собирать ее. Ведь правду нужно добывать тяжким трудом. Правда распознается только после сказанной и не принятой во внимание лжи. Вы не оцените истину или начнете выдавать за нее свои фантазии до тех пор, пока не ступите на тернистую дорогу, ведущую к ней.

Она кивнула.

– Но вы мне расскажете?Я имею в виду когда-нибудь потом, когда все это кончится? Вы расскажете мне, что произошло, хотя бы с глазу на глаз?

– Очень даже может быть.

– Ну тогда я буду упорно работать.

– Да. Мне тоже пришлось немало потрудиться.

– Отнюдь, – ответила она, прижимаясь к спинке стула.

Тайсон разглядывал ее лицо в нежном полумраке комнаты. Его вдруг поразила мысль, что она одержима всем этим. И осененный тем, что знает источник ее навязчивой идеи, он решил, что смог бы перехитрить Карен и военную прокуратуру.

Как любой хороший следователь, она прибегала к беспроигрышному приему – анализируя ситуацию, вызывала подозреваемого на исповедь. Этот трюк гладко проходил с ошалелым патриотом или религиозным фанатом, добровольно идущим на муки, или со слабоумным, который не понимает последствий своего признания. Но поскольку он не относился ни к одному из перечисленных типов, то не видел и оснований для исповеди. К тому же это не было бы той правдой, которую они так хотели найти. Они хотели принести последнюю жертву богу войны, последний кусок плоти, потому что 57 939 тысяч жертв и оказались им недостаточными, и оракулы предсказали, что потребуется именно 57 940 тысяч, чтобы навсегда положить конец войне. Но Тайсон считал, что нет такой причины, по которой он станет жертвовать собой, чтобы покончить с войной, поскольку не помнил, с чего она началась. Марси, размышлял он, оказалась бы очень довольна этой аргументацией.

Он неожиданно произнес, словно Карен не было в комнате:

– Я стою сейчас на родной земле, и вы не можете меня преследовать больше. В чем суть закона о сроках давности?

Карен медленно встала и подошла к окну, за которым открывалась Пенсильвания-авеню, ведущая к облитому серебром прожекторов Белому дому. Она сказала:

– В этом самом особняке живет человек, который знает ваше имя и держит на своем столе все документы, касающиеся вас.

За окном загадочно чернел клочок неба и стройное красивое здание на противоположной стороне тонуло в зыбком море уличных огней. Тайсон посмотрел на ее неясный профиль.

Карен продолжала:

– Этот человек решает глобальные вопросы внутренней и внешней политики каждый день. И только время от времени, поскольку так диктуют наши законы, он должен уделять внимание гражданским делам. Он главнокомандующий вооруженными силами, ваш босс и мой тоже. Он может совершить акт милосердия, оказать покровительство и оставить чей-то поступок без наказания. Он может призвать вас в армию и отменить этот приказ. Где-то на этом уровне мы будем решать вашу дальнейшую судьбу – до, во время и после суда. – Она повернула голову и посмотрела на Тайсона. – Очень скоро. Буквально через несколько дней он выступит на пресс-конференции по вашу душу. Он или его помощники уже сделали краткие заготовки относительно вашего дела. – Она добавила чуть оптимистичнее: – У меня есть сильное подозрение, что он хотел бы никогда не слышать о вас, и надеется, что после этой пресс-конференции не услышит.

– Этого хотели бы только мы двое.

– Страна тоже, мистер Тайсон, не желает ничего о вас слышать.

– Значит, этого хотим мы все. – Бен посмотрел в ее сторону: – А вы как же?

– Я рада, что познакомилась с вами. Вы замечательный человек... – Она добавила, смутившись: – Возможно, именно по вам я сужу об остальных мужчинах.

Он словно пригвоздил ее взглядом, а потом заметил как ни в чем не бывало:

– Сказав это, вы, наверное, захотите уйти?

– А вам хотелось бы этого?

Он задумчиво потер подбородок:

– Нет. Думаю, что нам больше не представится случая побеседовать вот так, в одиночестве, без свидетелей и адвоката. Мы могли бы оба вынести много полезного из этого разговора.

– Да. Когда в комнате только двое, возникает какая-то определенная энергетическая активность... И общение усложняется, если их тет-а-тет разбавляет хотя бы еще один человек. Мы бы не смогли разговориться.

Тайсон положил правую ногу на журнальный стол и резко подтянул штанину, обнажая голень и колено. – Подойдите сюда и взгляните вот на это.

Было что-то в голосе бывшего пехотного офицера не терпящее возражений, и она автоматически подчинилась его приказу.

– Смотрите. Такое представление я никогда бы не устроил в официальной обстановке. Ближе.

Она сделала еще один шаг и посмотрела на толстый, извивающийся фиолетовый шрам.

– Конечно, рана не ахти какая, майор. Но если бы это случилось с вами, вас бы вывернуло наизнанку.

Она продолжала рассматривать старую рану.

Тайсон сказал:

– Психиатр как-то бился часа два, рассказывая мне о синергическом воздействии физических ран на душевные. Он мне открыл великую истину: изуродованная часть тела и боль становятся ежедневным напоминанием о перенесенной травме. – Тайсон опустил штанину. – Ну что? Не обманул?

Она моргала глазами, на густых ресницах блестели слезы.

– Психиатр?

Тайсон понял, что ему не следовало делиться этой информацией.

– Просто друг. Так... пьяная болтовня.

Она покачала головой, но он увидел, что она не поверила сказанному.

– Вас Брандт лечил?

Тайсон сощурился и промолчал.

– Вас лечил Брандт?

– Нет. – Тайсон поднялся со стула. Он вышел на середину комнаты, обернулся и посмотрел на Карен в упор.

– Почему? Ведь он ваш взводный медик?

Тайсон не ответил.

– Находился ли он рядом с вами, когда вас ранило?

– Спросите его.

– Я вас спрашиваю.

– Спросите его!!!

Она в страхе отпрянула назад, потом, поежившись, сказала:

– Хорошо, хорошо. Я спрошу. Помимо главы, связанной с инцидентом в госпитале Мизерикорд, Пикар упоминает вас и в двух других главах.

Она нагнулась и вынула из кейса книгу Пикара, положив ее в круг света от низко свисавшей над кофейным столиком лампы:

– Вы упомянуты в одной из первых глав, где речь идет о бое в деревне Фулай как раз в первый день Тэт-наступления. Потом о вас говорится в конце книги, после битвы в Хюэ.

Она раскрыла книгу на том месте, где лежала закладка, и, нагнувшись пониже, начала читать:

"Сражение было официально назначено на 26 февраля, а в военном коммюнике говорилось об «операциях по окончательному уничтожению противника». Но военные действия не закончились только потому, что американская военщина объявила о их продолжении. Для морской пехоты и личного состава, нацеленных на совместное прочесывание от коммунистических отрядов города и пригородов, не существовало особенной разницы между боем и «окончательным уничтожением противника».

Нелепо, но одним из последних американцев, выбывших из строя в Хюэ, стал человек, чей взвод первым вступил в боевой контакт при Тэт-наступлении, – Бенджамин Тайсон.

Взвод Тайсона, сильно потрепанный на рыночной площади в Фулае 30 января, прошел к госпиталю Мизерикорд 15 февраля, потом его эвакуировали вертолетом на безопасную прибрежную территорию для отдыха и пополнения. Но сражение в Хюэ разгоралось, и наскоро укомплектованный взвод на вертолете был доставлен к расположению роты «Альфа» пятого батальона седьмого воздушно-десантного полка в двух километрах севернее Хюэ. Ротой все еще командовал капитан Рой Браудер, патрулировавший подступы к городу с юга.

21 февраля рота дислоцировалась на северном берегу реки Перфюм. На другой стороне реки район Хюэ Жиахой уходил треугольником в ее излучину. Большая территория окраины Жиахой находилась под контролем коммунистов.

Капитан Браудер, очевидно, по собственной инициативе принудительно реквизировал в местных деревнях непрочные плавучие средства и под покровом ночи перебрался на другой берег. Рота сразу вступила в бой с вражеским соединением, окопавшимся на возвышенности. Две группировки палили друг в друга в кромешной тьме. Несколько человек из роты «Альфа» были ранены, а двое из взвода Тайсона, Питер Сантос и Джон Манелли, убиты. В перестрелке погиб и капитан Браудер.

На рассвете Тайсон, как последний оставшийся в живых офицер, получил по радио приказ о принятии на себя командования ротой «Альфа». В течение ночи враг был разбит, и Тайсон отвел роту к местечку под названием Строберк-Пэтч. Этот сельский участок пригорода Жиахой сегодня мы бы описали как родовое поместье дворян. Там, в Стробери-Пэтч, рота нашла тысячи разбомбленных убежищ. Там же обнаружила первые массовые захоронения. В этих братских могилах спят примерно три тысячи жителей Хюэ, с которыми зверски расправились отряды вьетконга и Северного Вьетнама.

Тем временем южновьетнамский батальон рейнджеров также пересек реку и направился на юг. 26 февраля это соединение, поддерживаемое огнем роты «Альфа», атаковало последнее укрепление в Жиахое – камбоджийскую пагоду, расположенную через улицу от школы. Это произошло тогда, когда Жиахой считался очищенным от врага, а сражение под Хюэ объявлено законченным. Но вывод был поспешным. Роковое ли стечение обстоятельств сыграло свою роль или же так уготовано божьим промыслом, но сотни вражеских отрядов укрепились на окраине Хюэ в Жиахое.

29 февраля «Альфа» предприняла попытку проверить все убежища в поисках вьетконговцев, растворившихся среди множества лишенных крова жителей. Тайсон расставил посты на дороге, ведущей к восточным воротам цитадели. Его люди проверяли удостоверения личности, выдавали сухие пайки и даже сумели организовать станцию медицинской помощи. Вдруг из ближайшей рощи фруктовых деревьев с быстротой молнии пронеслись ракеты. Нескольких солдат уложила разлетевшаяся в стороны шрапнель, а лейтенанта Тайсона ранило в колено. Укрывшийся в разбросанных убежищах враг открыл стрельбу по американцам, которые спрятались в дренажной канаве и ответили огнем.

Раненых роты «Альфа», включая ее последнего офицера Бенджамина Тайсона, вертолет эвакуировал на медицинское судно, стоявшее на якоре в Южно-Китайском море.

Сколь бы ироничным это не показалось, но этот самый лейтенант Тайсон, чей взвод бесчинствовал в госпитале Мизерикорд, был ранен в угоду судьбе. Самой же роте «Альфа», принимая во внимание тот факт, что она осталась без командира и большая часть ее состава была убита или ранена, наконец-то приказали отступить. Вертолет доставил их на военно-воздушную базу Эванс, где две недели солдаты охраняли объект. Состав роты за это время обновился полностью, от офицеров до рядовых, поскольку старожилы не преминули найти всевозможные лазейки, чтобы выбыть из этого злополучного соединения.

Хюэ – этот курящийся, объятый пламенем котел, где полегло бесчисленное войско разных национальностей, мирно встретил утро 1 марта. В город вернулись птицы, и первый раз за весь месяц никто не услышал ни одного выстрела. Но гордый город, часто описываемый как жемчужина Вьетнама, лежал в руинах, а жители, о твердости духа которых ходили легенды, были полностью деморализованы.

Грабежи и убийства не прекращались. Все еще имели место акты мести. Я лично наблюдал за действиями национальной полиции, называвшейся «Черными отрядами». Они сгоняли сотни мужчин, женщин, юношей и девушек за город и расстреливали по обвинению их соседей в пособничестве коммунистическим захватчикам.

В то время я был неопытным военно-морским офицером и, стоя на башне цитадели, часто наблюдал бесконечные похоронные процессии, петляющие по булыжным улицам города. Казалось, Хюэ, понюхавший пороха, никогда не станет прежним и там никогда больше не будет американских солдат.

Выдающийся вьетнамский поэт-песенник того времени, молодой человек по имени Чин Конг Сон, оставался в Хюэ во время сражения. В мартовские дни, когда благоухает вьетнамская весна, он написал балладу, отрывок из которой дается в следующем переводе:

"Когда шел в Стробери-Пэтч,

Я запел на горе трупов.

Я видел, я видел, я видел на дороге,

Как старец крепко обнимал

Тело замерзшего сына.

Когда днем шел в Стробери-Пэтч,

Я видел, я видел, я видел в окопах и ямах

Останки сестер и братьев".

~~

Карен закрыла книгу и посмотрела на Тайсона лучистыми голубыми глазами. В номере повисла гнетущая тишина.

Наконец Тайсон произнес:

– Только сейчас я понял, как мучительно было Пикару писать эту книгу. Наверно, так же, как мне читать. Он прямо-таки чувствовал запах тех же бедствий и несчастий, что и я.

Карен кивнула.

– Я бы хотела знать, что происходило с вами в те десять – пятнадцать минут, пока шла перестрелка.

– Я истекал кровью.

– Да, конечно, я понимаю. Вы страдали от сильной боли. И к вам должен был подойти врач, но... – Она поднялась. – Вот вы сказали, что между вами и Брандтом не было трений, но я подозреваю, что они все же были.

Тайсон сел на край кровати.

– Если вы считаете, что Брандт рассказал Пикару не все, что случилось в Стробери-Пэтч, почему же вы тогда верите рассказам Брандта относительно событий в госпитале Мизерикорд?

– А я никогда и не говорила, что верю. Что сделал Брандт и что ему не удалось сделать в Стробери-Пэтч?

– Вы же знаете. Вот и скажите мне, а я, в свою очередь, подтвержу, правда это или нет.

– Хорошо, – помедлила она, – Пикар живет в Саг-Харборе на Лонг-Айленде. Вам известно об этом?

– Это напечатано на обложке книги.

– Да... любопытное совпадение: вы и ваша семья проводят нынешнее лето там же.

Тайсон поднялся с кровати и шагнул к кофейному столику. Он поднял свой стакан.

– Частично совпадение, частично судьба. Частично... аннотация на обложке произвела на меня впечатление. К тому же с давних пор... мы выезжаем туда.

– Вы можете с ним там столкнуться?

– Правильно. – Бен задумался на минуту. – Люди, живущие там, держат на обочине дороги аккуратные почтовые ящики. – Он выразительно посмотрел на майора. – Полагаю, вам известно, как в деревнях расположены почтовые ящики. Но есть неписаное право человека на уединение. Мне часто доводилось видеть фамилию Пикар, но никогда не приходило в голову, что она относится к новеллисту Эндрю Пикару, возможно, потому, что я никогда не слышал о нем. На дороге недалеко от дома, который я снимал несколько лет назад, стоял почтовый ящик с фамилией Элгрен.Я выяснил, что это оказался не кто иной, как Нельсон Элгрен, написавший «Человека с золотой рукой». Я люблю эту книгу и храню ее дома. Я хотел было постучать в его дверь и попросить автограф, но не решился нарушить закон об уединении. Спустя несколько месяцев я узнал, что его уже нет в живых, поэтому моя книга лежит неподписанная. У меня есть другая книга, уже Эндрю Пикара, и я думаю, что все же возьму у него автограф до того, как с нимчто-нибудь случится. Она удивленно вскинула брови.

– Ничего не предпринимайте такого... что могло бы навлечь на вас беду.

Тайсон присел на подлокотник кресла и повернулся к окну.

Она резко спросила:

– Вы живете отдельно от семьи?

Вопрос застал его врасплох, но он ответил не кривя душой:

– Да.

– А есть ли какая-нибудь возможность восстановить отношения?

–Наверное... Я не думаю, что... Я имею в виду, что мы расстались на какое-то время. Нелегально. А что такое?

– Просто интересно.

– Неужели? – Тайсон закурил.

Карен извинилась, потом добавила:

– Я имею в виду вашу семейную жизнь и работу.

– Что же делать? Такова жизнь. Вы же наверняка подозреваете, что у человека, замешанного в массовых убийствах, и в семейной жизни полно неурядиц.

– Вы говорите об этом с такой горечью...

Тайсон резко встал. Он чувствовал усталость и озлобление.

– О, Боже, майор! Мне не нужно ничье сострадание. С меня хватит на сегодня.

– Извините...

– Если я убийца, тогда я не заслуживаю никакого сочувствия. Если же нет, тогда я в судебном порядке любому надеру задницу и уеду в Швейцарию. – Тайсон продолжал, выступая уже в роли личного обличителя: – Вы знаете, где еще я побывал сегодня? Я ходил к памятнику... Я бы мог простоять там всю ночь, а потом за десять минут рассказать, какие мысли посетили меня. Но уже все сказано. Я к тому, что на этой черной стене можно найти отпечатки всей войны. Сделайте мне одолжение, сходите и посмотрите на этот мемориал. Возьмите список роты «Альфа» и найдите имена погибших. Поймите, я забочусь не о себе. Но как же, ради всех святых, может правительство и дальше позорить этих несчастных? Ступайте туда, майор, и потолкуйте с мертвецами, и объясните им свой образ действий.

Она заговорила почти шепотом, словно хотела унять накопившееся в нем раздражение.

– Я схожу, я схожу...

Обессиленный Тайсон рухнул в кресло и прикрыл веки. Карен незаметной тенью скользнула к окну. Немного постояв, она повернулась к нему и спросила:

– Вам налить чего-нибудь?

Глядя на нее, почти скрытую полумраком дальнего угла, он кивнул. Карен подошла к бару и смешала виски с содовой. Протягивая ему стакан, она негромко произнесла:

– Я себя неважно чувствую. Давайте отложим на следующий раз?

– Нет. Закончим сейчас.

– Вы уверены...

– Надо кончить с этим делом, и сегодня.