Глава 18

Бенджамин Тайсон шел не спеша вдоль широких лужаек Конститьюшн-Гарденс. Ложились сумерки. Неподвижный сырой воздух затруднял дыхание, и он чувствовал, как пот просачивается через рубашку и поплиновые брюки, которые еще плотнее прилипли к телу.

Несмотря на поздний час, по парку прогуливались люди, летали бумажные змеи, пестрели яркие одежды отдыхающих на расстеленных одеялах, кто-то, сидя на лавочке, слушал радио. Чуть дальше, слева находился мемориал Линкольна в дорическом стиле, а слева – длинный Зеркальный пруд, тянущийся прямо на восток, к массивному обелиску – памятнику Вашингтону. Заходящее солнце играло со светом и тенью, ложась резкими штрихами на парк, пруд и окружавшие парк здания. В северной части парка располагалась армада величественных архитектурных шедевров, знакомых Тайсону по фотографиям. Он не очень хорошо знал Вашингтон, но любой, оказавшись даже проездом в этом городе, понимал, что лицезреет столицу – сердце могучей державы, новый Рим.

Когда-то на этом месте стояли глохлые болота, а теперь же возвышались здания из белого мрамора и известняка. Архитекторы следовали правилу не проектировать дома выше Белого дома, а критики сокрушались, сетуя на столь непредставительные постройки. Однако всегда были легко узнаваемы два президентских памятника, которые соорудили в противоположных концах города, потому что здесь всегда было многолюдно.

Чем ближе Тайсон подходил к этомумемориалу, тем явственнее все затихало вокруг, словно эта зона находилась под чьей-то невидимой защитой. Здесь никто не запускал бумажных змеев и не включал на полную громкость приемники.

Атмосфера вокруг черного обелиска не казалась траурной, здесь царили тишина, торжественность, смирение.

Хотя он не раз бывал в Вашингтоне, сюда заглядывать не приходилось. Но средства массовой информации сделали свое дело, заочное знакомство бесспорно состоялось. Подойдя ближе, он понял, что никакая фотография не может передать грандиозность монумента, никакие документальные фильмы не воспроизведут давящей на психику тишины. В отличие от других святынь, здесь ощущалась сопричастность с героическими поступками тех, чьи имена были выбиты на мраморе.

Тайсон остановился в десяти футах от сверкающей глянцем гранитной стены. На возвышении стояли шестеро в камуфляже. Они казались неотъемлемой частью гранитной глыбы – солдаты, замершие навсегда на черном камне, готовые вот-вот сорваться в пропасть. Сначала Тайсону показалось, что солдаты были молоды, поскольку камуфляжная форма ассоциировалась с молодостью. Но при тщательном рассмотрении он понял, что возраст солдат приближался к среднему, к его возрасту.

Тайсон шагнул вплотную к стене. На других солдатах клочьями висела форма, изможденный человек сидел в инвалидной коляске. Даровитая рука скульптора высекла и хорошо одетых людей без явных признаков ранений, чей облик никаким образом не вязался с ветеранами. Вглядевшись в их лица, Тайсон невольно от шатнулся: он уже видел эту страшную болезнь двадцать лет назад – куриная слепота. Он вдруг почувствовал себя одним из них, одним из старых друзей, встретившихся в туманной дали прошлого. Тайсон мог поклясться, что они были забрызганы азиатской грязью и просолены потом джунглей. Внезапный страх заставил неровно биться сердце, ему показалось, что он видит знакомое лицо. Он хотел скрыться, убежать прочь, пока распростертые руки черных стен не схватили его. Затаив дыхание, Бен повернулся: перед ним возникли бронзовые статуи трех солдат, тоже убранные в камуфляж джунглей. Все они словно пребывали в заторможенном состоянии, но их странно безжизненный взгляд не выдавал больных куриной слепотой. Скульптор, казалось, подсознательно пытался изобразить три привидения – три тени ушедших из жизни.

Тайсон перевел взгляд на высокую черную панель, в глазах замелькали аккуратно высеченные имена: Джеймс Б. Александер, Роберт Дж. Бетц, Джек В. Клейн, Дэвид Дж. В. Уилдер, Лоуренс В. Гордон.Он обратил внимание, что рядом с именем не указывались ни звание, ни род войск, ни место рождения, ни возраст; просто фамилии и имена каждого воина, в хронологическом порядке с 1959 по 1975 год. Он подумал, что, верно, так и должно было быть. Матери, отцы, жены, дети, сестры и братья, приходившие сюда, знали все о своих родных.

Тайсон видел букеты цветов, засунутые между каменными плитами, положенные у подножия памятника, фотографии, поставленные у стены. Он не удивился изобилию роз, ярких как рубины, лилий, вызывавших чувство нежности своей жемчужной белизной: лето – благодатное время, оделявшее всех своими щедротами.

– Вам помочь найти фамилию?

Тайсон невольно посмотрел налево. Рядом с ним стояла молоденькая девушка лет шестнадцати в джинсах и футболке. Карие глаза, золотистый загар, далеко не красавица, скорее, простушка. В руках она держала блокнот и карандаш. Тайсон не понял ее вопроса.

– Я могу найти нужное вам имя.

– Ох... о'кей... Браудер. Рой Браудер.

Девушка проговорила бархатным голоском:

– Фамилия довольно распространенная. Может быть, вам известна дата смерти?

– Умер 2 февраля 1968 года.

– Хорошо. Я сейчас вернусь. – Она поспешила в конец мемориала, и Тайсон увидел, как она приблизилась к женщине, одетой в зеленую форму службы национальных парков. У нее хранилась толстая регистрационная книга со всеми именами. Девчушка, догадался Тайсон, оказывала добровольную помощь, служа связной между посетителями и загруженными работой служителями парка.

Тайсон снова посмотрел на полированный гранит, его взгляд застыл на темной зеркальной поверхности камня. Гранит отражал живых, думал Тайсон, а живые отражали мертвых. Если возводя монумент, люди преследовали эту цель, тогда его поставили не зря.

Привлекательная женщина на несколько лет моложе Тайсона ступила на узкий газон стриженой травы между стеной и дорожкой. Она дотронулась пальцем до какой-то фамилии, и Тайсон взглянул на ее отражение. Он увидел ее губы, вытянутые словно для поцелуя, потом оглянулся, озаренный мечтательной улыбкой. Она подмигнула и исчезла. Бен наблюдал, как она удалялась быстрой, легкой походкой, на дорожке к ней присоединился мужчина. Тайсон подумал, что ее спутник явно чувствовал какую-то неловкость.

– Сэр?

Тайсон заметил рядом с собой невесть откуда выпорхнувшую девушку.

– Плита 36Е. Линия 95. Это вот здесь, – показала она.

– Спасибо большое.

Девушка вручила Тайсону зелено-черную брошюру.

– Это поможет вам отыскать других, если вы знаете приблизительно дату смерти. – Она добавила, потупив глаза: – Если бы вы могли пожертвовать в мемориальный фонд...

– Конечно. – Тайсон достал портмоне и дал девушке пять долларов.

– Спасибо. – Она помялась, потом спросила: – Я бы хотела знать... Я имею в виду... кто он вам... друг, родственник?

– друг.

– Вы там были?

– Да.

– Моего отца убили в 1967-м, до моего рождения. Он был сержантом. Плита 22Е. Линия 91. Патрик Дугган.

Тайсона занимала беседа. Девушка разговаривала с ним, будто давно знала его. Он извинился.

– Простите. Не знаком.

– О... это не то, чтобы больно или обидно, просто печально.

Тайсон кивнул. Ему показалось, что она не торопится уходить, и до него вдруг дошло, что эта невзрачная девушка томится одиночеством. Он поймал себя на том, что ему было бы небезынтересно узнать о жизни ребенка, рожденного после смерти отца-солдата. Вышла ли ее мать второй раз замуж? Живет ли она в Вашингтоне? Выплачивает ли армия им пособие? Или же, забрав отца, вооруженные силы оставили ее и семью на произвол судьбы, как он когда-то читал? Но он знал, что не задаст ни одного из этих вопросов.

Тайсон вновь скользнул взглядом по гранитной стене. Девушка следила за ним.

– Вам нравится? Стена?

Он снова кивнул.

– А многим не нравится. Ну, я имею в виду, что многие из тех, что приходят сюда, заранее чувствуют антипатию к этому месту. Но все равно памятник задевает за живое. Как вы считаете?

– Да. Безусловно.

– Моя мама говорила, что следует положить эти пятьдесят семь плит на газоне с западной стороны Капитолия. Тогда бы конгрессу приходилось каждый день смотреть на них. Вообще-то им следовало это сделать, пока шла война. Тогда бы они каждую неделю сгружали плиты на траву. Вы представляете?

– Отрадно слышать.

Девушка застенчиво улыбнулась.

Невольно они оба замерли на минуту, довольствуясь приятным общением. Тайсон поинтересовался:

– Вы знаете, кто я?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Бен Тайсон.

Она неуклюже протянула руку.

– Пам Маерски. – Тайсон пожал ее мягкую ладонь. Она пояснила: – Мой отчим Маерски удочерил меня.

Прежде чем выпустить ее руку, он от души поблагодарил ее.

– Вы мне оказали большую услугу. Значит, плита 36?

– Верно. Линия 95. Рой Браудер. Думаю, что это имя я уже называла кому-то. Жене, наверное.

Тайсон пошел вдоль стены. Он остановился перед плитой с 1968 годом и заметил великое множество тянущихся вереницей отшлифованных гранитных плит. Плохой был год. Самый плохой год его жизни. Но он мог оказаться хорошим, если бы он провел его где-нибудь в другом месте земного шара.

Тайсон отыскал имя Браудер и на мгновение представил себе человека с одутловатым лицом, с неизменной сигарой в левом углу рта. Смерть Браудера крепко зацепила его тогда, хотя он никогда особенно не любил своего командира роты. Но все подчиненные считали его корифеем военного дела, воплощением жесткой дисциплины, квинтэссенцией подлинного авторитета. Обычно именно из-за него новобранец оставался в роте «Альфа».

В день смерти капитана Браудера, шесть дней спустя после событий в госпитале Мизерикорд, двадцатишестилетний лейтенант Бенджамин Тайсон стал командовать ротой «Альфа». Останься сейчас Браудер в живых, думал Тайсон, он бы безоговорочно во всем ему признался. И то, что происходит с ним сейчас, наверняка бы не случилось; Браудер все бы исправил.

Тайсон переходил от одной плиты к другой, изредка останавливаясь. Он читал имена тех, кто умирал на его глазах, тех, кого эвакуировали с поля боя с серьезными ранениями, тех, кто прощался с ним, когда он улетал из Вьетнама. Он не мог точно сказать, сколько солдат из «Альфы» числилось на этой плите, но он думал, не меньше пятидесяти.

Держа перед собой брошюру, он пошел вперед, к другим плитам. И опять – имена тех, с кем сводила его судьба: друг детства, два однокурсника колледжа, парни, с которыми служил в Штатах. Ему показалось, что 57 939 американцев, чьи имена начертаны здесь, связаны с ним невидимой нитью.

Как только начало смеркаться, Тайсон повернул назад, к плите 1968 года. Фредерик Бронтман и Ирвин Селиг были еще живы, когда он покидал Вьетнам, и только теперь он узнал об их смерти. Он нашел Питера Сантоса и Джона Манелли, убитых в Хюэ в день смерти Браудера. Артур Петерсон из его взвода, раненный в грудь, скончался в госпитале Мизерикорд. Он обнаружил имя Майкла Детонка – единственного без вести пропавшего солдата; рядом стоял крест, указывавший на это. Но Тайсон имел все основания считать, что Детонк дезертировал. Этот парнишка из Луизианы, свободно говоривший по-французски, несомненно, решил сбросить тяготы военной службы, пока она вконец его не замучила. Тайсон часто представлял себе Детонка в объятиях какой-нибудь симпатичной француженки. Бог с ним! Тайсон искренне верил, что Майкл пережил падение Вьетнама и каким-то образом вернулся в Штаты.

Он вынул платок и вытер пот со лба. Оглядевшись по сторонам, заметил, как длинные пурпурные тени легли на кроны развесистых деревьев. В ста ярдах от него стоял солдат. Тайсону на мгновение показалось, что это привидение, поскольку никто, кроме него, не видел этого человека, закованного в металл. Догорающий день стирал с него блеск начищенной бронзы.

Посетители начали потихоньку расходиться. Тайсон отступил на шаг от стены, затем снова приблизился. Он погладил рукой гладкий черный гранит, ощущая накопившееся за день тепло, щербинки имен, шероховатые швы, скрепляющие плиты. Его рука заскользила вверх к имени Лоуренса Ф. Кейна, убитого при штурме госпиталя Мизерикорд. Тогда Тайсон написал его матери письмо, выражая ей соболезнование: «Уважаемая миссис Кейн! Сообщаю, что ваш сын Лэрри погиб, выполняя боевое задание». Что соответствовало истине, думал Тайсон. Людей такая формулировка немного успокаивает. Это лучше, чем потерять сына в войне мафиозных группировок. «Я хорошо знал Лэрри. Он был примерным солдатом и самым замечательным человеком, с которым мне когда-либо доводилось служить». В конце концов, о мертвых говорят только хорошее. Он действительно был неплохим. «Лэрри все ценили и уважали в моем взводе, его будет очень не хватать нам». Все стрелки – на вес золота и всем их не хватает. «Я находился с ним в его последние минуты и уверен, что он умер легко и без мучений».

Последняя строчка, размышлял Тайсон, оказалась единственно правдивой из всего письма. Тайсон был сним и могподтвердить, что Лэрри Кейн умер легкой безболезненной смертью, потому что Тайсон выстрелил ему в самое сердце.

«Искренне ваш, Бенджамин Тайсон, старший лейтенант сухопутных войск США».

Глава 19

Бенджамин Тайсон удобно расположился в кресле на тенистой террасе отеля с романтичным названием «Времена года». В этом отеле, разместившемся на окраине Джорджтауна, Тайсон привык останавливаться, когда ездил по делам корпорации «Перегрин-Осака», поэтому и на сей раз он решил остановиться здесь, хотя теперь уже по делам военной службы. Правда, он очень сомневался, что военное ведомство возместит ему расходы. Армия была в большом долгу перед ним за триста двадцать две ночи, которые он провел в джунглях и болотах в страхе, испытывая постоянный дискомфорт, недосыпая и недоедая.

Он не переоделся и сидел все еще во влажных от пота рубашке и слаксах. Мощные кондиционеры приносили приятную прохладу, и он припомнил то время, когда после какой-нибудь вылазки они вваливались в холодное помещение офицерского клуба, где вьетнамские официантки с посиневшими носами и пальцами ног чихали и кашляли, а американцы потягивали охлажденное пиво и двигались, как механические игрушки, будто им на голову вылили ведро ледяной воды.

Он вытянулся в кресле, положив ноги на журнальный столик, и скинул мокасины. Что-то ему подсказывало, что надо было бы одеться для этой встречи поприличнее, но в данный момент его социально-экономический статус был подорван, и он решил, что может одеваться, как ему вздумается.

Тайсон кинул взгляд на часы. Она опаздывала.

Вспоминая день минувший, он не почувствовал угрызений совести или вины за то, что на его долю выпало больше счастья, чем на долю тех, кого он навестил сегодня в Конститьюшн-Гарденс. Но, сидя здесь, в уютном кресле столичной гостиницы, окруженной мемориалами и мавзолеями разных эпох, он начал ерзать от какой-то неловкости или, скорее, это была плаксивость, явившаяся следствием алкогольного опьянения и видений у черной стены. Бен решил не встречаться с майором в таком расхристанном состоянии духа. От спиртного в глазах стоял туман, он оплатил счет и поднялся, чтобы уйти.

Из вестибюля вышла Карен Харпер, и его резко охватило чувство разочарования при виде ее военной формы. Пилотку она заложила под пряжку сумки, в руке несла неизменный черный кейс.

Карен оглядывалась в слабо освещенном холле, ища Тайсона. Тайсон сел, как только она приблизилась.

– Добрый вечер, – Карен протянула руку. – Я боялась, что вы уже ушли.

– Разве офицер или джентльмен может позволить себе такое?

Она улыбнулась, присаживаясь на стул с роскошной обивкой. Тайсон жестом пригласил официантку, и Карен заказала белое вино.

– Какой красивый отель, – поделилась она своими впечатлениями с Тайсоном.

– Все лучше, чем для наших молодцов в форме.

– Вам же предписывалось остановиться в военной гостинице. Разве вы не получили по почте талоны на проезд?

Тайсон повертел в руках стакан, постукивая тающими кубиками льда, потом ответил:

– Мой адвокат посоветовал мне не брать ни цента из государственной казны. И к тому же я всегда останавливаюсь во «Временах года», когда приезжаю в Вашингтон.

– Если бы вы подстриглись и оделись соответствующе, вы могли бы пойти в один из офицерских клубов. Ничтожные цены. – Потом спросила после паузы: – Надеюсь, вы явитесь в Форт-Гамильтон, как положено, в форме?

– Не уверен.

– Я настоятельно советую сделать именно так.

– Мой статус окончательно не определен.

– С вашим статусом все ясно. Вы находитесь на военной службе.

Он поморщился.

Карен сменила тон и заговорила доброжелательнее.

– Надеюсь, вы успели сделать все свои дела?

Он вяло кивнул.

– Я встретился с одним парнем, который провел грандиозную работу, чтобы основать государственный благотворительный фонд в мою защиту. Потом я встретился с адвокатом из Ассоциации офицеров запаса, что на Конститьюшн-авеню. Затем кое с кем отобедал из Организации американских ветеранов-инвалидов. У меня десять процентов нетрудоспособности, как вы знаете. На самом-то деле я думаю, что только семь с половиной, но какая разница. Они попросили меня присоединиться, и я это сделал. После обеда у меня состоялась встреча с делегацией ветеранов иностранных войн, а потом я заскочил к своему конгрессмену.

– Да, сегодня вы были странствующим рыцарем.

– Верно. Я колесил весь день.

Она улыбнулась.

– Это хорошо, когда чувствуешь, что день прожит не зря.

– Видите ли, майор, если хочешь занять достаточно высокое положение, надо действовать энергичнее.

– Почему так агрессивно?

Тайсон поднял свой скотч, словно собираясь сказать тост:

– У меня сегодня создалось впечатление, что многие меня поддерживают, а правительство и армия проводят неправильную политику в отношении меня.

Карен ответила:

– В этом сила плюралистического общества, мистер Тайсон. Свободных людей сплачивает общее дело или идея, и они борются с правительством. Я считаю, что это очень разумно.

– Вы понимаете, к чему я клоню?

– Да. Правительство в курсе всего этого. Как выражаются военные, Рубикон перейден.

– А они ищут способ, чтобы можно было с честью отступить?

– Не думаю, они не могут этого сделать.

Тайсон махнул рукой.

– Да черт с ними. Они получат свое.

– Я всегда думала, что девяносто процентов войн, судебных процессов и кулачных боев начинается с того, что никто не знает, как отступить, чтобы избежать позора. Возможно, если бы люди плюнули на свою репутацию, то мы смогли бы избежать многих конфликтов.

– Чисто женский подход, – фыркнул Тайсон. – Репутация имеет большое значение, а что касается конфликтов, то это не так уж и плохо.

Официантка принесла Карен вино.

Тайсон поднял свой стакан.

– За быстрое расследование.

Они чокнулись и выпили.

– Я забыла ваш зонт, – она говорила так, словно не чувствовала за собой вины.

– Я вижу.

– Наверное, оставила его в самолете.

– Это был подарок моей бабушки прямо перед смертью.

– Тогда она не узнает, что я его потеряла.

Они посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись. Тайсон заметил, что она была в приподнятом настроении, не то что в прошлый раз. Не потому ли она так весела, что имеет какие-то хорошие новости для него? Но что-то не похоже, судя по разговору. Скорее всего, получила хорошее известие, касающееся ее самой, или сходила на секс-свидание, или купила изысканного оттенка блеск для губ.

Карен перешла на официальный тон.

– Я вновь хочу напомнить вам о вашем праве хранить молчание, говорить в присутствии своего адвоката и о других правах относительно этого расследования.

– Я отказываюсь от этого.

– Хорошо. – Она попросила его пригласить официантку. Как только та подошла, Карен отодвинула почти полный стакан вина.

– Пожалуйста, уберите это и принесите стакан Принцессы Гавиа. У вас есть такое вино?

– Да, мэм. Только в бутылках.

– Чудесно.

Официантка поставила стакан на поднос и ушла.

Тайсон начал было:

– Когда в Риме...

Она перебила:

– Знаете, это пьемонтское вино из поместья Банфи в Гавиа.

– А-а.

– Как-то мне довелось посетить винодельню.

– Неужели вы собираетесь выпить всю бутылку?

– Нет, мне достаточно стакана.

– Такое вино вы бы не заказали в военной гостинице.

– Конечно же нет. Вы знаете, я немного продвинулась в своей работе. В основном телефонные звонки плюс архивные документы. Я связалась с Пикаром по телефону. Он очень неохотно назвал мне фамилии тех двух из вашего взвода, которые так эмоционально поделились своими впечатлениями. Мне пришлось убедить его, что я действую в интересах правосудия.

Тут Тайсон вспомнил, что Пикар сам бывший офицер, а значит, тоже может быть в чем-то уязвим. Он ответил, закуривая сигарету:

– Я уверен, он поддался благодаря вашей способности убеждать.

Она бросила на него недоумевающий взгляд.

– Почему вы не спешите узнать, кто они?

– Я притворяюсь хладнокровным.

Карен ответила с долей разочарования:

– Я-то думала, что вы спросите об этом, но, видимо, мне придется начать самой. Одним из тех, кто рассказал эту историю Пикару, был ваш взводный медик Стивен Брандт. – Она искоса посмотрела на Тайсона, но тот не отреагировал.

– Теперь он работает врачом в Бостоне. Ортопедом. Я разговаривала с ним по телефону.

– Как, уже?

– Да. И он повторил то же, что написал Пикар.

– Неужели?

– И он хотел что-то дополнить. Безусловно, он прочел книгу и добавил некоторые детали.

Тайсон знал, что это был Брандт, надеялся, что это был он, а не другой. Но оставался еще один, и Тайсон не представлял, кто же это мог быть.

Харпер сосредоточилась.

– Мне нужно рассказать вам о Брандте как о возможном свидетеле против вас. Но поскольку он не присягнул под своими свидетельскими показаниями и не существует записей, следовательно, я не обязана говорить вам в точности, что он сказал. Однако если развернется официальное следствие, то вы или ваш адвокат получите возможность устроить Брандту перекрестный допрос. Вам понятен этот пункт в законе?

– Да.

– Вот и отлично. – Она о чем-то задумалась, потом спросила: – Вы враждовали с доктором Брандтом?

– Он тогда был не доктором, а испуганным ягненком, как и все мы. Звание доктор к чему-то обязывает, а я не желаю, чтобы его использовали в данном судебном разбирательстве. Как на это смотрит закон?

– Я сделаю пометку. Ну так как же насчет разгоревшихся страстей?

– Ничего не было.

– Вы в этом уверены? Мистер Брандт – младший сержант Брандт – отказывался от несения военной службы. Возникали частые разногласия между...

– Это неправда. Все медики были такими замечательными солдатами, которых только можно себе представить. Я уважал их за идейность, за храбрость, за то, что они выносили раненых из-под огня, постоянно таскали громадные медицинские сумки, невольно становясь при этом соблазнительной мишенью.

– Я понимаю вас, но вы говорите на общие темы. Относились ли вы так же к Брандту?

– Я подумаю об этом. – Тайсон загасил окурок в фаянсовой пепельнице. – Хорошо. Ну а кто же другой?

– Ричард Фарли.

– Фарли?

– Да. Вы помните его?

– Смутно.

– Что вы о нем помните?

– Ничего особенного.

– Он был хорошим солдатом?

– Проверьте в архиве.

– Я вас спрашиваю.

Тайсон углубился в размышления: «Фарли. Почему Фарли? А почему бы и нет?»

–Мистер Тайсон?

– Он... ничем не выделялся. Так, середняк во всех отношениях.