Суриков молча повернулся и пошел через площадь. Холлис только сейчас понял, что недооценивал генерала. У предательства Сурикова не было видимых причин - он ни разу не взял ни рубля, ни доллара и не требовал перевести деньги на его имя в швейцарские банки. Он не надоедал Холлису просьбами достать ему что-нибудь из американского магазина. Генерал не менял своих идеологических взглядов. Судя по его же словам, он лично не пострадал от этой системы. Ни он и никто из его семьи не отбывали срок в лагере или ссылке. Должность Сурикова была самого высокого ранга. Он принадлежал к советской военной элите и пользовался всеми ее привилегиями. Можно сказать, кандидатура, не подходящая для шпионажа. И вот теперь генерал дал понять, что знает себе цену.
      Глава 15
      Сэм Холлис вошел в кегельбан, расположенный в подвальном помещении канцелярии. Это было любимым местом отдыха многих сотрудников посольства. Холлис купил в баре банку пива и присел у стойки.
      Последнее время его неотступно преследовали мысли о Лизе Родз. Он даже старался заставить себя не думать о ней. Теперь он считал себя ответственным за ее безопасность. С тех пор, как Сэм стал некой движущейся мишенью, он не мог допустить, чтобы Лиза находилась рядом.
      Временами Сэм задумывался о том, стоила ли эта игра их жизни. Он размышлял о Греге Фишере, Джеке Додсоне, Эрни Симмзе, о военных летчиках, считавшихся погибшими или пропавшими без вести.
      Сэм маленькими глотками пил пиво и наблюдал за играющими.
      Россия, как казалось Холлису, более чем другая страна, в которой он когда-либо служил, изменяла людей - приезжали туда одним человеком, а уезжали другим. Здесь каждый американец находился под пристальным наблюдением своих и чужих. Ты просыпался в напряжении, жил в напряжении и засыпал в напряжении.
      Подошел Сэз Айлеви со стаканом скотча и присел рядом.
      - Покатаем шары пару партий? - предложил Холлис.
      - Во "фрейм"? Нет, благодарю.
      Холлис понимал, почему Айлеви захотел встретиться с ним именно здесь. Вокруг стоял такой шум, что любые "жучки" не сработали бы, как и направленные микрофоны кагэбэшников, установленные в соседних домах. Кроме того, Сэз подозревал, что безопасные комнаты напичканы подслушивающими устройствами американских спецслужб.
      - Ас явился? - спросил Айлеви.
      - Да.
      - Он поможет нам в этом деле?
      - Думаю, да.
      - Почему вы так считаете, Сэм?
      - Просто интуиция.
      - Гм... Довольно шатко. Теперь, когда мы наедине, почему бы вам не рассказать мне о французской супружеской паре, с которой вы беседовали? А также о вашей поездке в Можайск? Вы даже можете мне рассказать то, о чем я никогда не думал вас спрашивать.
      - Я усматриваю в этом соперничество между нашими службами, Сэз. И поэтому защищаю свою собственную крошечную вотчину. Это придает мне ощущение ценности и значимости.
      - Ладно, пока мы можем следовать каждый своим путем. Но прошу об одном - соблюдайте осторожность в разговоре с Пентагоном, а я буду также вести себя с Лэнгли.
      - Почему?
      - Вы знаете почему. Это дело настолько серьезно, что они попытаются взять его в свои руки. Затем вмешаются госдепартамент и Белый дом, и мы превратимся в ничтожных марионеток, управляемых болванами. Однажды мы рисковали жизнью на войне, Сэм, после которой стало ясно, что она была бессмысленна. Все еще не перестали злиться из-за этого? Вам бы еще хотелось рассчитаться с Вашингтоном? А может быть, вернуть домой хотя бы несколько пилотов? Вы же знаете, что их там нет, Сэм. И я тоже знаю.
      Холлис посмотрел Айлеви в глаза.
      - Я стараюсь следовать здравому смыслу и логике, Сэз. Но никогда, слышите, никогда больше не пытайтесь обрабатывать меня подобными аргументами. Не лезте в прошлое. Это мое личное дело.
      Айлеви выдержал его взгляд и кивнул.
      - О'кей. Это удар ниже пояса.
      Он подошел к бару и вернулся еще с двумя банками. Протянул полковнику пиво и сказал:
      - Я думал об Асе. Не знаю, позвонит ли он? А вы как думаете?
      Холлис знал, что это означает: "Докажите мне, что ваш человек не двойной агент", - и напомнил Айлеви:
      - На него всегда можно было положиться.
      - Похоже, это так. Все, что он вам передавал, проверено и моими людьми, и вашими. И все же...
      Холлис разглядывал Айлеви: итальянский синий шелковый костюм, сшитая на заказ рубашка и галстук "Либерти", начищенные до блеска туфли. Сэз тратил кучу денег на отличную одежду. Говорили, что в Москве он одевается лучше, чем в Вашингтоне. Похоже, это была демонстрация специально для русских. В Большом театре он всегда появлялся только в смокинге.
      - Как у вас сейчас дела с сексом, Сэз? - перебил его мысли Холлис.
      - Полагаю, это довольно личный вопрос.
      - Нет, профессиональный.
      - Ну... Мне не надо напоминать вам, как недавно нашим морским пехотинцам, что местные девицы запрещены. Вообще-то, теоретически, у наших коллег имеются жены.
      - Ну, это теоретически.
      - А в данный момент в посольстве находятся тридцать две одинокие женщины, и наверняка двадцать из них уже с кем-нибудь спят.
      - Неужели? А откуда вы знаете?
      - У меня здесь на каждого досье. Отвратительно, правда?
      - Воздержусь от комментариев.
      - Что касается женщин из других западных посольств, то интимные отношения с ними запрещены сотрудникам спецслужб, коими являемся мы с вами. Нам можно спать только с американками. Вы могли бы пошататься по валютным барам и найти там американскую туристку.
      - А вы так и делаете?
      - Иногда... Уверен, что ваша жена не вернется. Тем не менее пока вы не получите развод, придется играть по правилам. - Он улыбнулся и похлопал Холлиса по плечу. - О чем задумались, Сэм?
      - Просто уточняю правила.
      - Что произошло между вами и Лизой? Это - профессиональный вопрос.
      - Загляните в свое досье.
      - Дело ваше, - холодно сказал Айлеви. - Но поговорим о деле.
      - Вообще-то оно принимает новый оборот.
      - Что такое?
      - Ас хочет переправиться на Запад.
      - В самом деле? Может, он просто хочет выяснить, каким образом мы вывозим отсюда людей?
      - Возможно. А может быть. Ас действительно хочет сбежать.
      Холлис вертел в руке банку с пивом. У Сэза в его профессиональной броне было одно слабое место: он лично недолюбливал русских. Конечно, не любить советский режим - его работа. Однако это иногда мешало ему объективно оценивать того или иного человека, сформированного этим режимом.
      - Я не собираюсь избавляться от него или передавать его вам, если вы этого добиваетесь, - произнес Холлис.
      - Что же он обещает в обмен на Запад? Какое-нибудь сенсационное сообщение о Бородине?
      - Да.
      - Наверняка он наварит целый горшок любого дерьма только для того, чтобы смыться отсюда. Вы снова встречаетесь с ним?
      - Да. - Холлис поставил банку на пол и вытер руки о брюки. - Но мне не нужна компания.
      - Мне бы хотелось самому побеседовать с ним.
      - Не думаю, что это стоит делать шефу отдела ЦРУ.
      - Позвольте мне самому решать, что делать.
      - Разумеется.
      В Лэнгли Айлеви считался гением политического анализа. Его прогнозы относительно Советского Союза, особенно горбачевской гласности, оказались настолько близки к истине, что породили шутку, будто у Сэза был приятель в Политбюро. Айлеви прибыл в Москву примерно три года назад в качестве третьего помощника шефа отдела ЦРУ. Теперь он уже стал шефом всего отдела. Он не разрешал покидать территорию посольства без сопровождения по меньшей мере двух сотрудников службы безопасности и одной капсулы с цианидом. Холлис знал, что сам Айлеви частенько уходил из посольства без первого, однако он был уверен, что никогда - без второго.
      Айлеви официально работал в дипломатической миссии сотрудником по политическим вопросам, однако это прикрытие было весьма прозрачным. Кагэбэшники знали, кто он на самом деле.
      - Может быть, это провокация со стороны Аса, чтобы выманить вас и убить, - предположил Холлис.
      - Даже они не убивают высокопоставленных американских дипломатов.
      - В вашем случае они могут сделать исключение. К тому же вы - не дипломат.
      - Дипломат. У меня есть дипломатический паспорт.
      Холлис встал.
      - Чем вы занимались в Садовниках вечером в пятницу? - спросил он.
      Айлеви тоже поднялся.
      - Там праздновали Суккот. Праздник сбора урожая. Нечто вроде благодарственного молебна.
      Холлис слышал, что когда-то Айлеви прожил несколько месяцев в русской еврейской общине Бруклинского района Брайтон Бич. Там он научился говорить по-русски и, возможно, был единственным в посольстве человеком, который действительно мог бы сойти за русского.
      - Вам известно что-нибудь об иудаизме, Сэм?
      - Мне известно, что здесь им не особо увлекаются. Кроме того, религиозные празднества могут привлечь внимание КГБ. Посол не одобрил бы того, что вы дразните власти принимающей нас страны.
      - Да пошел он... - сказал Айлеви. - Евреи считаются здесь политически неблагонадежными, поэтому я могу относиться к ним по-братски.
      Холлис уловил в его словах нотку иронии. Когда-то ЦРУ тоже считало американских евреев политически неблагонадежными. А сейчас Айлеви стал шефом отделения ЦРУ в Москве отчасти потому, что он еврей. Времена меняются...
      Словно прочитав мысли Холлиса, Айлеви заметил:
      - Еврейские диссиденты - наша потенциальная "пятая колонна" здесь, Сэм.
      "Айлеви ведет опаснейшую игру, - подумал Холлис, - опаснейшую потому, что она стала его личной игрой без официального одобрения и поддержки. И как бы однажды, в один прекрасный день Айлеви не пришлось оказаться наедине со своей пилюлей цианистого калия".
      - Послушайте, Сэз, вообще-то я не интересуюсь религией. Но хочу предупредить вас по-дружески: КГБ простит вам даже шпионаж, но не ваш иудаизм. А вы нам нужны, особенно сейчас, пока эти новые дела не утрясутся.
      Айлеви никак не прореагировал на слова Холлиса, но сменил тему:
      - Итак, где и когда вы встречаетесь с Асом?
      Сэм понял, что не сможет уклониться от ответа.
      - На могиле Гоголя. В следующее воскресенье. В три часа дня.
      Они вышли из кегельбана и остановились у лифтов. Два лифта прибыли одновременно. Холлис вошел в один, а Айлеви - в другой.
      Глава 16
      Лиза Родз подошла к телефону и набрала номер Сэза. Трубку взяла его секретарша и соединила с ним Лизу.
      - Привет, Ли...
      - Ты сказал Сэму Холлису, что расстался со мной?
      - Нет, и не собирался... Буду с тобой откровенен, я не считаю разумным то, что ты связалась с ним...
      - Не лезь в мою жизнь, черт возьми.
      - Да успокойся ты!
      - О'кей. Извини, - выдохнула она.
      - Послушай, если вдруг он порвет с тобой, исчезнет... Что бы там ни случилось, я по-прежнему люблю тебя. Почему бы нам не поговорить...
      - Мы уже поговорили.
      - Мне действительно следует разозлиться. Что там произошло, в этой деревне?
      - Все найдешь в моем отчете.
      - Лиза...
      - Мне пора идти. Пока, Сэз. - Она повесила трубку. - Черт бы побрал этих мужчин!
      Лиза налила себе виски и продолжила работу над пресс-релизом, не вполне понимая, о чем пишет.
      Через несколько минут явилась Кей Хоффман и уселась на свое излюбленное место возле кондиционера.
      - А... Все корпишь над этим...
      Лиза молча продолжала работать. Кей взяла вчерашний номер "Вашингтон пост" и внимательно просмотрела его.
      - С тобой все в порядке? - как бы между прочим спросила она.
      - Да, - не поднимая глаз, кивнула Лиза.
      - Месячные, что ли?
      - Да нет же.
      Лиза слыла в посольстве русофилом. Она очень любила русское искусство и литературу. Ее считали специалистом по иконам и знатоком русской поэзии. Пастернак был ее любимым поэтом. Лиза обожала русский балет и национальную русскую кухню. По роду своей работы она устраивала гастроли: Большого театра и выдающихся советских артистов в Соединенные Штаты, а американских - в СССР. В России она очень остро осознала свое русское происхождение.
      Временами Лиза представляла себя шатким канатным мостиком, соединяющим две скалы над пропастью.
      Она закончила работу над пресс-релизом. Обычно он составлялся в двух вариантах - один для Америки, второй - для ТАСС - советского агентства новостей. ТАСС использовало эту информацию без ссылок на источники. В этом советская и американская пресса походили друг на друга.
      - Мне как, проявить нежность к Ван Халену или аудитории? - спросила она Кей.
      - О... ты все еще работаешь над этим? Сегодня это должно уйти. Концерт как раз идет.
      - В один прекрасный день я напишу то, что хочу. Напишу о том, что на самом деле видела здесь.
      - В один прекрасный день - пожалуйста. А сегодня пиши то, что я говорю.
      - Нет... я хочу сказать, это не просто газетный материал. Тут нечто большее... Все мышление русской молодежи захвачено западной поп-культурой. Каждый ребенок одет в синие джинсы. Он восклицает по-английски: "Супер!", "Превосходно, бэби!". Это... - Она на секунду задумалась. - Это какой-то сюрреализм, вот что это... Я хочу понять, что с ними происходит, что будет дальше.
      - Подобные вопросы не входят в компетенцию нашей службы. Мы должны меняться вместе с политическим курсом, - наставительно сказала Кей.
      С самого начала советско-американских отношений вопросами культурного обмена занимались дипломаты. Лизе претило, что все это отдано в руки политиков.
      - Мне не нравится, что вы написали пресс-релиз по поводу смерти Фишера и поставили на нем мое имя, - сказала она Кей.
      Та пожала плечами.
      - Прости. Приказ. Наверное, мне следовало отказаться от этого. Я думаю, что тебя это не должно беспокоить.
      - Что вы имеете в виду?
      - Забудь об этом.
      Лиза посмотрела на настенные часы. Пять минут шестого. Она решила отправиться к себе и написать заголовки к своему фотографическому эссе по Москве.
      - Довольно, - сказала она и бросила бумаги в "дипломат". - Пойду к себе, поработаю над фотоочерком о Москве.
      - С тобой все в порядке? - снова спросила Кей.
      - Здесь у всех не все в порядке, - ответила Лиза. - В Штатах это называется работой в трудных условиях.
      - Вся жизнь в этой стране - работа в трудных условиях. Тебе следует завести любовника.
      - Нет, это не поможет.
      - Поможет. Могу я поинтересоваться, что случилось с тем парнем, занимающимся вопросами политики, с Сэзом?
      Лиза подумала о том, что ей предстоит провести очередной вечер в одиночестве. Посольские романы чаще всего были результатом вынужденной замкнутости в своем тесном кругу. Предметом всеобщего внимания становились браки, семейные конфликты из-за продвижения по службе; порой супруги расставались, получив разные назначения, когда ни один из них не хотел отказаться от своей службы.
      - Не о чем говорить, - отрезала Лиза.
      - Нет, есть о чем. Ты же практически переехала к нему.
      - Жизнь в посольстве, как в провинциальном городке, не так ли, Кей?
      - Да. Здесь двести семьдесят шесть человек. Но не подумай, что я лезу в чужие дела. Я просто обеспокоена.
      - Знаю, - улыбнулась Лиза. - Найду себе русского любовника. Это поможет мне до конца познать русскую душу.
      - Как любовники они ужасны.
      - Откуда вы знаете?
      Кей подмигнула.
      - Ух, моя задница горит, да и сама я тоже. Пойду-ка я в кегельбан. Пошли вместе. Ребята из морской пехоты просто помешались на тебе.
      - Нет, спасибо. У меня разболелась голова.
      - Ладно. Увидимся на завтраке. - Кей направилась к двери. - Ходят слухи, что ты и военно-воздушный атташе вместе смотались на уик-энд.
      - Чепуха. Мы ездили, чтобы позаботиться об останках Грегори Фишера.
      Кей Хоффман рассмеялась и ушла. Лиза осталась одна в кабинете и посмотрела на телефон.
      Глава 17
      Сэм Холлис снял трубку телефона.
      - Холлис слушает.
      Лиза передразнила его:
      - Холлис слушает! Ты можешь просто сказать "хэлло"?
      - Хэлло, Лиза. - Он не виделся с ней с тех пор, как ушел от Айлеви и Бенкса в воскресенье. - Как дела?
      - Чувствую себя выжатой как лимон. Ты не сообразил позвонить, прислать цветы или еще что-нибудь, черт возьми.
      - Здесь не присылают цветы...
      - Ну и мужлан же ты!
      - Послушай, мне это не совсем удобно. Я женат.
      - Раньше я слышала совсем не то.
      - Значит, плохо слушала.
      - Я бы хотела поужинать с тобой сегодня вечером. И не на территории посольства.
      - Встретимся в вестибюле. Через полчаса?
      - Через тридцать пять минут, - ответила она и дала отбой.
      Холлис позвонил своему помощнику, капитану О'Ши.
      - Эд, подгоните мне такси к воротам. Примерно через сорок пять минут.
      - Может быть, машину с шофером?
      - Нет, это личное дело.
      - Личное или нет, возьмите служебную машину.
      - Лучше такси.
      Холлис без доклада вошел в кабинет Айлеви. Сэз задернул портьеры на окнах и включил магнитофон. Боб Дилан запел "Мистера Тамбурина".
      Холлис придвинул стул вплотную к Айлеви, сел и тихо произнес: - Буров.
      - Только человек и фамилия, не так ли? Все, что нам известно... кивнул Айлеви.
      - Нам ведь нужно расшевелить его, верно? Может, он больше, чем "ширма" в можайском морге. Позвоните в ресторан "Лефортово". Закажите два места на мое имя.
      - У этой попытки мало шансов на успех, Сэм.
      - Не совсем: гэбэшные "слухачи" настроены на мое имя. Они все сейчас "опекают" меня. И даже если Буров находится где-то в районе Можайска, он доберется до Москвы часа за два.
      - Кого вы берете на ужин?
      - Не вас.
      - О'кей. - Айлеви усмехнулся. - Допустим, Буров все же объявится и захочет не просто побеседовать, тогда мне трудно будет вытащить вас из "Лефортово", если случится какая-нибудь беда.
      - Я обошелся без вашей помощи в Можайске.
      - По-моему, вы искушаете судьбу, полковник. Не говоря уж о судьбе вашей приятельницы.
      - Я ей прямо скажу об этом, а она сама решит.
      - Сэм, помните совет, который вы дали мне по поводу моего иудаизма? Так вот, позвольте мне дать вам тот же самый совет относительно тех возможных американских летчиков. Убедитесь сначала, стоит ли это вашей жизни. Или по крайней мере удостоверьтесь, что кто-нибудь примет посланный вами мяч после вас. Иными словами, посвятите меня в то, что вам известно, перед тем как вас уберут.
      - Если я это сделаю, то вы не станете так беспокоиться за мою жизнь, Сэз.
      Холлис вышел из кабинета Айлеви и спустился на лифте на первый этаж канцелярии. В вестибюле было много народа. У сотрудников посольства закончился рабочий день.
      Он увидел Лизу, беседующую с тремя сотрудниками коммерческого отдела. Она чему-то смеялась вместе с ними, и Холлис почувствовал, что это его раздражает.
      Лиза оглядела холл и наконец заметила Сэма. Она извинилась перед собеседниками и подошла к нему.
      - Привет, полковник.
      - Привет, мисс Родз.
      - Вы знакомы с Кэвином, Филом и Хьюго из коммерческого отдела? Могу вас представить.
      - Как-нибудь в другой раз. Нас ждет такси. - Он направился к двери, она - за ним. Они вышли из здания и направились к воротам. Лиза поежилась.
      - Боже, какой холодный ветер. И так будет до мая.
      - Я собирался позвонить вам на днях... - начал Холлис.
      - Не стоит об этом, Сэм. Иди в ногу со временем. Я ведь тоже была завалена работой. А ужин - отличная мысль. Спасибо тебе.
      - Хорошо. - Он взял ее за руку и повернул к себе лицом. - Я постоянно думаю о том, что нам с тобой надо объясниться. Выслушай меня. Перед нашей поездкой в Можайск я предупреждал тебя, что она может оказаться опасной, и ты поняла, что я имел в виду. Сейчас же каждый день становится опасным... каждый наш выход за пределы этих ворот. И сегодня вечером - это не просто ужин... И вот я спрашиваю тебя: хочешь остаться со мной и со всем тем, чем я занимаюсь?
      - Нас ждет такси.
      Холлис взял ее под руку, и они прошли через ворота.
      У тротуара стояло такси в ожидании пассажиров, а неподалеку от него серая комитетская "волга". Холлис и Лиза сели в такси.
      - "Лефортово", - сказал полковник водителю.
      Тот удивленно взглянул на него. Тогда Холлис уточнил:
      - В ресторан, а не в тюрьму. Это на улице... Забыл.
      Лиза рассмеялась.
      - Я знаю, где это находится, - кивнул водитель.
      Холлис обернулся и увидел, что серая "волга" следует за ними.
      - "Лефортово" - это название ресторана? - спросила Лиза.
      - Да.
      - Никогда не слышала о таком. Это то самое место, где проводят время кагэбэшники и куда ты обещал меня сводить?
      - Оно самое.
      Водитель бесцеремонно встрял в их разговор:
      - Вы говорите по-русски?
      - Немного.
      - Может, выберете другой ресторан?
      - Почему?
      - Этот не слишком приятный.
      - А почему вы так считаете?
      - Милиция. Слишком много их приходит туда. Кроме них, этот ресторан никому не нравится.
      - Вы говорите о кагэбэшниках?
      Водитель не ответил. Он закурил сигарету, и салон наполнился вонючим дымом.
      - Если дадите пару долларов, то позабудем о счетчике.
      - Я не могу дать вам два доллара.
      - Ну а что-нибудь еще: жвачку, губную помаду, сигареты?
      Лиза порылась в сумочке.
      - Вот, губная помада "Эсти Лаудер" для вашей жены.
      - Это для моей подружки. Жене я отдаю зарплату. Спасибо вам.
      Лиза повернулась к Холлису и сказала по-английски:
      - Мужчины все-таки свиньи!
      - Знаю.
      - Вы оба неплохо говорите по-русски, - заметил водитель. - Неужели шпионы?
      - Да, - ответил Холлис. Водитель расхохотался. Он свернул с Садового кольца на шоссе Энтузиастов и поехал к Лефортову.
      - Вы слышали, что в январе намечается встреча наших президентов? спросил Холлис.
      - Ага, я читал об этом.
      - Ну, и что вы об этом думаете?
      Водитель осмотрелся, словно проверяя, нет ли еще кого-нибудь в машине, затем ответил:
      - Они уже сорок лет договариваются, черт побери. Если бы действительно хотели мира, то давно бы договорились. Пора бы нам объединиться, прежде чем черные и желтые захватят весь мир. Вот мы тут взорвем друг дружку, а они его и завоюют. Передайте это своему президенту.
      - Обязательно передам, - сказал Холлис.
      - Вы на самом деле хотите пойти туда? - спросил водитель, когда они подъехали к ресторану.
      - Да, - подтвердил Холлис. Он протянул таксисту пять рублей и не взял сдачу.
      - Ни разу не бывала в этой части города. Какая-то она темная и мрачная, - сказала Лиза.
      - В этом есть свое очарование.
      Она рассматривала тюрьму КГБ, расположенную через дорогу, и заметила припарковавшуюся "волгу" с включенным двигателем.
      - Это наша компания?
      - Она самая.
      Холлис и Лиза вошли в ресторан. Освещение в зале было сильно приглушено. Большинство посетителей составляли мужчины, и половина из них в форме.
      - Есть здесь что-то зловещее. Мне нравится, - сказала Лиза.
      Холлис назвал свое имя администратору, и она проводила их к столику в самом центре зала.
      - Все смотрят на нас, Сэм.
      - Ты же так красива.
      - Им известно, что мы американцы?
      - Раз уже заговорили об анкетных данных, скажу, что джентльмены, разглядывающие тебя, в основном сотрудники "Лефортова", правда, тюрьмы, а не ресторана. Здесь собрались те, кто допрашивает, пытает и расстреливает. После такой работы у них обычно зверский аппетит. Еда здесь преотличная, обслуживание - самое быстрое во всей Москве. А цены - ниже, чем в других ресторанах.
      Подошла официантка с бутылкой минеральной воды и положила на столик меню. Холлис заказал бутылку грузинского вина и ужин. Им не пришлось ждать и пяти минут.
      - Вон тот тип все время пялится на меня, Сэм.
      - Просто он никогда не видел настоящих американок.
      Она улыбнулась и показала мужчине, уставившемуся на нее, язык. Кто-то из посетителей рассмеялся. Мужчина поднялся из-за стола, направился к их столику. Он был огромного роста и, казалось, вот-вот заденет головой люстру.
      - Виктор! Да не веди себя по-хамски! Лучше поставь американцам выпить! - раздались голоса.
      - Не хочешь уйти отсюда, Сэм? - спросила Лиза.
      - Нет.
      Виктор и Холлис оценивающе смотрели друг на друга. Из темного угла поднялся высокий худощавый мужчина и пошел через зал.
      - Вон отсюда! - рявкнул он сквозь зубы, остановившись рядом с Виктором.
      Тот кинулся к выходу.
      Полковник Буров подошел к их столику.
      - Добрый вечер, господа. Я могу присоединиться? - Не дожидаясь приглашения, Буров сел на свободное место и щелкнул пальцами. Тут же как из-под земли выросла официантка. - Принесите еще вина, - приказал он и обратился к Холлису и Лизе. - Я должен извиниться перед вами за поведение моего соотечественника.
      - Извинение принимается, полковник, - сказал Холлис.
      - Правильно ли мое предположение, что наша встреча не случайна?
      - Возможно, для вас она - роковая. Что у вас на уме, полковник Буров?
      - Многое, полковник Холлис. С прошлой нашей встречи в Можайске в связи с тем неприятным делом я постоянно думаю о вас обоих.
      - А мы о вас.
      - Польщен. Кстати, мне сказали, что вы вообще не ночевали в совхозе.
      - Так что из этого следует?
      - Мы обнаружили взятую вами напрокат машину там, где вы ее оставили на вокзале в Гагарине. Я тщательнейшим образом осмотрел ее и заключил, что вы заезжали в запретную зону. Конкретно - в зону, находящуюся в двух километрах севернее от Бородинского поля.
      - Передайте мне масло, полковник, - попросил Холлис.
      Буров передал через стол тарелочку с маслом.
      - Итак? - спросил он.
      Холлис наклонился к Бурову.
      - Полагаю, что если вам понадобится побеседовать с нами, то вы, через своего министра иностранных дел, организуете встречу в моем посольстве. Всего хорошего.
      Буров стукнул по столу вилкой.
      - Черт бы вас побрал, Холлис. Мне известно, кто вы такой. Я даже знаю, что у вас шрамы на спине от ран. Вас ведь сбили над Хайфоном? Я знаю, что вашу сестру зовут Мэри и что ваша мать много пьет. Давайте-ка перейдем прямо к делу и забудем дипломатические протоколы.
      - Хорошо, оставим дипломатию. Вы убили американского гражданина. Вы избили моего шофера и, наверное, убили бы и меня, и мисс Родз. И тем не менее сидите здесь и разговариваете с нами, словно вы - цивилизованный человек. Коим вы отнюдь не являетесь.
      - Ладно. Не имеет смысла отрицать некоторые факты, которыми вы располагаете. Однако вывод, сделанный вами, возможно, ошибочен. Это дело, полковник Холлис, выходит за пределы вашей компетенции, и уж, безусловно, мисс Родз. Допускаю, что в какой-то степени оно и вне моей компетенции. Это дело касается людей, стоящих выше нас с вами.
      - В таком случае зачем же убивать маленьких людей, полковник? вмешалась Лиза.
      Не обращая внимания на ее слова. Буров продолжал:
      - Что ж, я удовлетворю ваше любопытство. Дело обстоит примерно так: майор Джек Додсон, о котором рассказал вам по телефону покойный мистер Фишер, был перебежчиком. Находясь в плену в Народной Республике Вьетнам, майор Додсон послал в советское посольство в Ханое письмо с просьбой о встрече. Его желание было удовлетворено, и в беседе с советским военным атташе майор Додсон попросил политического убежища в Советском Союзе. Он также заявил, что готов предоставить некоторую информацию в обмен на освобождение из лагеря военнопленных. Он страдал от того, что предан своей страной. Додсон считал, что Америка неправильно вела эту войну, что жестокие воздушные бои подвергали опасности его жизнь, что он зря растрачивал свои талант и опыт и что эта война стала причиной гибели многих его друзей. Возможно, вы и сами чувствовали то же самое, полковник. Додсон попросил нас вытащить его из вьетнамского лагеря для военнопленных. И мы сделали это.
      Холлис и Лиза не произнесли ни слова. После долгой паузы Холлис наконец спросил:
      - А почему же Советский Союз не заявил во всеуслышание о его ренегатстве?
      - Додсон не хотел этого. И это было частью нашей с ним сделки.
      - И он позволил, чтобы семья считала его погибшим? - спросила Лиза.
      Буров пожал плечами.
      - Додсон упоминал о прошлых изменах его жены... К тому же, насколько я знаю, они были бездетны.
      - По-моему, все это - чушь собачья, - заявил Холлис. - А чем занимался Додсон в сосновом лесу вечером, когда внезапно натолкнулся на Грегори Фишера? Неужели собирал грибы?
      - И почему после того, как полковник Холлис приказал Фишеру оставаться в "России", он уехал оттуда, вернулся в Бородино, где погиб в автомобильной катастрофе? Объясните же, полковник Буров, - потребовала Лиза.
      Буров налил себе немного вина и сказал:
      - Автомобильная катастрофа, случившаяся с мистером Фишером, не имеет никакого отношения к разговору о майоре Додсоне. Тем не менее, поскольку у меня была возможность прослушать запись разговора мистера Фишера с вами и мисс Родз, то думаю, вы не сможете отрицать, что мистер Фишер был очень взволнован. Моя гипотеза такова: он запаниковал и вернулся в машину с мыслью о том, что... ну, кто знает, что в мыслях у пьяного человека? Что же касается майора Додсона, то он просто гулял, как обычно. Совершенно случайно он наткнулся на мистера Фишера, и, вероятно от ностальгии, кое-что рассказал ему о себе. Но он не говорил мистеру Фишеру, что он - заключенный, поскольку таковым не являлся.
      Буров вынул из кармана сложенный листок бумаги и протянул Холлису.
      - Вот письмо, написанное рукой майора Додсона и датированное январем 1973 года, где он просит политического убежища в Советском Союзе. Теперь ваше руководство извещено об этом, и оба наших правительства стараются избежать любых недоразумений, которые могли бы возникнуть в связи с его предательством. Это было тихое дезертирство, и нам бы всем хотелось, чтобы все так и осталось.