- У меня должна быть копия этой бумаги.
      - Разумеется, - сказал Буров и протянул ему тусклую копию отказа, напечатанную через копирку.
      У Лизы возникло впечатление, что Холлис и Буров уже бывали в подобных ситуациях. Дипломатический протокол, обмен документами, умение поставить соперника в неловкое положение, блеф и принятие позы... Неважно, касалось это транспортировки останков или вопроса о ядерном разоружении. Она решила, что все мужчины любят переговоры и заключение сделок.
      - Пункт второй, - говорил Буров, - опись личного имущества на трупе и в автомобиле. Эти предметы находятся в специальном контейнере и могут быть отправлены по адресу покойного за счет вашего посольства. - Он передал Холлису документ.
      Список оказался очень подробным, он включал в себя одежду и багаж, двое часов, фотоаппарат и даже сувениры: авторучки, бритвы, почтовые открытки и т.д. Это означало, что никто, ни сельские жители, ни местные милиционеры, ни работники морга ничего не присвоили себе из вещей покойного или, что более вероятно, что от начала до конца вся операция была поручена КГБ.
      - Смазочные материалы для машины и прочее находились в багажнике и их нет в контейнере, поскольку они огнеопасны, - продолжал Буров. - Вы также увидите, что в машине были фрукты и овощи, но их нельзя переправить по американским таможенным правилам. Мы с радостью пришлем в американское посольство смазочные материалы и аналогичные продукты. В сущности, вы можете забрать их с собой. Груши выглядят весьма аппетитно.
      - Полковник, возьмите эти груши, полейте слегка смазкой и засуньте их...
      - Засунуть? Куда?
      Холлис был уверен, что Бурову достаточно хорошо известно это выражение, чтобы точно понять, куда именно.
      Полковник лишь пожал плечами и продолжал:
      - Интуристовские чеки будут переведены через западный банк ближайшим родственникам мистера Фишера. У меня тут шестьсот два доллара в американской валюте и еще небольшая сумма в различных европейских валютах. А также тридцать два рубля семьдесят восемь копеек. Все это вы можете забрать сейчас.
      Холлис вспомнил слова Фишера на пленке. "Я дал ему карты и деньги". А француженка заявила, что Фишер одалживал у нее две копейки.
      - Я не вижу карт, указанных в этой описи, - заметил Холлис.
      Буров не отвечал.
      - У Фишера, несомненно, имелись карты. - Холлис изучал лицо полковника. - Наверное, кто-то взял их.
      Буров махнул рукой.
      - Да им цена-то копейки.
      - Тем не менее бьюсь об заклад, что вам очень бы хотелось знать, где сейчас находятся эти карты, полковник.
      Буров пристально посмотрел на Холлиса, и тот понял, что Додсон не попал в лапы КГБ ни живым, ни мертвым.
      - Если эти карты каким-нибудь образом неожиданно объявятся в американском посольстве, то я дам вам знать. Так что об этом можете не беспокоиться, - упрямо продолжал Холлис.
      Буров задумчиво поджал губы, словно оценивая такую возможность, и явно нашел ее неприятной.
      - Бьюсь об заклад, что мы обнаружим эти карты быстрее, чем вы, произнес он.
      - Принимаю пари. Каковы ставки?
      - Очень высокие, полковник Холлис.
      Сэм кивнул. Если Додсон достигнет цели и доберется до посольства или любого западного репортера в Москве, его история моментально прервет советско-американские отношения еще лет на десять.
      Буров, видимо, понимал, о чем размышляет Холлис, и напрямик, довольно откровенно, сказал:
      - Ставка здесь - мир.
      - Действительно, так и есть.
      - Мы также обнаружили фотопленку. После обработки мы пришлем фотографии в ваше посольство. Вы же понимаете, что КГБ не выпустит из своих рук непроявленную пленку, предварительно не посмотрев ее, - ухмыльнулся Буров.
      - Не вижу в этом ничего удивительного. Молодой человек мертв.
      Холлису страстно захотелось двинуть кулаком в эти вишнево-красные губы. Лиза начала что-то говорить, но Холлис положил руку ей на запястье и сказал Бурову:
      - И конечно же, вы вернете ключ или пропуск гостиницы "Россия".
      - У меня нет ни ключа, ни пропуска, полковник Холлис. Грегори Фишер вообще не доехал до Москвы.
      - Вам известно, что доехал. Мы тоже это знаем.
      Еще с полчаса продолжалась эта возня с документами. Наконец Буров откинулся на стуле и резко заметил:
      - А вы гуляли по лесу.
      Холлис поднял взгляд от бумаг и сказал:
      - Собирали грибы.
      - Неужели? Да вы просто настоящий русак. Вы можете мне объяснить, какие грибы ядовиты?
      - Полагаю, могу. Как видите, я еще жив.
      Буров искренне рассмеялся, затем перегнулся через стол и, по-прежнему улыбаясь, спросил:
      - Можно взглянуть на грибы? Я сам большой их знаток.
      - Боюсь, нам не очень повезло.
      - Я бы не пытался их искать в сосновом лесу.
      Холлис предположил, что Буров заметил несколько сосновых иголок или почувствовал запах хвои, исходящий от них с Лизой, а возможно, он располагал какой-то информацией. Чрезвычайно трудно определить, в чем эти люди уверены, а что просто предполагают.
      - Вы найдете грузовик с водителем? Нам бы хотелось выехать в аэропорт, - поднимаясь со стула, сказал Холлис.
      Буров остался сидеть.
      - В такое время это сделать невозможно. Вам придется переждать ночь.
      - Вы хотите сказать, что полковник КГБ не в состоянии пригнать грузовик только потому, что сейчас позднее шести вечера?
      - Я хотел этим сказать, полковник Холлис, что иностранцам не разрешается ездить ночью по стране без соответствующего сопровождения. В том числе и дипломатам.
      - Тогда дайте нам сопровождение.
      - И во-вторых, - продолжил Буров, - когда приехала ваша машина, я обратил внимание, что у нее не работают ни фары, ни габаритные огни. Вы должны были утром заметить это. К несчастью, в Можайске нет ни станции техобслуживания, ни гостиницы. Тем не менее здесь есть совхоз государственная ферма. Он находится в двух километрах отсюда. В общежитии есть свободные комнаты. К тому же там есть автомеханик. Я напишу записку, и они будут рады предоставить вам все удобства.
      Холлис посмотрел на Лизу, затем перевел взгляд на Бурова.
      - Не вижу для нас иного выбора. И все же я требую к восьми утра грузовик с водителем.
      Буров рассмеялся.
      - Здесь вам не Америка, а я не американский босс, а всего лишь полковник государственной безопасности. Ждите водителя между девятью и десятью часами. - Он сложил документы в "дипломат" и сделал пометки на их пропусках. - Теперь они действительны до завтрашнего полудня и также дадут вам право въезда в совхоз. Постарайтесь оказаться в Москве к полудню. Буров указал им на выход.
      - Могу я позвонить в посольство? - спросил Холлис.
      - Не думаю, что здесь есть телефон. Пожалуйста, следуйте за мной. - Он выключил свет в каморке и повел их к выходу.
      Когда они вышли из морга. Буров объяснил им, как добраться до совхоза.
      - Где мы можем найти телефон? - поинтересовалась Лиза.
      - В совхозе. Там же и душ, так что вы сможете отмыться от смолы. Буров коснулся пальцем небольшого липкого пятна на ее руке.
      Лиза резко отдернула руку. Буров подошел к "Жигулям" и взглянул на номера.
      - Машина напрокат?
      - В посольстве не оказалось свободного автомобиля.
      - Даже если так, полковник Холлис, то все равно по закону вы не имели права пользоваться этой машиной.
      - Не "потейте" над этой штучкой, полковник. Знаете, что это означает?
      Буров обошел машину вокруг.
      - Ехали вы небрежно... туго же ей пришлось... грязь, сосновые иголки... - он отодрал с кузова "Жигулей" прилипшую сосновую веточку. - А зазубрины и царапины на дверцах и крыльях совсем свежие. Где вы взяли ее напрокат?
      - Ее взял для меня мой сотрудник.
      - Могу ли я взглянуть на документы проката машины?
      - Нет.
      - Нет?
      - Нет. - Холлис открыл дверцу со стороны водителя. - Всего хорошего, полковник Буров.
      Лиза села в "жигули", однако Буров облокотился на машину так, что она не могла захлопнуть дверцу.
      - В окрестностях Можайска, - проговорил он, - есть три главных достопримечательности. Это собор святого Николая, развалины Лютецкого монастыря и Бородино. Если бы вы встали пораньше, то успели бы объехать их все. Особенно людей с запада интересует Бородино в связи с романом "Война и мир".
      - Меня оставляют равнодушным поля сражений, - отозвался Холлис.
      - Неужели? Боюсь, это наша страсть. На этой земле было слишком много войн. Нам постоянно приходится давать уроки разным народам.
      - Не думаю, что это подходит к Бородину, - нетактично заметил Холлис.
      Буров как-то загадочно посмотрел на него.
      - Вам следует перечитать нашу историю. Это была великая победа русских.
      - Если у вас больше ничего для нас нет, то будьте добры, закройте дверцу мисс Родз.
      Полковник, не закрыв дверцы, отошел от машины, и Лиза резко захлопнула ее.
      Стоя на тротуаре, он крикнул Холлису:
      - Смотрите не заблудитесь! И будьте осторожны на шоссе. Места в морозильной камере не хватит еще для двух трупов.
      - Иди-ка ты на... полковник, - пробормотал Холлис.
      - И ты тоже, полковник, - отозвался тот.
      А потом они одновременно отсалютовали друг другу и пожелали доброй ночи.
      Глава 11
      По пути из морга Холлис заметил в зеркальце заднего обзора серую "волгу". Он медленно ехал по темным тихим улицам Можайска, "волга" следовала за ними.
      - Ну и противный же сукин сын этот полковник Буров, - проговорила Лиза.
      - Наверное, сегодня утром он поцапался со своей женой.
      - Ему известно о нашем путешествии в Бородино или нет?
      - Он сделал правильное умозаключение. Как бы там ни было, вскоре, когда обнаружат тех двоих пограничников, у него не будет никаких сомнений.
      - И он попытается нас убить за это, Сэм?
      Холлис задумался, прежде чем ответить.
      - Нет, не за это. Это Буров понимает.
      - А за то, что мы увидели, да?
      - Возможно, - кивнул Холлис. - Я уже предупреждал вас, что эти люди непредсказуемы. Наша лучшая защита - быть настолько же непредсказуемыми.
      - Значит, нам не стоит ехать в этот совхоз?
      - Совершенно верно.
      - Мы можем вернуться в Москву?
      - Такой возможности у нас нет. - Холлис снова посмотрел в зеркальце заднего обзора. - Как мы выражаемся, у нас компания.
      - Тогда нам нужно найти место, где мы сможем остаться одни.
      Холлис улыбнулся. Они проехали через Можайск и направились на запад, к совхозу. "Волга" следовала за ними. Холлис думал о том, кто в ней - Борис с Игорем или другие парни.
      За городом они свернули с трассы на проселочную дорогу со скверным покрытием и оказались на пустынной русской равнине. Поблизости не было никакого жилья.
      - А что быстрее, "волга" или "Жигули"? - спросила Лиза.
      - Не задавайте вопросов.
      - Теперь у вас нет с собой оружия, верно?
      - Да.
      - Они очень просто с нами здесь расправятся.
      - Не так уж просто.
      - Может быть, они только хотят убедиться, что мы едем в этот совхоз?
      - Возможно.
      В общем-то, Холлис не мог утверждать, что их преследователи замышляли что-то недоброе. Сэм пожалел, что выбросил оружие, однако теперь он был преступником, а преступники избавляются от улик. Если бы эти люди в "волге" остановили их и обнаружили у него пистолет, то, безусловно, обвинили бы его в убийстве и арестовали, несмотря на дипломатическую неприкосновенность. А вероятнее всего, они просто убили бы его.
      Лиза просматривала содержимое толстого конверта с документами и трэвелчеками, которые им дал Буров.
      - У вас не создалось впечатления, что полковник Буров весьма встревожен тем, что майор Додсон может добраться до посольства? - спросила она.
      - О, да. Майор Додсон по-прежнему где-то бродит с рублями и картами Грегори Фишера. И если он доберется до посольства, куда, как я полагаю, он и направляется, тогда брызги от этого дерьма зальют все вокруг, от Москвы до Вашингтона.
      Фары "Жигулей" осветили огромный деревянный щит, указывающий, что они находятся на территории совхоза.
      Лиза оглянулась и сказала:
      - "Волга" следует за нами с выключенными фарами...
      Холлис увидел небольшое кирпичное здание, где по описанию Бурова разместилась администрация. Сэм погасил фары и проехал мимо.
      - И что же мы будем сейчас делать?
      - У нашего "жигуленка" не так уж много шансов на автостраде, однако на сельских дорогах мы могли бы оторваться от "волги".
      На улицах практически отсутствовало освещение. Холлис свернул на грязную, покрытую гравием дорогу и прибавил скорость. Без тормозных огней и фар "жигули" были фактически невидимы. Минут пятнадцать они петляли наобум по проселочным дорогам, и наконец Холлис сказал:
      - Мы оторвались от "волги", но, к несчастью, мы заблудились.
      - Вы не шутите?
      - По дороге вы не заметили какой-нибудь мотель?
      - По дороге... Да, Сэм, вы действительно способны показать девушке, как можно хорошо провести время. В следующий раз позвольте мне оплатить завтрак. О'кей?
      - Я очень рад, что вы все-таки сохранили чувство юмора, мисс Родз, настолько, насколько возможно в нашем положении. Что ж, лучше заблудиться, чем умереть, скажу я вам. Нам надо найти место, где можно переждать до рассвета.
      - Без всяких вопросов? В России?
      - Ваше желание увидеть деревню исполнится намного быстрее, чем вы ожидаете, - прибавил он.
      "Жигули" ехали по грязной дороге с глубокой колеёй от колес тракторов и грузовиков. Они увидели огни маленькой деревушки и рискнули остановиться у крайней избы.
      - По-моему, мы повернули в прошлый век. - Холлис выключил двигатель, и они прислушались к царящей вокруг тишине.
      - Это место они не показывают иностранцам, - сказал Холлис.
      Дверь избы отворилась, и на пороге показался мужчина. На вид ему можно было дать от сорока до шестидесяти. На нем была телогрейка, накинутая на плечи, и валенки.
      - Говорите вы, - сказал Холлис Лизе.
      - Здравствуйте, - сказала Лиза по-русски. - Мы - американские туристы.
      Мужчина постоял немного и направился к "Жигулям".
      Холлис рассматривал дом. Небольшой забор окружал участок вокруг дома, используемый под огород. В углу, чуть поодаль, виднелись сарай и будка, которая, судя по всему, была уборной. На улице, метрах в десяти от дома, стояла колонка для набора воды. В целом деревня выглядела совершенно заброшенной, и по сравнению с ней поселки, расположенные недалеко от Москвы, казались просто процветающими.
      Уже через несколько минут вокруг "Жигулей" Холлиса и Лизы собралось человек пятнадцать - любопытные из соседних домов.
      - У нас неполадки с машиной. Не могли бы вы приютить нас на ночь? говорила Лиза.
      Крестьяне изумленно переглядывались и молчали. Наконец мужчина, к которому обращалась Лиза, спросил:
      - Вы хотите снять комнату? Здесь?
      - Да.
      - Неподалеку отсюда совхоз. Там в общежитии есть комнаты.
      - У вас есть телефон или какая-нибудь машина?
      - Нет. Но я могу послать сына на велосипеде.
      - Не стоит так беспокоиться, - сказал Холлис. - Мы с женой охотно переночевали бы в вашей деревне.
      Он внимательно разглядывал собравшихся вокруг них крестьян. Одеты они были очень плохо и бедно. Мужчины были небриты, а в женщинах чисто по-русски сочетались толстые формы и изможденные вытянутые лица. Зубы у большинства казались черными или вообще отсутствовали. Холлис почувствовал кислый запах их одежды, смешанный с перегаром.
      - Наверно, это не совсем правильная мысль, - сказала Лиза Холлису. Хотите уехать?
      - Слишком поздно, - ответил он и обратился к мужчине: - Наверное, мы должны заплатить вам за ночлег?
      Тот отрицательно покачал головой.
      - Нет, нет.
      - Благодарю вас, - сказал Холлис. - Я поставлю машину куда-нибудь, чтобы она не загораживала дорогу. Познакомьтесь пока с ними, Лиза. - Сэм сел в машину и поехал назад по дороге: где-то неподалеку он заметил стог сена. Он поставил "Жигули" так, чтобы их не было видно с дороги, и вернулся назад. Лиза уже познакомилась кое с кем из крестьян.
      - Сэм, нашего хозяина зовут Павел Федорович, а это - его жена Ида Огарева, Михаил и Зина - их дети. Их всех очень удивило, что мы так хорошо говорим по-русски.
      - Вы объяснили, что вы - графиня Питятова и могли бы владеть ими? сказал он ей по-английски.
      - Не говорите глупостей, Сэм.
      - Ладно.
      - Эта деревня называется Яблоня и принадлежит крупному колхозу "Красное пламя". Административный центр находится примерно в пяти километрах отсюда на запад. Там никто не живет, но на ремонтно-тракторной станции есть телефон. Механики придут туда утром и разрешат нам им воспользоваться. Холлис представился всем как Джой Смит. Павел Федорович познакомил их с каждым, кто стоял вокруг. Старики даже сняли шапки и низко поклонились, выразив этим старинным русским жестом уважение к гостям. Холлису хотелось как можно скорее убраться с дороги на случай появления "волги", и он сказал Павлу Федоровичу:
      - Моя жена очень устала.
      - Да, да. Идите за мной. - Он повел Холлиса и Лизу в дом.
      Они вошли в большую комнату, которая служила одновременно и кухней: дровяная плита, сосновый стол и стулья, на бревенчатых стенах развешана всякая утварь, в углу прислонились два велосипеда. Здесь очень неуместно смотрелся холодильник.
      Павел подвинул к ним два стула.
      - Да вы садитесь, садитесь, - пригласил он.
      Холлис и Лиза сели.
      - Водки! Чашки! - крикнул хозяин жене.
      Открылась дверь, и в комнату вошли мужчина и женщина, а с ними девочка-подросток и мальчик помладше. Женщина поставила на стол миску с огурцами и удалилась вместе с детьми. Мужчина подсел поближе к Холлису и все время улыбался. Вошла еще одна семья, и сцена повторилась. Вскоре вдоль стены сидело человек двадцать соседей, пришедших выказать свое радушие иностранным гостям.
      Водка потекла рекой. Кто-то принес даже армянский коньяк. Стол был уставлен закусками - в основном нарезанными овощами, вареными яйцами и соленой рыбой. Холлис проглотил вторую порцию водки и сказал Лизе по-английски:
      - Не означает ли это, что мы должны пригласить их на коктейль?
      Лиза посмотрела на него и с чувством воскликнула:
      - Как мне все это нравится! Невероятные впечатления!
      - Да, действительно. - Он поднял свою чашку и ее немедленно наполнили "перцовкой".
      Сначала говорили мало, в основном просили передать тарелку или бутылку с тем или другим. От людей исходил невыносимый запах, но после четвертой чашки водки Холлис, казалось, уже не замечал его.
      - Теперь я знаю, почему они столько пьют, Лиза!
      - Почему?
      - Водка убивает нюх.
      - И чувство боли тоже. Она убивает разум и тело. Разве мы чем-нибудь отличались бы от них, родись мы в этой деревне?
      Холлис разглядывал их загорелые обветренные лица, усталые глаза, землистые руки.
      - Не знаю, - отозвался он. - Но только уверен, что здесь происходит нечто дерьмовое. Что-то не то.
      - А мне здесь так хорошо, Сэм!
      Все улыбнулись в ответ, а мужчина, сидящий рядом, спросил:
      - Где вы научились русскому?
      - У бабушки, - ответила Лиза.
      - А-а... Вы - русская!
      Похоже, это вызвало очередной тост, и все снова налили и выпили.
      Мужчина, сидящий позади Холлиса, похлопал его по спине.
      - А вы? Где вы научились вашему плохому русскому?
      Холлис поднял литровую бутыль водки.
      - Вот у этой бутылки, - ответил он, и все громко расхохотались.
      Сэм посмотрел на Лизу, которая весело болтала с молодым человеком, сидящим напротив, и подумал, что он еще ни разу не видел ее такой оживленной и веселой. Его очень тронуло то, как все эти люди принимают ее, а также ее близость к ним, и он, наконец, понял, насколько она ему нравится.
      Он наблюдал с интересом за этими женщинами и мужчинами - простыми русскими крестьянами. И государство, и городские жители считали их людьми второго сорта. Еще недавно их насильно держали в деревнях, словно крепостных. В этой стране их было сто миллионов - темных людей, как говорили в царской России, и, несомненно. Лизина бабушка рассказывала о них. На своих спинах крестьяне несли всю тяжкую ношу государства и мира, а взамен получали чертовски мало. Их избивали и убивали помещики и комиссары, сгоняли, как стадо, в колхозы, забирали урожай, оставляя ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И чтобы завершить процесс по уничтожению их душ, запретили церковь. А когда Россия нуждалась в огромных армиях, этих несчастных миллионами отправляли на фронт, и они миллионами погибали, не сказав ни слова протеста. Ради матушки России. И Холлис вслух проговорил:
      - Да поможет им Бог.
      Лиза взглянула на него и, похоже, поняла.
      - Да поможет им Бог, - повторила она.
      Холлис и Лиза с удовольствием ели и пили все, чем их угощали. Потом начались расспросы об Америке. Вопросы задавали в основном мужчины. И он спросил Лизу:
      - Почему вы не поговорите с женщинами?
      - Почему бы вам не пойти к черту?
      Холлис рассмеялся.
      - А это правда, что банки могут отобрать у человека ферму, если он не расплатится с долгами? - спросил один из мужчин.
      - Да, - ответил Холлис.
      - И что тогда делать этому человеку?
      - Он... он ищет работу в городе.
      - А если он не сможет найти работу?
      - Он получает пособие.
      Все кивнули.
      - А каков штраф, если ты оставляешь у себя продукты?
      - Фермер владеет всей своей продукцией, - ответила Лиза. - Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
      Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
      - А что, если ты не сможешь продать ее?
      - Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, - вставил другой.
      - А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
      - Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
      В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
      И Холлис наклонился к Лизе:
      - У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
      - Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
      - Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
      - После водки все сойдет.
      Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
      - Миссис, а сколько вам лет?
      - Почти тридцать, - ответила та.
      - А почему вы такая молодая?
      Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
      - Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
      Лиза почувствовала себя неловко.
      - Иди домой, Лидия! - крикнул один из мужчин.
      Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
      - Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
      Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
      Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их "волге". Поэтому он сказал Павлу:
      - Моя жена беременна, и ей пора спать. Мы и так вас слишком задержали. - Сэм встал. - Спасибо за ваше гостеприимство и особенно за водку.
      Все рассмеялись. Люди начали уходить также, как и пришли, семьями, и каждый мужчина на прощанье пожимал Холлису руку и желал Лизе спокойной ночи. Женщины уходили молча.
      Павел с Идой провели гостей в комнату. Это была спальня хозяев.
      - Вот ваша постель, - сказал Павел.
      Эта комната, как и кухня, освещалась единственной лампочкой на потолке, а обогревалась электрическим камином у кровати. Почти всю комнату занимали двуспальная кровать и два деревянных сундука, а пол покрывал потертый ковер. В стене торчали огромные железные костыли, служившие вешалками для одежды. На одном висели грязные брюки. В спальне было всего одно окно, выходящее на огород.
      Лиза сказала Павлу и Иде:
      - Прекрасно, спасибо вам. Мы увидели сегодня настоящую Россию. Мне до смерти надоели москвичи.
      Павел улыбнулся в ответ и обратился к Холлису:
      - Не знаю я, что вы за туристы, но как бы там ни было, вы - честные люди и можете спать здесь спокойно.
      - Если жители Яблони никому ничего не расскажут о нас, то не будет никаких неприятностей, - сказал Сэм.
      - Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
      Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
      - Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
      Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
      - Настоящая перина - пуховый матрас, - объяснила она Холлису.
      - У меня аллергия на перья и пух, - сказал он, сунув руки в карманы. Я предпочел бы тракторную станцию.
      - Да хватит ворчать.
      Холлис подошел к кровати и, приподняв уголок стеганого одеяла, посмотрел, нет ли клопов.
      - Чего вы там разглядываете?
      - Ищу под подушкой шоколадку.
      Она рассмеялась.
      Холлис подошел к окну, проверил запертую щеколду и удостоверился, что в случае необходимости раму можно будет открыть.
      Лиза подошла к нему и посмотрела в окно.
      - Это - их личный участок. Каждой деревенской семье разрешается иметь только один акр. Все, как рассказывала моя бабушка. И все это по-прежнему идеализируют ленинградские и московские интеллектуалы. Русская безгрешность и непорочность земли.
      Все осталось по-прежнему. Почему бы им как-нибудь не приехать и не взглянуть на все это?
      - Потому что тут уборная на улице, - ответил Холлис. - Наплевать всем на деревенское захолустье и на этих людей! Разве вы не видите, как здесь все обветшало, разрушилось? Каждый мужчина, женщина, ребенок в этой деревне мечтают об одном: о билете в один конец - в город.
      Она уселась на кровать, уставилась в пол и кивнула.
      - И кроме того, все равно это собственность государства! Единственное, что есть своего у этих людей, - грязная поношенная одежда да кухонная утварь. А что касается их домов и так называемых "личных" участков, то правительство ни черта о них не заботится.
      - Вы, конечно, правы, Сэм. Эти люди оторваны от земли, и эта земля сирота. Прошлое умерло. Крестьянская культура тоже.
      - Ну, уже слишком позднее время для разговоров, - заметил Холлис. Надеюсь, что ваше доверие этим людям оправдается, и нас не разбудят стуком в дверь в три часа ночи.
      Наступила тягостная тишина. Холлис взглянул на Лизу. Она стянула сапожки и носки и теперь растирала на ногах кончики пальцев.
      - Что-то холодно здесь, - проговорила Лиза. Она легла на стеганое одеяло, а еще два одеяла натянула на себя до подбородка. - Очень холодно, повторила она и зевнула.
      Холлис снял кожаную куртку и повесил ее на гвоздь, воткнул свой нож в сундук, стоящий рядом с кроватью, снял сапоги.
      - Может, вам будет удобнее, если я посплю на полу?
      - Да нет. А вам?
      Поколебавшись, он стянул с себя свитер и джинсы и бросил их на сундук, выключил свет и улегся рядом с Лизой. Холлис откашлялся и сказал:
      - Я бы не хотел разрушать ваши иллюзии о России, крестьянах и тому подобном. Мне это даже нравится. Издержки юности...
      - Вы храпите?
      - Иногда. А вы?
      - Спросите у кого-нибудь еще. Я не легла на вашу любимую сторону кровати?
      - Да мне все равно.
      - С вами будет легко спать. Почему на вас синие трусы? Военно-воздушные силы?
      Холлис откатился от нее и отвернулся к окну.
      - Спокойной ночи, - сказал он.
      - Вы устали?
      - Наверное, должен был бы устать, - отозвался он.
      - А я скорее перевозбуждена. Такой день...
      - Вы - желанный гость.
      - Что вы хотите этим сказать?
      - Я сказал достаточно.
      - Вы рассердились на что-то? Вы говорите сердитым тоном.
      - Я просто устал. По-моему, это вы сердитесь на меня.
      - Вы сердитесь потому, что я одета?
      - Это ваша одежда. Если хотите измять ее, это ваше дело.
      - До того, как остаться здесь, я имела три долгих связи, затем три коротких, одну интрижку с женатым мужчиной и два романчика на ночь. Когда я приехала сюда, у меня была связь с одним человеком до тех пор, пока он не уехал. Потом был Сэз, и вот...
      - Потише... Я не чувствую ни рук, ни ног, - хрипло сказал Холлис.
      Лиза склонилась над ним и положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней.
      - Вы пристрелили двоих кагэбэшников и ни разу не вздрогнули, а вот сейчас дрожите.
      - Просто холодно.
      - Я тоже нервничаю. Но я хочу тебя, - прошептала она. - Возможно, никакого завтра у нас с тобой не будет.
      - Ты говоришь, как один из моих истребителей: "А существует ли вообще завтра?"
      - Мы войдем в него одновременно.
      - Верно. А Сэз? Как он воспримет это?
      Лиза замолчала. Холлис погладил ее по щеке и поцеловал.
      Они разделись и крепко сжали друг друга в объятиях. Она гладила его спину и кончиками пальцев провела по гладким, упругим узелкам на его теле.
      - Шрамы, - объяснил Сэм.
      Он накрыл ее собой и стал нежно и долго ласкать.
      - О, Сэм, как приятно... тепло...
      - Тепло... да. - Он вошел в нее глубже и почувствовал, как ее бедра утонули в мягкой пуховой перине, а затем ее тело с удивительной силой выгнулось вверх...