– В нем подарок для мистера Маккоя и фотоаппарат.

– Хорошо.

Халил и Сатеруэйт последовали за охранником, Халил отметил для себя, что охранник не вооружен. Они вошли внутрь здания, и охранник пояснил:

– Здесь у нас выставочный комплекс, магазин, а вон там, впереди, кафе.

По пути к кабинету директора охранник рассказывал об отдельных экспонатах. Халил обратил внимание на то, что большинство ламп горит, и спросил:

– Сегодня вечером мы единственные посетители?

– Да, сэр. Дело в том, что музей еще официально не открыт, но мы принимаем небольшие группы потенциальных спонсоров. А официальное открытие состоится через шесть или восемь месяцев.

– Значит, у нас частная экскурсия, – заметил Сатеруэйт.

– Да, сэр.

Сатеруэйт посмотрел на Халила и подмигнул.

Они подошли к двери с табличкой: "Посторонним вход воспрещен". Дальше оказался коридор, по обе стороны которого тянулись двери кабинетов. Охранник подвел их к двери с табличкой "Директор", постучал и пропустил посетителей.

Халил и Сатеруэйт вошли в небольшую приемную. Джим Маккой сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Он поднялся, обошел стол и с улыбкой протянул руку.

– Билл, как ты, черт побери?

– Да у меня все путем. – Билл Сатеруэйт пожал руку однополчанина, они стояли, смотрели друг на друга и улыбались.

Наблюдая за этими людьми, Халил подумал, что они просто изображают большую радость от встречи. Джим Маккой не отличался такой хорошей спортивной формой, как генерал Уэйклифф или лейтенант Грей, однако выглядел гораздо лучше Сатеруэйта. Хороший костюм Маккоя только подчеркивал контраст между однополчанами.

Сатеруэйт и Маккой перекинулись несколькими фразами, затем Билл повернулся к Халилу:

– Джим, это мой пассажир, мистер...

– Фанини, – представился Халил. – Алессандро Фанини. – Он протянул руку, и Маккой пожал ее. – Я занимаюсь производством текстиля. – Халил посмотрел Маккою прямо в глаза, но признаков тревоги не заметил. Однако по его глазам было видно, что этот человек не столь глупый и доверчивый, как Сатеруэйт.

– Компания мистера Фанини продает... – начал было Сатеруэйт.

Халил оборвал его.

– Моя компания поставляет полотно для обтягивания старых самолетов. В благодарность за эту частную экскурсию я бы хотел прислать вам две тысячи квадратных метров превосходного хлопчатобумажного полотна. Разумеется, бесплатно, – добавил он.

Джим Маккой помолчал, затем ответил:

– Очень щедрый подарок с вашей стороны... мы принимаем всякие пожертвования.

Халил улыбнулся и кивнул.

– Но вы же говорили... – обратился Сатеруэйт к Халилу, но тот снова перебил его:

– Если я смогу посмотреть старые самолеты, то оценю качество полотна, которое вы используете. Если оно лучше моего, то я извинюсь за свое предложение.

Сатеруэйт понял, что по какой-то причине мистер Фанини хочет, чтобы он держал рот на замке, и задумался. А Джим Маккой решил, что гость просто рекламирует свой товар.

– Наши раритетные самолеты не покидают землю, – пояснил он Халилу. – Поэтому мы используем обычный тяжелый брезент.

– Понятно. Что ж, тогда я пришлю вам наш самый тяжелый брезент.

Сатеруэйт подумал, что слова мистера Фанини не стыкуются с тем, что он говорил раньше, но промолчал.

Они перекинулись еще несколькими фразами. Маккоя, похоже, несколько смущал тот факт, что Билл Сатеруэйт притащил с собой на их встречу незнакомца. Однако Джим решил, что это вполне в духе Билла – полная беспечность и никакой предусмотрительности. Однако, несмотря на ситуацию, Джим Маккой улыбнулся и сказал:

– Пойдемте посмотрим наши экспонаты. – И добавил, обращаясь к Халилу: – Чемодан можете оставить здесь.

– Если не возражаете, я возьму его с собой, у меня в нем фотоаппарат и видеокамера.

– Ну хорошо. – Маккой провел своих спутников по коридору, они вернулись в вестибюль, а из него через большие двери вышли в ангары.

На полу примыкающих друг к другу ангаров стояли свыше пятидесяти самолетов различных исторических периодов, включая обе мировых войны, войну в Корее, а также современные истребители. Маккой взял на себя роль экскурсовода.

– Большинство из этих самолетов, но не все, были изготовлены здесь, на Лонг-Айленде, в том числе и лунные модули компании "Грумман", которые стоят в соседнем ангаре. Все реставрационные работы выполняли волонтеры – мужчины и женщины, работавшие в свое время в аэрокосмической промышленности либо служившие в гражданской или военной авиации. Они провели здесь тысячи часов, получая за это от нас только кофе и пончики. Их имена начертаны на стене в вестибюле.

Они шли мимо самолетов, Маккой что-то рассказывал о каждом, но очень коротко, давая понять, что экскурсия будет непродолжительной. Когда они остановились перед старым желтым бипланом, Маккой пояснил:

– Этот "Кертис Джей-Эн-4", или "Дженни", как его называли, построили в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Это был первый самолет Линдберга.

Асад Халил вытащил из чемодана фотоаппарат и сделал несколько совершенно ненужных ему снимков.

– Можете пощупать брезент, если хотите, – предложил ему Маккой.

Халил дотронулся до ткани.

– Да, я понял, что вы имели в виду. Он слишком тяжел для полета, учту это, когда буду отправлять свой подарок.

– Отлично. Вон там в углу несколько истребителей времен Второй мировой войны...

– Простите, мистер Маккой, – оборвал его Халил, – я понимаю, времени у нас очень мало, а, насколько я знаю, мистер Сатеруэйт хотел бы взглянуть на тот самолет, на котором он когда-то летал.

Маккой внимательно посмотрел на гостя и кивнул:

– Хорошая идея. Пойдемте.

Они прошли в соседний ангар, где были собраны преимущественно реактивные самолеты и космические аппараты.

Халила изумил вид боевых самолетов. Он знал, что американцы любят изображать себя перед всем миром миролюбивыми людьми. Однако в этом музее совершенно ясно чувствовалось, что искусство войны является высочайшим выражением их культуры. И Халил не обвинял их за это, наоборот, он даже завидовал.

Маккой прошел прямо к штурмовику "F-111", сейчас его крылья с изменяемой стреловидностью были направлены назад, а на фюзеляже со стороны пилота было выведено название самолета – "Непоседа Бетти".

– Ну вот он, дружище, – обратился Маккой к Биллу Сатеруэйту. – Вызывает воспоминания?

Сатеруэйт с благоговейным трепетом уставился на самолет, словно это был ангел, который сейчас возьмет его за руку и унесет в небеса. Все молчали, наблюдая за Биллом, завороженным видением из прошлого. Глаза Сатеруэйта затуманились.

– Я назвал его в честь своей жены, – с улыбкой сообщил Маккой.

Асад Халил тоже уставился на самолет, в его памяти всплыли свои воспоминания.

Наконец Сатеруэйт подошел к самолету и дотронулся до фюзеляжа. Затем обошел машину кругом, касаясь пальцами алюминиевой обшивки. Глаза его внимательно рассматривали каждую деталь стройного, безупречного тела самолета. Он посмотрел на Маккоя и сказал:

– Мы ведь летали на них, Джим. Действительно летали.

– Да, летали. Миллион лет назад.

Асад Халил отвернулся, делая вид, что его растрогал момент встречи однополчан со своим прошлым, однако на самом деле они интересовали его только в качестве будущих жертв.

Он слышал, как мужчины разговаривают, смеются, слышал слова, вызывавшие у них веселье. Он закрыл глаза, и в памяти возникла картина: эта ужасная боевая машина, из хвоста которой вырывается красное пламя, мчится на него, словно демон из ада. Халил попытался выбросить из памяти, что в тот момент он напустил от страха в штаны, однако воспоминания были слишком сильны, и он позволил им захлестнуть его, понимая, что его унижение будет отомщено.

Услышав, что Сатеруэйт зовет его, Халил обернулся. Возле фюзеляжа со стороны пилота уже стоял подвижный алюминиевый трап.

– Вы можете сфотографировать нас в кабине? – спросил Сатеруэйт.

Именно эту мысль и вынашивал Халил.

– С большим удовольствием.

Джим Маккой первым поднялся по трапу. Фонарь кабины был поднят, и Маккой пробрался на правое кресло офицера управления системами огня. За ним поднялся Сатеруэйт и, очутившись в кресле пилота, издал радостный вопль:

– А-а-а! Я снова в седле. Смерть арабам!

Маккой бросил на него неодобрительный взгляд, но это не испортило отличного настроения Сатеруэйта.

Асад Халил тоже поднялся на трап.

– Эх, стрелок, – обратился Сатеруэйт к Маккою, – лучше бы в тот день рядом со мной сидел ты, а не Чип. Он только и умеет, что трепаться без остановки. – Он потрогал рычаги и загудел, имитируя шум двигателя. – Первая, огонь! Вторая, огонь. – Сатеруэйт расплылся в улыбке. – Эй, а я помню все процедуру запуска, как будто делал это только вчера. Могу поспорить, что вспомню и перечень контрольных проверок перед взлетом.

– Не сомневаюсь, что вспомнишь, – польстил Маккой другу.

– Отлично, стрелок, я хочу, чтобы ты сбросил бомбу на палатку, в которой гребаный Каддафи трахает верблюда. – Сатеруэйт заржал во всю глотку.

Джим Маккой посмотрел на мистера Фанини, который стоял на верхней ступеньке трапа. Джим виновато улыбнулся гостю и снова пожалел о том, что Сатеруэйт пришел к нему не один.

Асад Халил вскинул фотоаппарат и навел объектив на сидевших в кабине.

– Готовы?

Сатеруэйт усмехнулся, глядя в объектив. Халил принялся щелкать, пока Маккой, которому надоели ослепляющие вспышки, не крикнул:

– Эй, ну хватит...

Асад Халил убрал в чемодан фотоаппарат и вытащил из него пластиковую бутылку, которую прихватил в мотеле "Шератон".

– Еще всего парочку снимков, джентльмены.

Маккой заморгал, чтобы зрение восстановилось после вспышек, и посмотрел на гостя. Пластиковая бутылка не вызвала у него никаких подозрений, однако насторожило странное выражение лица мистера Фанини.

– Значит, джентльмены, вы с удовольствием вспоминаете бомбардировки? – спросил Халил.

Маккой ничего не ответил.

– Да, чертовски хорошо повеселились, – крикнул Сатеруэйт. – Эй, мистер Фанини, заберитесь на нос и снимите нас оттуда.

Халил и не подумал выполнить его просьбу.

– Ладно, Билл, вылезаем, – сказал Маккой.

– Оставайтесь на месте! – крикнул Халил.

Маккой уставился на Асада Халила, и внезапно у него пересохло во рту. Где-то в самых отдаленных уголках сознания он знал, что этот день придет. И вот он пришел.

– Перекатите трап на другую сторону и сделайте несколько снимков оттуда, – продолжал давать указания Сатеруэйт. – А потом мы еще снимемся на земле возле самолета...

– Заткнись! – рявкнул Халил.

– Что?

– Я сказал, заткнись.

– Эй, какого черта... – Сатеруэйт изумился, увидев направленное на них дуло пистолета.

– Ох, Господи... нет... – прошептал Маккой.

Халил улыбнулся.

– Значит, мистер Маккой, вы догадались, что я не торгую брезентом. Да, я изготавливаю саваны.

– Ох, Матерь Божья...

Билл Сатеруэйт, похоже, ничего не понимал. Он посмотрел на Маккоя, затем на Халила, пытаясь понять, что они знают такое, чего не знает он.

– Что происходит?

– Билл, помолчи, – прошептал Маккой и обратился к Халилу: – Здесь полно вооруженных охранников и камер слежения. Если вы сейчас же уйдете, то я не стану...

– Молчать! Говорить буду я, и обещаю, разговор будет коротким.

Маккой промолчал. Билл Сатеруэйт тоже ничего не сказал – похоже, до него кое-что стало доходить.

– Пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года я был мальчишкой и жил со своей семьей в местечке под названием Эль-Азизия, которое вы оба прекрасно знаете.

– Вы там жили? В Ливии? – изумился Сатеруэйт.

– Молчать! – приказал Халил и продолжил: – Вы оба прилетели в мою страну, сбросили бомбы на мой народ, убили мою семью – двух моих братьев, двух сестер и мать, – а затем вернулись в Англию, где наверняка отпраздновали это убийство. Но сейчас вы оба заплатите за свои преступления.

Наконец до Сатеруэйта дошло, что ему предстоит умереть. Он посмотрел на сидевшего рядом Маккоя и пробормотал:

– Прости, дружище...

– Заткнись! Спасибо, мистер Сатеруэйт, что пригласили меня на эту встречу. И еще я хочу, чтобы вы знали: я убил полковника Хамбрехта, генерала Уэйклиффа и его жену...

– Подонок, – прошептал Маккой.

– ...Пола Грея, и теперь убью вас обоих. Следующим будет... я еще подумаю, стоит ли тратить пулю на полковника Каллума, чтобы положить конец его страданиям. Пожалуй, следующим станет мистер Уиггинз, а потом...

Билл Сатеруэйт вытянул средний палец в направлении Халила и закричал:

– Да плевал я на тебя, ублюдок! На тебя и на твоего поганого хозяина...

Халил сунул ствол пистолета в горлышко пластиковой бутылки и выстрелил. Пуля угодила Сатеруэйту прямо в лоб. Голова Сатеруэйта дернулась назад, затем рухнула на грудь.

Джим Маккой сидел в кресле оцепенев, только слегка шевелились губы, шептавшие молитву.

– Посмотри на меня! – приказал Халил.

Маккой продолжил молиться, и Халил услышал:

– ...услышь меня, Господи, ибо блага милость твоя...

– Я тоже люблю этот псалом, – сказал Халил, и они вместе закончили: – Приблизься к душе моей, избавь ее; ради врагов моих спаси меня. – Промолвив "Аминь", Асад Халил выстрелил Джиму Маккою в сердце. Он наблюдал за умирающим врагом, и их взгляды встретились, перед тем как глаза Маккоя перестали видеть.

Халил сунул пистолет в карман, убрал пластиковую бутылку в чемодан, сунул руку в кабину и нашарил в джинсах Сатеруэйта бумажник. Затем вытащил испачканный кровью бумажник из нагрудного кармана пиджака Маккоя. Халил сунул их в чемодан, а окровавленные пальцы вытер о футболку Сатеруэйта. Опустив фонарь кабины, он сказал:

– Спокойной ночи, джентльмены. Вы встретитесь в аду со своими друзьями.

Спустившись с трапа, Халил собрал стреляные гильзы, откатил трап к другому самолету и, сжимая в кармане рукоятку "глока", быстрым шагом вернулся в вестибюль. Охранника там не оказалось, Халил посмотрел через стеклянные двери на улицу, но и там его не было. Тогда Халил прошел в коридор, где располагались офисные помещения, и услышал звук, доносившийся из-за одной из дверей. Он распахнул дверь и увидел, что охранник сидит за столом, слушает радио и читает журнал. За его спиной располагались пятнадцать мониторов, на которые камеры слежения передавали обстановку внутри и снаружи музея.

Охранник поднял голову и спросил:

– Уже закончили?

Халил закрыл за собой дверь и выстрелил охраннику в голову. Тот сполз со стула на пол, а Халил подошел к мониторам. Не желая рисковать, он извлек кассеты из всех пятнадцати видеомагнитофонов и уложил в чемодан. Затем вытащил у мертвеца бумажник, отыскал гильзу и спокойно вышел из помещения, закрыв за собой дверь.

Снова вернувшись в вестибюль, Халил вышел через центральные двери и захлопнул их, с удовольствием услышав, как щелкнул автоматический замок.

Сев в машину, он посмотрел на часы, они показывали без трех минут одиннадцать. Халил запрограммировал "Спутниковый навигатор" на аэропорт Макартур и через десять минут выехал на шоссе, направляясь на север.

В памяти всплыли последние минуты жизни мистера Сатеруэйта и мистера Маккоя. Да, никогда не угадаешь, где встретишь свою смерть. Интересно, а как бы он сам повел себя в подобной ситуации? Предсмертная вспышка ярости Сатеруэйта удивила его – значит, в последние секунды жизни этот человек сумел собрать всю свою храбрость. А может, просто настолько разозлился на него, что последние слова стали проявлением не храбрости, а всего лишь ненависти. Да, пожалуй, он тоже повел бы себя так, как Сатеруэйт.

Затем Халил подумал о Маккое. Этот человек оказался вполне предсказуем, с учетом того, что он был верующим. Или, может, только в последнюю минуту жизни вспомнил о Боге? Кто знает. Во всяком случае, псалом он выбрал хороший.

Халил понимал, что времени у него мало, сегодняшние убийства наверняка привлекут серьезное внимание. Они вряд ли сойдут за обычный грабеж. Наверное, уже сегодня вечером жена Маккоя позвонит в полицию и сообщит, что ее муж пропал, а телефон в музее не отвечает.

Ее рассказ о встрече мужа с однополчанином поначалу не вызовет у полиции такого беспокойства, как у самой миссис Маккой, но как только обнаружат трупы, полиция отправится в аэропорт, чтобы отыскать самолет, на котором прилетел Сатеруэйт.

Если же Маккой не сказал жене, что гость прилетел на своем самолете, полиции вообще не придет в голову ехать в аэропорт.

В любом случае, независимо от действий миссис Маккой и полиции, у него еще оставалось время для следующего акта возмездия. Однако сейчас Халил впервые почувствовал опасность. Он понял, что кто-то охотится за ним. Однако он был уверен, что охотники не знают, где он находится, а тем более понятия не имеют о его намерениях. Но лев почувствовал, что в какой-то момент неизвестный охотник может понять его повадки.

Халил попытался представить себе этого охотника – нет, не физический облик, а душу, – однако не смог вникнуть в суть этого человека, а только почувствовал исходящую от него необычайную опасность.

Асад Халил вышел из состояния, напоминавшего транс. Он подумал о трупах, которые оставлял за собой. Генерала Уэйклиффа и его жену должны были обнаружить не позднее утра понедельника. В какой-то момент родные генерала могли попытаться связаться с однополчанами генерала. Странно – сегодня уже вечер понедельника, а Маккою никто не звонил. Однако у Халила было такое ощущение, что ко всем тревогам миссис Маккой за мужа могут добавиться и другие, если сегодня-завтра ей позвонят родные Уэйклиффа или Грея и сообщат трагические новости.

Скоро, наверное уже завтра, последует множество телефонных звонков, но к завтрашнему вечеру его игра уже подойдет к завершению. А может, и раньше, если Аллах не оставит его.

Заметив щит с надписью "Зона отдыха", Халил свернул на стоянку, скрытую от дороги деревьями. Здесь стояло несколько грузовиков и легковых машин, но он припарковался подальше от них.

Взяв с заднего сиденья сумку Сатеруэйта, Халил проверил ее содержимое: початая бутылка виски, нижнее белье, туалетные принадлежности и футболка с изображением реактивного самолета и надписью: "Ядерное оружие, напалм, бомбы и ракеты – бесплатная доставка".

Забрав с собой сумку и свой чемодан, Халил направился в небольшой лесок возле стоянки. Здесь он переложил все деньги из бумажников Сатеруэйта, Маккоя и охранника в свой. Содержимое сумки он вытряхнул поддерево, а саму сумку вместе с бумажниками забросил подальше в кусты, после чего достал из чемодана видеокассеты и отправил туда же.

Вернувшись к машине, он снова выехал на шоссе и по пути вышвырнул в окошко стреляные гильзы.

В Триполи ему говорили: "Не трать слишком много времени на то, чтобы стереть отпечатки пальцев, и не беспокойся по поводу других улик, которые следует изучать в лаборатории. К тому времени как полиция все это исследует, тебя уже там не будет. Однако не оставляй никаких улик при себе. Даже самый глупый полицейский что-то заподозрит, если найдет у тебя в кармане чужой бумажник".

Конечно, существовала еще проблема двух "глоков", но Халил не считал их уликами, поскольку пистолеты будут последним, что увидит полицейский перед смертью. Так что сейчас можно было ехать спокойно, никаких очевидных улик у него не было.

Халил продолжал свой путь, и мысли его вернулись к Ливии, к Малику и Борису. Как и они, он знал, что не сможет слишком долго продолжать свою игру. Малик говорил: "Дело не в самой игре, мой друг, а в том, как ты будешь играть в нее. Ты предпочитаешь сдаться в Париже в руки американцев, с помпой проникнуть в Америку, позволить им узнать, кто ты такой, как выглядишь и каким образом попал в Америку. Ты сам, Асад, установил правила этой игры и усложнил их для себя. Я понимаю, почему ты идешь на это, но и ты должен понимать, сколько шансов против того, чтобы тебе удалось завершить свою миссию. Так что, если ты не одержишь полной победы, винить в этом придется только самого себя".

Халил вспомнил, что ответил на это: "Американцы никогда не ввяжутся в бой, пока не сделают все возможное для обеспечения победы еще до того, как прогремит первый выстрел. Это то же самое, что охотиться на льва из машины, имея винтовку с оптическим прицелом. Это вовсе не победа, а простая бойня. В Африке живут племена, у которых имеются ружья, но они по-прежнему охотятся на льва с копьями. Кому нужна физическая победа без духовной или моральной победы? Я не усложняю свою игру, а просто уравниваю шансы, поэтому не имеет значения, кто выиграет. Я в любом случае победитель".

Присутствовавший при разговоре Борис заметил: "Посмотрим, что ты скажешь, когда будешь гнить за решеткой в американской тюрьме, а все эти демоны из американских ВВС будут продолжать жить счастливой жизнью".

"Боюсь, ты ничего не понимаешь", – ответил Халил.

Борис рассмеялся.

"Все я понимаю, мистер лев. К твоему сведению, мне наплевать, убьешь ты тех пилотов или нет. Поэтому тебе лучше убедить себя, что и тебе наплевать. Если для тебя охота важнее, чем убийство, то изготовь мишени в виде своих врагов, как это делают во время сафари чувствительные американцы, которые стреляют по картонным зверям. Но если ты хочешь ощутить на губах их кровь, то подумай о более легком способе проникновения в Америку".

В конце разговора Халил прислушался к своему сердцу и окончательно решил, что добьется всего сразу – будет вести игру по своим правилам и вкусит кровь врагов.

Впереди показался указатель "Аэропорт Макартур", и Халил свернул на дорогу, которая вела в аэропорт. Через десять минут он остановил "линкольн" на стоянке, вышел из машины и запер ее, не забыв прихватить с собой чемодан. Халил не стал стирать в машине свои отпечатки пальцев: если игра закончена, значит, так тому и быть. Поэтому сейчас он соблюдал лишь минимальные меры предосторожности. Ему требовалось всего лишь двадцать четыре часа, а может, и меньше, и если полиция сейчас даже в двух шагах позади, она все равно опоздает на шаг.

Халил подошел к автобусной остановке, когда через несколько минут подъехал фургон, сел в машину и сказал шоферу:

– К главному терминалу, пожалуйста.

– Здесь всего один терминал, приятель, туда я и везу, – ответил водитель.

Через несколько минут Халил выбрался из фургона у входа в почти пустой терминал. Он прошел к стоянке такси с единственной машиной и сказал водителю:

– Мне нужно доехать только до зоны авиации общего назначения, это чуть в стороне, но за вашу помощь я готов заплатить двадцать долларов.

– Садитесь.

Халил забрался на заднее сиденье, и через десять минут такси было уже в дальнем конце аэропорта.

– Вам нужно конкретное место? – спросил водитель.

– Вон к тому зданию, пожалуйста.

Такси остановилось перед небольшим зданием, в котором размещались офисы нескольких чартерных авиакомпаний. Протянув водителю банкноту в двадцать долларов, Халил выбрался из машины.

Сейчас он находился менее чем в пятидесяти метрах от того места, куда после посадки подрулил самолет Сатеруэйта. Халил даже увидел стоявший неподалеку самолет.

Он вошел в здание и отыскал нужный ему офис "Стюарт авиэйшн". Клерк, сидевший за столом, встал при его появлении.

– Чем могу помочь, сэр?

– Меня зовут Самуил Перлеман, у меня заказан рейс в вашей компании.

– Совершенно верно, полуночный рейс. – Клерк взглянул на часы. – Вы прибыли немного рано, но думаю, самолет уже готов.

– Спасибо. – Халил вгляделся в лицо клерка, но не обнаружил никаких признаков того, что молодой человек узнал его.

Однако следующие слова клерка насторожили Халила.

– Мистер Перлеман, у вас чем-то испачканы лицо и рубашка.

Халил тут же понял, чем он мог испачкаться – мозгами из головы Сатеруэйта.

– Ох, вечно я ем неаккуратно, – нашелся Халил.

Клерк улыбнулся.

– Вон там у нас туалет. – Он указал на дверь справа. – А я пока позвоню пилотам.

Халил вошел в туалетную комнату и посмотрел в зеркало на свое лицо. На нем запеклись пятнышки крови и серого мозгового вещества, а к рубашке даже прилип кусочек кости. Несколько пятнышек оказались на очках и на галстуке. Халил снял очки, осторожно вымыл руки и лицо, стараясь не дотрагиваться до волос и усов. Затем вытер лицо и руки бумажным полотенцем, а другое полотенце намочил и протер им рубашку, галстук и очки. Держа чемодан в руке, он вернулся в офис.

– Мистер Перлеман, – обратился к нему клерк, – ваша компания предварительно оплатила этот чартерный рейс. От вас требуется только прочитать этот контракт и подписать там, где я поставил крестик.

Халил сделал вид, что читает страничку печатного текста.

– Похоже, все в порядке. – Он взял со стола ручку и подписал документ.

– Вы из Израиля? – спросил клерк.

– Да, но сейчас я живу здесь.

– У меня родственники в Израиле. Они живут в Гилгале, на западном берегу. Знаете?

– Разумеется.

Халил вспомнил, как Борис говорил ему: "Сейчас половина израильтян находятся в Нью-Йорке. Ты не привлечешь внимания, если только какой-нибудь еврей не захочет поговорить с тобой о родственниках или об отпуске, проведенном в Израиле. Так что изучай карты и путеводители по Израилю".

– Это город средних размеров, в тридцати километрах к северу от Иерусалима, – блеснул своей осведомленностью Халил перед клерком. – Жизнь там трудная, вокруг палестинцы. Ценю мужество и стойкость ваших родственников.

– Да, то еще местечко. Лучше бы они переехали на побережье. А может быть, когда-нибудь мы научимся жить вместе с арабами, – добавил клерк.

– С арабами жить нелегко.

– Я понимаю, вам ли это не знать.

– Да, я знаю.

В офис вошел средних лет мужчина в синей форме и поздоровался с клерком:

– Добрый вечер, Дэн.

– Боб, это мистер Перлеман, твой пассажир, – представил клерк.

Халил посмотрел на мужчину, который протянул ему руку. Халил никак не мог привыкнуть к этим рукопожатиям. Мужчины-арабы тоже здоровались за руку, но не со всеми подряд, как это делали американцы, и, уж конечно, не с женщинами. Халил пожал руку пилоту, и тот представился:

– Я капитан Фиске, можете называть меня Боб. Мы летим в Денвер, а потом в Сан-Диего. Верно?

– Верно.

Халил посмотрел пилоту прямо в глаза, но тот отвел взгляд Халил заметил, что американцы смотрят на тебя, но не всегда тебя видят. А в глаза друг другу смотрят лишь мгновение в отличие от ливийцев, которые не отводят взгляд, если они не ниже тебя по положению и, конечно, если они не женщины. И еще американцы соблюдают дистанцию как минимум один метр. Борис говорил, что более близкая дистанция вызывает у них нервозность и даже враждебность.

– Самолет готов, – доложил капитан Фиске. – У вас есть багаж, мистер Перлеман?

– Только этот чемодан.

– Позвольте я понесу его.

Когда-то Борис посоветовал ему вежливый американский ответ на такой случай, и сейчас Халил воспользовался им.

– Спасибо, но я хочу немножко размяться.

Пилот улыбнулся и направился к двери.

– Вы летите один, так ведь, сэр?

– Да.

Клерк крикнул вслед Халилу:

– Шолом-алейхем.

Халил едва не ответил ему по-арабски "салям-алейкум", но вовремя сдержался.

– Шолом.

Он проследовал за пилотом к ангару, перед которым стоял небольшой белый реактивный самолет. От него как раз отходили несколько техников. Халил снова увидел самолет Сатеруэйта и подумал: через какое время после предполагаемого вылета "апача" местный персонал начнет проявлять тревогу и разыскивать пилота? Наверняка не раньше следующего дня. А Халил знал, что к этому времени он будет далеко отсюда.

– Мы полетим вот на этом самолете, модель "Лир-60", – начал объяснять капитан. – На борту нас будет всего трое и легкий чемодан, наш общий вес гораздо меньше максимального взлетного веса, поэтому я заправил баки полностью. Это значит, что до Денвера мы долетим без посадки. Погода до Денвера отличная, легкий встречный ветер. По моим расчетам, время полета составит три часа восемнадцать минут. Во время посадки температура в Денвере будет пять градусов Цельсия. В Денвере мы дозаправимся. Насколько я понимаю, вам, возможно, потребуется провести в Денвере несколько часов. Так?

– Да.

– Хорошо, мы приземлимся в Денвере около двух часов ночи по местному времени. Вам все понятно, сэр?

– Да, понятно. Я предупреждал, что из самолета мне нужно будет позвонить коллеге.

– Я знаю, сэр, радиотелефон к вашим услугам. Затем из Денвера мы полетим в Сан-Диего. Так?

– Да.

– Сейчас над горами небольшая болтанка, в Сан-Диего легкий дождь. Но разумеется, погода изменится. Если хотите, мы по ходу полета будем информировать вас о погоде.

Халил ничего не ответил, его раздражало навязчивое желание американцев предсказывать погоду. В Ливии всегда жарко и сухо, в одни дни более жарко, чем в другие. Вечера холодные, весной дует габли. Погоду устанавливает Аллах, а человек принимает ее такой, какая она есть. Так какой же смысл пытаться предсказывать погоду или говорить об этом? Все равно ничего не изменишь.

Капитан подвел Халила клевой стороне самолета, где лесенка вела к открытой дверце.

– Мистер Перлеман, это Терри Санфорд, наш второй пилот, – представил капитан.

Мужчина, сидевший в правом кресле, повернул голову и поприветствовал Халила:

– Добро пожаловать на борт, сэр.

– Добрый вечер.

Капитан Фиске кивнул в сторону салона:

– Можете занимать любое место. Вон там бар, в нем вы найдете кофе, пончики, рогалики, безалкогольные напитки. На той полке газеты и журналы, туалет в хвостовой части. Устраивайтесь поудобнее.