Глава 35

Хэллоуин встретил их холодным и морозным рассветом. Холлис вылез из постели и прошел в ванную. Вода казалась едва теплой, значит, газовая колонка опять барахлила.

Лиза проснулась и, накинув на ночную рубашку халат, пошла разжигать камин и готовить кофе.

Холлис побрился, принял душ и надел спортивный костюм. Они взяли кружки кофе в гостиную и уселись возле камина.

– Завтра твоя очередь готовить кофе и разжигать камин, – сказала Лиза.

– Я знаю.

– Ты хорошо спал?

– По-моему, да.

– Ничего, что мы спали вместе и не занимались любовью?

– Нет. Правда, у тебя были очень холодные ноги.

– Я тут подумала, что как бы ни было примитивно это жилище, это дворец по сравнению с избой генерала Остина. У нас есть электрокофеварка, тостер, электроплитка, холодильник, туалет внутри, горячая вода...

– Ты, наверное, хотела сказать – теплая.

– Опять?

– Я разберусь с ней попозже.

– Хорошо, когда в доме есть мужчина.

– Для ремонтных работ.

– Мне очень жаль, что так получается с сексом...

– Мне тоже. Но честно говоря, у меня тоже нет настроения заниматься любовью. По-моему, это место подавляет мое либидо.

Она обеспокоенно посмотрела на него.

– Ты серьезно?

– Да. Я больше не чувствую, что мне это нравится.

– Ты уверен? – спросила она, ставя кружку на стол.

– Совершенно.

Лиза задумалась.

– Ну... они не в состоянии сотворить подобное с нами.

– Верно.

– Нет, неверно. – Она положила руку ему на плечо. – Почему бы нам не пойти... не вернуться в постель?

– Не уверен, что у меня все получится, как надо.

– Ты будешь великолепен, Сэм, поверь.

– Что ж... хорошо. – Он встал, и они вернулись в спальню. Холлис взглянул на икону, которая теперь висела над двуспальной кроватью. – Разве это подходящее место для религиозной живописи? – спросил он.

– Ода.

– Ну, если ты так утверждаешь... – Он взглянул на кровать. Они оба в нерешительности стояли возле нее, чувствуя себя неловко, как будто это происходило с ними впервые. Лиза скинула халат и ночную рубашку. Яркие оранжевые блики от решетки обогревателя играли на ее белой коже.

Холлис разделся, и они обнялись. Он целовал ее губы, грудь, встав на колени, кончиком языка лаская ее живот, опускаясь все ниже и ниже...

– О... Боже... – Она тоже опустилась на колени рядом с ним, и они начали нежно ласкать друг друга.

– Ты в полном порядке, Сэм, – простонала Лиза. – Ты обманным путем выманил меня из одежды!

– Не я.

Он взял ее на руки и положил на постель. Она привлекла его к себе и обняла изо всех сил.

– Сэм... – шептала она... – Какая же я была дура... вот что мне было нужно, а я... мне была нужна твоя любовь!

– Это все, что нам здесь осталось, Лиза.

– Сэм, я хочу жить! Нам надо побольше бывать вместе... слишком быстро все кончается...

– Да, это случится очень быстро. Я люблю тебя, Лиза. Помни это.

Они двигались медленно, не спеша, как люди, знающие, что в их распоряжении много часов, но не так уж много дней. Так солдат, получивший отпуск с войны, измеряет время минутами, и каждую такую минуту хочет прожить так, чтобы запомнить и сохранить в своей памяти. Они долго ласкали друг друга и оба достигли вершины блаженства.

Потом они оба лежали, слушая тишину.

– Это наша победа, – прошептала она, прижимаясь к нему.

Они совершали пробежку трусцой по главной дороге, приветливо улыбаясь пробегавшим мимо обитателям лагеря.

– Какая тут дружественная обстановка, – заметила Лиза, переводя дыхание. – Прямо как субботним утром в Си Клифф. Но где же женщины?

– Думаю, что русские женщины не бегают, – ответил Сэм.

– Верно. Я ни разу не встречала в Москве женщин, бегающих по утрам.

Они свернули с дороги и несколько сотен метров решили пройти пешком.

– Куда мы направляемся? – спросила Лиза.

– Хочу заглянуть к Бурову домой.

– Иди туда без меня. Я не пойду домой к этому человеку.

– Он просил нас к нему заглянуть.

– Меня это совершенно не волнует. Ты что, не понимаешь? Тогда постарайся, пожалуйста, поставить себя на мое место. Ты хочешь, чтобы он на меня пялился? Он и так торчал тогда в камере, когда меня обыскивали.

– Я понимаю тебя, – кивнул Холлис. – Я скажу ему, что ты неважно себя чувствуешь.

– Зачем тебе вообще понадобилось туда идти?

– Это моя работа. Я все должен увидеть.

– Но зачем?

– Точно не знаю, но не хочу оказаться неподготовленным, что бы здесь ни произошло.

– Ладно, – согласилась Лиза. – Иду с тобой. Я тоже не хочу оставаться неподготовленной.

Они остановились у железной ограды, окружавшей дом Бурова. К ним тут же подошли двое пограничников.

– Убирайтесь! – приказал один из них. – Вон!

– У нас назначена встреча с полковником Буровым, – по-русски сказал Сэм. – Я – полковник Холлис.

– Вы новые американцы, прибывшие сюда?

– Совершенно верно.

Охранник смерил его свирепым взглядом, повернулся и подошел к караулке, откуда позвонил по телефону. Затем он сделал Холлису с Лизой знак, и они прошли через ворота, Сэм старался внимательно все рассмотреть. К караульному помещению примыкала огромная псарня из проволочной сетки, за которой, грозно рыча, носились немецкие овчарки. Дача Бурова представляла собой двухэтажный деревянный коттедж. Рядом с домом под навесом стоял «понтиак Транс Ам». Холлис подошел к двери и постучал.

Дверь отворил пограничник и пропустил их внутрь. Они вошли в просторную прихожую, где стоял стол для дежурного.

Охранник повел их через большую красивую гостиную в кабинет Бурова.

– Доброе утро, – поздоровался он.

Холлис, не обращая внимания на приветствие, осматривался вокруг. Мебель советского производства 30-х годов – массивная, полированная. На стенах – огромные картины с изображением счастливой советской действительности.

– Не хватает только портрета Сталина, – заметил Холлис. – Вы ведь сталинист, Буров?

– Мы не употребляем этого выражения, – сказал он. – Но, безусловно, меня восхищал этот человек и его методы. Садитесь, пожалуйста. – Буров указал им на кресла у русской печи, выложенной фарфоровыми изразцами, сделал знак охраннику, тот вышел.

– Если бы мне пришлось оценивать ваш вкус, полковник, то я сказала бы, что он у вас есть, – проговорила Лиза.

Буров недоверчиво улыбнулся. Лиза рассматривала картину, изображавшую колхозников, убирающих пшеницу: красивые и сильные мужчины и женщины со счастливыми улыбающимися лицами.

– Я ничего подобного ни разу не встречала в сельской местности и подозреваю, что художник тоже, – заметила Лиза.

– Это то, что мы называем идеалом, – произнес Буров, усаживаясь напротив них на диван, отделанный в тон креслам. – Ну, как поживаете?

– Мы находимся в тюрьме, – ответил Холлис. – Так как, вы думаете, мы можем поживать?

– Вы не в тюрьме, – резко возразил Буров. – Все-таки скажите, что вы думаете о нашей школе?

– Я поражен, – ответил Холлис.

Буров кивнул с таким видом, словно ожидал подобного ответа.

– Сначала о деле. Вы избили Сонни Эймза.

– Почему бы в первую очередь не обсудить то, как вы, Вадим и Виктор избили мисс Родз и меня?

– Это было не избиением, а официальным делом, и так как это произошло до вашего вхождения в мир нашей школы, то не подлежит обсуждению. За что вы ударили Сонни? Потому что он оскорбил мисс Родз?

– Нет, это входило в мои служебные обязанности.

– Здесь правила диктую я, полковник Холлис. И я очень суров во всем, что касается правил и приказов. И очень справедлив. За драки и подобные провинности мы сажаем курсантов в карцер. Заключение в карцере грозит им и за приставание к женщинам, воровство и прочие штучки. Однажды я расстрелял одного курсанта за изнасилование. Чтобы здесь шла нормальная работа, необходимо установить закон и порядок. Тут вам не Америка. Если вы решили остаться, то я проведу тщательное расследование этого инцидента и выясню, кто из вас виновен.

– Лэндисы тут ни при чем, – вмешалась Лиза. – Из-за нас они попали в сложную ситуацию. Все это касается только меня и Сонни. Этот тип – свинья!

– Вот как? – ухмыльнулся Буров. – Он был таким милым мальчиком до того, как насмотрелся американских фильмов.

Лиза встала.

– Всего хорошего, – сказала она.

Буров знаком приказал ей сесть.

– Нет, будьте любезны, сядьте. Хватит болтовни. Я должен кое-что обсудить с вами.

Лиза неохотно вернулась на место.

– Я создал здесь лучшую шпионскую школу во всем мире, Холлис. И вы должны знать, что мной руководило. Первое: моя глубокая, неизменная ненависть к Западу. По иронии судьбы с тех пор, как я начал работать с сотнями американцев, возросла моя ненависть к их культуре, их похабным книжонкам и журнальчикам, к их бессмысленным фильмам, к их самолюбивым, эгоистичным людишкам, полному отсутствию чувства истории, к их безудержному потреблению всяких бесполезных товаров, их сервису, и превыше всего – к их откровенно слепой уверенности в том, что им всегда удастся выйти сухими из воды.

– Да, это перекрывает все остальное, – улыбнулся Холлис. – Но, разумеется, вы научились всему этому не от ваших заключенных?

– Инструкторов, – сухо поправил Буров. – Нет, западную мерзость я изучил по тому, с чем мне самому пришлось сталкиваться. Эти летчики, возможно, являются лучшими представителями вашего инфантильного общества. Мои же курсанты, приехав в Америку, будут трудиться усерднее, лучше, компетентнее и станут более законопослушными гражданами, чем коренные жители.

– Наверное, они и налоги платить собираются, не так ли? – съязвил Холлис.

– А второе мое побуждение чисто интеллектуального характера. Меня увлекает сама возможность превращения русских в американцев. Не думаю, что когда-либо делалось нечто подобное в таком масштабе. И еще принесет свои плоды в будущем. Вы согласны?

– Боюсь, что да.

– Разумеется. Планируется открытие и других подобных школ.

– А где вы раздобудете инструкторов?

– Похитим их так же, как вас и тех американских женщин. Возможно, в районе Бермудского треугольника, – усмехнулся он.

– Как вас может это смешить? – с удивлением спросила Лиза. – Какая жестокость!

– Это война, – коротко отрезал Буров. – За десять лет мы создадим школы по образцу каждой крупной белой нации в мире. Во все нации Европы, Южной Америки, Канады, Южной Африки, Австралии, Новой Зеландии – в любую страну, где русский сможет сойти за местного уроженца, в каждую из этих национальных структур мы внедрим русских. К концу этого столетия мы заселим земной шар мужчинами и женщинами, вылитыми немцами, французами, англичанами, да кем угодно, только работать все они будут на нас. Ну, что вы думаете об этом? – обратился он к Холлису.

– Весьма амбициозное стремление для государства, которое семьдесят лет создавало Нового Советского Человека, да так и не смогло.

В комнату вошла пожилая русская женщина с подносом, на котором стояли чайник и чашки. Она поставила поднос на стол и вышла.

– Наливайте себе, не стесняйтесь, – предложил Буров.

– Если эта женщина заключенная, то я даже не притронусь к тому, что было приготовлено рабыней, – проговорила Лиза.

– Ай-яй-яй, какая же вы, однако, щепетильная! На самом деле эта женщина – моя дорогая матушка. – Он налил всем чаю. – Да, представьте себе, у меня есть мать. И жена тоже, и милая малышка Наталия. Я все думаю, мисс Родз, а не захотите ли вы работать здесь, в этом доме? Научите английскому мою Наташу. Ей сейчас десять лет. Может быть, смогли бы стать кем-то вроде гувернантки.

– Вы, наверно, шутите, полковник Буров.

– Ничуть. Хотите я вас с ней познакомлю?

– Нет.

– Вы всех нас находите такими отталкивающими?

– У меня очень много русских друзей. Однако вас нет среди них.

– Посмотрим, – пожал плечами Буров. – Как говорится, время лечит.

– Это была единственная причина, по которой вы пригласили нас сюда? – спросил Холлис.

– Нет, я должен вам сообщить кое-что. Начальство в Москве не согласилось предоставить вам неделю на размышление. Так что вам придется сообщить мне о своем решении прямо сейчас.

– Мой ответ – нет, – сказал Холлис и поднялся с кресла.

Буров с сомнением посмотрел на него:

– Значит, вы не будете работать на нас?

– Вы слышали мой ответ.

– В таком случае вас еще раз допросят, а затем расстреляют.

– Поэтому я ничего не потеряю, если убью вас прямо сейчас.

Буров поставил чашку и на шаг отступил от Холлиса. Сэм шагнул к Бурову. Лиза тоже встала.

– Вы что, вооружены?

– Чтобы убыть вас, мне не понадобится оружия, – ответил Холлис.

– Неужели? Вы считаете себя настолько сильным? Я тоже не слабак.

– Вот и прекрасно. Мне будет только интереснее. – С этими словами Холлис еще ближе подошел к Бурову.

– Оставайтесь на месте! – рявкнул тот.

– Сэм, ну, пожалуйста, – заговорила Лиза и повернулась к Бурову. – Я буду на вас работать. – Она обратилась к Холлису. – Прошу тебя, Сэм... Мы все обсудим. Это не стоит наших жизней. Скажи ему «да». Пожалуйста. – Она схватила его за руку. – Ну, какая разница, если на двух инструкторов будет больше? – Она снова повернулась к Бурову. – Он согласится. Только дайте мне немного времени.

Буров, казалось, размышлял.

– У меня приказ получить от вас ответ сегодня. Если в шесть часов вечера вы не скажете «да», вас тотчас же отправят в камеры. Вам ясно?

Лиза кивнула. Буров продолжал:

– У меня сегодня с утра превосходное настроение, и скажу вам почему. Майор Додсон схвачен. Он не дошел до западной стены вашего посольства двухсот метров. Так на чьей стороне судьба?

Холлис промолчал и повернулся, собираясь уйти.

– Да, теперь вы можете идти, – сказал Буров. – В шесть часов вечера доложите мне о своем решении в моем офисе. – Он указал на выход.

Холлис и Лиза вышли в холл, охранник открыл им дверь и проводил до ворот.

– Тебе хотелось выиграть время, верно? – спросила Лиза.

Холлис кивнул и сказал:

– Но ты не должна была этого делать.

– Я сделала это ради тебя, Сэм. Я поняла, что на сей раз твое эго пошло наперекор здравому смыслу. Никогда не думала, что ты можешь настолько потерять контроль над собой.

– Когда я пришел к нему, со мной все было о'кей, – ответил Холлис. – Но... вот я начал думать о нем...

– О нем и обо мне? Не надо было мне ничего тебе говорить.

Холлис промолчал.

– И еще тебя вывели из себя его слова об Америке.

– Больше всего. Спасибо, что хоть ты сохранила хладнокровие в такой ситуации. Тебе ведь это тоже было нелегко.

– Ты мой должник.

– Верно. И еще я не забыл про ужин в ресторане.

– Они схватили Додсона.

– Для Додсона это дерьмово, – кивнул Холлис. – Но, может быть, теперь прекратят давить на Бурова, требуя ликвидировать лагерь.

– Если тебя интересует, останется ли школа здесь, значит, у тебя есть надежда, что кто-то придет за нами.

– Неплохо. Ты начинаешь размышлять как офицер разведки. Если начнется операция по нашему спасению, то полагаю, лучше будет, если мы останемся здесь, а не где-нибудь еще. И не дави на меня, Лиза. Иногда я даже размышляю вслух, поскольку мне не с кем обсудить все это. Сейчас дай мне подумать.

Айлеви, разумеется, знал, что их с Лизой похитили, и, в сущности, он предвидел это похищение. Вот почему Сэз пытался уговорить Лизу отказаться от полета. И не просто так он расспрашивал Холлиса о характеристиках советского вертолета МИ-28. Он уже тогда планировал провести эту операцию.

Но затем в Шереметьеве Айлеви упомянул об обмене, теперь, когда появилась возможность наложить лапу на большинство из трех тысяч выпускников «школы обаяния» в Штатах. Вообще-то Сэз никогда не лгал своим коллегам; просто он давал десять верных ответов на один и тот же вопрос.

Холлис пытался просчитать ход мыслей Айлеви. В этом не было ничего невозможного, поскольку они оба занимались одним и тем же делом. Холлис был уверен в том, что Айлеви не только знал об их похищении, но и догадывался, что их доставят в «школу обаяния». Айлеви не хотел бы, чтобы Лиза долго пробыла в руках Бурова, ведь он все еще любил ее.

Его размышления прервала Лиза:

– Думаю, мы недооцениваем ум Бурова, – сказала она.

– Да. Меня поразила его маленькая речь, – согласился Холлис и добавил: – Он во власти навязчивой идеи. Проще говоря, маньяк.

– А чем ты собираешься заниматься до шести часов вечера?

– Думать. Изучать. Ты готова к долгому дню?

– Конечно. Мне нравится наблюдать за твоей работой. Ты меня интригуешь.

Он взял ее под руку, и они зашагали по дороге мимо торгового центра, здания штаба, пока не пришли к дому ветеранов иностранных войн.

Холлис и Лиза поднялись на крыльцо и вошли в дом. В комнате отдыха было многолюдно. Они увидели Пула с тремя курсантами за карточным столом.

– О, привет, полковник, – поздоровался Пул, поднимая глаза от карт. – Доброе утро, мисс Родз. Не хотите присоединиться и сыграть в покер?

– Нет, спасибо. Кто-то сказал мне, что вы состоите в комиссии по заготовке дров.

– О, разумеется. Я подойду к вам через секунду. Дайте мне закончить кон.

Холлис и Лиза сели за ближайший столик. Мужчины разыграли кон, и один из курсантов выложил комбинацию из тузов и шестерок. Пул обратился к игрокам.

– Это называется «комбинацией мертвеца».

– Почему? – спросил один из игроков.

– Такую комбинацию набрал Дикий Билл Хикок, когда кто-то выстрелил ему в спину в Дэдвуде. Это городок где-то на Западе Америки. Не помню название штата. Но это несчастливая комбинация, даже если ты выигрываешь с ней. Тузы на шестерках. Когда у кого-то в покере набирается эта комбинация, вы говорите «комбинация мертвеца». – С этими словами Пул встал из-за стола. – Вернусь чуть позже. Не соприте мои денежки.

Молодые люди заулыбались. Пул вместе с Лизой и Холлисом вышли на улицу.

– Вообще-то «комбинация мертвеца» состоит из тузов и восьмерок, – заметил Холлис.

– Правда? Как глупо с моей стороны! – Пул усмехнулся и сказал шепотом: – По крайней мере раз в день я должен кого-нибудь из них надуть, иначе скверно себя чувствую.

– Вас когда-нибудь ловили на этом? – спросила Лиза.

– Разумеется. Примерно с дюжину раз. После чего Лена – это моя жена – на неделю попадала в каталажку. А ей все равно. Она гордится мною всякий раз, когда ее уводят в карцер. Прежде чем угодить сюда, она провела четыре года на лесоповале. По сравнению с тем, где она побывала, здешние камеры напоминают комнаты отдыха. В карцере ей не приходится стирать или застилать постель, поскольку там постелей просто нет. Когда она возвращается домой, я готовлю ей отменный обед.

– Но если им взбредет в голову учинить с ней что-нибудь похуже, как, собственно, и с вами?

– Могут. Однако не решаются. Я уже объяснял вам, теперь они чаще используют пряник, чем кнут. Но в один прекрасный день они снова вернутся к суровым мерам. Почему-то у меня такое чувство, что это не за горами.

– И вы по-прежнему будете нести всякий вздор о жизни Америки?

– Конечно. Видите ли, мисс Родз, вам это может показаться не очень серьезным – я имею в виду такую мелкую ложь, например, как с тузами и шестерками. Но я не забываю правдивую историю, которую как-то прочел об одном английском летчике, заключенном вместе с другими летчиками в немецком замке во время второй мировой войны. Он находился там несколько лет, конечно, не пятнадцать или двадцать, как мы. Мысль о том, что он не может причинить вред своим врагам, очень угнетала его. Тогда он решил вырезать куски из прогнивших балок замка и вставлять их в крепкие балки здания, зная, что через пятьдесят или сто лет гнить будет уже весь замок. Вы можете понять подобную психологию?

– Да, – ответил Холлис. – Я слышал подобные истории.

Пул обнял их за плечи и, понизив голос, сказал:

– Ну вот, примерно то же самое мы испытываем здесь. Только у нас современный вариант перекладин замка. Иногда я думаю об этих учебных курсах и сравниваю их с кремниевыми кристаллами. Предполагается, что мы собираем на этих кристаллах правильную микросхему, чтобы затем они смогли вставить ее в большой компьютер мозга русских курсантов. Но мы наносим на них еле заметные царапинки. Крошечные дефекты, которое минуют контроль качества. Потом русские отправляются на Запад вместе с этими малюсенькими недостатками, и возможно, большую часть времени их компьютер работает слаженно и без перебоев, или перебои начинаются не в критический момент. Но однажды, в нужное время, например, когда он будет лететь на полном ходу на высоте 26 000 футов и попытается провести какой-нибудь маневр, вот тут-то подпорченный кристаллик и треснет. И тогда это крохотное повреждение в нужном месте и в нужное время станет роковым. Это может случиться именно тогда, когда один из этих олухов сядет играть в карты с каким-нибудь парнем из ЦРУ. Понимаете?

– Конечно.

– Мы стараемся.

– Знаю.

– Кстати, вы курите кубинские сигары?

– Нет.

– А сейчас закурите. – Пул вытащил из кармана тренировочного костюма две алюминиевые трубочки и протянул одну из них Холлису, который тут же сунул ее себе в карман. – Тут списки всех американцев, которые побывали здесь в прошлом и находятся сейчас. В них даты прибытия в лагерь, а также даты смерти. Если вам удастся передать списки в посольство, это будет взрывом бомбы, полковник!

– Знаю.

– Но, может быть, посольству не нужен подобный взрыв?

– Возможно. А может быть, они сделают то, что обязаны сделать.

– Правда? Так, значит, у вас есть какая-то надежда... ладно, не стану снова расспрашивать. – И Пул переменил тему разговора: – Как вы провели утро?

– Я уверен, что вам известно о нашей встрече с Буровым. А что, это в порядке вещей, когда он приглашает к себе домой?

– Частенько. Это как приглашение к директору школы на рюмку шерри. Но наш комитет год назад запретил это. Мы ходим к нему только тогда, когда получаем непосредственный приказ отчитаться за работу. И никогда не пьем с ним, даже стакан воды. Полагаю, это оскорбило его, но теперь он ничего нам не предлагает и не требует запросто захаживать к нему домой.

– Правильно.

– Вы можете рассказать мне, что он от вас хотел?

– Ну, в основном ему хотелось нас расстрелять. Но он бы довольствовался и нашей работой здесь.

– Если бы у вас была уверенность, что он просто расстреляет вас, то я бы посоветовал вам предложить ему сменить работу. Но он будет вас допрашивать, а это не слишком приятно.

– Знаю, – ответил Холлис. – Но у нас есть выбор: или мы принимаем его предложение работать, или подвергаемся весьма неприятному допросу с применением наркотиков и детектора лжи. И в обоих случаях он собирается выудить у нас такие вещи, которые я предпочел бы не разглашать.

Пул посмотрел на Холлиса, затем на Лизу и спросил ее:

– А вы тоже из разведки?

– Да. Но только совсем недавно. Раньше я писала пресс-релизы.

– Я должен дать ему ответ в шесть часов, – продолжил Холлис. – Мы скажем ему «да», но я постараюсь потом выиграть время, прежде чем предстать перед детектором лжи.

– Зачем вам выигрывать время? – пристально посмотрев на Холлиса, спросил Пул.

Вот отличный вопрос, подумал Холлис. Как бы он хотел ответить Пулу: «Пора заставить людей в Вашингтоне пошевелиться». Сэм знал, что Айлеви представит президенту весьма убедительные доказательства того, что Лизу Родз и его, Холлиса, похитили и они не разбились при аварии вертолета, а содержатся в «школе обаяния». Также Айлеви заявит в Совете национальной безопасности, что в голове Холлиса хранится гораздо больше информации, чем бы им хотелось передать русским. Айлеви станет умасливать, упрашивать и угрожать. Сэз способен даже притащить в Белый дом генерала Сурикова и предъявить леденящий душу микрофильм с именами трех тысяч советских агентов. Этим микрофильмом он просто оглушит президента и его советников. И в конечном счете даже в Вашингтоне поймут, что необходимо что-то предпринять, и черт с ней, с этой разрядкой напряженности.

– Так для чего надо выиграть время? – повторил Пул.

Холлис не ответил на поставленный вопрос, он лишь сообщил Пулу: