Андрей Демидченко
      Вселенная, которую потерял Бог
      (ВКПБ - книга I - часть I)
      Ничто не существовало: ни ясное Небо,
      Ни величья свод, над Землею простертый.
      Что же скрывало все? Что ограждало? Что скрывало?
      Были ли то бездонные глубины вод?
      Не было смерти, и бессмертия не было.
      Не границ между днем и ночью.
      Лишь Единый в своем дыхании без вздоха,
      И ничто другое не имело бытия.
      Царил Мрак, и все было сокрыто изначала.
      В глубинах Мрака - Океана бессветного.
      Зародыш, скрытый в скорлупе,
      Под жаром пламени в природу он развернулся.
      Кто тайну познал? Кто ее повестил?
      Откуда, откуда это творение многообразное?
      Сами Боги были рождены позднее
      Кто знает, откуда величье создания?
      ТО, откуда величье творения возникло?
      Его ли Воля создала, или была безмолвна?
      Великий Ясновидец в вершинах Неба,
      Он знает, но, может быть, даже знает ли Он?
      Погружая взор в Вечность,
      За пределы ионов основания Земли.
      Ты был. И вот, когда подземный огонь
      Пробьет свою темницу, грани уничтожая,
      Ты все же будешь тем, чем изначально был.
      Вне времени, Неизменным,
      О, мысль бесконечная, Божественная Вечность!
      Риг-Веда
      Глава 1
      В необъятных просторах Вселенной жила Галактика. Самая заурядная, ничем особо не выделяющаяся от своих ближайших соседей. Обыкновенный крутящийся диск-фейерверк, от желто-оранжевой середины которого отходят в стороны, загибаясь, светящиеся рукава, состоящие из мириадов звезд.
      Жила Галактика спокойно, никого не трогала, амбиций не имела. Да и за чем суетиться? Вон сколько вокруг свободного места, где хочешь там и живи, никто не прогонит. Вспыхивали иногда редкие сверхновые звезды, разбрасывали на многие световые годы в окружающее пространства огненные внутренности, и этим все ограничивалось. Галактика на такие пустяки внимания не обращала, стоило из-за них расстраиваться. И в чем я больше всего уверен, эта звездная система была лишена способности задавать глупые вопросы. Зачем ей эта напасть, ведь, сколько она себя помнила, никому ничего плохого не сделала, некому ее было наказывать. Ведь самое страшное наказание - задавать глупые вопросы. Пока их себе не задаешь, тем самым, поступая очень благоразумно, жизнь кажется прекрасной, как чудное раннее утро с легким искрящимся туманом, оставляющим серебристые капли на трепещущих стеблях травы. А сколько, к примеру, незабываемых мгновений дарит осенний закат, когда последние лучи заходящего Солнца, миллионы раз отражаясь от бесконечных желтых увядающих листьев деревьев, озаряют все вокруг волшебным светом уходящего лета. Но все это очарование сразу и бесповоротно рушится, если у субъекта, созерцающего это великолепие природы, вдруг появляются глупые мысли и... вопросы.
      Я уверен, что эта Галактика к вышеописанному типу субъектов не относилась. И кто бы мог подумать, что внешнее благополучие скрывало под собой необъятную вселенскую скорбь и печаль. Под этой обманчивой личиной скрывалась трагедия. Трагедия, силу которой невозможно выразить и описать всеми имеющимися в наличии доступными средствами.
      Дело в том, что внутри данной звездной системы несла нелегкое бремя существования некая звезда. Одна из миллиардов. Как и галактика, звезда была типичной. Таких, как она, обычно не замечают. Был бы цвет у нее какой-нибудь необычный, особенный, так нет же - желтый. А желтого цвета в Галактике хоть отбавляй Да и ростом не вышла. В общем, обычный желтый карлик.
      Но вот если внимательно приглядеться, что, как правило, делают очень неохотно, то можно было заметить, что вокруг звезды кружатся какие-то назойливые насекомые. Да-да, кружатся и не приземляются, и не улетают. А если вы все-таки решили хоть раз в жизни сделать что-нибудь полезное и впоследствии об этом рассказывать своим внукам долгими зимними вечерами, то, сосредоточив все свое внимание, вы увидите, что это отнюдь не мошки и не бабочки, а некие небесные тела, редким роем вращающиеся вокруг звезды, и называют их здесь планетами, а светило - Солнцем. Почему? Об этом история умалчивает, но не в этом главное.
      Из этих планет, а их всего девять, восемь ни на что не годятся. Видно гражданин, который непосредственно был занят их изготовлением, очень дружил с зеленым змием, а в тот день, когда он их творил, дружба, видно, достигла своего апогея. В конечном итоге, из девяти планет, более или менее получилась одна. Не "фонтан", конечно, но жить оказалось можно. Недоделок море, они осложняли и до сих пор осложняют жизнь на этой планете, но претензии предъявлять некому. Куда пропал данный гражданин, никто не знает, хотя отдельные версии существуют. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят, или - чем богаты, тем и рады.
      Если бы, конечно пришлось выбирать, то нынешнее, с позволения сказать, место жительства, ни у кого не вызвало бы энтузиазма и, более того, гражданину, пытающемуся навязать покупателю данное место в качестве среды обитания, отвечающей всем современным экологическим требованиям, как пить дать, в пылу восстановления торжества справедливости, дали бы в морду. И данный прецедент, поверьте моему опыту, был бы самым гуманным поступком за всю историю существования вселенной. Вы хотите узнать почему? Система обогрева и подача воды никуда не годится. В одном месте жарко, в другом холодно, где-то заливают дожди, носа на улицу не покажешь, а где-то о дожде, как о явлении природы, даже и не слыхивали. Сквозняков куча, причем с разных сторон, скольких уже продуло! Да и внутри что-то не доделано, явно что-то не доложили, не досыпали. Сколько раз уже трясло. Но во всем этом, не знаю почему, но смутно догадываюсь, заключен очень глубокий и недоступный нашему пониманию смысл. На третьей планете от Солнца живут люди, задающие глупые вопросы. Их никто не заставляет этого делать, наоборот, даже отговаривают, но они упрямо гнут свое.
      Добросовестно и усердно размышляя, я, в конце концов, пришел к выводу, что, если бы планета была сотворена как надо, все системы жизнеобеспечения доведены до конца и отрегулированы, то жизнь на этой планете была бы райским наслаждением. И места глупым вопросам не осталось бы. Но этого не случилось. На земном шаре бардак и хаос. Не знаешь, где тебя подстерегает опасность, ты можешь утонуть, погибнуть под колесами автомобиля, трамвая, поезда, мотоцикла, разбиться на самолете или из-за плохого качества парашюта, заболеть опасной болезнью и умереть в страшных муках. Также ты можешь быть убитым на войне за правое дело или просто так, сгореть на костре за еретические убеждения или в собственном доме, который поджег добропорядочный сосед, отравиться, вкусно пообедав в ближайшей столовой, быть расстрелянным как враг своего народа, оказаться задушенным пышным бюстом в объятиях любимой женщины, сойти с ума и, естественно, умереть как личность от назойливой рекламы, сгореть от водки после бурных возлияний по поводу какого-то очень важного события, да сколько еще есть прекрасных и доступных способов средств и возможностей, чтобы с достоинством и честью закончить свое недолгое земное существование.
      По-видимому, все эти недоделки и недочеты отложили отпечаток на нашу человеческую жизнь. Она тоже у нас какая-то недоделанная, не отрегулированная. Мы просто вынуждены задавать глупые вопросы. Кому задавать? Себе! А кому же еще? Вот здесь и начинается трагедия. Вопросы есть, а ответов нет. Вернее они есть, но их настолько много, что они попросту теряются и растворяются в своем безмерном количестве. И, что интересно, несмотря на отсутствие ответов, вопросы продолжают возникать как из рога изобилия. Упрямо и настойчиво. Из года в год, из тысячелетия в тысячелетие. Поток их не иссякает. Откуда они берут свое начало? Где тот мощный источник, начало, с которого все и начинается?
      Когда я родился, то совершенно не подозревал, что буду задавать всевозможные глупые вопросы. Моя мама мне потом рассказывала, что в первые недели моего земного существования я спокойно спал, а рот открывал только тогда, когда был голоден или, неизвестно по какой причине внезапно терял ощущение сухости и комфорта. В глазах моих не было малейшего намека на самую страшную и беспощадную болезнь человеческой цивилизации, в их наивном и доверчивом взгляде совершенно не просматривалась даже самая незначительная предрасположенность к будущей патологической наклонности к философствованию и поиску смысла жизни. Очи светились ясным и чистым светом, как безоблачное небо в утренний солнечный день. Но болезнь во мне присутствовала уже, наверное, тогда, злорадно усмехаясь, сидела, схоронясь в засаде в тайниках души, и усердно точила кривой нож, усеянный страшными зазубринами, чтобы потом, когда пробьет условленный час, с безумным упоением и наслаждением терзать мою душу, причиняя неисчислимые страдания, тем самым разрушая мою счастливую жизнь обычного трудового человека. Глупые, бессмысленные вопросы жалящими, огненными стрелами радостно вонзались в мое беззащитное тело, со звонким хрустом раздирая живую ткань. Зачем мы пришли в этот мир? В чем смысл нашего земного существования? В чем смысл жизни? Что нас ждет после смерти? И ждет ли вообще? И, по большому счету, имеет ли какой-нибудь смысл бытие окружающей нас Вселенной?
      Алыми дымящимися ручейками стекала кровь из зияющих ран, весело журча и сливаясь в одну кровавую реку, тихо и важно несущую свои воды в далекие неизвестные пространства, где за семью печатями в ожидании своего часа хранятся ответы на глупые вопросы.
      Это случилось в одном небольшом городке, где-то в необъятных просторах России. Хотя случилось, конечно, в первую очередь для меня и для моих двоих друзей, оказавшихся участниками самых невероятных приключений, аналогов которым нет в самых сокровенных тайниках земной истории. Для остальных жителей городка, в целях необходимой конспирации, я назову его Захмыреновском, сие событие осталось совсем незамеченным, хотя городок наш не лишен людей весьма проницательных и, естественно, они не могли не заметить явлений странных и загадочных. Но, как водится, вряд ли они с кем-нибудь поделились своими подозрениями, а если все же и рассказали о них, то внимания и понимания к себе они явно не дождались.
      Как я уже успел заметить, городок Захмыреновск не страдал излишними размерами, и данное обстоятельство, конечно, накладывало неизгладимый отпечаток на его характер и быт. Находился он на бескрайних просторах Восточноевропейской равнины, на берегу небольшой мутноватой речушки с поэтическим названием Утоплинка. Жизнь каждого жителя городка в той или иной мере была связана с этой речкой. Или кто-то из близких родственников по неосторожности утонул, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, и, как обычно, его не нашли, в этой мутной воде черт ногу сломит; другой встречал живописные рассветы на заре юности со своей первой любовью; третий просто любил порыбачить с бутылочкой доброго пива, отдыхая после нудной и долгой трудовой недели. Да сколько можно найти применений столь полезной вещи как речка!
      Утоплинка тихо и не спеша, несла свои воды, грустно смотрящие на разбросанный по ее берегам Захмыреновск. О чем они думали, о чем размышляли? Может о печальной и трагичной людской судьбе, о равнодушной и безжалостной природе, заставляющей эти хрупкие и нежные создания рождаться, расцветать на краткий миг бытия, а затем обрастать болезнями и недугами, словно северная сторона пня мхами в густом хвойном лесу, и умирать, ровным счетом ничего не оставляя после себя, кроме призрачной людской памяти, выдуманной самими же людьми в отчаянной попытке найти хоть какой-нибудь смысл в окружающей их бессмысленной действительности.
      Неизвестно какими мыслями были наполнены эти мутные воды, но, вне всякого сомнения, Утоплинка таила в себе неведомую тайну, овеянную какой-то космической недосказанностью и тусклыми, еле видимыми отблесками непознанных глубин мироздания. Может быть, поэтому все, кто вдруг обнаруживал в себе настойчивое желание расстаться с жизнью, не забивал себе голову идиотскими мыслями о том, как с максимальными удобствами осуществить свою сокровенную мечту жизни. Как само собой разумеющееся в один прекрасный момент он нес к реке свое нелегкое бремя жизни и, сгибаясь под его тяжестью, с радостным и счастливым выражением лица, с чувством честно исполненного долга, топил его в зовущих водах Утоплинки заодно со своим бренным телом.
      Первые основатели и строители города Захмыреновска, по всей видимости, не дружили с такой серьезной и нужной наукой, как геометрия. По другим предметам может, и были у них положительные отметки, но только не по геометрии. Меня не оставляет в покое мысль, что в старые добрые времена общеобразовательная школа имела на вооружении более радикальные меры по борьбе с хронической неуспеваемостью, чем нынешняя ставшая слишком демократической. И во исполнение какого-то очередного указа древнего министерства просвещения все, показавшие за время обучения неудовлетворительные знания по геометрии, были собраны вместе и, от греха подальше, сосланы в земли нехоженые, земли не паханные. Сей факт, вне всяких сомнений, сосланных сильно обидел и оскорбил, причем, по их мнению, незаслуженно. А если копнуть поглубже местные архивы, проявив большое усердие, то обнаружится, что первым директивным актом ссыльных был указ "Об особом порядке застройки города Захмыреновска", в котором под страхом смертной казни запрещалось строить дома в ряд, или, что еще хуже, чтобы их расположение напоминало форму какой-нибудь геометрической фигуры. Поэтому, обычных улиц, к которым мы привыкли, в городе нет. И пытаться найти нужный вам дом по адресу совершенно бесполезно. Каждый дом стоит на своем особенном месте с таким гордым видом, словно он здесь один, заслуживающий внимания, а все остальные - случайное недоразумение.
      Если вам случится побывать в Захмыреновске в период дождей, что, кстати, случается довольно часто, то бывалые жители вам настойчиво посоветуют оставаться дома и не выходить ни в коем случае на улицу, так как если вы и выйдете, то этим все и закончится. Дело в том, что городок из-за своих архитектурных особенностей не подлежал асфальтизации. Наша промышленность еще не освоила выпуск асфальтоукладчиков и катков, обладающих способностью ездить по так называемым "улицам" Захмыреновска.
      Словно осознав некоторую нелепость ситуации, следующие поколения захмырян решили хоть как-то исправить положение. Ни один год велась дискуссия, работала авторитетная комиссия, и единственным результатом ее работы стало заключение о том, что выходом из создавшейся ситуации будет массовый общегородской субботник, на котором рекомендовалось насадить всюду и побольше деревьев, дабы хоть как-то скрыть архитектурные особенности славного города Захмыреновска. Горожане с энтузиазмом принялись за работу, и в итоге город через пару десятилетий украсился пышной зеленью. Каждый дом имел большой участок земли и, как правило, внушительных размеров сад, за которым более или менее ухаживали хозяева. Но основная масса деревьев, все же росла где попало, по-видимому, всосав корнями стойкое отвращение первых основателей города к геометрии и к какой-либо симметрии вообще.
      Мой дом находился на одной из окраин Захмыреновска, почти у самой Утоплинки. За рекой плотной стеной темнел могучий лес. Он вольготно спускался к самому берегу и неподвижно замирал, любуясь своим отражением в воде. Сразу за моей калиткой начинался пологий спуск к воде, заканчивающийся небольшим глинистым обрывчиком. Этот участок земли всегда, естественно кроме долгой зимы, был покрыт густой и сочной травой, и здесь находила себе приют самая разнообразная живность, выполняющая функцию домашнего хозяйства.
      Дом, сложенный из старого кирпича, имел самые скромные размеры. Высокая крыша с шикарным резным коньком придавала ему аристократический вид. С одной стороны к нему примыкала обширная беседка, где я один или с друзьями часто проводил часть свободного от забот времени. Рядом с домом произрастал сад. Я не знаю, кто и когда этот коллектив деревьев самых разнообразных видов, не имеющих к культурным плодово-ягодным видам никакого отношения, назвал садом. Так его называла моя ныне покойная бабка, поэтому к этому названию я привык, а во времена ее молодости - ее бабка тоже так величала рассматриваемую территорию, поросшую древесной растительностью, а в дни юности этой бабули.... В общем, название "сад" передавалось из поколения в поколение. Хотя если придраться к названию, то выяснится, что под понятие "сад" мой сад не попадает. И если бы в нынешний век высоких информационных технологий, небывалого развития селекции и генной инженерии кто-нибудь вдруг воспламенел желанием заложить сад, подразумевая его нынешний видовой состав, в надежде собирать в будущем хорошие урожаи, и поведал о своей затее широкой общественности, он был бы попросту зверски убит любым добропорядочным гражданином, знающим азы биологии, дабы не допускать подобного безобразия, порочащего человеческий род.
      Но, несмотря на все вышеописанные недостатки, сад мне очень нравился. Он так таинственно шумел листвой и терся о шифер крыши, весной же, просыпаясь после глубокого зимнего сна, наполнял все вокруг волшебным дыханием жизни, а знойными летними днями заботливо укрывал под своим раскидистым шатром, даря упоительную прохладу и свежесть, что я прощал ему скудность, а временами и полное отсутствие урожая.
      В этом месте, я думаю, самое подходящее время познакомить Вас, дорогой читатель, со мной и моими друзьями. Я считаю это необходимым, так как наши персоны будут постоянно фигурировать на страницах настоящего повествования, и вполне закономерно, что вам захочется узнать побольше, что, в сущности, мы из себя представляем. Зовут меня Феофилакт. Вы не ослышались - Феофилакт. Я почему-то уверен, что когда моя мама собиралась меня произвести на свет божий, ее кто-то сильно и незаслуженно обидел. И всю злость, до краев наполнившую ее душу, она решила вымести на мне, и, перерыв горы литературы и найдя то, что нужно, она назвала меня таким именем. Назвала, чтобы я всю жизнь мучился и своими мучениями отрабатывал по крупицам причиненную ей обиду. Аналогичный случай, как пить дать, произошел и с моей бабкой по отцовской линии, ибо отчество звучало не лучше: Харлампович. Теперь соединим вместе имя и отчество и посмотрим, что же получится: Феофилакт Харлампович! Ну, как, звучит? Да, тяжелое время, трудные судьбы были у наших родителей. Но все же нужно попытаться их понять, понять и простить.
      Во всем остальном я на высоте: рост метр восемьдесят восемь, широкие плечи, узкие бедра, в меру упитан, волосы густые русые, правильные черты лица. Во взгляде серо-голубых глаз почти всегда искрятся смешинки, и игриво струится тот обворожительный блеск, который так нравится женщинам. По крайней мере, некоторые из них мне об этом говорили. Ко всему прочему мать наша природа наградила меня чистым и сильным голосом, не чуждым вокальному искусству. Когда я узнал об этой замечательной своей особенности, то сразу решил закрепить достигнутый успех и в короткий, по сравнению с вечностью, срок освоил игру на гитаре. Соединив то и другое, я обнаружил довольно неплохой для жителя провинциального городка результат. И когда в самой непритязательной компании или в высоком аристократическом обществе я брал в руки гитару и начинал петь какую-нибудь первую, пришедшую на ум душещипательную песенку, равнодушных не оставалось. Волшебная сила моего искусства завладевала всеми, окрыляла и уносила их в далекие края хрустальной мечты. В дополнении ко всему выше сказанному я всегда имел вид подтянутого и опрятно одетого мужчины, к этому меня обязывала еще и моя профессия. Я работал учителем. Захмыреновск содержал несколько школ, кажется пять или шесть, не больше, на остальных ему не хватило бы ни сил, ни здоровья, ни средств.
      Та, в которой я работал, была двухэтажной, сложенная из красного кирпича, она гордо красовалась сверкающей оцинкованной крышей, случай для школ, кстати, очень редкий. Каждое утро молодое захмыреновское поколение, хлопая сонными глазами и на ходу дожевывая наспех "проглоченные" бутерброды, спешило в школу грызть гранит науки. Пользы, конечно, от этого кроме поломанных зубов, изъеденных кариесом, и в конец испорченной осанки не было никакой. Впрочем, для молодого поколения сей факт, оставался покрытым мраком неизвестности. Да и за чем им было знать? Если сия тайна окажется, не доведи Господь, открытой, то мы, учителя, останемся до скончания века без работы, а предоставленные самим себе "цветы жизни" начнут курить, пить, хулиганить, заниматься рэкетом и нарушать общественный порядок, так горячо любимый старшим поколением города. Поэтому нынешнее положение всех устраивало, и все без исключения оставались довольными.
      К работе своей я относился спокойно, без рвения, возникающий иногда энтузиазм всячески старался ограничивать или переносить на любой другой вид деятельности. Но не подумайте, что я лентяй или профессия учителя мне не нравилась. Просто специфика нашей захмыреновской жизни такова, что исполнение своих служебных и профессиональных обязанностей с изрядной долей пылкого энтузиазма грозит всякими разными неприятностями, а порой даже и смертельным исходом. На памяти жителей города, в том числе и моей, еще свеж один типичный случай с одним не в меру инициативным учителем, зарабатывающим себе на хлеб в нашей школе. Этот умник, вычитав где-то слова о том, что задача любого учителя заключается в том, чтобы заронить в душу каждого учащегося искорку света, стал претворять в жизнь сей тезис столь настойчиво и усердно, что в конечном итоге данное обстоятельство не могло не привести к катастрофе. Не выдержав бесконечного потока жгучих искорок света, которыми засевал своих учеников горе-учитель с самыми высокими благими намерениями, школьники, проявив чувство здорового оптимизма, собрали все ненавистные им искорки в один большой костер и сожгли дом несчастного сеятеля к чертовой матери вместе с ним самим. Многие тогда приходили любоваться на это красивое зрелище (к слову сказать, в Захмыреновске, вследствие сырой погоды пожары очень редкое явление). Когда это произошло, по городу прокатился вздох всеобщего облегчения. День был объявлен нерабочим, и на общегородской сходке граждан единогласно постановили: впредь каждый год в этот день не работать и не учиться, а проводить массовые гуляния по полной программе, утвержденной местным отделом культуры, а именно: с выпивкой, танцами, битьем лиц и прочими формами и средствами выражения народной радости и веселья. А на месте дымящегося пожарища решили разбить городской парк и построить новый шикарный ресторан, профинансировать строительство которого обязалась какая-то зарубежная фирма.
      Или вот аналогичный случай с, несомненно, очень талантливым и одаренным учителем музыки, выбравшим совершенно не ту точку приложения своего таланта какую следовало бы. До чего же люди порой бывают лишены способности предвидеть последствия своих поступков. А потом, когда результаты совершенных ошибок, войдя в противоречие с логикой жизни, тычут их физиономии в грязь, они готовы обвинять в своих бедах кого угодно несчастную судьбу, злой рок, божий промысел, жидомассонов, ЦРУ и т.д., но только не себя. Этот учитель любил музыку, горел музыкой, жил музыкой и по простоте душевной требовал того же от своих учеников. Он заставлял их не только зубрить нотную грамоту, осваивать игру на каком-нибудь инструменте, но даже пытаться сочинять музыку и исполнять свои, с позволения сказать, произведения на стареньком пианино, скромно стоящем возле доски в музыкальном классе. Если бы только знало несчастное пианино, какая печальная судьба ему уготована. Продолжаться достаточно долго данное "безобразие" не могло. Это подтверждает учебный курс мировой истории, и, в частности, раздел, изучающий национально-освободительное движение угнетенных народов. Кончилась эта история тем, что в темную ночь, боевая бригада захмыреновского национально-освободительного движения выловила глашатая волшебного мира музыки, связала его, засунула в вышеупомянутое старенькое пианино и отправила вниз по течению реки со страстной надеждой, что предпринятое с их помощью плаванье в медленно и важно текущих водах Утоплинки под чистым, звездным небом, навевающим мысли о беспредельном и вечном, в мягком и убаюкивающем стрекоте неугомонных цикад на фоне таинственного шелеста причудливых в ночном мраке деревьев, тихо машущих вслед, навеет прекрасные и мелодичные аккорды какой-нибудь сюиты или рапсодии, внеся тем самым бесценный вклад в сокровищницу мировой культуры. Спустя три недели сей плот, где за время его путешествия творились гениальные и бессмертные музыкальные произведения, был выловлен спасателями далеко от города Захмыреновска. Пассажир плота представлял собой жалкое зрелище. Он так и не смог оправиться от высочайшего взлета музы и вдохновения, перенесенного им во время столь продолжительной творческой командировки, и был помещен в психбольницу, где прожил долго и умер счастливо, с улыбкой на устах и с чувством выполненного долга.
      Второго участника описанных ниже событий звали Михаил. Это имя грамотно и красиво с изяществом было написано в его паспорте, но в Захмыреновске все, кто его знавал, предпочитали называть - Майкл. Не погрешу против истины, если скажу, Майкл - типичный представитель российской глубинки. Глядя на его физиономию, возникает непреодолимое желание заложить в ломбард последнюю рубаху и на вырученные деньги выпить хотя бы пива. Во всем остальном мой друг был человеком глубоко порядочным и надежным. На него с уверенностью можно было положиться в любом мероприятии, если, конечно, по времени оно не совпадало с "состоянием усталости". Если усилием воли подавить в себе упорное желание выпить пиво и заставить себя провести дальнейший осмотр типичного представителя российской глубинки, то с большой долей вероятности можно остаться вполне довольным проделанной процедурой. Рост средний, телосложение атлетическое, ничего лишнего. В руках ощущается огромная физическая сила, которая в считанные секунды может скрутить вас в бараний рог. На лице выражение полного спокойствия и я даже бы сказал, холодного равнодушия. Взгляд серых глаз плавно, с достоинством скользит по вас, и, не найдя ничего заслуживающего внимания, не проявив малейшей капли интереса к вашей личности, вновь устремляется в только ему ведомые дали и пространства. И есть только два звука во Вселенной, способных пробудить его к жизни, разбить на миллиарды осколков сковавшую душу скорлупу отчужденности и космического холода, вырвать его из цепких объятий мертвого равнодушия и безразличия. Звон стеклянной посуды и шелест льющейся жидкости, как звон огромного колокола, своей непомерной мощью разрушающего все вокруг, заставляют его глаза брызнуть двойным фонтаном ожившей энергии жизни и кипучей жаждой деятельности. И в этот самый момент Майкл готов на любой самый смелый, отчаянный и героический поступок; способен совершать поистине невероятные чудеса и знамения, а чувство самопожертвования во имя ближнего в самые короткие сроки достигает заоблачных высот. "Просите, и дано будет вам". И если вам посчастливилось обратиться к нему с просьбой в ту самую минуту или еще самим стать инициатором столь бурных превращений, используя давно проверенный и испытанный способ, то считайте, что успех вам гарантирован.
      Полной противоположностью практически во всем, что имеет отношение к личностным качествам человека, представляет собой третий соучастник описываемых событий - Георгий, или просто Жора, а еще лучше - Жорж. Когда Жорж будет лежать на смертном одре и взгляд его уже слегка затуманенных глаз будет устремлен в потолок, а грудь с огромным усилием еле втягивать в себя так необходимый для жизни воздух, а пузатый поп в рясе, размахивая чадящим кадилом, спросит его о последнем желании на закате бренного земного существования, то Георгий, собрав все оставшиеся силы в один мощный кулак и с огромным усилием двигая уже застывающим языком, произнесет: "Приведите мне женщину!" Не подумайте, уважаемый читатель, что я преувеличиваю и передергиваю факты, слепо следуя и подчинясь безудержно разыгравшейся больной фантазии. Существует достаточно большое количество прямых и косвенных фактов и улик, в большей или меньшей степени подтверждающих данное утверждение.
      Совсем недавно, проводя какой-то очередной социологический опрос жителей Захмыреновска, ученые- исследователи неожиданно столкнулись с редким единодушием и сходными точками зрения на некоторые общественно-политические проблемы города и пути их решения. При ответе на вопрос "Какая сторона многогранной общественной жизни Захмыреновска осталась на ваш взгляд наиболее постоянной и стабильной в нынешней неспокойной и быстро меняющейся жизни?" жители города дружно ответили: - "сексуальная жизнь нашего уважаемого жителя - Жоржа, живущего под лозунгом - "Новый день - новая женщина!". И стоит отметить, активно воплощающий сей славный лозунг в жизнь. Единственная трудность заключалась в том, что количество особей женского пола, проживающих в городке в качестве сексуального партнера, довольно сильно не совпадало с числом дней в разнообразной и насыщенной жизни ловеласа Захмыреновска. Но, к счастью, Жорж обладал плохой памятью на лица, позволяющей не замечать встречающиеся, бывало, повторы, а если это не срабатывало, он утешал себя мыслью, что новое - это хорошо забытое старое.
      Если сей факт, вас ни в чем не убедил, зайдите как-нибудь в школу, задайте первому попавшемуся школьнику такой вопрос: "Можно ли сосчитать все звезды во Вселенной?" На что последует незамедлительный ответ: "Звезды во Вселенной и любой дурак может запросто сосчитать, лишь бы было в достатке свободное время и желание. Но вот если попытаться подвергнуть счету количество женщин, побывавших хотя бы раз под сексуальным гигантом Жоржем, то вряд ли хватит и семи вечностей плюс одна вечность на плановые перекуры".
      Мимоходом вы также узнаете о самой сокровенной и вряд ли осуществимой в данном цикле существования мечте всех юношей Захмыреновска - найти себе спутницу жизни, не имеющую близкого знакомства с Георгием. А, заглянув на урок истории, вы убедитесь, что самой выдающейся и легендарной личностью двадцатого века является опять же он.
      Из всего этого человек вдумчивый и обладающий даром интуиции в конечном итоге проникнется мыслью, что все школьники являются его детьми, и может быть даже весь Захмыреновск является его большой семьей.