— Ну-ну, всё хорошо, ребята. — Я похлопал их по вздрагивающим от рыданий спинам. Позади них двое толстых полицейских сжимали кулаки и покашливали. Потом один не выдержал, повернулся и побежал куда-то, вытирая кулаками глаза. Я мимоходом подумал, что, может быть, с этой страной не так уж всё плохо, если полицейских еще трогают детские слезы. Сразу же после до меня дошло, что ничего хорошего быть не может, раз кто-то становится причиной этих слез. Челюсти свело судорогой. — Ведь вам уже по одиннадцать лет, вы еще не привыкли, что взрослые — это банда придурков?

Второй, приятель Фила, захихикал, утирая глаза. Фил тоже прыснул. Стало чуть веселее. Еще один из полицейских шмыгнул носом.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — пробормотал он.

Я выпрямился и покачал головой.

— Как тебя зовут?

— Бинки, — тихо сказал русоволосый мальчик. — Бинки Дельбарр.

— Бинки, очень хорошо. Скажи мне — сообщить твоим родителям, или ты хочешь несколько оставшихся дней до конца лагеря провести с нами, а родителям мы позвоним уже под самый конец?

— Ну, я бы хотел так, — довольно непонятно ответил он, перед этим бросив взгляд на Фила, который подмигнул ему. Они уже начинали приходить в норму. Судя по всему, нам предстояли несколько неплохих дней. Я был согласен на них всей душой, и даже не на несколько дней, а месяцев. — Если бы мы с Филом…

— Ну, значит, решено. — Я облегченно вздохнул и осмотрелся вокруг. Нужно было начинать подытоживать происшедшее. Саркисян, как я заметил, разговаривал с исключительно худым для этих мест полицейским. Наверняка комиссар. Ладно. Что еще — ага, сообщить в лагерь о том, что ребята живы и здоровы и что мы забираем Бинки к себе. Пусть не сходят с ума. Найдя взглядом агента с наушником в ухе и шариком микрофона у рта, я попросил его включить свой телефон и объяснил зачем. Он кивнул и достал трубку из кармана.

— Фил, вы хотите есть? Пить?

Фил покачал головой, а затем, обменявшись взглядами с Бинки, кивнул мне, чтобы я к нему наклонился.

— Пап, у нас штаны описаны, а в одеялах жарко, знаешь? — прошептал он.

Я почувствовал, как мое сердце сжимает ледяная рука ненависти. Убью, убью каждого, кто каким бы то ни было образом будет виновен в том, что двое мальчиков описались. Я не знал, удалось ли мне не заскрежетать зубами на всю улицу.

— Проклятье! Сейчас! — пробормотал я.

Я огляделся. Рядом был магазин одежды, а его хозяйка, как и все, кто оказался поблизости, стояла на пороге. Ей будет о чем рассказывать всю оставшуюся жизнь, пока же, прикрыв рукой глаза, она лишь всматривалась в нашу группу. Подбежав к ней, я купил две пары брюк, белье и рубашки. Подавая мне товар, она беззвучно шевелила губами — то ли подсчитывала цену, то ли хотела о чем-то спросить, но не осмеливалась. Вернувшись со свертками, я забрал ребят в вертолет. С завистью я слушал, как они начали спорить по поводу мощности двигателя, забыв, что в течение почти суток находились в руках похитителей. Я подождал, пока ребята поздороваются со скулящим от радости Монти, а затем они пошли в душ. Чистые, со стекающими с волос каплями воды, мальчики уселись передо мной и Саркисяном.

— Ну, так что вам известно о похитителях? — спросил Дуг.

— Ха! Много чего!

— Как вас похитили? — вмешался я.

— Мы не знаем. Мы спали и проснулись в их фургоне. А в этом подвале…

— Фил, дорогой. Всё по порядку, а Бинки будет дополнять, ладно?

— Ладно. Мы очнулись в машине. Фургон с затемненным багажником. На руках у нас были наручники, пластиковые. Мы ехали час, полтора, да? — Бинки кивнул. — Я описался, — признался Фил. Я стиснул кулаки. Они мне за это заплатят. — Пап, когда его поймаете… дашь ему пинка за мои мокрые штаны?

— Обещаем! — ответил Саркисян, подняв руку.

— Только я не от страха описался! — продолжал Фил. — Я хотел оставить след в машине, чтобы легче можно было ее опознать!

Мы остолбенели. Слушавший нас и всё записывавший агент тоже остолбенел, а когда пришел в себя, покачал головой и одобрительно причмокнул. Второй просто сидел с разинутым словно ковш экскаватора ртом. Я тоже почувствовал, что обрету дар речи, лишь стиснув зубы, и сделал это столь энергично, что даже стало больно.

— Ты же сам говорил, что чем больше следов, тем лучше, да? — допытывался Фил, будто не видя наших вытаращенных глаз, но я уже знал, что он прекрасно всё видит. Без преувеличения — подросток может ошеломить нескольких асов криминалистики, но, черт побери, он не в состоянии дурачить их дольше, чем несколько минут. — Да или нет?

— Ну… да…

— Потому я и описался, а потом убедил Бинки, что и он должен сделать так же. Ага! — Он неожиданно вскочил, причем столь резко, что подпрыгнул и я. — На левом ботинке, с внешней стороны подошвы, должна быть кожа одного из них. Я специально пнул его так, чтобы содрать кожу, ну, знаешь, ДНК и всё такое прочее.

Он скромно обвел нас взглядом. Бинки смотрел на него как на божество. Я знал, кто будет главным в ближайшие дни и годы существования этой парочки.

Я посмотрел на Дуга. В его глазах появилось нечто, чего я еще не видел. Его подчиненный вскочил и помчался в душевую. Несколько секунд спустя он вернулся с ботинками и бросился с ними в лабораторный отсек.

Я закурил. Собственно, дело можно было считать законченным.

— Ну, и еще… — Фил не собирался отдавать инициативу. — Они на нас надели такие шлемы, что вся картинка была размыта, а слышно было как из машины… С такими отзвуками, эхом и бурчанием… Оба похитителя были одеты в темные комбинезоны…

— Но один был женщиной! — вмешался Бинки, к которому вернулось присутствие духа.

— Да! Женщиной! — подтвердил Фил.

— Откуда вы знаете?

— Это Бинки! — похвалил приятеля Фил. — Он заметил, что когда один из них шел в туалет, то сиденье после него было теплое. Он мне сказал, и я проверил — каждый раз, когда тот, что пониже, шел в туалет, я шел после него. И всегда сиденье было теплое, даже если он ходил только пописать! То есть это должна была быть ба… женщина.

— Ну да, должна была. — Дуг посмотрел на своего сотрудника, тот подмигнул ему, продолжая стучать по клавиатуре. — Что-нибудь еще?

Мальчики задумались.

— Ну… — Фил поморщился и посмотрел на Бинки. Тот пожал плечами:

— Если быстро поймаете подозреваемых, то есть способ их инден… индети… — Он глубоко вздохнул. — Их опознать. Просто я наплевал на их полотенце в ванной, так что на них должны остаться следы моей ДНК, — с умным видом сказал он.

— Какой ДНК? — толкнул его ногой мой сын. — Естественно, по составу слюны тоже можно опознать, но ДНК там нет. Правда?

— Может быть. — Я не хотел, чтобы Бинки было обидно из-за того, что он так оплошал. — Могут быть частички кожи с языка, например. Во всяком случае, это наверняка пригодится. Представляете — завтра в Канаде задерживают пару преступников, а они запираются, мол, у них алиби… А мы им — пожалуйста, вот слюна некоего Бинки на твоих, гад, руках…

— Ну вот видишь?! — подскочил Бинки.

Фил снова поморщился, но возражать не стал. Однако не в его стиле было завершать дискуссию без ощущения собственной победы. И в кого только пошел этот мальчишка?

— О, еще знаешь что, пап? Бинки жалел, что его папа еще не разрешил ему вживить личный чип. Если бы у кого-то из нас был в пальцах такой чип, то у похитителей не было бы никаких шансов, нас бы сразу обнаружили…

По спине у меня пробежали мурашки. Я молчал. Бинки хлопнул в ладоши:

— Именно! Через полчаса у полиции были бы о нас все данные!

— А ты не помнишь, похитители проверяли ваши руки? — спросил я.

— Конечно! — крикнул Фил, прекрасно зная, к чему я веду.

— Ну так вот вам и ответ. — Я воспользовался множественным числом, чтобы сгладить конфликт.

— Но… что? — спросил сконфуженный Бинки.

— То, глупый, что у этих похитителей было хорошее оборудование, — быстро сообщил ему мой сын. — Если бы у нас были чипы, то они бы их заглушили или — в худшем случае — вырезали под наркозом. — Я попытался вмешаться, но Фил успел закончить: — А еще они могли бы отрезать нам пальцы и бросить в какой-нибудь едущий в другую сторону поезд или автобус, чтобы сбить с толку погоню! Соображаешь?

Бинки побледнел и застыл с раскрытым ртом. Мне пришлось вмешаться, и притом быстро: оба получили по огромному гамбургеру и по стакану колы. Пока они отрывали куски белыми молодыми зубами, мы с Саркисяном прошли в другой конец салона отлить и покурить. Я расслабился. Нервы пришли в норму. Мне перестало казаться, будто кто-то залил мои внутренности мексанитовой смолой. Я вновь ощущал собственные кишки и мочевой пузырь. Раньше я не знал, какое это удовольствие — свободно подойти к писсуару.

— Когда эта парочка смылась? — спросил я, лениво потягивая виски.

— Если верить ребятам… Впрочем, нет причин им не верить! — быстро поправился Дуг. — Часов семь-восемь назад.

— Они могут быть уже в Непале, — пробормотал я.

— Угу…

— Честно говоря… — начал я.

Я хотел сказать, что скорее всего даже не буду настаивать на поисках, что я счастлив, что всё так закончилось, что я почти благодарен похитителям. Затушив сигарету, я пошел к мальчикам, но, слыша разглагольствования Фила, прошел мимо их дивана и сделал вид, будто ищу что-то в стенном шкафчике. Мой сын, обрадованный наличием слушателя, гладко излагал:

— Это только так кажется — чипы в двух пальцах. Вроде здорово — подходишь к автомату с буррито, проводишь перед датчиком пальцами и получаешь еду, да? Или заходишь в телефонную будку и набираешь номер, аппарат сам прочитает, что у тебя есть счет, что ты платежеспособен, что можешь звонить. Или платишь в магазине, в такси… — Он сделал умное лицо и закончил: — Это только так кажется. Во-первых — в этой стране всё еще есть уроды, которым верится, что если они отрежут тебе пальцы, то смогут воспользоваться твоим счетом. Так-то вот… — Он шмыгнул носом. Бинки молчал и думал. — А с другой стороны, чипы — это только начало, вершина айсберга…. Смотри: что мешает вживить такую штуку, что, когда ты себя плохо чувствуешь, просто набираешь код и через долю секунды получаешь разряд в нужную часть мозга и чувствуешь себя как в раю? А еще — управление, например, едой и прочим… Зачем быть голодным в автомобиле? Блокируешь голод, а разблокируешь дома или в ресторане. То же самое…

Я знал, что будет дальше, в конце концов, это был фрагмент моего интервью для «Красного карлика». Сейчас должна была последовать сентенция насчет секса. Я оторвался от шкафчика, но не успел ничего сказать. Фил крикнул:

— Папа! Смотри… Монти!..

Я вскочил и подбежал к ним. Монти стоял и трясся как в лихорадке. Он не видел меня, не чувствовал руки Фила у себя на загривке. Я услышал, как за моей спиной Саркисян кричит, чтобы из лаборатории пришел кто-нибудь с противоядием. Я подхватил пса под живот, но бежать было некуда. Монти застыл неподвижно и вдруг издал вой, которого, как я уже знал, я не забуду до конца жизни. Хриплый, протяжный, с жутким призвуком в конце. Фил стоял на коленях по другую сторону от пса, из глаз его текли слезы. Неожиданно Монти повернул голову ко мне и еще раз взвыл. Потом сунул нос мне под мышку и замер.

Подбежал кто-то из сотрудников Дуга со шприцем в руке и в замешательстве остановился.

— Что случилось? — наконец спросил он.

Вокруг меня и стоящего неподвижно Монти собралась толпа: Фил на коленях, рядом Бинки, Саркисян, двое агентов и врач с антидотом в шприце.

— В самом деле… что случилось… — выдавил я. Слегка отодвинувшись, я посмотрел Монти в глаза.

Взгляд его был мутным, словно глазные яблоки заполнила вода с молоком. Кончик носа был горячим, почти обжигающим.

— У него, кажется, температура, — сказал я врачу. — Сбейте ему как-нибудь жар.

— Но это не выход, — возразил он. — Нужно выяснить причину!

Он выглядел не вполне уверенно, я тоже.

— Он не ел ничего часа четыре, может быть, больше. Отравление исключается! Сделайте что-нибудь с температурой. И дайте снотворного. — Я немного подумал. — Дело в чем-то другом.

— Но в чем? — спросил Саркисян, когда врач побежал в лабораторию.

Я пожал плечами. Откуда мне было знать? Еще три минуты я ничего не знал. Потом позвонила Пима.

— Оуэн… Мы возвращались с Фебой из парка… Какой-то фургон проезжал мимо, кто-то высунулся и выстрелил в Фебу… Два выстрела, и… оба смертельные!.. Оуэн?..

— Да… — прохрипел я. — Я тут…

— Приезжайте быстрее… Я…

— Успокойся. Мы недалеко. Еще… — я посмотрел на Саркисяна, он показал мне палец, — чуть меньше часа. А где была твоя охрана?

— Они охраняли меня, про собаку никто не думал. Но это… Феба… — Она всхлипнула. — Ребята из охраны обстреляли фургон и погнались за ним и нашли его двумя улицами дальше. — В кармане Саркисяна раздался звонок телефона, видимо, его подчиненные звонили с докладом. — Какая-то фирма по ремонту холодильников…

В ушах у меня раздался звон всех колоколов мира.

— Что ты сказала? Холодильников?

— Да, но какая разница? Такой фургон в форме холодильника… Их десятки ездят по городу… А Феба… — Она расплакалась.

Мне удалось разжать судорожно стиснутые челюсти.

— Послушай, сделай себе чего-нибудь выпить и жди нас.

Я отключился и, подождав, пока Саркисян закончит выслушивать доклад, отозвал его в другой угол салона. Мы закурили. У меня дрожали руки. Дуг прекрасно владел собой, но пальцы у него были ледяные — я почувствовал их холод, когда он успокаивающе похлопал меня по руке. В его черных глазах мерцало нечто, что я до сих пор видел лишь однажды, и уже тогда радовался, что эта ярость во взгляде адресована не мне. Я потер ладонями лицо.

— Можешь считать меня идиотом, но всё дело в том проклятом холодильнике, — сказал я. Он молчал. — Смотри — я послал в прошлое вонючую бомбу, вор проблевался и всё, больше ничего. То есть — не то. Но прошло две недели, я выслушал рассказ про этот дурацкий сон, и сразу — на тебе! Считай: раз — несчастный случай с Веринчи, два — бессмысленный визит ко мне в дом, если не считать его демонстрацией силы, три — похищение Фила… И теперь…

— Можешь и меня считать идиотом, но подобная мысль уже несколько часов не выходит у меня из головы. Только как я мог признаться, что чувствую себя идиотом?

Почти одновременно мы набрали в грудь воздуха и уставились друг на друга с глупыми физиономиями.

А какие еще они могли у нас быть?

Саркисян глубоко затянулся и полминуты удерживал дым в легких.

— Оуэн, я вызову Ника Дугласа. — Он немного подождал, но я не протестовал. — Кроме того… — Он запнулся. Господи, Саркисян запнулся?! — Слушай, не пойми меня неправильно, но… ты в состоянии хладнокровно и вразумительно…

— Не знаю, — ответил я на незаконченный вопрос. — Но если мы не попытаемся, я так этого и не узнаю. — Я покачал головой. — Надеюсь, что я могу хладнокровно оценивать то, что происходит вокруг меня. В конце концов… — Я не договорил, лишь посмотрел через плечо на сидящего на полу сына. — Черт побери, что им мешало…

Дым попал мне в глаз. Я вытер слезы.

— Оуэн… Я как раз хотел сказать, что произошло нечто страшное и необъяснимое… Но, знаешь…

— Знаю, я жив, живы Фил и Пима…

— Мы спрячем вас так, что никто не найдет… Но с этим как раз всё ясно, я же хочу тебе сказать, что наши противники оставили столько следов, что хотя бы один из них должен сработать. Смотри — покушавшиеся на Веринчи, похитители, теперь эти… Они не могут от нас уйти!

Он был прав. Противники, кем бы они ни были и что бы ни было причиной их гнева или беспокойства, действовали в нескольких направлениях, и где-то обязательно должна была найтись оплошность, недосмотр, слабина. Хотя бы та ДНК на подошве, или моча на коврике в машине. Я вспомнил слова Фила насчет двух отдельных пинков, и поклялся, что каждый, кто имел хоть какое-то отношение к этому делу, получит тысячи, миллионы пинков, столько, сколько выдержат мои ноги, а если нет, то я куплю для этой цели специального робота. И пинков этих хватит на то, чтобы вырыть новый, более длинный, глубокий и широкий Большой Каньон.

Так я себе пообещал.