* * *

Автоматический дезинфектор совершал свое путешествие по коридору реанимационного отделения четырежды в сутки. Похожий на большой поршень без дна, он бессмысленно и упрямо пытался сжать воздух в четырехугольном цилиндре. На меня он наезжал уже девять раз и теперь снова остановился, терпеливо ожидая, пока я пройду сквозь него, словно дрессированный тигр через горящий обруч. Дальнейший его путь лежал в конец коридора, к окну, где он особенно тщательно очищал стены и пол от занесенных мной бактерий. Каждый раз, когда я готовился к прыжку через обруч, он опрыскивал меня облаком какого-то препарата, благодаря чему я уже, наверное, после второго раза весь провонял специфическим больничным запахом чистоты, свежести и болезни. После каждой дезинфекции я шел в туалет, чтобы хотя бы с лица и рук смыть осадок этой дряни. Когда я в девятый раз вернулся из санузла и оперся о стену у окна, до меня донесся шепот:

— Эй! Подойдите, пожалуйста!

В глубине коридора стояла медсестра, положив руку на дверную ручку, а второй рукой подзывая меня, словно одного лишь шепота было недостаточно. Я быстро преодолел разделявшее нас расстояние, но она загородила грудью дверь и остановила меня жестом раскрытой ладони.

— Он пришел в себя, — проговорила она медленно и отчетливо, словно опасаясь, что я плохо владею американским английским и могу ее неправильно понять. — Никаких разговоров! Его может убить даже чуть более громкий звук. Мы лишь потому вас пускаем, что он постоянно вас зовет и волнуется. Пожалуйста, успокойте его и сразу уходите.

— Хорошо, сестра. Обещаю.

Она вглядывалась в меня четверть минуты, ища в моем взгляде хоть какой-то повод, который позволил бы ей взять свои слова назад. Сестре больше всего на свете хотелось не пустить меня к Яйо, но ей ничего не оставалось, кроме как отойти в сторону, бессильно скрипнув зубами.

Я коснулся кончиками пальцев ручки и, когда дверь ушла в стену, вошел в палату. В трех шагах от меня, опутанный разной толщины проводами и трубками, лежал на койке Яйо. Сквозь паутину, оплетавшую его тело, словно несколько слоев сетки, виден был лишь один глаз, правый. Секунду спустя, когда он заговорил, приоткрылась маленькая щель на месте рта. Приподнявшееся веко ненадолго открыло глазное яблоко, мутное и с кровавыми прожилками. Шепот был едва слышен. Я склонился над ним. Он хотел что-то сказать. Только услышав одну и ту же последовательность звуков раз, наверное, в пятый, я наконец понял и, попытавшись придать своему лицу бодрое выражение, выпрямился. Чтобы улыбнуться, мне потребовалось не меньше усилий, чем для того, чтобы вытащить грузовик из заболоченной ямы, но мне все же удалось ненадолго приклеить улыбку к лицу.

— Хорошо, Яйо. Буду иметь в виду, обязательно. Не беспокойся за меня и побыстрее возвращайся к работе, у меня нет возможности оплачивать все то время, которое ты тут валяешься. Так что сокращай свое пребывание здесь до минимума. Ну! — Я энергично кивнул и улыбнулся еще шире. — Пока!

Стараясь не спешить, я медленно подошел к двери и еще раз помахал рукой. Лишь когда дверь закрылась, я бегом бросился к ближайшему туалету.

Вода казалась мне слишком горячей; зеркало, внешне гладкое и чистое, все так же отражало чужое лицо, или, по крайней мере, такое, какого мне не хотелось бы видеть — серое, украшенное, словно дешевый торт, двумя изюминками бегающих, вытаращенных глаз. В ладонях мне не удавалось удержать больше нескольких десятков капель воды. Я долго пил, потом использовал полрулона полотенца. Результат был таким, какого я и ожидал, то есть никаким.

В конце коридора я нашел дверь с табличкой «Уолтер К. Олхайзер» и взялся за ручку. Хозяин кабинета встал, увидев меня, и жестом показал на кресло, сам же, поколебавшись, подошел к ряду шкафов, составлявших одну из стен комнаты, и, достав из одного из них бутылку бурбона, без лишних вопросов налил мне полстакана и плеснул себе. В его порции не утонула бы даже парализованная муха. Подав мне стакан, он сел в другое кресло. Я пригубил и подержал бурбон на языке, пока не почувствовал вкус алкоголя. Это продолжалось долго, но последующие глотки были сделаны уже быстрее.

— Вы послушаетесь Радера? — спросил он.

— Что?

— Естественно, за палатой у нас установлено наблюдение. Как я понял, он просил, чтобы вы отказались от этого дела.

— Вы уверены? — Я поболтал виски в стакане.

— Уверен. Впрочем, его состояние однозначно говорит о том, что вы имеете дело со зверями, нелюдями. Даже обычный любитель детективных фильмов поймет, что вы наступили кому-то на мозоль. — Он наклонился в мою сторону, стараясь говорить очень убедительно.

— Я редко смотрю детективы. — Я закурил и затянулся сигаретой.

Доктор Уолтер К. Олхайзер не понял меня или сделал вид, что не понял, и встал, чтобы взять какую-то карточку. Снова сев, он положил ее на стол. Я смотрел в стену.

— Мистер Йитс, — продолжал он, — у Радера оторвано правое ухо, выбит левый глаз, сломана правая сторона челюсти, перелом левого плеча, правого предплечья, выломаны пальцы левой руки. Далее… — он набрал в грудь воздуха, — отбита правая почка, размозжено левое яйцо и правое колено, сломана левая голень и раздолблена правая ступня. Посмотрите. — Он подвинул мне карточку.

Я оторвал взгляд от стены. Мужской силуэт, изображенный черной линией на белой бумаге, был испещрен красными значками. Если провести сверху вниз линию, соединяющую эти значки, она образовала бы неправильную спираль. У мужчины на карточке отсутствовали черты лица Яйо, но это был он. Я почувствовал головокружение, и меня бросило в дрожь.

— Радеру ввели гигантскую дозу обезболивающего, — сказал доктор.

Я подумал, что часть этой дозы пригодилась бы сейчас и мне. Уолтер К. Олхайзер был, видимо, плохим врачом, раз этого не заметил. Мне пришлось постучать пальцем по стакану, чтобы он понял, что мне нужно. Вздохнув, он принес бутылку. Себе он наливать не стал, немного сэкономив, но мне плеснул от всей души.

— Только поэтому он еще жив, — подытожил он и замолчал. Я влил в рот половину своей порции.

— Он будет жить? — спросил я, глядя прямо перед собой.

— Возможно. Если выдержит эти дозы лекарств, общее истощение, вызванное потерей крови, и еще пару других вещей. Знаете, у меня долгая практика, и я редко даю волю чувствам при лечении какого-либо пациента, приходится сохранять дистанцию, но Радеру я искренне сочувствую… — Он, не спросив, протянул руку к моей пачке и тоже закурил. Какое-то время он боролся с самим собой, но в конце концов не налил себе ни капли. — Обещаю, что сделаю все возможное… — закончил он, пожав плечами.

Я сломал сигарету в пепельнице и тщательно ее затушил. Мы молча пожали друг другу руки. Лишь у дверей я вспомнил, о чем хотел спросить. В ту же секунду Олхайзер позвал меня:

— Мистер Йитс! Может, вам для чего-нибудь пригодится этот листок, который… — он кашлянул, — был приколот к пенису Радера.

Он взял что-то из груды бумаг на столе и сделал два шага ко мне, вытянув руку. Маленький листочек был запятнан кровью. Я взял его и пробежал взглядом несколько строк, комбинации латинских названий, сокращений и цифр. Обычный шрифт маленького карманного принтера, какие носят в карманах миллионы моих соотечественников. Олхайзер покрутил пальцем в воздухе, и я перевернул листок. Здесь текст был мне более понятен: «У нас целые вагоны таких средств. Но всегда может и не хватить». Держа листок за угол, на котором не было крови, я сунул его в карман и кивком поблагодарил врача.

— Это те дозы, которые в него вкачали, — добавил он. — Звоните.

Я кивнул и вышел. В приемном покое внизу я оплатил подключение моего компьютера к больничной сети и открыл счет на лечение Яйо. На улице я долго вспоминал, где оставил машину. К счастью, она была недалеко. Двигатель послушно завелся, как только я вставил ключ в дверной замок, я тронулся с места и не спеша поехал домой. Оставив машину перед гаражом и забрав по дороге покупки трехдневной давности, я вошел в квартиру, бросил пакеты в кухне и, не раздеваясь, подключил компьютер к больнице. С этого момента каждое изменение в состоянии Яйо найдет отражение в памяти моего компа. Сунув покупки в холодильник, я заварил полведра кофе и проглотил двойную дозу успокоительного. Я успел выпить четверть бутылки виски и сыграть с компом почти полторы партии в яо-инь, когда комп прервал игру и выдал сообщение из больницы. Подробности борьбы за жизнь Яйо Радера так и не стали мне известны, я узнал лишь, что попытки реанимации продолжались двадцать шесть минут, что доктор Уолтер К. Олхайзер держит слово. Потом больничный компьютер передал стандартную сухую информацию о смерти пациента. А еще чуть позже комп мелкими буковками известил меня, что совершил перевод на счет больницы. От доктора Олхайзера так ни слова и не последовало. Так что в последний путь Яйо отправили, по сути, два компьютера.

Я проверил состояние своего счета и накупил на две трети суммы снаряжения, которое должно было помочь мне отомстить за смерть Яйо Радера, а до этого — Клода Скарроу. И других, чьих фамилий и имен я тогда еще не знал.

Я похлопал по левой стороне груди, где покоился древний усилитель для слухового аппарата, вмонтированного в очки. На самом деле на месте слухового аппарата находилась фотокамера. Мое похлопывание по выпуклому кармашку и иные энергичные действия стоили Ариадне Вуд двести долларов за день слежки и сбора доказательств измены ее супруга. Последнему за каждое такое похлопывание, подтвержденное фотоснимком, предстояло заплатить при разводе намного больше, но это уже меня не касалось. Хотя я с удовольствием занимался бы этим подольше. Клиенты в мое агентство не ломились, так что от скуки мы воспринимали тривиальное дело о разводе как имитацию чего-то невероятно важного, меняясь на «хвосте» каждые три дня, а к свободному времени относясь как к отпуску. Яйо не вылезал из бильярдных, Клод менял девушек как перчатки, а я парился в саунах и наматывал километры в бассейнах. К счастью, Рэм Вуд не сидел слишком долго на одном месте. Соединяя приятное с полезным, он за девять дней преодолел расстояние от Чикаго до Флагстаффа через Айову, Небраску, Колорадо, Нью-Мексико, по дороге посещая филиалы своей фирмы и периодически развлекаясь с Симой Кавендиш. Его супруга согласилась с расходами нашей троицы и добавила премию за положительный результат. Работа была легкой и неприятной. Но до сих пор мне не удалось найти приятную работу, так что я радовался и легкой.

Флагстафф принес урожай из сорока снимков, последние шесть из которых я сделал здесь, в Кратере Потерянного Времени. Всего — двести девяносто шесть. Я решил нащелкать еще десять, чувствуя, что если не добью до трехсот, то Ариадна Вуд не преминет упрекнуть нас в лени. Пока же, отвернувшись от блаженствующего Рэма, прижавшегося к боку Симы, и опираясь о массивный барьер, я взглянул на величайшее сокровище «Тайм Эксплоринг Компани».

Если верить путеводителю, пятнадцать лет назад Флагстафф был известен, если вообще был, лишь огромным метеоритным кратером. «Открытый в 1891 году, — прочитал я в рекламной листовке, — и исследованный в 1905-м, он получил имя Каньон Дьябло. Другие названия — Метеоритный Кратер, Кратер Баррингер, Кун Маунтин, Кун Батт. Диаметр пятнадцать лет назад составлял 1207 метров, а глубина 174 метра. В свое время внутри него, по краям и в окружающей его пустыне были найдены десятки тысяч обломков метеоритного железа общей массой около 30 тонн. Обломки находили также на расстоянии в десять километров, что должно дать представление о силе взрыва, сопровождавшего образование кратера. Ученые подсчитали, что скорость удара метеорита Каньон Дьябло составляла около 11— 30 км/с, а его масса оценивается в 70-170 тысяч тонн. Энергия была огромной…» Может, и так, но кратер, хотя и один из самых крупных в мире, не привлекал туристов. Просто дыра, большая дыра.

Пятнадцать лет назад Орт А. Хертль начал рассказывать своим друзьям, что в состоянии замедлить время. В итоге он едва не угодил в психушку, перестал болтать, готовился два года, примеривался и ждал. В конце концов он атаковал нескольких состоятельных особ, предлагая совместно заняться замедлением времени. Одним из них был Мозред Голдлиф, который поверил в бредни Хертля, и это положило начало «Тайм Эксплоринг Компани», она же ТЭК, она же Империя Замедленного Времени. Голдлиф вложил в идею все свое состояние и сумел убедить других. Он купил и значительно углубил кратер, тысячи людей вылили туда миллионы тонн лучшего бетона, несколько тысяч тонн свинца и других металлов… Подробными данными нас уже час бомбардировал гид. В итоге возник гигантский шар, время в котором шло в 3,086 743 раза медленнее, чем там, где я стоял. Гид, видимо, заметил, что я все еще стою сбоку от группы, поскольку придвинулся ко мне поближе и с энтузиазмом продолжил:

— …сама обмотка так называемой катушки Хертля потребовала столько сверхпроводящего, изготовленного из специальных сплавов провода, что его можно было бы протянуть до Луны и обратно! Расход сверхсекретного сплава был рассчитан с точностью до двух сотых грамма!

Каждую фразу он завершал восклицательным знаком. Наверняка это был более тяжкий труд, чем моя слежка за ничего не подозревавшим Вудом, тем не менее он выглядел куда более довольным, чем я. Его приводили в восхищение гигантские, многоэтажные числа, огромные количества цемента, из которого можно было бы построить целый город, и воды, которая могла бы заполнить одно из Великих озер, столько цинка, столько титана, столько полимеров… СТОЛЬКО энергии!!!

Я двинулся вдоль барьера, окружавшего видовую платформу, нависавшую над квадратной площадью размером в два с половиной на два с половиной километра, в центре которой возвышался огромный пузырь, чудовищной величины полушарие, покрытое блестевшими на солнце бородавками. Под ним скрывалось нечто таинственное, о чем гид рассказывал в течение сорока минут, но его слова моих ушей не достигали. Я шел по кругу, намереваясь обойти Вуда с другой стороны, чтобы увековечить на фотоснимке его руку, полирующую юбку на бедре Симы. Я щелкнул два раза, и тут раздалось долгое, пронзительное чириканье, а гид, словно конь после удара бичом, подпрыгнул и взревел:

— А теперь, господа, вы увидите эффект Хертля! Подойдите все ко мне, пожалуйста!

Сима пискнула и вырвалась из объятий Рэма. Он двинулся за ней, я же остался где стоял, разглядывая располагавшиеся на самой площади строения, из которых время от времени выходили охранники. Там стояли три автомобиля с продолжавшими работать двигателями и полностью укомплектованные внутри. Принимая во внимание ограждения из колючей проволоки, рвы, автоматические охранные системы и людей в мундирах, это было одно из наиболее тщательно охраняемых мест из тех, что я знал. Неспешной походкой я присоединился к группе.

— Фирма «Тайко» производит демонстрационные часы, которые вы вскоре увидите, — старательно модулировал интонации голоса гид. — Специальная тележка со стометровой стрелой поместит часы в непосредственной близости от сферы Хертля, чего будет достаточно для того, чтобы вы увидели, как она действует. Часы пробудут там минуту, и мы увидим, что они впоследствии покажут. — Он многообещающе улыбнулся.

В поле зрения появилась длинная тележка, она отъехала от платформы метров на тридцать, остановилась и начала выдвигать в нашу сторону телескопическую стрелу. На ее конце висели небольшие электронные часы, показывавшие то же время, что и несколько размещенных на платформе больших уличных часов.

— Запомните время! — завопил гид.

Даже мне передалось всеобщее напряжение. Рэм забыл о Симе, что ее, похоже, не слишком беспокоило. Тележка тем временем проехала двести метров, остановилась и, выдвинув стрелу, застыла. Застыла и вся группа — словно это было заразно.

— Смотрите, — драматическим шепотом, усиленным мощной аппаратурой, нарушил тишину гид. — Стрела не может больше приблизиться к шару, так как там действует сеть датчиков, приводящих в действие лазерные пушки. Таким образом, ничто не может нарушить его работу. Невидимый купол из направленных во все стороны орудий защищает шар. — Он набрал в грудь воздуха. — За шесть лет существования ТЭК здесь было отмечено восемь попыток самоубийства. Три из них удачные — к сожалению, наши агенты не успели перехватить отчаявшихся. Но вот возвращается тележка! — с энтузиазмом воскликнул он. — Еще несколько секунд!

Сима сжала кулаки и возбужденно заколотила ими по плечу Вуда. На всякий случай я хлопнул себя по левой стороне груди, хотя сомневался, что такой снимок понравился бы миссис Вуд. Тележка подняла стрелу и подсунула ее под нос стоявших ближе всего к гиду.

— Ну и что мы тут имеем? — залился соловьем тип в форменной одежде ТЭК. — Все часы показывают семнадцать часов, тридцать семь минут и сорок две секунды. В то же самое время на наших превосходных часах «Тайко» было семнадцать тридцать семь и почти две секунды. Это означает, что часы после минуты пребывания в зоне Хертля потеряли сорок и три десятых секунды! Кто не верит, может проверить. — Он показал рукой на экраны, демонстрировавшие текущее время, время часов «Тайко» и соответствующие вычисления, подтверждающие его слова.

Я сделал целую серию снимков Симы, радостно целующей Рэма, и полез в карман за сигаретами. В то же мгновение кто-то громко вскрикнул. Над барьером мелькнули худые ноги в пронзительно-ярких чулках. Я бросился к барьеру, расталкивая толпу верещащих женщин и бессмысленно что-то бормочущих мужчин. Молодая девушка, участница нашей экскурсии, только что поднялась с бетона и, чуть прихрамывая, бежала в сторону шара. Выхватив из кармана слуховой аппарат, я сунул его вместе с очками какой-то женщине и спрыгнул с платформы. Девушка опережала меня метров на сорок-пятьдесят. Еще метров через сто начиналось воздействие сферы Хертля. Я бежал, словно за мной гналась стая изголодавшихся гончих псов; где-то сбоку послышался пронзительный визг сирены и вой работающего на максимальных оборотах двигателя. Расстояние между мной и девушкой сокращалось, но я знал, что у меня нет шансов ее догнать. Я что-то заорал, и внезапно, словно мой крик подсек ей ноги, она споткнулась и, размахивая руками, совершила несколько неуклюжих прыжков, пытаясь удержать равновесие. Она упала в каких-то двух метрах от красной жирной черты, нарисованной на бетоне. Маленькая сумочка, которую она все время держала в руке, по широкой дуге полетела вперед и, когда я в броске прижал к земле поднимающуюся на ноги девушку, пересекла линию, на которой несли вахту управляемые компьютерами лазеры. Короткая вспышка на баллистической кривой, которую описывала сумочка, обозначила конец ее существования. Девушка несколько раз дернулась, но у меня не было особых сложностей с тем, чтобы ее удержать. Взвизгнули шины, и нас окружили высокие сапоги охранников ТЭК. Несколько рук поставили нас обоих на ноги. Девушку молниеносно поместили в автомобиль. Я не успел даже разглядеть ее лицо, заметил лишь маленький носик и ярко-голубые глаза. Из другой машины выскочил человек в штатском и пружинистым шагом подошел ко мне и поддерживавшим меня троим охранникам. Он протянул руку, щелкнул пальцами и, когда охранники меня отпустили, пожал мою.

— Искренне вам благодарны, — продолжил он на несколько секунд церемонию рукопожатия, наверняка помня о камере, направленной на нас из окон его машины. — Вы спасли эту девушку от смерти, а нас от проблем, поскольку хотя каждый посетитель подписывает известное вам заявление, но… — Он махнул рукой: — Приглашаю к себе в кабинет.

Я кивнул и шагнул вперед, намереваясь пойти за ним. Моя нога наткнулась на что-то, оказавшееся маленьким блокнотиком в твердой обложке с вставленной в нее фотографией несостоявшейся самоубийцы. Внизу шел ряд букв, составлявших, видимо, ее имя и фамилию. Прежде чем я успел прочитать данные, один из охранников выхватил у меня из руки блокнот и отдал штатскому. Тот сунул его в карман и открыл дверцу своей машины. Я сел и попытался выровнять дыхание, откинувшись на спинку и сделав несколько глубоких вдохов. Во время поездки мы не разговаривали, лишь когда мы оказались в помещении, штатский кивком показал мне на кресло, а сам на некоторое время повернулся ко мне задом, заслоняя собой шкафчик. Только после того, как мы сделали по глотку, он сказал:

— Джеймс Крейл. Начальник этой когорты. — Он описал в воздухе круг поднятым большим пальцем.

— Оуэн Йитс. Отпускник.

— У вас неплохая реакция, — перешел он к делу.

— Да, — подтвердил я.

— Да, — повторил он, но несколько другим тоном.

Какое-то время мы сидели молча, потом кто-то постучал в дверь, а когда Крейл что-то коротко пролаял, в кабинет вошел один из охранников, подал шефу мой слуховой аппарат, что-то буркнул ему на ухо и вышел, не прощаясь. Крейл положил добычу на стол.

— И зачем отпускнику такой аппаратик? — ласково спросил он.

Постучав пальцем по столу, он разрядил аппарат и вставил маленький диск в щель мини-компа. Быстро проглядев содержимое, он вынул диск из терминала и отдал его мне вместе с аппаратом.

— Частное поручение, дело о разводе, — пояснил я, пряча аппарат и закуривая.

— Вижу, — мягко сказал он. — Несколько граждан этой страны обязаны мне свободой, а несколько жен — состоянием. — Он взял бутылку и, присев рядом со мной, налил. — К старости я несколько остепенился. Но иногда… — Он поднял брови и покачал головой.

Я выпил на дармовщину и, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла, кивнул в сторону стола, где все еще лежала моя лицензия. Крейл, не говоря ни слова, поднялся и вернул ее мне.

— А та девушка? — спросил я.

Он вернулся к столу и, постучав по клавиатуре, прочитал ответ с экрана монитора.

— Бонни Ле Фей из Дулута. — Он пожал плечами. — У нас уже было несколько таких придурочных. — Он небрежно стукнул по клавише.

Когда я вставал, маскирующий щиток уже закрыл пульт терминала. Пожав Крейлу руку, я направился к двери. В коридоре меня ждал один из охранников, который улыбнулся и пошел вперед. По нагретому бетону мы дошли до двери в основании платформы, с которой я четверть часа тому назад прыгал, и, пройдя по ярко освещенному коридору, оказались на площадке, где главный аттракцион составляли две с половиной тысячи часов, размещенных в трех гигантских витринах; все, естественно, отставали на сорок и три десятых секунды.

— Вам не было страшно? — вдруг спросил охранник. — Еще немного, и… — Он ткнул пальцем в небо.

— Не преувеличивайте, — фыркнул я. — Я бы остановился. Хуже пришлось бы ей. Если бы она не споткнулась… Я уже начинал тормозить.

Охранник как-то странно посмотрел на меня и, похоже, слегка улыбнулся. Я схватил наживку.

— Сколько у вас в Флагстаффе стоят две бутылки «Джонни Уокера»?

— Не знаю, — правильно начал он.

Я уже был пойман, ему оставалось лишь подсечь улов; от любопытства я сам готов был себя почистить, выпотрошить, обвалять в яйцах и муке и прыгнуть на раскаленную сковороду.

— За сколько — не знаю?

— За двадцать.

Я нашарил в кармане двадцатку и сложил ее вчетверо.

— Она просто прикидывается, — сказал охранник и оскалился. Мы уже стояли у ворот, однако достаточно далеко для того, чтобы никто нас не услышал.

— Живет, кажется, в отеле «Бай-Эдди». Время от времени совершает самоубийства. Каждый раз перед красной линией она спотыкается, и нам удается ее спасти. Везет ей. — Он подмигнул.

Мысленно обругав себя за любопытство, из-за которого лишился двадцатки, я протянул охраннику руку, он ловко взял у меня банкноту и отдал честь. Я помахал ему рукой и вышел с территории ТЭК.

Моя машина стояла в самом начале парковки. Прежде чем я добрался туда, я вспомнил, что мимо «Бай-Эдди» проезжал по дороге из своего отеля к Кратеру Потерянного Времени. Трогаясь с места, я размышлял, не заглянуть ли к этой Бонни, чтобы оттаскать ее за волосы, но потом по-рыцарски признал, что виновата не она, а лишь мое болезненное любопытство. Мимо отеля «Бай-Эдди» я проехал совершенно безразлично, стерев происшествие из памяти. Мне это показалось самым лучшим выходом. Мнение я изменил лишь несколько часов спустя.

Около восьми, проведя почти час наедине с теннисным автотренером и столько же в ванне, я вернулся в комнату. Вытирая волосы, я направился на балкон и споткнулся о брошенные посреди комнаты ботинки. Иногда бывает, что информация доходит до меня словно сквозь кисель. На этот раз лишь после минутного созерцания купающихся в бассейне я осознал, что с моими ботинками что-то не так. Схватив их, я уселся на кровать и начал тщательно изучать их верх, затем осмотрел подошвы. К левой приклеился кусочек жевательной резинки, а к резинке — золотая овальная подвеска. Поверхность овала была основательно перепачкана, но даже с первого взгляда видны были инициалы: Б. Л. Ф. Оторвав подвеску от жвачки, я направился в ванную, где, помыв украшение, обнаружил на нем два небольших бриллианта и сломанное ушко. Я вернулся в комнату и оделся. Люблю ясные ситуации. Эта была даже чересчур ясной. Судьба явно указывала пальцем на спасенную мной самоубийцу. Я уже убеждался, что, следуя за указующим перстом судьбы, могу тут же получить от нее удар кулаком, так что решил не рисковать. Я позвонил Клоду, потом Яйо. Никто не отвечал. Я потратил еще немного времени, чтобы записать для них на автоответчик информацию о сборе в десять у меня, и за десять минут доехал до отеля «Бай-Эдди».

— Привет, — улыбнулся я рыжеволосой девице за стойкой портье. — Кто же это заставляет тебя работать в такой чудесный вечер?

— Может, отец сам вам скажет? — Она подчеркнула слово «отец».

Причмокнув, я облизал губы и втянул воздух сквозь зубы.

— Я ищу Бонни Ле Фей. Она живет тут у вас.

— Жила, — спокойно ответила она.

— А когда уехала?

— А мы не предоставляем информацию о клиентах! — Похоже было, что эта фраза вертелась у нее на кончике языка с начала разговора.

Не подлежало сомнению, что раз уж она начала вести себя столь принципиально, то и десятидолларовая банкнота не сокрушит стену ее принципов. Я полез в карман, достал подвеску и показал сторону с инициалами.

— Вещица не слишком ценная, но стоит побольше пары сотен. Я хотел бы вернуть ее владелице. — Девушка внимательно вглядывалась в меня. Я вздохнул. — Она потеряла ее сегодня в Каньоне Дьябло, — терпеливо объяснил я. — Я проверил в списке экскурсантов, — только у нее такие инициалы, а кто-то из них здесь живет и ее видел. Не понимаю, к чему столь ревностно оберегать совершенно невинные сведения?

— Она уехала два часа назад, насовсем, — медленно сказала она. — И не знаю куда, — добавила она тоном, обозначавшим завершение беседы.

— Есть у нее тут какие-нибудь знакомые?

Несколько секунд она размышляла, стоит ли говорить, затем второй раз в течение нескольких минут нарушила свои принципы.

— В «Чарли Крабе» играет на ударных Майк Скиннер. Я видела их несколько раз вместе. — Она театральным жестом развела руками и опустила их на клавиатуру своего компьютера.

— М-м-мда… — пробормотал я. — Сплошные хлопоты. — Я с сомнением почесал нос. — Давайте договоримся так: я поеду к этому Скиннеру, а вам оставлю свой адрес, может, Бонни появится.

Я положил перед ней визитку. Она не пошевелилась, но когда я, будучи уже за дверью, обернулся, то увидел, как она сунула ее в щель считывателя. Заметив мой взгляд, она демонстративно отвернулась.

Я поехал в «Чарли Крабе» по дороге, сплошь уставленной по сторонам щитами и экранами со всевозможными сведениями о чуде XXI века. Если бы я пожелал прочитать хотя бы треть этой информации о ТЭК и Кратере Потерянного Времени, мне пришлось бы выйти из машины и идти пешком. К счастью, гид снабдил меня достаточным объемом знаний, многое я увидел и сам, может быть, даже слишком много, так что я ехал на ручном управлении, не съезжая на полосы, управляемые компьютером, как поступали большинство водителей, благодаря чему они могли спокойно насыщаться знаниями с придорожных экранов. Пятнадцать минут спустя я въехал в Флагстафф и, следуя указаниям местного компьютера, нашел «Чарли Крабе». Это было трехэтажное здание в форме буквы L, с балконами во всю длину этажей и рядом мощных телескопов на крыше, наверняка для наблюдения за куполом Величайшего Пузыря Мира Хертля.

Обойдя отель, я нашел служебный вход и проделал немалый путь по коридору, прежде чем наткнулся на стройную мулатку, которая сообщила мне, где я могу найти Майка Скиннера, и, ни о чем не спрашивая, ушла. Всю дорогу до репетиционного зала я размышлял, смог ли бы я прожить, работая горничной. Мне не хватило нескольких метров, чтобы прийти к каким-либо выводам. Толкнув дверь, я вошел в зал.

Я знал, что это он. Он полулежал в кресле, окруженный несколькими кубиками аппаратуры, в стереонаушниках, покачиваясь в ритме неслышимой для меня музыки. Потянув носом, я не ощутил запаха травки, что противоречило моим представлениям о музыкантах. Я подошел ближе, чтобы толкнуть заслушавшегося ударника, но, заметив, что глаза Скиннера открыты, лишь подвигал несколько раз челюстью. Видимо, он понял, поскольку щелчком пульта выключил аппаратуру, а затем, садясь, движением головы сбросил наушники.

— Майк Скиннер, я полагаю?

— Да, мистер Стэнли.

Каждый звук, доносившийся из его горла, сопровождался легким шуршанием, словно кто-то шаркал ногами, ходя по дну бассейна. С такой хрипотцой он мог бы быть неплохим исполнителем старых блюзов.

— Вы знакомы с Бонни Ле Фей? — Я достал пачку сигарет и протянул ему. Он взял одну, подождал огня и лишь затем кивнул, ожидая дальнейших вопросов. — Не знаете, где можно ее найти?

— Нет.

— А вы с ней увидитесь в ближайшее время?

— Нет.

Диалог не выглядел чересчур оживленным. Я выпустил струю дыма в потолок.

— Сегодня я нашел эту подвеску. — Я достал из кармана золотую безделушку и показал Майку: — Это ее?

— Угу.

— Хочу ей вернуть, но она уехала из гостиницы.

— Кто вы, Стэнли? — спросил он, отцепляясь от нескольких проводов.

— Прошу. — Я достал из кармана лицензию и показал ему. — Бонни меня никоим образом не интересует, я встретил ее совершенно случайно в этом вашем кратере. Я хотел бы только отдать ей подвеску, или вы ей отдайте. — Я пожал плечами.

Он встал, присел на усеянный клавишами пульт, держа сигарету во рту и слегка наклонив голову, чтобы дым не попадал в глаза, и некоторое время размышлял, скрестив руки на груди.