— Один до Денвера, — я понизил голос до шепота и еще раз огляделся вокруг. Нервно выдернув из бумажника сотню, я подал ее кассирше, сгреб сдачу вместе с билетом, который поспешно сунул в карман, и быстро отбежал от кассы. Возле телефонов-автоматов пришлось немного подождать, пока освободится специальная кабина. Войдя в нее, я бросил монету в щель. Кабина мягко задрожала и тряслась так какое-то время, на стеклянные стенки опустились толстые шторы. Предполагалось, что теперь я защищен от подслушивания — лазерного, обычного и любого иного. Хорошо. Несмотря на то что до вылета оставалось меньше часа, с местом проблем не было. Я пообещал забрать билет через двадцать минут и отключился. Секунду спустя шторы поднялись, а кабина словно с облегчением вздохнула и выключила вибратор. Я направился в зал, где видел ячейки камеры хранения, завернул в купленную по дороге газету пистолет и сунул в отверстие. Закрыв дверцу, я набрал код — номер телефона Вуди. Пятнадцать минут я провел в парикмахерской, выпил пива в баре и, заказывая еще одно, наклонился к бармену-мексиканцу, вытиравшему кружки бумажным полотенцем:

— Слушай, друг, у тебя в кармане не найдется места для пяти долларов одной бумажкой?

— Если бы даже и не нашлось, суну в носок. Ноги я каждый день мою, — не моргнув глазом, ответил он. Количество сообразительных барменов растет в нашей стране с пугающей быстротой. Вот только почему все шутники — иностранцы? Американцы, что с вами происходит?!

— Я хочу смыться от жены, но за мной все время таскается один тип, видимо, следит. Получишь за меня билет?

— Номер заказа и чек. Отойдите к столику, а я ненадолго исчезну.

Я отошел от стойки и сел за столик. На месте моего локтя остался чек, выписанный на кассу. Бармен спокойно протирал кружки, хотя я мог бы поклясться, что чек давно уже находится у него в кармане. Потом зазвонил телефон, бармен немного поговорил и ушел за стену с напитками. Вернувшись через две минуты, он спокойно достал из мойки очередной стакан и среагировал лишь на мою третью попытку махнуть ему рукой.

— Пиво! — крикнул я.

Он кивнул, подтверждая заказ, налил в кружку пива и принес ее мне за столик. Наклоняясь, он совершил какое-то магическое движение рукой над столом, и я увидел, как мне на колени падает билет, кружка ставится на стол, а третья рука протирает его крышку. Естественно, сложенная в несколько раз пятидолларовая бумажка исчезла вместе с пылью. Одновременно. Теперь у меня был билет, и при этом никто посторонний об этом не знал. Возможно, за подобную операцию я и не получил бы повышения до лейтенанта, но, по крайней мере, она могла бы усложнить точную расшифровку моих намерений. Чтобы быть последовательным, я выпил пиво и вышел из бара. Две минуты спустя я услышал из громкоговорителя призыв к пассажирам, вылетающим в Денвер, направить свои стопы к выходу номер семнадцать. Еще через несколько секунд тот же голос пригласил к выходу номер два других путешественников, собиравшихся, как и я, лететь в столицу Швеции. Я направился к семнадцатому. Протиснувшись в начало длинной очереди пассажиров, я протянул билет мулатке в форме.

— Спасибо, идите прямо, — улыбнулась она и отдала мне билет.

Я оглянулся. Вход был плотно забит толпой стремящихся в Колорадо. Я двинулся вперед, а потом метнулся в сторону и помчался по внутреннему проходу, закрытому матовыми стеклами от взглядов наблюдателей из зала. Все это было, конечно, глупо: стоило лишь, чтобы кто-нибудь летел следом за мной в Денвер, и в лучшем случае я мог бы неплохо развлечь моих противников. С другой стороны — не помешает, если они будут считать меня дурачком. Беспрепятственно добравшись до нужного выхода, я появился из-за спины очередной служащей, на этот раз огненной брюнетки.

— Пожалуйста, вот мой билет. Я перепутал выходы, — улыбнулся я, протягивая билет.

Она окинула меня спокойным взглядом и вставила билет в щель на стене рядом со мной. Секунду спустя он выскочил обратно.

— Пожалуйста. — Она вернула билет. — Таможня прямо.

Я быстро прошел туда и подошел к первому свободному таможеннику.

— Что декларируете? — задал он стандартный вопрос.

— Я лечу на несколько часов. — Я поднял вверх обе руки. — У меня даже зубной щетки нет.

Он понимающе улыбнулся и нажал на кнопку. Мне показалось, что заслонка камеры позади него открылась шире.

— Взаимное недоверие в конце концов погубит эту страну, — сказал я, придавая лицу мрачное выражение.

Он нажал на кнопку еще несколько раз, я почувствовал сзади дуновение воздуха и услышал:

— Вы не могли бы пройти с нами?

— Могу, могу, — сказал я и, не оглядываясь, пошел вперед.

Войдя первым в узкую дверь в конце коридора, я повернулся и увидел троих. Один стоял прямо передо мной, двое остались чуть сзади и сбоку.

— В чем дело? Нельзя путешествовать без багажа?

— Можно, при условии, что у пассажира на самом деле нет багажа. Раздевайтесь, пожалуйста. — Первый показал на вешалку на стене.

Я не спешил — мне хотелось подняться на борт перед самым отлетом, уже после вылета самолета на Денвер. Я надеялся, что сейчас идут лихорадочные поиски по всему аэропорту и никто не заметит меня, когда я буду садиться в «джамбо» компании «КЛМ». Некоторое время я сидел голый, грея задницей холодное пластиковое сиденье, а двое экспертов по угонам обнюхивали мои тряпки. Третий стоял неподвижно, не спуская с меня глаз. Мне было интересно, сколько стволов было направлено на меня через венецианские зеркала, из которых состояла стена позади него.

— Ложная тревога, приносим наши извинения, но это было необходимо, — сказал один из спецов, возвращая одежду. Второй бормотал что-то в микрофон.

Я спокойно оделся и в сопровождении двоих сотрудников снова вышел в таможенный зал. Здесь мы расстались, не прощаясь. Я направился к выходу и встал на ленту транспортера, доставлявшего пассажиров к самолету. Несколько минут спустя я миновал его дверь и нашел свое место в ряду из семи кресел с левой стороны. Я сел, и кресло сразу же окружило меня мягкими боковинами. Несколько мгновений автомат словно размышлял, примериваясь ко мне, а затем решительно усилил давление. Ожили громкоговорители, передающие стандартную информацию и слащавые пожелания командира экипажа; я закрыл глаза и еще до того, как гигант вырулил на взлетную полосу, уснул.

Дорога вся была испещрена заплатками, старыми и новыми; старые высохли, съежились и провалились, а колеса, попадая в них, отвратительно дребезжали, новые же выпирали над поверхностью дороги. Легкие удары передавались кузову, несмотря на хорошие амортизаторы. Я заметил, что левая полоса менее всего разрушена, так что, бросив взгляд в зеркало и увидев, что дорога позади меня, так же, впрочем, как и передо мной, пуста, плавно повернул руль влево — на асфальте лежал неприятно блестящий слой воды — и, съехав на полосу максимальной скорости, мягко прибавил газу, но не превышая ста тридцати. Трясти стало несколько меньше, но я не ослаблял внимания, предвидя, что могу угодить на места, где дыры еще не были залатаны. Я протянул руку, чтобы включить какую-нибудь музыку — заглушить монотонный шелест колес по асфальту, и тут, неведомо откуда, на дороге появилась толпа разноцветно одетых детишек. Я рванул руль и вдавил педаль тормоза. Машина не среагировала на мои усилия и врезалась в плотную толпу. Я дернул на себя рычаг ручного тормоза, вывернул руль, но машина продолжала ехать прямо. Малыши отлетали от кузова с отвратительным приглушенным чавканьем, проносились над крышей и с обоих боков, те, что спереди, оборачивались за секунду до того, как машина врезалась в их тела, и смотрели на меня с укоризной. Потом их расширенные глаза исчезали где-то позади, и очередные жертвы смотрели мне в лицо. Толпа детей, казалось, не имела конца, я мчался вперед, давя вповалку маленьких человечков. Я заскрежетал зубами и впился ногтями в рулевое колесо. Внезапно автомобиль дернулся, потом еще и еще раз. Амплитуда рывков увеличилась, я пытался удержать машину, чтобы ее не занесло, снял ногу с тормоза и снова вдавил его что есть силы. Что-то толкнуло меня в плечо, и я проснулся.

Судорожно вздохнув, я посмотрел в лицо склонившейся надо мной стюардессы.

— Вам что-то приснилось, — улыбнулась она. Улыбка ее была столь широка, что там мог бы развернуться автобус компании «Грейхаунд».

Я сглотнул комок в горле и почувствовал, что могу говорить.

— Да. У меня тормоза отказали.

— Это было заметно, — услышал я сбоку.

Я повернулся и увидел молодого типа с внешностью ученого, так, по крайней мере, общество представляет себе гигантов мысли — растрепанные волосы, небритая несколько дней щетина, мешковатый свитер в заплатках.

— Вы тянули кресло на себя с такой силой, что я думал, вы его вырвете из пола. И при этом слегка стонали, — серьезно проговорил он.

— Спасибо. — Я отвернулся от стюардессы. Не люблю типов, которые развлекаются, наблюдая бесплатно за другими.

Она еще раз улыбнулась и ушла, прежде чем я успел спросить, когда мы сядем, но сразу же, как по заказу, на узком экране над выходом появилась предупреждающая надпись, кресло дало мне несколько секунд на то, чтобы принять удобное положение, и снова заключило меня в объятия. Я проспал весь полет в Европу.

Мы приземлились гладко, подкатились к кишке и снова выслушали свою порцию пожеланий и информации. Я перевел часы еще до того, как вышел из самолета и ступил на движущуюся ленту, которая понесла нас в сторону помещений аэропорта. Шведские таможенники оказались менее подозрительными, или же их известили коллеги с той стороны океана, во всяком случае, никто ко мне не цеплялся. Я нашел транспортер, доставлявший пассажиров в зону обслуживания, встал на него и соскочил, увидев надпись: «Местная информация». Я подошел к стойке, и мне любезно улыбнулась высокая стройная блондинка. Видимо, шведы считали, что их гости уже с порога должны видеть самое лучшее, что может предложить их родина.

— Я бы хотел попасть в Хаммар. — Я облокотился на стойку, чтобы казалось, будто девушка выше меня лишь потому, что стоит, а я торчу, согнувшись пополам, что не соответствовало действительности.

— На озеро Веттерн, так? — Не ожидая подтверждения, она задала второй вопрос: — Каким транспортом?

— Автомобилем.

— Минуточку.

Она склонилась над клавиатурой, набрала несколько десятков букв и секунду спустя выдернула из принтера лист бумаги.

— Здесь адреса прокатных контор, а также фирм, предлагающих автомобили с водителями. Там вы получите карту страны и правила пользования нашими дорогами, они несколько отличаются от ваших, — пояснила она.

— Как-нибудь справлюсь. Какая из этих фирм ближе всего к аэропорту? — Я подвинул к ней листок.

— Вот эта… — она подчеркнула красным маркером позицию номер три, — а потом эта. Доехать можно зеленым автобусом от главного входа. Выйдете на седьмой остановке, и там сразу будет гараж. Впрочем, вы можете спросить кого-нибудь, у нас все говорят по-английски, — с гордостью добавила она.

— У нас тоже. Спасибо. — Я сложил распечатку и пошел в сторону выхода.

Я прошел мимо длинного экрана на стене, по которому бежала надпись: «Иностранец! Не загрязняй Швецию!» Чувствуя себя облеванным и завшивленным, я закурил сигарету и заодно обнаружил, что некуда выбросить спичку; у меня, правда, была зажигалка, но я благодаря этому сформулировал великую истину — шведы не производят мусора и потому не загрязняют, как другие, свою прекрасную и гостеприимную страну! Стряхнув пепел на пол, я остановился в ожидании сирен и вмешательства спецподразделений, однако, поскольку ничего такого не произошло, понял, что система защиты от грязи и мусора еще далека от идеала. Я пошел дальше, мысленно представляя себе глобальные перестановки в правительстве из-за моего пепла в аэропорту.

Площадь перед главным входом соответствовала впечатлению обо всей стране, которое я уже успел себе составить — идеально чистая, холодная, приведенная в порядок. Тихая. Несколько огромных разноцветных шаров торчало на мачтах над автобусными остановками. Я направился к зеленому.

На столбе виднелся небольшой экран и билетный автомат. Я протер экран пальцем, но не заметил даже полоски: его смело можно было бы лизнуть, и хуже от этого было бы ему, не мне. Проигнорировав билетный автомат, я сел в автобус. О, чудо — никто не проверил, купил ли я билет; что за страна?! Автобус почти сразу же тронулся с места.

Поездка заняла почти сорок минут, я чувствовал себя так, словно ехал по огромной операционной или по городу гигантских кукол. Чистота и порядок, доведенные до совершенства. Если бы кому-то здесь вдруг захотелось ходить в грязной одежде, ему пришлось бы сперва привезти немного грязи из какого-нибудь более богатого и цивилизованного государства. Меня охватило уныние при мысли, что я наверняка не встречу никого из своих коллег по профессии. Принимая во внимание то, что я уже увидел, у меня были все основания полагать, что все преступления здесь совершают двое-трое пенсионеров с рогатками в задних карманах.

Я вышел на седьмой остановке, не проверяя на знание языка никого из оставшихся пассажиров, и направился в сторону невысокого здания с английско-шведской рекламой наверху. Из дверей появился высокий худой блондин, показав в улыбке зубы, которыми мог бы обрабатывать детали из титана.

— Хей! — радостно сказал он.

Я понял, что он говорит по-шведски, и быстро спросил его, что он думает насчет английского. Улыбка его стала еще шире, и он спросил:

— Чем могу служить?

— Небольшой танк и два батальона пехоты или какое-нибудь другое средство передвижения на несколько дней.

— У нас осталось несколько коммандос и бронетранспортеров. Сезон отпусков, так что сами понимаете…

Меня умилила его готовность тратить впустую время, но я не мог себе позволить, чтобы он в убыток фирме подшучивал над каким-то гринго, и перешел к деталям.

— Можно уже садиться?

— Конечно! — Он показал пальцем на угол здания. — Идемте туда.

— Ведите. — Я уступил ему дорогу и пошел следом. На площадке я выбрал двухместный «вольво», хотя там были и американские машины. Формальности заняли не больше семнадцати секунд.

— Смотрите. — Блондин разложил на капоте автомобиля большую карту. — Вам нужно в… — Он замолчал.

— Хаммар. — Я попытался показать пальцем, но он оказался быстрее.

— Значит, так: выедете на Е-три. — Он ткнул карандашом в выезд из города. — Здесь на себя берет управление государственный компьютер, оплата на ходу, сами увидите — нужно бросить в щель… — он поднял глаза, подсчитывая сумму, — в вашем случае шестнадцать крон, или пять долларов. Доедете по этой дороге до Абиторпа и там возьмете управление на себя примерно на полчаса. И все. Если будете съезжать с дороги раньше, не используя оплаты полностью, можете получить разницу в любом почтовом отделении или вернувшись в аэропорт. Можете также оставить эту сумму в шведском банке, он ничем не хуже швейцарских или люксембургских. Вам не нужно ничего делать, с этого момента ваш счет приписан к автомобилю, и наоборот. — Он снова оскалился, а уголки губ поднялись к ушным раковинам.

Я ответил тем же самым, но в меньшей степени, и пожал ему руку. При этой сделке он не слишком перетрудился, так пусть по крайней мере помочит лапу в дезинфицирующем растворе.

Я немного поблуждал, прежде чем выскочить на ЕЗ, но в конце концов мне удалось выбраться из отвратительно спланированного центра. Добравшись до начала автострады, я прицепился к какому-то «фиату» и так же, как и он, замедлил ход, когда мы доехали до широких желобов с левой стороны. Водитель «фиата» высунул в окно руку и бросил какую-то бумажку в широкую воронку, я достал пятерку и тоже бросил ее туда же, куда и он. В то же мгновение на крышу его машины упала какая-то коробочка; проехав полтора десятка метров, я услышал легкий стук — меня тоже пометили. Я набрал на клавиатуре название местности, куда направлялся, и получил подтверждение фиксации маршрута. Еще мгновение, и автомат сообщил, что берет на себя управление; я рванул руль, но тот вел себя так же, как и тогда во сне на борту самолета. Я увидел, что водитель «фиата» раскладывает кресло и ложится. К сожалению, я уже выспался.

На протяжении двух часов я смотрел на окружавший дорогу парк. Иначе это нельзя было назвать — сплошные деревья, леса, озера, скалы, деревья, леса… Ясное небо, похожее на отстиранные джинсы из рекламы, кажущаяся ненастоящей зелень и прозрачные озера. И никакой рекламы, разве лишь тогда, когда автострада касалась какого-нибудь города. Жаль было смотреть на целые километры вертикальных скалистых стен, которые так и напрашивались, чтобы их покрыли надписями аэрозольной краской: «Только CDS!» или «Лучше, чем DEDE, ничего нет!» В конце концов, можно было бы восхвалять хотя бы «Вольво» или гигиену. А так они рекламировали лишь собственную лень и неэффективность. Страшное дело. Я сидел, приклеившись к окну, не в силах оторвать взгляда от проносившегося мимо вида. Через два часа мимо пронеслась табличка с надписью «Кумла», но самого города я не видел; еще через два километра включился компьютер, сообщив, что после населенного пункта под названием Абиторп я съезжаю с автострады и с этого момента сам несу ответственность за автомобиль и его содержимое.

Совершив весьма странный маневр на развязке, я вел машину еще пятьдесят километров. Добравшись до Хаммара, я запросил у компьютера информацию о гостиницах. Он выдал три названия в алфавитном порядке. Я выбрал первое, «Брунн», поскольку считал, что так же поступил и Робинс. Заезжать далеко в город не потребовалось, так как этот отель находился при въезде, у берега одного из заливов озера Веттерн. К зданию я особо не приглядывался, низкое четырехэтажное сооружение не особо ласкало глаз, хотя три огромных окна под готическими арками на верхних этажах приятно оттеняли аскетические очертания отеля. Я подъехал ко входу и выключил двигатель. «Бастаад» был тише, теперь я это понял. Я едва не упал, увидев в углу длинного безупречно чистого холла пальму, такую же, как и в «Пальмовой роще», только эта выглядела не как кающаяся грешница, но как страж, бдительный наблюдатель, идеально ухоженный, накормленный и проинструктированный.

— Хей!

Я отвернулся от пальмы, и моим глазам предстал все тот же образец шведской улыбки. Я вздохнул.

— Хей-хей! — Я решил превзойти портье в вежливости и удивить его. — Do you speak American?

— Yes, I do, — охотно ответил он. Лишь позже я понял, что меня мог выдать автомобиль.

— Я бы хотел комнату на день-два. И немного поговорить.

— С первым проблем нет, что касается второго — приглашаю выпить холодной фанты. — Он показал на дверь бара и пошел впереди. Мне он сразу понравился; меня всегда приводили в бешенство хозяева, пропускавшие гостя вперед, из-за чего несчастный вынужден каждые несколько шагов останавливаться и выслушивать указания насчет следующих трех шагов.

— Вы знали оперного певца Александра Робинса? — спросил я и глотнул ледяного напитка. — Может, показать вам фотографию? — Я вытер губы, чувствуя, как ломит зубы. Фанта, или что там вместо нее, имела температуру космического вакуума.

— Нет, не нужно, я его помню. Он жил у нас десять дней. Тогда никто еще его не знал, лишь полгода спустя мы о нем услышали. Сын откопал несколько стандартных фотоснимков, которые мы делали для гостей, сообщил журналистам, и мы получили немного бесплатной рекламы. Паломничества сюда, правда, не было, но наш отель время от времени упоминали в прессе и по телевидению.

— Ну, значит, я попал куда надо. Я приехал как раз для того, чтобы поговорить с кем-то, кто его тогда видел. Можете что-нибудь о нем рассказать? Встречался ли он с кем-нибудь, что делал, может, вел себя как-то… странно или что-то в этом роде?

— Надо подумать, это было почти три года назад. Гм… — Он потер подбородок. — Знаете что? У меня сейчас есть кое-какие дела, может, встретимся позже, хорошо?

Выбора у меня не было, и я пошел в комнату, купив кое-каких мелочей в гостиничном киоске. Мне предстояло здесь немного пожить, прежде чем я сумею собрать какую-то информацию. Я залез в ванну со стаканом, в котором было лишь немного воды, которую я разбавил несколько опасаясь шведской чистоты, солидным количеством водки «Собеский». Насколько я помню, Собеский был какой-то исторической личностью, жившей полтысячи лет назад, и он действительно заслужил себе место в истории, если придумал или, по крайней мере, любил этот напиток.

Выпивка меня основательно взбодрила, я выбрался из ванны без посторонней помощи и натянул одежду. Почти час я гулял по окрестностям и вернулся в отель лишь к обеду. Чувствуя себя уже совсем хорошо, я пошел в бар, где велел поискать хозяина, а сам, чтобы не тратить зря время, заказал два бурбона. Не успел я сделать и двух глотков, как владелец отеля сам меня нашел. Я показал ему на его бокал, а потом на место рядом с собой.

— Я поговорил с сыном, сейчас он придет. — Он смочил губы в алкоголе, то есть как бы смочил, поскольку втянул в себя почти полпорции. — Он кое-что вспомнил. О! Уже идет. — Он показал на молодого рослого блондина, направлявшегося в нашу сторону. Что он окажется именно таким, я знал намного раньше. Так же как и знал, с чего он начнет разговор.

— Хей! — Он сел рядом с нами и посмотрел на меня. — Вы хотите что-то узнать об Александре Робинсе? А вы кто?

Молодой, энергичный, красуется перед старым. Я достал лицензию и сунул ее в протянутую руку. Он прочитал и вернул.

— Он приехал к нам семнадцатого июня, уехал двадцать шестого. Три первых дня провел в отеле, непрерывно шел дождь, потом он исчез на четыре дня, то есть позвонил и сказал, что познакомился здесь с какими-то людьми и проведет у них уик-энд, но комнату оставляет за собой. Его не было чуть дольше, чем он предупреждал, но, в конце концов, это его дело. После этого он особо никуда не выходил. Когда я спросил, почему он не рыбачит, он что-то пробормотал и через час отправился на мол. Поймал несколько плотвичек, — он показал не слишком широко расставленными пальцами размер, — и вернулся. Больше он уже рыбу не ловил. Прожил у нас еще два дня и уехал. — Он посмотрел на бокал с бурбоном отца.

— Минутку, у меня еще вопрос. — Я встал из-за столика и принес из бара очередную выпивку для всех. Как и подобает настоящим шведам, никто из них не повел себя невежливо. Мы дружно подняли бокалы.

— Никто его тут не навещал?

— Вот это-то как раз немного странно. — Парень поставил бокал и нацелил на меня палец. — Сначала он говорил, что никого тут не знает, а потом к нему пришли двое, и именно вместе с ними он ушел. Потом звонил, что он у друзей. Вернувшись, буркнул что-то насчет старых знакомых, которых тут встретил. Может, это и правда, поскольку это наверняка были не шведы. — Он снова глотнул из бокала. Я не стал спрашивать, откуда он знал, что это не шведы. Наверняка он почувствовал, что они не мылись по крайней мере уже минут двадцать.

— Как они выглядели, помните?

— Лассе. Меня зовут Лассе. — Он протянул мне руку. Похоже, он был уже пьян, поскольку даже не вытер ее после того, как мы обменялись рукопожатиями и он повторил мое имя. Отец в представлении не участвовал. — Как выглядели? Никак. Нормально. Не шведы. Почти одного роста, больше ничего не могу сказать. — Он развел руками и улыбнулся.

Мы еще немного поговорили, затем хозяева поняли, что халява кончилась, и ушли, сославшись на массу дел. Я расплатился и вышел из отеля. Прогулявшись по берегу и обойдя несколько карликовых рощиц и примерно столько же каменистых бухточек, я вспомнил, чем занимаются одинокие детективы на таких прогулках, и пустил по воде несколько камешков. Получилось, на мой взгляд, убедительно, но никто не бросился ко мне с предложением сыграть в новом суперфильме, так что я вернулся в отель. Добытую информацию я отметил остатками «Собеского», и этот вождь или политик во второй раз привел меня в отличное настроение. Великий человек!

Я бросил таблетку в рот, но пришлось запить ее целой бутылкой пепси. Отдав пустую емкость стюардессе, я попросил еще одну. Теперь я начинал понимать, почему этот Собеский совершал деяния мирового масштаба. Хорошо, что он вообще мог что-то после этой водки совершать. Такого похмелья у меня еще в жизни не было, и я пообещал себе, что больше и не будет. Я посмотрел на сумку, в которой вез подарок для Вуди, и злорадно усмехнулся, несмотря на то что каждое движение отдавалось в голове могучим эхом.

Три таблетки и восемь бутылок напитков. Я бы принял внутрь и больше, но самолет приземлился, и пришлось поднять двухтонное тело и пройти полтора десятка шагов до транспортера. Мне удалось это совершить, более того, я дотащился до медицинского кабинета. Витамины, калий, известь, сахар… И все такое прочее. Примерно минут через пятнадцать я вышел на площадь перед аэропортом и направился к стоянке, но что-то вдруг меня остановило. Вызвав компьютер, я велел доставить автомобиль к воротам, иронизируя над собой и своей свежеприобретенной в Швеции подозрительностью, но если это могло предохранить меня от бомбы… Добросовестно обыскав машину и ничего не найдя, я сел в нее и поехал. На воздух я не взлетел.

Езда, несмотря на пустые улицы, не доставляла мне удовольствия, но счастливое ее завершение привело меня в хорошее настроение. Отправив машину в гараж, я огляделся по сторонам и пошел к воротам. Видимо, чутье мое основательно притупилось, поскольку лишь у самых дверей квартиры я услышал какой-то шорох внизу. Я полез в карман и застыл, покрывшись ледяным потом. «Биффакс» остался в аэропорту; мне казалось, что я явственно вижу гостей в своей собственной квартире, а доносившийся снизу шорох окончательно лишал меня каких-либо сомнений. Я снял ботинки и осторожно переместился вдоль стены к лестнице, ведущей наверх, затем на цыпочках взбежал на этаж выше и достал ключ. К счастью, замок люка не оказывал сопротивления, я немного приподнял крышку, и та беспрепятственно пошла вверх. Я замер. Недавно я уже принимал участие в подобной сцене, только тогда я был наверху. Бросив взгляд по сторонам и низко опустив голову, я выбрался на крышу.

Пусто, но так могло продолжаться самое большее минуту-две. Когда находившиеся внизу свяжутся в конце концов с теми, кто был наверху, когда они установят, что я вошел в ворота, но в квартире не появился, рано или поздно кому-то из них придет в голову поискать меня на крыше. Я закрыл крышку, надел ботинки и, подойдя к краю, посмотрел на улицу. Перед воротами стояли двое, четверо стерегли улицу с обоих концов. Я перешел на другую сторону и посмотрел назад. Там стоял только один, опершись о стену — я видел только плоскую шляпу и плечи; с этой высоты и с этого ракурса он не выглядел опасным, но стоял он в самом удачном месте — под его наблюдением находились задний выход, пожарная лестница, широкие ворота, ряды кустов и площадка под пилоном. Я слегка отодвинулся и еще раз осмотрелся. Вспышки реклам освещали крышу, и это было нехорошо — в их свете я не мог спуститься на землю. Высунувшись еще раз, я оценил высоту, затем переместился под прикрытием крыши на несколько дюймов, так чтобы оказаться прямо над стражем, и вытер влажные ладони. Внезапно что-то коснулось моих ног, едва не столкнув меня вниз. Я медленно обернулся и едва не выругался от злости. Возле моего правого ботинка сидел небольшой серо-бурый кот. Он встал и потерся о мою ногу, явно намереваясь замяукать от блаженства. Я схватил его на руки и быстро погладил. Потом поднялся, прикусив губу, посмотрел в сторону пожарной лестницы, выглянул из-за свеса крыши и вытянул руки. Кот начал меня царапать, явно чувствуя недоброе. Я отпустил его и побежал к лестнице. По моим подсчетам, кот должен был падать примерно две с половиной секунды, прежде чем приземлится на голову стража и вызовет тем самым замешательство, которое даст мне шанс на спасение. Кот падал бесшумно, но уже через секунду я услышал глухой треск и сразу же после — мягкий удар пули о тело. Я был уже возле лестницы. Высунувшись из-за края крыши, я посмотрел вниз. Страж стоял, держа в руке пистолет и глядя на крышу в ожидании малейшего движения, теперь я уже знал, что он стреляет быстрее и лучше, чем кто-либо из известных мне людей. Оглядевшись по сторонам, он направился в сторону заднего выхода из дома. Ему явно что-то не нравилось. Я соскользнул на лестницу и, почти не касаясь ногами перекладин, спустился на землю и, не ожидая очередной возможности, метнулся к кустам. Первые несколько шагов я бежал так быстро, как только мог, набирая скорость, потом прыгнул чуть в сторону и затормозил. Сжавшись и дергаясь во все стороны, я приближался к кустам, а в голове все сильнее билось воспоминание о коте, который на несколько секунд отвлек от меня внимание. Первая пуля пролетела у меня перед самым носом. Когда до меня дошло, что стрелок вовсе не обеспокоен моими усилиями и целит в голову, я сжался в комок и почти остановился.

Две пули, одна за другой, ушли куда-то вперед, я прыгнул туда же — до кустов оставалось всего несколько шагов, — потом снова затормозил и свернул чуть влево; стрелок уже наверняка предвидел место, где я прыгну в кусты, и целился туда. Я снова чуть свернул и метнулся среди ветвей. Одна из них ударила меня над коленом, но я уже падал на землю. Сквозь треск ломающихся веток я услышал крик сзади. Снайпер, видимо, решил, что на этот раз жертва избежала его пуль, и звал коллег. Я прополз несколько метров, присел и, скорчившись в позе эмбриона, переместился вперед. Ряды кустов заканчивались прямо передо мной. Я посмотрел направо и налево — и побежал. Через полтора десятка шагов я почувствовал боль в ноге, там, где меня зацепило веткой. Я не останавливался, кость должна была быть цела, поверхностная царапина, но это ставило под вопрос возможность бега на более длинную дистанцию. Я пробежал возле пилона, в нос ударила сконцентрированная вонь оседавшей на нем городской грязи. Вбежав в его тень, я свернул в сторону. Кольцо платформы уже возвращалось наверх в своем монотонном путешествии по огромному столбу. Я подпрыгнул и вцепился в колено толстой трубы. Повиснув, я подтянулся, перевалился через низкий барьер на платформу из металлических полос и немного прополз, чтобы оказаться как можно ближе к наконечнику отсоса, где толстый слой пыли забивал перекладины барьера и где нельзя было увидеть меня снизу.