— О-о… — Саркисян восхищенно покачал головой, глядя на экран. — Этот прыжок… очень даже, очень…

Я докурил сигарету, стоя спиной к экрану и разглядывая план шоссе, на котором было совершено ограбление. Точечки микрозарядов складывались в какой-то узор, хотя комп утверждал, что это просто оптимальное расположение, с небольшой долей случайности, именно таким образом, чтобы даже в случае каких-либо помех план мог быть реализован.

— Конец, — услышал я голос Саркисяна. — Неплохо ты отличился…

— Знаю. По моему мнению, я заслужил четверку с плюсом.

— Нет, это слишком много! — Ник откинулся на спинку кресла. — Ни один нормальный человек в такой ситуации не стал бы пользоваться чужими сигаретами.

— Ник прав! — решительно сказал Дуг. — И…

— Ладно! — прервал я его. — Обещаю не курить чужие сигареты и не пить чужое спиртное! А как, по-вашему: в чужих женщин тоже могут что-нибудь подмешать?

Дверь открылась. Вошедший сразу же попал под обстрел алчных взглядов шести пар глаз.

— Нам передали тело мужчины в возрасте около сорока пяти-сорока восьми лет, — сказал он, остановившись перед Дугом, — погибшего от трех выстрелов из огнестрельного оружия. Две пули калибра 0.35, одна калибра 0.42. Одна из пуль попала в находившееся в руках потерпевшего устройство, которое в результате взорвалось. Кисть правой руки оторвана, левая значительно пострадала. В брюшной полости потерпевшего наличествует значительных размеров дыра, которая, вероятнее всего, также является последствием взрыва. "Я связался с бригадой, обследующей место смерти потерпевшего. Результаты взаимно подтверждаются. В теле потерпевшего мы обнаружили те же элементы, сплавы и материалы, которые, в странном сочетании, присутствуют во дворе того заведения. Мы пришли к выводу, что одна из пуль тридцать пятого калибра стала причиной взрыва, который привел бы к смерти потерпевшего, если бы он не скончался от предшествующих огнестрельных ранений.

— Что вы можете сказать о нем самом?

— Одежда и содержимое карманов носят признаки рядовых изделий массового производства. Интересным может показаться одно: все это было куплено в одно время, примерно за четыре дня до смерти владельца. Мы нашли даже сохранившиеся метки с штрих-кодом. Мы опознали потерпевшего, хотя в данной связи возникли некоторые… — он замялся, — некоторые несоответствия. Если исходить из имеющихся у нас данных, потерпевший — некий Харди Скайпермен, родившийся двадцать третьего февраля 2028 года в Скормоне, отдан в приют третьего марта того же года, воспитывался за государственный счет до совершеннолетия. В возрасте семнадцати лет, около двух лет назад, был избит, в результате чего получил перелом челюсти и потерял четыре зуба. Нам удалось также получить отпечатки пальцев, которые с вероятностью девяносто процентов можно приписать Харди Скайпермену. Однако этим данным полностью противоречит биологический возраст потерпевшего. Данные анализа клеток и тщательное, проводившееся три раза независимо друг от друга, исследование кожи, сетчатки глаз, волос и зубов показывают, что в момент смерти ему было от сорока пяти до сорока восьми лет, плюс-минус два года. К сожалению, данное противоречие мы объяснить не в состоянии. Еще одно неясное обстоятельство — тот факт, что у потерпевшего два шрама на ребрах с левой стороны, вероятнее всего, результат удара каким-то металлическим предметом, достаточно острым, но не ножом, возможно, стамеской. Подобных следов не должно быть у Скайпермена, по крайней мере, их не было до последнего его пребывания в больнице, где ему лечили челюсть. Мы располагаем полной документацией о том случае.

Эксперт облегченно вздохнул, словно радуясь тому, что преодолел самую тяжелую часть доклада, и облизал губы. Саркисян посмотрел на меня, а потом на Ника, несколько раз поскреб подбородок и кивнул:

— Хорошо. Спасибо. Передайте бригаде, что, вероятнее всего, все вы правы, сколь бы странно это ни звучало. Это информация только для вас. Спасибо.

Эксперт повернулся и вышел. Мы все одновременно зашевелились в своих креслах. Ник заговорил первым:

— Объясните мне кое-что. Если кого-то убивают в две тысячи триста пятом году, то до этого времени он жив, так? А что происходит, если он из этого две тысячи триста пятого перемещается в две тысячи двести восемьдесят второй и там погибает? Он исчезает в две тысячи триста пятом и всех предшествующих годах, или только начиная с две тысячи триста пятого?

— Ты хочешь найти второго Скайпермена, — сказал я.

— Необязательно. Думаю, он все равно ничем не мог бы нам помочь. Никому не известно, чем он будет заниматься через тридцать лет. Так что он не знает своих дружков, своего шефа… — Неожиданно он замолчал и уставился в пол, а кончики указательных пальцев приложил к носу.

— Ну? И как там насчет всех этих штучек со временем, умник? — спросил Дуг. — Из всех нас ты больше всего имел с ним дела.

— Не издевайся.

Пачка «Голден гейта» была пуста. Я надеялся, что в пиджаке есть еще сигареты. К счастью, они действительно нашлись. Я вернулся на свое место. Ник все еще держал пальцы у носа, ища взглядом решение проблемы в узоре на покрытии пола.

— Теоретически… — начал Дуг, — если здесь был убит человек из будущего, то он должен жить и дальше, вплоть до того момента, из которого прибыл к нам… Так?

— Из того, что ты говоришь, следует, что наша жизнь — это бесчисленное множество как бы стоп-кадров, по которым мы путешествуем, неуклонно приближаясь к тому, на котором написано «Конец». Это означало бы, что мы существуем в бесконечном количестве экземпляров, из которых лишь один обладает сознанием? Как если бы в очень длинном ряду лампочек загоралась всегда только одна, следующая? — спросил я.

— Не знаю. Что ты ко мне пристал? У меня мозоли на мозге образуются, когда я об этом думаю. Если все так, как ты сказал, это значит, что все уже было, и одновременно все есть. А мы можем дергаться, сколько хотим, но все равно не вырвемся из схемы, в которую когда-то сами себя включили.

— Может, мы и есть те, кто сейчас пишет схему для следующих Оуэнов и Дугов? — спросил я, собственно, лишь затем, чтобы они не заметили, насколько мне не нравится весь этот разговор о времени.

— Слушайте… — вышел из задумчивости Ник. — Может, этот старый Скайпермен связался с нормальным, сегодняшним? Если бы я прилетел во времена своей молодости, я постарался бы встретиться с самим собой, верно? Может, подбросил бы ему сотню-дру-гую…

Я набрал в грудь воздуха, чтобы его отругать, но тут меня осенило.

— Погодите… Гайлорд говорил, что ему приходится достаточно долго заряжать свою аппаратуру. Я хорошо это помню. И он мог находиться здесь не больше суток, даже меньше, чуть больше двенадцати часов. Можно предположить, что наши друзья побывали здесь по крайней мере несколько раз, чтобы познакомиться с маршрутом, подготовить дорогу и тот овраг. Не думаю, чтобы у них было много времени на личные дела, и наверняка им было строго приказано хранить тайну, но люди есть люди…

Некоторое время стояла тишина, затем Дуг сжал губы и выдохнул сквозь зубы.

— Итак, у нас два направления для действий: одно — визит к Хейруду, другое — работа на Земле.

Здесь нужно найти Скайпермена и поискать оборудование, которое использовалось для того, чтобы нафаршировать шоссе и накрыть крышей овраг, поскольку я не поверю, что они доставляли сюда свои машины.

— Не забудь, что это могли быть маленькие ручные тележки, — возразил Ник.

— Даже если так, — настаивал Дуг. — Им нужно было много места для картин, сами они тоже кое-что занимали. А у них, надо полагать, тоже действует закон пропорциональной связи между количеством израсходованной энергии и перемещаемой массой.

— Ладно! Это всего лишь тема для рассуждений, но они ничего не решают. Договоримся, что будем делать дальше. Я… — я посмотрел на обоих друзей, — лечу к Хейруду. Думаю, Дуг тоже бы там пригодился, чтобы поддержать мою болтовню своим авторитетом, но, с другой стороны, он должен следить за делами здесь. Полагаю, что это важнее, поскольку, может быть, наши новые друзья от Мельмолы что-нибудь для нас найдут? Как?

— Не очень-то мне охота лететь, — застал меня врасплох Ник, опередив мое предложение.

— Полет — ерунда, — сказал я. — Две пересадки, и все.

— А на месте?

— О-о… Все, что угодно! Можно курить, есть неплохие бары, ну, и к тому же половину населения станции составляют симпатичные девушки.

— Вот именно, я же говорил, что мне незачем туда лететь…

— И ты будешь весить вшестеро меньше, чем на Земле.

— А на хрена мне это?

— Ну, уж не знаю, чем тебя завлечь. — Я перебросил пиджак через руку и посмотрел на Саркисяна: — На какой пароль мне зарезервировано место?

— На «Двадцать четыре».

— А может, просто полетишь мне за компанию? Чтобы мне не было скучно? — спросил я Ника.

— Это другое дело. — Он нахмурился и расширил ноздри. Его лицо приобрело решительное выражение. — Можешь на меня рассчитывать.

— Оуэн… — Саркисян встал и подошел ко мне. — Перед отлетом свяжись со мной. Тебе действительно нужны какие-нибудь бумаги с просьбой о помощи. Ты разговаривал с Хейрудом. Он не считает, что они могли бы тебе пригодиться?

— Сомневаюсь, но что-то подобное все же хотел бы иметь. Глупо было бы возвращаться ни с чем, не испробовав все возможные способы. Порой гербовая печать действует на людей весьма забавно.

Зал терминала, способный проглотить несколько тысяч человек, был заполнен самое большее на одну шестую. Мы чувствовали себя словно закуска, приложение к собственно главному блюду, которое, пропущенное через пищеварительный тракт терминала — кассы, коридоры, столы упаковки, пункты проверки багажа, сервис, — затем распределялось на отдельные порции, чтобы лететь на восток, север, запад и юг. Может быть, в виде экскрементов гигантского пожирателя-транспортера?

Оглядевшись по сторонам, я увидел направлявшегося ко мне Ника. Закурив, я протянул ему руку. Он пожал ее, но небрежно, мимоходом, словно считал приветствие чем-то слегка мешавшим делать основную работу. В чем-то он был прав — мы прибыли сюда не затем, чтобы радостно приветствовать друг друга после двухчасовой разлуки, но он и без того вел себя несколько странно. Я показал ему на вход в коридор номер 221 и пошел первым. Он догнал меня через несколько шагов и какое-то время шел молча, потом ткнул подбородком в сторону гигантской стереограммы с лицом Би Стеннема. На щеке Стеннема отпечатался след пухлых напомаженных губ. Он широко улыбался, закатив глаза, чтобы видеть поля шляпы, по которым шла надпись: «Не спеши в небесный — посети земной. РАЙ!»

— Похоже, ему на морду зебра в течке уселась… — сказал Ник с такой злобой, словно комментировал падение Стеннема бессмертной фразой: «Так ему и надо».

Я посмотрел на Би, потом на Ника, но пока что ни о чем не догадывался. Было раннее утро, я не выспался, и у меня покалывало где-то в окрестностях грудины.

— Почему именно зебра?

— Глянь на его морщины! — прошипел Ник. — У него же полоски на роже отпечатались…

Пожав плечами, я переложил сумку в другую руку и выстрелил окурком в сторону пепельницы, угрюмо бродившей в поисках работы. Ник явно не собирался никого и ничего щадить.

— Мы что, полетим с этой бабулей? — спросил он, скрежетнув зубами.

Он смотрел на симпатичную пухлую женщину лет сорока, с мягкими привлекательными формами. Я набрал в грудь воздуха, но Ник уже навел оружие и бил из обоих стволов.

— Если все пассажирки такого же возраста, то, надеюсь, половина из них сойдет еще до выхода на орбиту. Ведь ее возраст можно определить только на основании анализа изотопов углерода!

У меня возникла некая мысль, но, прежде чем я успел что-то сказать, он закончил:

— Хотя тогда могло еще не быть углерода. — Ник посмотрел на меня: — Сколько лет существует углерод?

Я хлопнул его по спине.

— Я тоже первый раз боялся, — успокаивающе сказал я.

— Что ты болта…

— Но это быстро прошло, — заглушил я его фальшивую обиду. — Немного невесомости — действительно непривычно, а остальное… Словно едешь на ночном экспрессе.

— Отвали!

— Уже. Только скажи, сколько ты взял с собой, а я сказку тебе, кто ты.

Какое-то время мы шли молча. Я думал, что Ник обиделся, но он, похоже, просто считал про себя. Наконец он бросил на меня взгляд, уже не столь тяжелый, как три минуты назад.

— Семь… — пробормотал он.

— Сколько???

— Семь… вернее, шесть.

— Да ты с ума сошел! Мы летим туда на два дня!

— Но сам полет занимает четверо суток.

— Ну тогда я пас. — Я покачал головой. — Ты не знаешь, что это такое — блевать в невесомости. Хочешь поиграть в реактивный самолет — что ж, дело твое.

Ник что-то сказал, но я опередил его и подошел к стюардессе, мило, хотя и профессионально улыбавшейся на фоне ряда компьютерных терминалов, которые, видимо, должны были внушать пассажирам доверие к космическим линиям. Нику удалось догнать меня лишь на борту орбитального модуля.

— Ничего не могу с собой поделать, — пробормотал он. Выдыхаемый им воздух сразу же опускался на пол, так он был насыщен алкогольными парами. Однако я не мог осуждать Ника, я сам помнил собственное оцепенение, когда у гаража на меня напал мастер пращи и когда за глоток чего-нибудь крепкого я дал бы себя порезать на куски. — У меня внутри будто все переворачивается, надеюсь, от меня не потребуется ничего серьезного, кроме как дышать и мочиться…

— Успокойся, — сказал я, едва не посоветовав ему глотнуть для храбрости. — Завтра мы пересаживаемся на челнок и еще через несколько часов будем на месте.

— Ага… — пробормотал он и потащился к себе в каюту.

Когда я заглянул к нему два часа спустя, он лежал на койке, на животе, разбросав руки и ноги. Возле койки стояли два пластиковых ведра. Монотонный, проникающий под черепную крышку голос уже начал передавать Нику информацию, которая могла в ближайшее время спасти ему жизнь: «…Луна вращается вокруг Земли со скоростью один и две сотых километра в секунду, совершая полный оборот каждые двадцать семь и тридцать две сотых земных суток. Во время лунного дня, продолжающегося более двух недель, ее поверхность в экваториальной зоне нагревается до ста тридцати градусов Цельсия, ночная же температура опускается до минус ста пятидесяти градусов Цельсия. Среднее расстояние от Луны до Земли составляет триста восемьдесят четыре тысячи километров…» Я тихо закрыл дверь и пошел в бар, решив, что могу позволить себе рюмочку, пока Ник мне не мешает. Еще не дойдя до источника, я вспомнил, как звучит продолжение лекции: «Радиус Луны составляет тысячу семьсот тридцать восемь километров. Сила притяжения вшестеро меньше земной, что на практике означает, что человек, весящий на Земле восемьдесят килограммов, на Луне будет весить около тринадцати. Он сможет прыгать в шесть раз дальше и поднимать вшестеро большие грузы…» Лекции, которыми пичкали меня во время первого путешествия, принесли свои плоды в виде фундаментальных знаний.

— Пробовать уж точно не буду, — пробормотал я себе под нос.

Бармен слегка наклонил голову, чем-то напомнив орла, разглядывающего потенциальную жертву.

— Это я сам с собой, — пояснил я.

Он изобразил нечто вроде понимающей улыбки, в которой я вовсе не нуждался. Возвращаясь к себе в каюту, я заглянул по пути к Нику и вылил в унитаз содержимое трех из четырех оставшихся у него бутылок. Впрочем, я не уверен, что слово «вылил» в данном случае является достаточно точным. Я сидел на краю толчка и, потягивая из одной бутылки, выливал содержимое остальных. Вся операция заняла минут двадцать. Аккуратно сложив пустые бутылки в контейнер, я вернулся к себе и провалился в сон. За мгновение до этого до меня донесся голос: «Луна светит в четыреста пятьдесят тысяч раз слабее Солнца…» Кажется, я еще успел выругаться.

Дон Вермилья встретил нас на вездеходе у самого посадочного модуля. На его бесстрастном лице не появилось даже тени улыбки, он не воскликнул: «Оуэн, ах ты старый осел!», не хлопнул меня по спине. Впрочем, хлопать по спине кого-то одетого в скафандр особого смысла все равно не имеет. Однако он одарил нас ясным искренним взглядом, чему не в состоянии было помешать даже поблескивавшее сеткой мелких царапин стекло шлема, звучным и столь же искренним голосом произнес короткую приветственную речь и первым направился к машине. Ник двигался в соответствии с инструкцией, вдолбленной ему в голову во время сна. Видя мрачные взгляды, которые он бросал на окружающий пейзаж, мне так и хотелось кое-что ему объяснить относительно встречающихся по пути строений, соединительных туннелей, мачт, зеркал, полей с солнечными батареями и прочих элементов лунного ландшафта. В помещении шлюза мы сняли скафандры. Вермилья пожал руку Нику, а потом мне.

— Второй визит детектива за полгода? — полувопросительно сказал он.

— На этот раз я здесь не как детектив. — Я жадно затянулся первой за сорок минут сигаретой.

— По вопросам наследства, — добавил Ник, почему-то мстительным тоном.

Дон несколько секунд удивленно вглядывался в наши лица, затем показал рукой в сторону коридора.

— Ваши комнаты рядом, двадцать шестая и двадцать седьмая. Йолан освободится часа через полтора. Колдует над чем-то в стерильной камере, не стоит ему без нужды мешать.

— Как раз столько нам хватит, чтобы отдохнуть. Я пошел первым, пытаясь вспомнить, как надо ходить на Луне. Два раза я едва не перекувырнулся, но сумел удержаться в вертикальном положении — стена была рядом. Обернувшись, я увидел, что Дон уже скрылся в ближайшем коридоре, а Ник, стиснув зубы, пытается идти, не отрывая подошв от пола. Из этого ничего хорошего получиться не могло, и не получалось. Но мы все же перемещались вперед, правда с трудом, словно пара путников, месяц блуждавших по пустыне, однако как-то шли. Я толкнул дверь комнаты Ника и вошел, а когда Ник наконец до нее дотащился, его уже ждала плоская бутылка, которую я держал в руке. Последняя из его запасов. Мне было очень приятно увидеть в ответ столь широкую улыбку.

Мы молча глотнули по два раза из бутылки. Ник расслабленно откинулся на спинку удобного кресла, точно такого же, как то, в котором я провел несколько часов с Энн Мидмент во время моего первого посещения спутника Земли. Я сбросил пиджак и развалился на койке.

— Багаж доставлен, — послышался голос из динамика интеркома.

Я небрежно махнул рукой, глотнул еще немного и протянул бутылку Нику.

— Здесь не воруют, — сказал я. — А если даже и так, то бежать им все равно некуда.

Ник отхлебнул из бутылки так, что у него булькнуло в горле.

— Сразу же, как только вернусь на Землю, — сказал он, тщательно утирая губы, — записываюсь на курс лечения. Столько, сколько я выпил за…

— Преувеличиваешь! Просто в невесомости алкоголь сильнее ударяет в голову. А кроме того, еще раз повторяю: я почти все вылил. А то, что похмелье здесь куда хуже, да и рожа болит от поцелуев с унитазом… — Я пожал плечами. — За все надо платить. Сделав еще глоток, я встал, отдал Нику бутылку с остатками спиртного и вышел. В коридоре нас ждала тележка с двумя сумками; я забрал свою и пошел к себе. У себя в комнате я выдвинул клавиатуру компа, но вспомнил, что здесь, на Луне, не принято работать пальцами.

— Комп… Разговор с мисс Мидмент, — потребовал я.

— Да? — услышал я раздраженный голос Энн.

— Гм… Это Оуэн… Оуэн Йитс, — сказал я, обращаясь к темному экрану.

— А-а… Оуэн Йитс, — медленно повторила она, и ее голос приобрел прежний раздраженный тон. — Приветствую. Что нужно?

— Собственно, ничего. Я не осмелился бы нарушать твой покой, если бы у меня к тебе имелось какое-то дело. Это было бы тривиально, тебе не кажется?

Экран моргнул, и на нем неожиданно появилось лицо Энн. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Она слегка наклонила голову и провела кончиком языка по губам.

— Столь же тривиальным мне кажется иметь на Луне девушку, к которой можно заглянуть в гости каждый раз, когда бываешь там по делам.

— Боже мой! Энн! Ты же не ожидала, что я сделаю тебе предложение? — спросил я, чувствуя непонятную злость, даже ярость.

— Именно так! — фыркнула она и слегка отодвинулась от экрана. Ее лицо на мгновение расплылось, а затем его изображение снова стало резким. — Я же тебя, считай, вылечила. Ты был совершенно разбит и сломлен, зато ты симпатичный и из той разновидности людей, которая мне нравится…

— Ну, тогда на этот раз нам и в самом деле незачем морочить друг другу голову: я вполне бодр, весел и, можно сказать, сменил видовую принадлежность…

— Угу. Вижу. — Она наклонилась вперед. — Пока! Экран погас. Я постоял перед ним еще несколько секунд, но ничего не произошло. Я упал в кресло, размышляя, какие шаги предпринять дальше. В конце концов я достал из сумки фляжку и, раздевшись, пошел с ней принять душ. Включая фен, я услышал голос Ника:

— Ты там?

— Тут! Сейчас выйду. Направо от двери раздатчик, компа, закажи два кофе, хорошо?

Я вернулся в комнату, обмотавшись полотенцем, бросил Нику фляжку и достал из сумки чистую одежду. Кофе оказался отвратительным. Я связался с дежурным по кухне и попросил что-нибудь, в большей степени напоминающее известный мне напиток. Парень улыбнулся и обещал поделиться собственным, добавив, что когда-то комп пытались научить варить кофе, но потом отказались от этих попыток, так что комп делает его теперь по собственному разумению. Мы с Ником закурили.

— Что за тип этот Хейруд?

— Чокнутый ученый, совсем как в кино. К тому же без ног и без протезов. Персона, видимо, весьма важная, поскольку весь экипаж станции дал бы себя изнасиловать ради него. И еще он помешан на времени. Это он построил машину, которой воспользовался Гайлорд. Да ты ведь знаешь…

— Знаю, но чем больше я слушаю разговоров на эту тему, тем легче мне до чего-то докопаться… — Он затянулся. — Послушай… Хейруд конструирует машину времени, Гайлорд ее использует. Так? Но знает ли Хейруд, тот, что в будущем, что в таком-то году к нему явятся двое с полномочиями ЦБР и попросят построить такую машину? А может, он вообще бы ее не построил, если бы не мы? А?

— Лучше иди отсюда, а то дам пинка, — буркнул я. — С этим временем все настолько запутано… Последствия, взаимосвязи… Я ничего не понимаю и к тому же боюсь, как бы мы…

— Заказ из кухни, — прервал меня комп.

— Очень вовремя… — Я открыл дверь, забрал поднос с небольшим термосом и двумя чашками, затем толкнул ногой тележку, и мы разошлись в разные стороны. Это действительно был настоящий кофе. Во всяком случае, он вполне уживался с остатками бурбона из фляжки.

— А что будет, если Хейруд откажется сотрудничать?

Я медленно обвел взглядом потолок и стены, затем посмотрел на Ника. Он прищурился и едва заметно покачал головой.

— Что будет? Не знаю. Ничего не будет. Это вопрос не только его желания. Всегда может оказаться, что он построит свою машину только через пятнадцать лет. — Я закурил новую сигарету. — Комп! Включи вентиляцию! — Я выпустил струю дыма, наблюдая, как ее по моей команде всасывает прожорливый вентилятор. — Я ничего не знаю, придется подождать до разговора с Хейрудом.

— Хреновое дело.

— Такова жизнь… — констатировал я. Внезапно мне пришла в голову глупая мысль, которой мне немедленно захотелось поделиться с Ником. Это так по-человечески — делиться всякими глупостями. — А почему бы нам не открыть фирму? А? Ты стал бы моим компаньоном?

— Я? Компаньоном? — Он рассмеялся. — Оставь… Кроме того, твои компаньоны кончают… — Он замолчал и покраснел. — Извини, Оуэн. Я кретин…

Я пнул его носком ботинка в лодыжку.

— Нет, это я кретин. Действительно, что-то в этом есть. Все мои компаньоны кончают плохо…

— Перестань! — Ник потер лицо ладонью. — Кажется, я перебрал… Я скажу тебе, почему не могу быть твоим компаньоном… — Он замолчал и, так же как и я несколько минут назад, обвел взглядом потолок и стены.

— Чтоб тебя! — рявкнул я. — Серьезно? Когда? Он улыбнулся несмелой, девичьей улыбкой, даже покрылся легким румянцем. Я хлопнул его по колену. Он смущенно засмеялся.

— И вы, черти, ничего мне не сказали? Мне?!

— Знаешь… Мой шеф…

— Дуг свое точно получит, это уж наверняка…

— Это не только его вина. — Он затушил сигарету и поскреб затылок. — Мы собирались устроить основательную вечеринку по этому поводу, но буквально на следующий день после подписания всех бумаг… Ну, ты знаешь…

— А… Действительно, неплохое начало…

— Да, я даже подумал, будто я Иона, угодивший в брюхо кита…

— А знаешь… может быть… Ну ладно, пусть об этом беспокоится Саркисян. Я…

Из динамика над дверью раздался мелодичный сигнал:

— Мистер Йитс, вас ждут в комнате номер двадцать четыре.

Я вскочил. Ник нервно затянулся, словно ему через мгновение предстояло спуститься под воду, и двинулся следом за мной. С помощью, возможно, не очень изящных, но вполне действенных телодвижений две минуты спустя мы добрались до двери комнаты Хейруда. Она открылась, едва я взялся за ручку.

Йолан Хейруд сидел в своем кресле. Он явно старался, чтобы его лицо ничем не выражало интереса, а может быть, что было вполне понятно после единственного моего с ним разговора, — неприязни. Если на его лице и было вообще хоть что-то написано, то самое большее — легкое раздражение. Я сделал три шага в неопределенном направлении, давая ему время решить, стоит ли ему обмениваться с нами рукопожатием. Подождав несколько секунд, он двинулся нам навстречу, протягивая руку. Мы оба по очереди пожали ее и сели. Йолан вопросительно посмотрел на меня. Я подал ему конверт, который достал из кармана. Он несколько раз перевернул его, якобы рассматривая, в действительности же он размышлял, только я не знал, над чем именно. В конце концов он разорвал конверт, достал оттуда небольшой листок, прочитал его содержание, посмотрел на нас и еще раз перечитал послание шефа ЦБР.

— Можно проверить идентификаторы? — спросил он.

— Даже нужно. Заодно узнаете, насколько высоки наши полномочия, — сказал я. — Только, будьте любезны, подождите еще несколько секунд, пусть исчезнет текст.

Он кивнул, выпятил челюсть и закусил верхнюю губу. Мы молчали. Через десять секунд он показал нам листок, на котором осталось лишь несколько цифр и печать-идентификатор. Подъехав к терминалу мощного компа, он вставил листок в щель сканера и прочитал информацию с экрана. Несколько секунд спустя из отверстия высыпалась горстка желтоватой пыли.

— Ага… — пробормотал он и, подъехав ближе, вопросительно посмотрел на нас.

— Нам нужно полностью экранированное помещение. Если здесь такого нет…

— Есть, — раздраженно сказал он, обводя рукой все четыре стены, пол и потолок.

— Отключите комп, даже аварийный контроль, а мы тут немного пошарим. Хорошо?

Он сердито засопел, но кивнул. Мы с Ником достали тонкие перчатки с вплавленными в них датчиками, надели очки, вставили в уши клипсы, а в гнезда на манжетах воткнули сенсоры. Ник направился к стене с дверью, я занялся той, что была справа от него. Ник закончил раньше — ему нужно было проверить меньшую площадь — обошел меня и принялся за следующую стену. Я посмотрел на Йолана. Тонкие линии в линзах очков искажали его лицо, а может быть, он и в самом деле злорадно улыбался. Я тщательно «просмотрел» всю стену, со стороны это выглядело так, будто я сметал с нее паутину или как если бы упражнялся в пантомиме, неуклюже изображая сцену поиска выхода из стеклянной клетки. Хейруд раздраженно фыркнул. Я закончил и повернулся к нему.

— Откройте стену с часами и выключите комп, — велел я.

Он со злостью ткнул пальцем в несколько клавиш. Открылась стена с несколькими десятками тысяч часов, затем комп жалобно пискнул и отключился. Я подошел к часам. Теперь я работал медленно, у меня начинали болеть руки, которые приходилось держать поднятыми. Только сейчас я понял, сколь тяжела была жизнь у кукольников и сколь тяжела она у тех, кто пытается воскресить древнюю область искусства, конструируя программируемых и управляемых на расстоянии марионеток. Я обследовал около двух тысяч устройств, когда клипса в моем ухе дрогнула и тихонько запищала. Что-то моргнуло в правом стекле очков. Я медленно переместился вправо и выключил акустический сигнализатор. Отойдя на полшага назад, я совершил руками несколько движений, похожих на пассы гипнотизера, но чувствительность переносного комплекта была слишком низкой. Я снова приблизился к стене и начал медленно и систематически ее обследовать. В конце концов очки радостно вспыхнули.

— Ник… — позвал я.

За спиной послышались его шаги, сразу же после тихо загудел двигатель кресла Хейруда. Ник выставил вперед руки и некоторое время двигал головой. Сбросив перчатки, он достал из кармана массивный портсигар и открыл его. Я вернулся к стене. Несколько раз повторив проверку, я окончательно убедился, что плоский «фрилекс», показывавший восемнадцать часов сорок две минуты семнадцать секунд, помимо сложного механизма, содержит в себе еще какой-то посторонний элемент. Я снял его и положил в портсигар. Ник закрыл крышку и убрал его"в карман. Мы завершили осмотр часов, затем подобному же обследованию подвергся пол, а затем потолок. Это заняло минут двадцать, но руки у меня болели так, словно я перетащил на них секвойю. Я свалился в кресло, Ник — чуть позже. Хейруд посмотрел на нас, а затем, словно приняв какое-то решение, подъехал к бару.

— Что-нибудь полегче… — не то спросил, не то утвердительно сказал он. — Если нам предстоит столь серьезный разговор…

— Для начала попрошу два пива, а потом полагаюсь на вас…

Сидевший ближе к Йолану Ник взял у него две банки и протянул одну мне. Они одновременно зашипели, открываясь, столь же одновременно вздохнули и мы, приняв в себя их содержимое. Именно так — ведущими себя словно два одинаково настроенных робота — представляют себе люди сотрудников государственной безопасности или ЦБР. Я ждал какого-нибудь шутливого замечания Хейруда, но он был либо умен, либо, по крайней мере, деликатен. Смешав три коктейля в высоких охлажденных стаканах, он поставил их на прикрепленный к тележке поднос и подъехал к нам.