— Мистер Йитс. — Невелл скрестил на груди руки и откашлялся. — Сразу же после того, как я сообщил в полицию, я проверил, на месте ли «контролер», та жидкость. Потом проверил бусинки. Час спустя у нас были спецы по всем игрушкам. С этой стороны все чисто. Как за каменной стеной.

Я подошел к бару и посмотрел, что нового в нем появилось. Потом, раз уж все равно был там, смешал себе слабый «манхэттен».

— А единственная дыра в этой стене — ты… — сказал я.

Невелл вскочил и в два прыжка оказался рядом со мной. Я спокойно сделал глоток, глядя ему в глаза.

— Даже не пробуй так шутить, парень! — прошипел он. В глазах его я видел безумие, а может быть, не безумие, а страх; пальцы то распрямлялись, то сжимались в кулаки, словно без участия сознания. — Я ведь могу…

— Ладно, приятель! — улыбнулся я, ставя бокал на стол. — Я тоже боюсь. — Я понимающе кивнул. — Может, не так, как ты, но все-таки…

Прежде чем Невелл успел как-то среагировать, я

добавил:

— Идем, покажешь мне то место. Сети включены?

Он поколебался; ему явно хотелось дать мне в морду, но чувство долга и страх перед Гай лордом победили. Причем второе — наверняка.

Я вышел через панорамное окно и оглянулся через плечо. Невелл еще немного постоял, а потом глубоко вздохнул, словно беря себя в руки, и двинулся за мной. Через несколько шагов к нам присоединились Саба и Серво. — У собак вживленные бусинки? — спросил я. — Да. — Вы проверяли, не пропала ли какая-нибудь из них? А может быть, кому-то давали на время?

— Проверяли. Нет, — перешел он на телеграфный стиль.

— Если мне потребуется отправить дешевую телеграмму, я воспользуюсь твоей помощью, а сейчас отвечай как следует!

— Прошу прощения, — поспешно сказал он. — Я несколько обидел вас своими подозрениями, этого больше не повторится. А что касается собак — все проверено: датчики на месте, никто не вынимал их и даже не пытался. Впрочем, те, что у собак, от подобного защищены. Поверьте, охранная система была разработана лучшими специалистами. Мистер Гайлорд привлек три конкурентные фирмы, которые должны были обнаружить друг у друга возможные недоработки. Но ни одной не удалось получить премию. Все это, — он плавным движением руки описал в воздухе круг, — действительно непроницаемо.

— Принимая во внимание, что сам Господь Бог вмешался, видя, как рушится ваша непроницаемая система, ее действительно невозможно преодолеть. А! Кстати, из чего убили того парня?

Невелл посмотрел на меня исподлобья, потом опустил взгляд, и мы долго шли молча. Затягивая с ответом, он явно мстил мне за мои сомнения в его лояльности. Я его не торопил. Наклонившись, я на ходу погладил по головам шедшую справа Сабу и слева — Серво. Неожиданно мне пришло в голову, что они не столько меня любят, сколько конвоируют, но затем я отбросил эту компрометирующую собак мысль. Невелл пнул травяной холмик.

— Из лазера, — выпалил он.

— Из лазера??? — Я встал как вкопанный. Невелл остановился и повернулся ко мне. — Что ты болтаешь, черт бы тебя побрал? Самый маленький лазер весит несколько десятков килограммов и требует питания, как для небольшого поселка!

— Все верно, — язвительно усмехнулся он. — Это самая большая загадка. Идем, тут уже близко. Все покажу на месте.

Он двинулся вперед, не ожидая моего согласия. Я посмотрел на собак, которые глядели на меня, высунув язык в ожидании какой-нибудь умной фразы, но

интуиция их подвела. Я бросил несколько слов в не слишком оригинальном сочетании вслед Невеллу, который ждал меня возле кустов. За его спиной, метрах в восьми, виднелось легкое на первый взгляд ограждение из густой сетки. Когда я подошел, он ткнул в сторону сетки пальцем.

— Здесь он перелез через ограду. А здесь, — он показал на свои ноги, — я нашел труп. Выстрел, — быстро добавил он, — был сделан с нашей стороны.

— Да-а? — с сомнением пробормотал я, одновременно оглядываясь по сторонам. — А откуда это известно?

— Во-первых, через сетку не стреляли, это было бы зафиксировано. Во-вторых, на этих кустах, — он показал на ближайшие, — нашли несколько обожженных листьев. Луч лазера их зацепил.

— Гм-м… — Я прошел несколько десятков шагов в разные стороны, теша себя надеждой, что в траве внезапно блеснет шпилька от галстука или среди стеблей мелькнет уголок визитной карточки. — Ты мог бы перелезть через ограду? Сейчас?

— Конечно! Показать?

— Да…

Невелл смело подошел к сетке и начал по ней взбираться. Когда он добрался до половины высоты, я крикнул:

— Ладно, верю! — а когда он спрыгнул и подошел ко мне, спросил: — Значит, все-таки кто-то с бусинкой?

Он покачал головой:

— Сейчас, после этого инцидента, комп фиксирует и сообщает о факте преодоления ограждения кем-то с идентификатором. Раньше такого не было. То есть… — Он замолчал.

— Вот именно, — удовлетворенно сказал я и утвердительно закончил: — То есть…

— Вот только это невозможно.

Я с сожалением посмотрел на него:

— Повторяю еще раз: либо система не полностью непроницаемая, либо кто-то изнутри! Терциум нон датур.

— Прошу прощения?

— Ищи палку, — сказал я Серво, не обращая внимания на Невелла. Собаки бросились в кусты. — Еще одно, — повернулся я к дворецкому: — К кому я могу обратиться в полиции?

— Детектив Эйльбахер. Он окажет помощь по всем возможным вопросам. Еще что-нибудь?

Я покачал головой. Невелл поколебался, словно хотел что-то сказать, но — я это чувствовал — в последний момент отказался от мысли убедить меня, что это не может быть никто из Вейны. Я вспомнил, кем, вне зависимости от своих слов, являлся Гайлорд, и на мгновение мне даже стало не так жарко. Из кустов выскочил Серво с палкой в зубах, за ним бежала Саба, явно радуясь, что не ей приходится ее носить. Собаки тоже не знают, что такое справедливость. Я забрал палку у Серво и, придерживая Сабу за ошейник, бросил ее так далеко, как только мог. Серво, не веря своему счастью, бросился как безумный в погоню, а Саба спокойно села и укоризненно посмотрела на меня. Я отпустил ее, и она помчалась следом за своим супругом. До меня дошло, что из-за меня Серво может достаться. Быстро углубившись в кусты, я побежал в сторону дома. Собаки догнали меня у самой двери. Палку несла Саба. Серво остановился позади нее и помахал хвостом. «Сам знаешь, брат, как оно бывает…» —словно говорил его взгляд. Забрав палку у Сабы, я отбросил ее в сторону, сказал: «Фигня» — и скрылся в своей комнате.

Мне было жарко. И я чувствовал себя глупо. Понизив температуру на четыре градуса, я сбросил рубашку и выкурил сигарету в надежде поправить самочувствие. Тщетно. Неужели я потерял форму, подумал я. Я посмотрел на бар, и мне показалось, что он завлекающе дрогнул. Взяв с подлокотника дивана

телефон, я набрал домашний номер. Заодно мне пришла в голову одна мысль. Я обрадовался — до сих пор такие озарения всегда оказывались мне на руку, то есть я все-таки на что-то еще гожусь.

— Привет, это я, — сказал я.

— Где ты?! — раздался вопль Фила. — Почему ты мне не сказал?

— Погоди…

— Раз ты такой, ну и ладно! — обиженно крикнул он и бросил трубку. — Алло! — услышал я голос Пимы. — Ты там?

— Да. Что там у вас происходит?

— Как обычно. Фил сказал, что ты больше не его кумир…

— Вот тебе раз… — простонал я, слыша в трубке второе дыхание. — Если так обстоят дела, я, наверное, заскочу еще в одно место, может быть…

— О, нет-нет-нет! — заглушил мой голос крик Фила. — Ты должен немедленно вернуться…

— Иначе я не буду твоим кумиром! Знаю! — крикнул я в ответ и рассмеялся.

— Фил! Немедленно положи трубку! — в свою очередь крикнула Пима.

Лишь разъяренный шестилетка может ударом по клавише продемонстрировать, насколько он зол. Я немного подождал.

— Пима? Любишь бладхаундов?

— Ага! А почему ты спрашиваешь?

— У меня тут парочка отличных собак. Просто гениальных…

— Феба тоже говорит, что ты больше не ее кумир, — засмеялась она.

— Не будьте смешными. Я вовсе…

— Лучше расскажи, что у тебя? — прервала она меня.

— Ну-у… Отдыхаю, меня охраняет самый крупный пес в мире, бар — мечта…

— Девушки?

— Что ты! Есть лишь одна пожилая дама…

— Теперь ты больше и не мой кумир!

— То есть не такая уж пожилая… Но…

— А кроме того?

— Кроме того? Наверное, послезавтра буду дома. Во всяком случае, обязательно позвоню. Ну что, пока?

— Ну ладно. Пока…

Я положил трубку и нашел в шкафу плавки. Четыре минуты спустя я был на пляже. Гайлорд и Тада лежали под огромным солнцезащитным экраном, между ними и мной разлегся Навуходоносор. Я перешагнул его, но он этого даже не заметил. Саба и Серво вытряхивали воду из ушей в тени самоходного холодильника. Я подошел и поздоровался с Тадой и Ричмондом.

— Покажите дневник. — Она протянула руку.

— Забыл в комнате. Но готов продемонстрировать на практике… — сказал я, садясь на шезлонг с водяным охлаждением. — Я разговаривал с Невеллом. — Я посмотрел на Гайлорда.

Он верно понял мой взгляд.

— Тада введена в курс дела, — сообщил он. — Тебе нужна помощь?

— Кому же она не нужна? — философски заметил я. — Прежде всего… Откуда уверенность, что убитый собирался убить тебя?

— Разве Невелл не сказал? — удивился он.

— Он… гм… был несколько расстроен моими подозрениями.

— Именно!.. — Гайлорд сделал глоток из покрытого инеем стакана. — Я стопроцентно уверен в своих людях. Ты меня понимаешь? — Я кивнул. — А киллер… У него был обычный автомат с глушителем и несколькими полезными дополнениями. Штатив, прицел с автопоиском, что довольно трудно достать. А в прицел были заложены мои данные. Если бы кто-то не отключил систему автопоиска, то киллер выполнил бы свою задачу даже после смерти, когда я прибежал с Невеллом к трупу.

Я нахмурился и закурил:

— Откуда ты знаешь, что это не он сам выключил?

— Потому что на автомате были отпечатки пальцев киллера. Видимо, лишь наведя его на цель, он должен был облить оружие антипапиллятором. А на выключателе не было. Точнее, он был тщательно вытерт.

— Ага. Теперь все понятно. Впрочем, я в любом случае собираюсь к Эйльбахеру за техническими деталями. Но это позже…

— Я тоже еду в город, — вмешалась Тада. — Могу вас подвезти…

— С удовольствием. Я забыл свои диски с курсом автовождения.

Тада рассмеялась, Ричмонд фыркнул и замолчал.

— Пойду поплаваю, — сказала она.

Я смотрел, как она прицепляет нос доски к короткому тросу, свисавшему с маленького, но мощного глиссера. Тада пристегнула пояс, и глиссер устремился в открытое море. Она стояла на доске уверенно, смягчая удар носовых волн согнутыми коленями и изредка помогая себе движением руки. Я наблюдал за ней, пока она не скрылась из виду.

— Как ты справляешься с акулами? — спросил я, лишь затем, чтобы нарушить повисшую тишину.

— У них нет шансов, — небрежно бросил он. — Два ряда не зависящих друг от друга акустических отпугивающих устройств.

— А что с моей семьей? — столь же безразличным тоном спросил я. Он внимательно посмотрел на меня. — Если у меня возникнет конфликт с кем-то, у кого есть претензии к тебе, он может их распространить и на меня. Недавно я убедился, что у меня есть слабое место.

— Оба под колпаком. Сразу же после нашего разговора я ими занялся.

— Не сомневаюсь, — бросил я в пустоту и встал, чтобы пойти к воде.

Гайлорд остановил меня движением руки:

— Послушай, ты можешь меня не любить. Можешь не уважать, но я хотел бы, чтобы ты мне доверял…

— Да, знаю. Принудительный труд малоэффективен. Это ты уже говорил.

— Именно. Но если возьмешься за дело со всей душой, то можешь рассчитывать лишь на то, что я соглашусь с любым результатом и не буду иметь никаких претензий. Я тебе верю.

— Поскольку можешь себе это позволить. Я вынужден тебе доверять, а это уже совсем другое дело.

Бросив окурок в пустой стакан от коктейля Тады, я вышел на солнце, тотчас же окутавшее меня своим горячим дыханием. Я посмотрел на бладхаундов, но Саба лишь махнула хвостом, словно извиняясь, и не изменила позы. Серво тяжело поднял веки и наморщил лоб. Нет так нет! Я пробежал по короткому молу и прыгнул в воду. Гайлорд, видимо, утопил в заливе несколько охлаждающих систем — вода была холодной и чистой, такой, какой она и выглядела из окна «пионера». Я начал бить по ней руками и ногами, нырять, покачиваться на волнах… Мне было так хорошо, что я почти полюбил Гайлорда, но я заставил себя выйти на берег, прежде чем это чувство начало меня переполнять. Хозяина под солнцезащитным экраном уже не было. Я залил полкило льда каплей виски и двумя каплями содовой и стал спокойно наблюдать за скользящей по волнам Тадой. И то и другое доставило мне немало удовольствия, на что я потратил полчаса. Потом мы поехали в город.

— Нравится, а? — ехидно спросила она, видя мой взгляд, устремленный на пепельно-серый «дагхил», возле которого она меня ждала.

Четыре двойных цилиндра, руль с тройной передачей, сменные протекторы из тратлона, система безопасности, гарантирующая жизнь при лобовом столкновении на скорости сто-сто двадцать километров в час. Сказка на четырех колесах!

— У него один недостаток, — выдавил я, потрясенный близостью этого чуда.

— И какой же?

— Это не автомобиль для женщины. Любая проиграет по сравнению с ним.

Она рассмеялась, весело и, как мне показалось, искренне:

— А я и не собираюсь сегодня его вести.

Я коснулся дверцы. Она бесшумно открылась, я сел и начал изучать приборную доску. Через десять секунд все было ясно. Я посмотрел на Таду, которая уже успела застегнуть ремни, способные за долю секунды пригвоздить пассажира к сиденью, и повернул ключ зажигания. Зажглась еще одна лампочка, я понял, что двигатель работает, и в неестественной тишине тронулся с места. Я застегнул ремни и посмотрел в монитор заднего вида: две полосы выдранной с корнем травы обозначали место, с которого я стартовал.

— Рикки бы меня убил, если бы я выдрала столько травы. Интересно, простит ли он это тебе.

Я не ответил, сжавшись в комок, словно во время полета, который должен был завершиться первым в жизни затяжным прыжком. Мне казалось, будто «дагхил» реагирует на мои мысли. У самых ворот я вспомнил о передаче и слегка вдавил руль. Первый успех. Второй — мне удалось мягко затормозить и столь же мягко тронуться с места, как только створки ворот начали открываться. На шоссе комп несколько раз моргнул набором цифр и выдал информацию о смене протекторов на соответствующие данного рода покрытию и атмосферным условиям. Не выдержав, я вывел, на экран схему шоссе, а потом украсил ее рядом цифр, означавших максимальную скорость на отдельных участках и поворотах. Набрав в грудь воздуха, я переключил коробку передач на датчики руля и сильнее надавил на педаль акселератора.

— А я уж думала, что ты не решишься… — сказала Тада.

Боже, ну и помчались же мы! «Дагхил» словно присел и напрягся, мне казалось, будто он прищурил глаза-фары и стиснул зубы. На скорости сто восемьдесят включилась система спойлеров и балластов, машина спокойно брала крутые повороты, балансируя на подвижной подвеске, приспосабливавшейся к бегу шоссе. Настоящее чудо!

Комп выдал на экран предупреждение, я с огромным сожалением отпустил акселератор, но в этой местности даже «дагхил» вынужден был замедлить ход. Пятна разномастного асфальта, сонные водители в кабриолетах… Почти все уступали нам дорогу, едва лишь картинка с сетчатки достигала их мозга. Я бросил взгляд на Таду.

— Полицию найдешь на второй улице по правой стороне. Меня высади здесь. Я буду в «Коралловом Гроте», вон там! — показала она пальцем.

Я остановил машину и подождал, когда она выйдет. Затем в соответствии с указаниями свернул во вторую улицу и сразу же за углом остановился. На лестнице возник дежурный в идеально отутюженном мундире. Я закурил и подошел к нему.

— Где я могу найти детектива Эйльбахера?

Он пружинисто повернулся и показал рукой направление.

— Комната номер двенадцать, сэр, — с выражением произнес он.

— Я не с официальным визитом, приятель, — укоризненно сказал я. — Из-за тебя надо мной будут смеяться.

Я оставил его с невозмутимой физиономией, на которой явно было написано: «Изволите шутить, сэр. Вам можно, сэр». Я свернул налево по коридору и через несколько шагов нашел комнату с номером двенадцать на двери и табличкой: «Йод Эйльбахер». Я постучал и вошел. Йод Эйльбахер оказался румяным крепким мужичком лет пятидесяти, профессиональным оптимистом, к которому испытывают доверие даже закоренелые преступники. Я обрадовался — подобные полицейские были мне знакомы и ни разу еще меня не подводили.

— Добрый день. Меня зовут Оуэн Йитс. — Я протянул руку, которую он тут же крепко пожал.

— Зачем столько слов? — с упреком сказал он, улыбаясь одними глазами. — Чтобы я… — он ткнул себя в грудь большим пальцем другой руки, — я, Йод Эйльбахер, нашедший себе на старость синекуру на этом острове, где каждый из жителей с радостью отрежет руку вору, я, уже полвека чувствующий себя по-настоящему живым лишь тогда, когда читаю хороший детективный роман, я, познавший горечь сотрудничества с официальными органами следствия и дознания, чтобы я не знал, кто такой Оуэн Йитс? Мне пришлось бы зашпаклевать себе все мозговые извилины! Кроме того, есть такая вещь, как телефон. Утром меня предупредили о твоем визите. А сегодня вообще праздник — нам удалось арестовать одного пьяного водителя, он чистил нам туалет…

— Зачем столько слов? — улыбнулся я. — Не трать их зря, у меня есть несколько вопросов.

— А выпить рюмочку? Хочешь?

— Ну разве что одну…

— Садись… — Он показал на кресло, явно его собственное, поскольку возле кресла стоял обычный пластиковый стул.

Я сел, тронутый заботой Эйльбахера. Еще больше меня тронуло то, что я увидел, как он открывает новенькую бутылку «голдштейна». Я постарался, чтобы выражение моего лица вознаградило его за усилия и затраты. Похоже, мне это удалось.

— Раз тебе звонили, то ты наверняка знаешь, что меня интересует? — сказал я, сделав второй глоток.

— Вторжение во владения мистера Гайлорда… — кивнул он. — Да, знаю. Сейчас расскажу. — Он быстро глотнул. — Коротко говоря: нам не удалось выяснить, каким образом убитый преодолел охранную систему. Ноль данных. Чуть больше информации о самом убитом. Рассказывать, или сам почитаешь с диска?

Я задумался, смакуя виски.

— А ты как считаешь? — спросил я.

— Жаль времени на болтовню, — поморщился Эйльбахер. — Там, — он показал на конверт с диском, — все. Меня лично заинтересовало кое-что другое: никто на нашем острове его не видел. Для меня это означает, что он высадился ночью. Вроде бы это дает нам некий след, но так лишь кажется. Нам просто не удалось найти лодки или флаера, который доставил его сюда. Наверняка частное судно с поддельной информацией в компе, то есть найти его невозможно… — Он махнул рукой и влил в горло холодный жидкий огонь.

— А оружие с самонаводящимся прицелом? Ведь это след, ясный, как… — Я развел руками в поисках подходящего сравнения.

— Где там! След ясный, как, прошу прощения, плевок посреди торнадо. Если что-то пропадает с военных складов, то чем более оно секретно, тем труднее найти дыру. В данном случае дыры просто нет. Понимаешь?

— Та-ак… — Я достал сигареты и предложил ему. Мы закурили и почти одновременно выпустили струи дыма. — Этот убитый… как его зовут?

— Калп Манктелоу, он же Бочка Смеха. — Йод замолчал, явно ожидая моего вопроса. Что ж, он его заслужил, хотя бы своим виски.

— Почему Бочка Смеха?

— Он был пилотом, довольно долго, пока однажды не забыл застегнуть ремни. Глупая случайность… Он сделал бочку и выпал из кресла. Неплохо, да? Его мотало в кабине неуправляемого самолета, и буквально в сантиметрах от земли ему удалось выровнять машину и сесть, но еще полгода у него было не в порядке с головой. С тех пор он не мог вертеться даже в кресле. Связался с какими-то мелкими мошенниками и шантажистами, кому-то бил морды…

— Понятно. Вот только удивительно, что для такого дела наняли подобное ничтожество…

— Ему все равно светили сапоги из цемента, — пренебрежительно махнул рукой Йод. — Он получил оружие, которое само выполнило бы свою задачу. А его предназначили в жертву, мелкую рыбешку никто искать не будет. Удивляет же совсем другое…

— Да… Почему его убили до того, как он выполнил задание…

— Именно. Это бессмысленно.

— Разве что заказчик и исполнитель — разные епархии.

— Только так. Кто-то заказал, кто-то другой помешал.

— Отменное виски, — сказал я, допив последнюю каплю из стакана.

Йод наклонился и схватил бутылку. Я слабо запротестовал, а он сделал вид, что не слышит моих возражений. На этот раз я добавил кубик льда.

— Как я понимаю, — он поднял свой стакан, — тебе нужно выяснить два вопроса: кто нанял, и кто вмешался. Так? Оба одинаково важны… — Он посмотрел в потолок. Я кивнул. — Поскольку у того, кто спас Гайлорда, могут быть в отношении него иные планы, а этого Ричмонд не любит. Я верно говорю?

— Вернее некуда… — заверил я его. Влив в рот все содержимое стакана, я несколько мгновений подержал его на языке, затем глотнул, сделал глубокий вздох и поднялся с кресла. — Безмерно тебе благодарен, — сказал я, протягивая руку Эйльбахеру. — Если что-то потребуется…

Он состроил такую физиономию, словно хотел сказать: «Обижаешь, брат!», так что я лишь крепко пожал ему руку и сунул диск в карман. Дежурному, похоже, кто-то уже сообщил о моем уходе, поскольку он стоял, вытянувшись, словно в последней стадии столбняка. Воздержавшись от идиотских замечаний, я вежливо с ним попрощался и направился пешком в «Коралловый Грот». Я слегка задумался и потому, лишь войдя в заведение, понял, что обстановка здесь полностью отличается от того, что я ожидал там увидеть. Стены явно раскрашивала компания расшалившихся ребятишек, по потолку словно потоптался грязными ботинками пьяный великан, оставив на нем глубокие следы каблуков; часть столиков тонула в полумраке, в то время как другие были залиты ярким светом, словно операционные столы. Одним словом — дизайнер постарался довести пропускную способность заведения до максимума. Во всяком случае, наверняка нельзя было даже мечтать об интимном свидании или серьезном разговоре в «Коралловом Гроте». Я потратил немало сил на поиски Тады, пока один из проходивших мимо официантов не ткнул бесцеремонно большим пальцем куда-то себе за спину. Я подошел к ней, размышляя над тем, веселиться мне или злиться. Она явно веселилась.

— Удивлен? — спросила она.

— Пожалуй, да. Не слишком понимаю идею этого заведения.

— Шок. — Она пожала плечами. — Только и всего. С самого порога посетителя должны преследовать абсурд, неожиданности… В «Коралловом Гроте» не бывает завсегдатаев, сюда приходят один раз, потом, во второй раз, приводят кого-нибудь еще, и все.

— И чем же так удивляют посетителей?

— Чем только можно. Отменные напитки и отвратительная еда. Второразрядный стриптиз и плейбои высшего качества, выставки…

— Раз ты сказала «отменные напитки», мне пока этого хватит, — прервал я ее и огляделся по сторонам. — Интересно, здесь удивляют посетителей быстротой обслуживания, или нужно продырявить потолок, чтобы…

— Слушаю вас? — послышалось слева от меня. Я повернулся к официанту. Тот самый, который большим пальцем показал на одну из звезд мирового балета одному из лучших детективов вселенной.

— Что сам пьешь? — спросил я его.

— «Клеловач»… — ответил он.

— Его еще делают? — спросил я. — Я думал, в Югославии больше не осталось можжевельника. Гм… А что еще?

— Еще я люблю «сайд-кар», но с «аурум» вместо «куантро», — ответил он, внимательно глядя на меня.

Я кивнул:

— Могу себе представить. И нёбо не раздражает.

— На десерт люблю лейпцигский бальзам, — вызывающе сказал он.

— Но с крепким сладким кофе, — быстро добавил я. '

Он набрал в грудь воздуха.

— Вам говорит что-нибудь название Клостерней-бург? — спросил он.

— Разумеется, — обрадовался я. — Там до сих пор живет Хагги Клафф? И все еще не может простить тех, кто лучшим лимузиновым деревом считает дубовую древесину из Тронсэ?

— Все верно, сэр. Если позволите, я займусь приготовлением чего-нибудь особенного для вас?

— Именно об этом я и мечтаю. И что-нибудь для дамы…

— Прошу прощения, но это мой коктейль, из моих напитков, и я делаю его только для своих гостей. Со всем к вам уважением, мадам… — Он поклонился Таде и удалился.

Она радостно захихикала и коснулась моей руки.

— Так тут всегда, так что не волнуйся. Удивление, ошеломление, возбуждение, осмеяние… Это основные лозунги данного заведения. Взгляни на этот «Бюллетень абсурда». — Она подвинула мне напечатанный красивым шрифтом листок; я бросил взгляд на текст:

«Еще двадцать лет назад в железнодорожных вагонах Польши (Центральная Европа) висели правила для пассажиров, в которых, в числе прочего, можно было прочитать:

Запрещается без разрешения проводника передвигать спинки сидений. Запрещается езда на крышах, сцепках и т. д. После прибытия на конечную станцию пассажиры обязаны (sic!) покинуть вагоны».

Я посмотрел на Таду.

— Это вершины абсурда, еще одно чудачество «Грота». Но скажи мне, что это за лимузиновое дерево?

— Ха! Это лучшее сырье для изготовления бочек и чанов, предназначенных для выдержки благородных вин и коньяков. Одни предпочитают дуб из бывшей провинции Лимузин, другие — из леса Тронсэ. Вот и все.

Она внимательно и серьезно смотрела на меня. Посмотрел и я на нее. Маленький, пушистый, легкий, словно из семян одуванчика, беретик-шапочка, сидевший слегка набекрень, придавал ее лицу задорный или, может быть, слегка заносчивый вид. Серо-зеленые глаза были созданы для смеха, женщины с такими глазами шагают по жизни радостно и бодро и чаще всего еще до сорока лет испытывают сильнейший душевный надлом, после чего кончают прыжком в пропасть. Иногда, хотя и редко, они доживают до почтенного возраста и становятся чудесными симпатичными старушками, в глаза которых влюбляются невинные юноши.

— Можешь назвать какой-нибудь напиток на букву «с»? — спросила она.

— Саке, самсю, стейхагер, стрега, сидр, старка…

— А на «к»?

— Кюрасао, кьянти, кларет, коблер…

— А на «г»?

— Голдвассер, граппа, гриотте… Ты что, хочешь нанять меня обслуживать прием?

— Нет… — Она отпила из своего бокала. — Я думала над тем, почему именно тебя Рикки нанял для этого дела…

— Ну, значит, теперь уже знаешь — тот, кто разбирается в напитках, разбирается во всем.

— Неужели ты чувствуешь себя обескураженным? — спросила она. — Смущенным? Перестань… — Она снова коснулась моей руки. На меня это подействовало, как глоток AYO. — Теперь я понимаю, почему он настаивал именно на тебе.

Я увидел, что к нашему столику приближается мой официант, неся на маленьком подносе высокий бокал, наполненный почти прозрачной жидкостью с легким розоватым оттенком.

— Очень рад, — сказал я Таде. — Объяснишь мне когда-нибудь, а то я все равно ничего не понимаю.

Официант поставил передо мной бокал и тотчас же удалился. Я вспомнил, что главный девиз заведения — удивление. Я понюхал напиток; в голове возникла какая-то туманная ассоциация, но так и не приобрела конкретные черты. Я посмотрел на Таду и сделал глоток. В первое мгновение я ощутил лишь жгучий холод на языке, а потом вкусовые сосочки просто обезумели. Я прикрыл глаза и всецело отдался ощущениям. В этом бокале было все — объятия прекрасных женщин, поэзия Клефта, ветер на горной автостраде, аромат орхидей… Вся жизнь. Кажется, я на несколько минут заснул. Но когда проснулся, мой бокал был пуст, а Тада вглядывалась в меня сверкающими глазами. Я глубоко вздохнул, а она щелкнула ногтем по краю своего бокала.

— Я считаю, что секс имеет смысл только тогда, когда хоть что-то испытываешь к партнеру. Что угодно — уважение, восхищение… Действительно что угодно, но лишь в этом случае секс не является механической мастурбацией, которую легко можно заменить хотя бы новейшим кремом «ОНА-И-ОН».

— Что, есть такое? — деланно удивился я. Впрочем, я и в самом деле ничего не знал о подобном креме.

— Да, уже есть, но…

Я прервал ее, подняв указательный палец.

— Ты вписалась в правила заведения, — улыбнулся я. — Но я уже получил иммунитет. Хочу немного поразмышлять дома. Возвращаешься со мной, или…

— Или… — улыбнулась она в ответ. — Попробую уговорить официанта на этот коктейль. Я уже кое-чему научилась. До свидания.

Я нашел взглядом «своего» официанта и подошел к нему. Он вопросительно посмотрел на меня.

— Если буду снова в Вене, скажу Клаффу, какую глупость он сделал, не предложив вам кафедру в своей школе.

— Он предлагал, — ответил официант, изображая возмущение.

— Тогда поругаю его за непоследовательность. — Я крепко пожал ему руку. — Ни под каким предлогом, даже если бы я ползал у ваших ног, пожалуйста, никогда мне больше этого не подавайте. Должна же у человека оставаться хоть какая-то мечта…

Он кивнул. Я направился к выходу, погружаясь попеременно то во мрак, то в облака иллюминации. На улице я облизал губы и, уже не чувствуя на них вкуса нектара, закурил. Докурив в машине, я двинулся в обратный путь. Неожиданно я с удивлением заметил, что «дагхил» уже не возбуждает меня так, как прежде. Включив автопилот, я снизил скорость до ста и, полулежа в кресле и игнорируя виды за окном, вернулся в рай.

Примерно полчаса я развлекался с парой моих четвероногих друзей, ожидая вдохновения, но, видимо, я слишком быстро вернулся — оно еще меня не настигло. Я пошел на пляж, и мы выкупались все втроем. Я выкурил две сигареты, глядя на Сабу и Серво, вытряхивавших со смешным хлопающим звуком воду из ушей, и лишь тогда у меня возникло желание

познакомиться с Калпом Манктелоу. Вернувшись в комнату через кухню, я сунул в холодильник принесенное с собой пиво и, вставив диск в коми, начал изучать биографию неудачливого пилота и еще более неудачливого киллера. Двадцать минут ушло на знакомство с чужой преждевременно оборвавшейся жизнью; я то и дело тыкал пальцем в экран, отмечая заинтересовавшие меня факты, названия, фамилии.