* * *

О том, насколько порой несносен бывает телефон, я мог бы рассказывать часами. Стоит мне поудобнее развалиться в кресле в окружении сигарет, термоса с кофе, зажигалки, пепельницы и покрытого инеем стакана с кубиком льда, плавающим в виски, включить комп и начать размышлять над первым словом — раздается звонок. И почти никогда мне не удается укротить собственное любопытство — я встаю и начинаю идиотскую беседу ни о чем с кем-нибудь мало для меня интересным. На этот раз я вытерпел чуть дольше и, лишь когда завершилась запись на диск, подошел и послушал, что хочет мне сказать мой агент.

— Оуэн, я знаю, что ты дома. У тебя сто минут до встречи с Ричмондом Марком Гайлордом. Если считаешь себя выше этого — скажу, что если он пожелает, то издаст твои повести любым тиражом, далее в несколько миллионов. Даже в пятнадцать или пятьдесят. Так что придержи свой язык и собирайся. Здание АКМЕ находится на площади Армстронга.

Сто минут. У Джейкоба есть отвратительная привычка сообщать время в минутах, вынуждая собеседника морщить лоб, закусывать губу и погружаться в подсчеты. Через сто минут будет два часа. Почему только среди миллиардов людей всегда находится десятка полтора миллионов тех, кому отчего-то не по вкусу традиционная система исчисления времени… Вернувшись в кресло, я выключил комп и попытался ускорить процесс таяния льда, согревая стакан в ладонях, потом мне стало жаль несчастный кубик, и я быстро допил виски. Девяносто семь минут времени… Не пойду. Джейкоб меня убьет. Помчусь с извинениями к Гайлорду, он станет осыпать меня оскорблениями, а я буду каяться и просить прощения. Или еще хуже — он скажет, что я просто трус.

Быстрее всего я трезвею в ванне. Проведя в ней сорок минут, я поехал в АКМЕ, к Ричарду Марку Гайлорду, владельцу крупнейшей издательской корпорации, крупнейшей сети Экс пресс-Лото и прочего, тоже крупнейшего. Охранник у входа направился в мою сторону со скоростью, недостижимой для многих профессиональных футбольных нападающих.

— Оуэн Йитс, — сказал я. — Я…

Он остановился, и лицо его приобрело выражение, недостижимое для многих мастеров сцены.

— Мистер Гайлорд примет вас через семь минут, — прервал он меня, но сделал это весьма изящным образом, недостижимым для многих авторов пособий по умению вести себя в обществе.

Я кивнул и направился к входу; охранник следовал за мной совершенно бесшумно, несмотря на обувь на кожаной подошве. В холле он слегка обогнал меня и показал на кресло под балдахином из полиандровых листьев. Я закурил — мраморная пепельница тут же подкатилась ко мне и остановилась возле руки с сигаретой — и огляделся, вслушиваясь в тихий шелест долларов, доносившийся с каждого квадратного сантиметра пространства, от каждого предмета, каждой улыбки персонала. Даже если до этого я и сомневался бы в возможности издать свои повести одновременно на десятке языков и миллионным тиражом, вид подобной навязчивой роскоши разрушил бы все мои сомнения, точно так же, как он ежедневно разбивал сердца и души упрямых бизнесменов, готовых стоять на своем, но лишь до того момента, как они оказывались в этом холле, после нескольких минут пребывания в котором на подгибающихся ногах входили в кабинет Гайлорда, заранее соглашаясь на любые его условия.

Из коридора появилась небольшая группа пожилых японцев, сопровождаемая брюнеткой с восхитительными формами. Японцы шли за ней, вытаращив глаза, а их супруги оглядывались по сторонам в поисках огнемета или хотя бы священника, который отправил бы девицу-гида в самое подходящее для нее место, то есть в ад. Поскольку ничего похожего в ближайших окрестностях не нашлось, девушка спокойно остановилась возле автомата Экспресс-Лото.

— А здесь вы видите один из тридцативосьмимиллионной армии автоматов для самой популярной в Штатах игры — Экспресс-Лото, — обратилась она к пожиравшим ее взглядами японцам. — Правила игры очень просты: нужно выбрать любые семь номеров из шестидесяти и оплатить ставку наличными или чеком. Розыгрыш выигрышной комбинации происходит каждую минуту, так что играющий почти сразу же узнает, стал ли он миллионером или нее потерял свои десять центов. Здесь, — показала она изящным пальчиком, — находится экран, на котором отображаются текущие ставки, так что можно сыграть или подождать более крупного пула. Можно также… — она улыбнулась, и мое сердце на мгновение забастовало, да что там сердце — я мог бы поклясться, что у пепельницы подогнулась ее мраморная ножка, — играть по системе, с большим количеством выбранных номеров. — Девушка посмотрела на готовых вот-вот взорваться японских матрон. — Не хотите попробовать? — предложила она ближайшей. — Естественно, за счет фирмы.

Она бросила в щель монету и отошла в сторону, уступая место за клавиатурой. Японка поколебалась, а затем, криво улыбнувшись, постучала по клавишам. Автомат подтвердил прием ставки, вся группа замерла, и мы в тишине прождали несколько десятков секунд, после чего на экране автомата отобразилась выбранная компьютером выигрышная комбинация. Японка улыбнулась чуть шире и отошла от клавиатуры.

— А теперь, может быть, вы? — Девушка улыбнулась другой женщине.

За секунду до этого я успел закрыть глаза, иначе, наверное, вскочил бы и прикончил ударами карате всю экскурсию. Послышалась мелодия, и почти сразу же — торжествующие возгласы японцев. Я открыл глаза.

Автомат пульсировал феерией красок. Японцы утратили всякое самообладание, девушка нее улыбалась так, что полиандр начал вытаскивать корни из земли, намереваясь прижать брюнетку к своей шершавой коре. Автомат выдал целую серию торжественных мелодий. Пойдешь на слом, дурак, подумал я.

— Семьсот сорок два доллара семнадцать центов! — воскликнула девушка, небрежно положив руку на корпус автомата.

Я с трудом оторвал взгляд от ее фигуры и в то же мгновение услышал откуда-то с потолка:

— Мистер Оуэн Йитс, пройдите, пожалуйста, к лифту номер четыре.

Пепельница, казалось, все еще таращилась на чертовски неотразимые формы девицы. Я призвал агрегат к порядку, бросив в нее окурок, и вошел в лифт, который тотчас нее тронулся с места и выпустил меня лишь в приемной Р.М. Гайлорда. Секретарша не произвела на меня особого впечатления, она была симпатичной, но не более того. Улыбнувшись, она повела меня к двери в кабинет босса — видимо, один из нескольких кабинетов, поскольку я не мог себе представить, чтобы в столь скромной обстановке один из богатейших людей в Солнечной системе заставлял падать на колени других сильных мира сего. Когда дверь открылась, он уже шел ко мне, протянув руку и приятно улыбаясь.

— Очень рад вас видеть, мистер Йитс, — сказал он, и я почти поверил, что он говорит правду. — Спасибо, Барбара, — бросил он в пространство за моей спиной, одновременно пожимая мне руку. — Не откажетесь от капельки коньяка? — спросил он, показывая на кресло.

— Вас не слишком-то балуют отказами, — сказал я. — Зачем же мне рисковать?

В ответ он должен был хитро и проницательно посмотреть на меня, словно говоря: «Не знал, братец, что ты такой сообразительный», но не стал этого делать, чем завоевал мою симпатию. Правда, ее завоевывает каждый, кто угощает меня коньяком из бутылки, на этикетке которой стоят три буквы: AYO. Гайлорд внимательно посмотрел на свой бокал и жестом предложил мне продегустировать напиток.

— Мистер Йитс, — начал он сразу нее после того, как сделал первый глоток. Мне понравилось подобное сочетание — моя фамилия и самый дорогой коньяк в мире. — У меня есть рецензии на ваши книги, и я знаю, что первые издания прекрасно разошлись, поэтому я прочитал обе повести. Согласен с рецензентами — с этого момента слово «чтиво» утратило пренебрежительный оттенок. Это именно то, что должно помогать от усталости, в пути или просто для поднятия настроения. Если вас устроят мои условия, я издам ваши книги большим тиражом, по-настоящему большим. Не то что в «Кей-Эй-Даблью».

Говоря все это, он забавлялся со своим бокалом, вглядываясь в то возникающие, то исчезающие в нем водовороты, ни разу не оторвав от него взгляда и не посмотрев на меня. Чем-то он напоминал мне сейчас Фила, стоящего передо мной и ковыряющего носком туфли ковер, что безошибочно значило, что еще немного, и он перейдет к сути дела, причем похвалы отнюдь не ожидает… Я сделал глоток и с удовольствием ощутил, как по спине пробежали мурашки. Интересный коньяк… Я сосредоточился на том, что говорил Гайлорд.

— Полагаю, остались лишь технические вопросы, которые должны обсудить между собой ваш агент и мои сотрудники… — В первый раз за две минуты он поднял взгляд от бокала и посмотрел на меня. — Как я понимаю, придя сюда, вы тем самым выразили свое согласие? Я кивнул.

— Отлично. — Он улыбнулся и тут нее опустил взгляд, словно желая частью своей улыбки наградить AYO. — Очень рад.

— Вы еще в состоянии радоваться по столь пустячному поводу?

Он негромко фыркнул и откинулся на спинку кресла. У него была забавная улыбка — губы дрожали, словно он не мог решиться, как поступить — разразиться громким хохотом или подавить смех в зародыше. На мгновение в его взгляде исчезла усталость.

— Сам себе удивляюсь, — сказал он. Похоже, искренне. — Но — да, каждая удачная сделка меня радует, независимо от ожидаемой прибыли.

— А потери?

— Потери?.. — повторил он, словно ища подходящие слова для ответа. — Пожалуй, они меня не слишком беспокоят…

— Особенно если учесть, что потеря семисот сорока двух долларов семнадцати центов не стоит того, чтобы о ней вспоминать…

Он нахмурился и слегка наклонил голову.

— Почему вы назвали именно такую сумму? Это имеет какое-то значение? — спросил он.

— Столько подарил ваш автомат Экспресс-Лото какой-то японке. Там, внизу… — Я ткнул большим пальцем в пол.

Гайлорд искренне рассмеялся:

— Вы заметили? Ха-ха! Маленький сувенир. Не подобает дарить некоторым гостям столь незначительные подарки, но если они сами ощиплют меня на тысячу или две, то мало того, что ужасно радуются, так еще и испытывают ко мне нечто вроде жалости. С ними потом намного легче разговаривать…

— Датчик папиллярных линий на корпусе? — заинтересовался я.

— Да. Несколько девушек-сопровождающих имеют право управлять выигрышами. Но мне придется этим заняться — раз вы заметили…

— Получается, я, сам того не желая, подставил девушку. — Я покачал головой, словно в упрек самому себе.

— В таком случае, беру свои слова обратно.

Он отставил бокал и тотчас же схватил лежавшую на столике металлическую терморучку. Уже через полсекунды вспыхнул огонек, сигнализировавший о готовности к письму. Либо у Гайлорда была повышенная температура, либо терморучка работала на высокой частоте. Ричмонд Марк откинулся на спинку кресла и несколько раз подбросил ручку, заставляя ее описывать полный оборот в воздухе и вновь приземляться в подставленные пальцы. При этом он смотрел мне в глаза, готовясь к самой трудной части разговора. Я уже примерно знал, о чем может идти речь.

— У меня к вам еще одно дело… Вижу, что вы уже догадались. — Он нервно подбросил ручку и ловко ее поймал. — Вы мне нужны также в ином качестве…

— А гонорары за книги — лишь форма замаскированной оплаты за дополнительные услуги, — перебил я его, злясь на себя и на Джейкоба. — Нет, нет! Это совершенно никак между собой не связано! Это чистая случайность, что обе ваши профессии интересуют меня в одинаковой степени. .

— Я отказался от одной из них, — сказал я и уткнулся носом в бокал. — Я больше не работаю детективом.

— Знаю, но восстановить вашу лицензию не доставит хлопот ни вам, ни мне.

— Возможно, она даже у вас где-нибудь тут в столе или в кармане. — Я отставил бокал и закурил. Секунду спустя из столика выдвинулась пепельница, а кондиционер удвоил усилия; струйка дыма дернулась и устремилась вверх, поглощаемая мощной бесшумной вытяжкой. — Однако это ничего не меняет, я детектив на пенсии. В данный момент я разгадываю загадки лишь на бумаге. Это удобнее, безопаснее и доходнее. Я могу выступать в роли супермена, могу развлекаться с самыми прекрасными девушками. Я могу все, почти как вы… Да ведь, собственно, вы же можете позволить себе нанять целую армию куда более опытных детективов?

Гайлорд, не переставая подбрасывать и ловить ручку, вздохнул и сжал губы.

— Я многое о вас знаю, даже не из повестей. Я размышлял над вашей кандидатурой, и над другими тоже, но только вы обладаете тем набором черт, которые делают из человека детектива. У вас дар чувствовать ложь, вы смелы, осторожны, последовательны, держите слово и так далее. Мне нужен кто-то, кто знает, что такое палудология, и умеет стрелять, и, в любом случае, он должен сочетать сообразительность с хорошими рефлексами.

— В моей армейской характеристике… — вмешался я, но он тут нее меня перебил:

— Меня также предупреждали, что вы склонны к злорадству. Не страшно. Все прочие ваши черты, как никого другого, делают вас самой подходящей кандидатурой для…

— Нет, нет! — на этот раз перебил я его. — Вас ввели в заблуждение, мистер Гайлорд. Нет никаких других черт. — Я бросил сигарету в пепельницу и встал. — Вы были правы, сказав, что остальные, чисто технические, вопросы могут обсудить между собой наши сотрудники. Мы уже все выяснили. Я действительно крайне благодарен вам за AYO, воистину божественный напиток. Мне пора бежать, пока я еще располагаю остатками своей слабой силы воли.

Гайлорд смотрел на меня, чуть прищурив глаза. Когда я закончил, он встал, положив терморучку на столик, покачал головой, то ли восхищаясь моей силой воли, то ли сожалея о моей глупости, и протянул руку.

— Жаль. — сказал он. — Мне казалось, что для вас это было бы дело, о каком вы не могли бы и мечтать, и вы сумели бы его распутать своим любимым способом. Что ж, ничего не поделаешь. — Он деланно улыбнулся и развел руками.

Столь же деланно улыбнувшись в ответ, я вышел. В лифте до меня вдруг дошло, что Гайлорд ни разу не упомянул о деньгах, видимо, он и в самом деле собрал немало сведений об экс-детективе О.Й. Быстро подавив любопытство, которое могло бы вовлечь меня в какую-нибудь рискованную затею, я сел в ожидавшую внизу «клайетту». Любимый автомобильчик Пимы, правда, довез меня до дома, но поездка на нем, как всегда, не доставила мне никакого удовольствия. Так, средство транспорта, не более того.

В гостиной я включил негромкую музыку и с сигаретой в зубах свалился на диван, пытаясь обдумать план новой книги, но упрямый мозг, демонстрируя свою независимость, снова и снова возвращал меня к беседе с издательским — и не только — магнатом.

С тех пор, как почти два года назад я сдал свою лицензию, это было первое серьезное предложение, и я вынужден был признать, что Гайлорду без особых усилий удалось почти полностью разрушить мои баррикады и посеять зерно сомнений в правильности выбранного мной пути. Кроме того, я точно так нее вынужден был признать — ситуация как раз благоприятствовала самоанализу, так как Пима с Филом и Фебой отправились за покупками, — что писать книги для, по выражению некоторых критиков, не слишком искушенных, неискушенных или попросту инфантильных читателей казалось мне интересным в течение первого года. А в последнее время я все чаще вздыхаю по добрым — или не очень добрым — старым временам. И теперь еще этот разговор… Похоже, мое подсознание только и ждало подходящего момента. Погасив сигарету, я загнал подсознание глубоко внутрь. Следующие полчаса ушли на возню на кухне, но бефстроганов не в состоянии был заглушить терзающие меня сомнения. Оставив кастрюлю с готовым мясом на плите, я вернулся в гостиную.

На диване спиной ко мне сидел какой-то мужчина. Зря я отпустил собаку с Пимой, но заниматься самокритикой было уже поздно. Я сделал шаг и остановился, узнав сидящего. Кто-то бесшумно скользнул мне за спину, я почувствовал лишь легкое движение воздуха, коснувшегося волос на затылке. Я стоял неподвижно. Сидевший на диване обернулся и посмотрел на меня. Он выглядел несколько иначе, чем в Тоухи — там я видел его в ярости, почти обезумевшего, сейчас нее передо мной сидел подтянутый господин средних лет, и лишь проницательный взгляд мог заметить, что на лице у него маска из тончайшей синтетической кожи. Так теперь выглядел Иэн Хоникомб, глава «Айрон Найф», единственного и чрезвычайного трибунала, трибунала величайших гангстерских синдикатов, что ставило его наравне или даже чуть выше тех же синдикатов. Нечего удивляться, что его присутствие в моем доме привело меня в полнейший ступор. До этого мы виделись лишь однажды, и мне удалось остаться в живых после той встречи, продолжавшейся несколько минут… Триста или пятьсот секунд, за которые я мог умереть триста или пятьсот раз. Я тихо выдохнул.

— Прошу прощения за вторжение в ваш дом, — сказал Хоникомб. — Однако я не мог слишком долго стоять у дверей. Еще раз прошу прощения. — Он посмотрел куда-то мне за спину. — Все в порядке, Сид. Подожди меня в машине.

Не глядя на уходящего Сида, я подошел к бару и открыл дверцу.

— Выпьете чего-нибудь? — спросил я, не поворачиваясь к Хоникомбу. — Может быть…

— Нет, спасибо, — прервал он меня. — Не будем играть в хорошие манеры. Мы оба прекрасно понимаем, что я пришел сюда не для дружеской беседы.

Секунду поколебавшись, я закрыл дверцу бара и сел в кресло напротив гостя. Глядя ему в глаза, я пытался определить, какие чувства мне следует к нему испытывать, но все время получалось, что он мне попросту безразличен. Что ж, и это неплохо для одного из властителей подпольного мира.

— У меня есть для вас работа, мистер Йитс.

Он замолчал и еще внимательнее посмотрел на меня. Я пожал плечами. Хоникомб полез в карман и достал запаянную в пластик лицензию детектива. Опершись рукой о стол, он повертел пластиковый прямоугольник в пальцах.

— Мне нужен детектив… — сказал он. — Может, это и смешно звучит… — Теперь уже он пожал плечами. Лицензия в его пальцах то и дело ударялась углом о крышку стола, издавая тихий стук. Я подавил желание взглянуть на хорошо известную мне фотографию, лишь пятый вариант которой компьютер счел в достаточной степени подобной оригиналу. Может быть, поэтому я считал, что моей лицензией может пользоваться любой гражданин страны. — Вы не смеетесь? — спросил он. Я покачал головой. — Странно… — пробормотал он. — Мне самому было смешно — я могу бросить в бой несколько тысяч отборного воинства, и вместе с тем я глубоко убежден, что этого недостаточно.

Мне показалось, будто откуда-то сзади прилетела маленькая тонкая стрела и вонзилась мне в череп, почти тотчас нее бесшумно взорвавшись, после чего у меня в голове вдруг прояснилось.

— И поэтому вы собственной персоной являетесь к бывшему детективу весьма посредственной квалификации — что могут подтвердить несколько сотен полицейских в нашем округе, — не блещущему здоровьем, с отвратительными манерами…

— Вам везет, и у вас превосходная интуиция, Йитс, — серьезно сказал он.

Карточка лицензии выскочила у него из руки, описала несколько оборотов в воздухе и послушно вернулась обратно.

Меня осенило:

— И к тому же у меня дома есть комп. — Я вскочил с кресла, подошел к клавиатуре и, постучав по ней, повернул экран в сторону Хоникомба. — Прошу… — Я показал пальцем на текст на экране: — «Палудология», от латинского paludes — болото: раздел гидрографии, относящийся к болотам. Отсюда, например, «палудизм» — болотная лихорадка, малярия, болезнь, наблюдавшаяся во всем мире до середины XX века, — прочитал я. — Разве у вас нет компа, Гайлорд?

Гайлорд-Хоникомб долго смотрел на меня, а потом улыбнулся. Я вернулся в кресло и сел, а он покачал головой и вздохнул:

— Мистер Йитс, ну сами посудите, как я могу отказаться от намерения вас нанять? Вы уже и так догадались о намного большем, чем кто-либо до этого. Вы мне нужны…

Я сжал зубы — последняя фраза прозвучала несколько иначе, чем все сказанное ранее. У меня одеревенела шея.

— Полагаю… — мне пришлось откашляться, надо было сделать это раньше, чтобы не выдавать сейчас своего волнения, — что с этого мгновения я должен вас слушать внимательнее?

— Вовсе нет. Надеюсь, что достаточно вас заинтриговал…

— Да, — признался я. — Но вместе с тем я твердо намерен сдержать данное самому себе обещание.

Гайлорд глубоко вздохнул. Я почувствовал, что сейчас будут произнесены самые важные в нашем разговоре слова.

— Мистер Йитс, вы должны взяться за эту работу. У меня нет выбора, вы мне нужны. Вы получите такое вознаграждение, о каком могли бы только мечтать, вы получите неограниченную помощь, если только пожелаете, вы получите дело абсолютно в вашем стиле… — Он сделал паузу.

— Договаривайте, — сказал я.

— И гарантии, что ни у кого из членов вашей семьи и волос с головы не упадет.

— И тут мы подходим к сути. — Как ни странно, при этих его словах я почувствовал облегчение. — Если я не соглашусь, вашим ребятам, неспособным к сколько-нибудь серьезному делу, вполне хватит умения, чтобы похитить женщину и ребенка. Я верно говорю, мистер Гайлорд?

— Вы мне нужны… — произнес он в третий раз за этот вечер.

— Хорошо. У меня нет возражений. Я берусь за ваше дело. Где Пима и Фил?

— Насколько мне известно, сейчас они как раз возвращаются домой, — спокойно сказал он. — Не думаете же вы, что я держу их где-то в подвале?

— Конечно, нет. Вы можете это сделать в любой момент.

Он не ответил. Но ответа и не требовалось.

— Ну что не, как я уже сказал — я берусь. И одновременно предупреждаю…

— Только без угроз, мистер Йитс. Зачем? Вы раскроете дело, а потом уже мы будем играть в войну. Если нам захочется. Но это потом. Пока что я приглашаю вас на Голубиный остров. Можете взять с собой семью, гарантирую прекрасный отдых.

— Нет, спасибо. Предпочитаю, чтобы в их жизни ничего не изменилось. Абсолютно ничего, — подчеркнул я.

Он пожал плечами и кивнул, затем встал и подошел ко мне. Я тоже встал.

— Поверьте, я вовсе не собирался оказывать на вас хоть какое-то давление. Я надеялся, что мне удастся договориться с вами иначе. Мне действительно

очень жаль. Рассчитываю на то, что вы меня простите и измените ко мне отношение.

Он не рискнул подать мне руку, обошел меня и направился к двери. Взявшись за ручку, он обернулся:

— Когда будете готовы, позвоните в АКМЕ. Через три часа вы окажетесь в моих владениях, под названием Вейна.

— Хорошо. Может быть, завтра. Только… Я хотел бы знать, чего от меня ждут. Что случилось?

— В том-то и дело! — Он позволил себе слегка улыбнуться. — В том-то и дело, что кое-чего не случилось…

Он кивнул и вышел.

Он даже не посмотрел на меня. А надо было — поскольку именно в этот момент он действительно меня нанял. Я окинул взглядом гостиную.

— Палудология… — пробормотал я. — Наука о болотах. Когда знаешь о таких вещах, жизнь кажется совсем другой…

Я услышал чье-то хихиканье. Это хихикал я сам. Я пытался отыскать в себе хоть каплю неприязни к Хоникомбу-Гайлорду, но в глубине души радовался. Честно говоря, жизнь писателя оказалась довольно скучной. А гонорары и успех — ничтожными или близкими к тому.

День был превосходный — один из тех, о которых говорят: «Какой чудесный день!», под нами простиралась темно-зеленая холодная гладь моря, словно размазанная по огромному ломтю хлеба мягкой ладонью Господа Бога. Пилот рассеянно смотрел перед собой, слегка покачивая головой в ритме мягко пульсировавшей в кабине музыки. Протянув руку к термосу, я кинул в стакан два кубика льда и залил их небольшим количеством виски. Пилот бросил на меня взгляд и широко улыбнулся.

— Погода будет редкостная, — сказал он и весело добавил: — Впрочем, погода тут всегда прекрасная.

— Иначе бы мы сюда не летели…

— Это уж точно! Не за тем…

— Гольф Эхо Би-Си! — ворвался в кабину размеренный голос. — Гольф Эхо Би-Си!

Пилот протянул руку к пульту и коснулся пальцем одной из десятка кнопок.

— Бета Би-Си… — бросил он в сторону пульта. — Я на подходе. Время посадки семь сорок пять.

— Гольф Эхо Би-Си. Прошу приложить руки к датчику.

— Бета Би-Си… Выполняю. — Пилот, словно извиняясь, пожал плечами и показал подбородком на пластину датчика. Не дожидаясь напоминания, я предъявил свои папиллярные линии и позволил камере сфотографировать сетчатку глаза. Точно такую же процедуру мне пришлось пройти два часа назад, поднимаясь на борт летающего салона Гайлорда. Пилот сделал то же самое.

— Гольф Эхо Би-Си. Коридор восемь-два-четыре. Время семь-ноль-ноль.

— Спасибо, Бета Би-Си, — бросил пилот совершенно естественным тоном, словно разговаривал с человеком. — Выполняю.

Он выключил автопилот и слегка прибавил скорость; чувствуя, как меня прижимает к спинке кресла, я осушил стакан до конца. Два кубика льда, уже не столь угловатые, как минуту назад, слабо звякнули, когда я поставил стакан в гнездо над баром. Восточная оконечность острова, к которой мы направлялись, уже проплывала под носом нашего «пионера». Формой она напоминала клешню краба или лунный серп. Вейна — это глубокий залив, охватывающая его не слишком широкая полоса земли и узкая лента дамбы, соединяющей этот серп-клешню с остальной частью острова. Со стороны залива искушал великолепным, почти белым песком пляж, с внутренней нее стороны берег выглядел скорее как несвежая глазурь на поверхности рогалика — темные пятна каменистых осыпей перемежались более светлыми песчаными участками. На острие серпа виднелась усеченная пирамида большого здания, выкрашенного в светло-коричневый цвет, с зеркальными стеклами, отбрасывавшими во все стороны яркие солнечные блики.

— Много места для купания, — сказал я.

— Ясное дело, но я не советовал бы подплывать к внешним пляжам, — весело предостерег меня пилот.

— Точно так же, как и заходить на посадку не обозначенным коридором.

— Кому что нравится… — негромко рассмеялся он, не отрывая взгляда от табло, на котором мерцали четыре нуля. — Я в таком случае предпочел бы прыгнуть с башни в Сиракузах.

«Пионер» плавно свернул влево, на полсекунды завис неподвижно и мягко опустился на траву летного поля. Пилот несколькими щелчками тумблеров выключил двигатель и бортовые системы, а затем встал с кресла и быстро направился к выходу. Поднялся и я.

— Встаньте на эту площадку и задержитесь на несколько секунд. Хватит трех-четырех, но я всегда стою вдвое дольше.

— Да? — Я шагнул на мягкий коврик и покачался на пятках.

— Увидите собачек — будете мне благодарны. Два бладхаунда, доберман быстрее молнии и Навуходоносор, который лишь потому не оказался в книге рекордов Гиннесса, что никто о нем туда не сообщил. Сейчас их увидите.

Я терпеливо стоял на коврике, насыщавшем мою обувь запахом, который должен был обеспечить мне безопасность в раю Гайлорда. В трех шагах перед лесенкой остановился дворецкий и наклонил голову.

— Добрый день, — вежливо сказал он. — Можете спуститься, я уже зову собак. Они должны с вами познакомиться. — Он приложил правую руку к груди.

Я думал, он скажет: «Аве, Цезарь», но он лишь включил передатчик. Бросив взгляд на пилота, я подмигнул ему на прощание и шагнул на траву.

Из-за здания вылетел темно-коричневый силуэт и гигантскими прыжками понесся к нам; казалось, он почти парил в воздухе, пожирая пространство, словно неотесанный гурман — французский паштет. В нескольких метрах от нас он описал крутую дугу и встал боком ко мне.

— Видел? — послышался сзади возбужденный голос пилота. — Он заранее разворачивается, иначе ему пришлось бы тормозить в неудобной позиции! Вот хитрец!

— Это Болто, — сказал дворецкий. — Он вас уже знает…

Болто моргнул и посмотрел на дворецкого. Увидев, судя по всему, в его взгляде разрешение, он повернулся и медленно пошел в сторону тени под развесистой сосной.

— Это Саба и Серво. — Дворецкий вытянул руку и показал куда-то вправо.

К нам мчались два великолепных бладхаунда — забавное зрелище, если не являешься целью, к которой несутся собачки в словно сшитых на полтора размера больше шкурах. У них морщились лбы, уши болтались, ударяясь о шею и чуть ли не мешая бежать, но я в любом случае не стал бы пытаться с ними состязаться. Правда, Болто все равно выиграл бы у них любой забег на любую дистанцию. Саба и Серво, а может быть Серво и Саба, разделились перед тем, как затормозить, и встали напротив моих рук, так что каждый взял на себя одну, и шумно, совсем не так, как джентльмен Болто, втянули воздух в ноздри. Потом оба подошли ближе и подставили головы под мои ладони. Я почесал их за ушами и незаметно огляделся. Где-то поблизости должен был быть тот самый Навуходоносор. Поймав взгляд дворецкого, я посмотрел через плечо и наконец понял, что на самом деле означает слово «окаменеть». Чудовище, стоявшее метрах в четырех от меня, было ростом и весом с ирландского пони. Если бывают такие большие пони! В любом случае, таких длинных не бывает точно. Голова его напоминала музейный экспонат вожака бизоньего стада, и столь же живым был его взгляд. Он смотрел куда-то мимо нас, не утруждая себя тем, чтобы обнюхать меня, а может быть, он уже сделал это раньше? Скорее я склонен был предполагать, что он полагается на свои гигантские размеры. Я заставил себя оторвать взгляд от мастифа, в чем мне помогли Серво и Саба, нетерпеливо подталкивая меня головами. Я почесал их еще раз, одновременно размышляя о том, нравится ли им, что у меня так трясутся руки.

— Ну ладно, — сказал я дворецкому. — Буду хорошим мальчиком. Что-нибудь еще?

— Прошу. — Он сошел с невидимой дорожки и показал на дом. — Багаж через несколько минут будет в вашей комнате.

Я сделал два шага в сопровождении новых друзей и оглянулся. Навуходоносор стоял неподвижно, уставившись тяжелым взглядом в небеса. Дворецкий двинулся следом за мной, догнал меня и пошел слева. Перехватив мой взгляд, он позволил себе слегка улыбнуться.

— Впечатляет?

— Я видел и покрупнее, — сказал я. — Если ему что-нибудь бросить — он как, приносит? А что? Доски для серфинга или железнодорожные шпалы?

— Как-то раз он приволок чересчур любопытного журналиста.

Меня утомила собачья тема; не замедляя шага, я наклонился и похлопал бладхаундов по лопаткам: