— Что вы отсюда перебрасывали? — спросил я Будду. — И откуда ты знал подробности из жизни моей семьи? Сукин сын…

Лишь минуту спустя он оторвал взгляд от пола и посмотрел на меня. Он был спокоен, намного спокойнее меня, что меня раздражало. Я взглянул на Кашля — к счастью, тот не был настолько спокоен.

— Аэрозоли, — вызывающим тоном сказал Будда.

— И окупалось? Ведь наши производители…

— Дурак ты! — прервал он меня с несносным выражением собственного превосходства на лице. — То, что есть здесь, можно смешивать с невероятной точностью, можешь получить любые возможные ощущения, смешивая соответствующим образом три ингредиента. Все в ингаляторах или аэрозолях, совершенно невинных, полиция ни за что не сообразит. Впрочем, это продолжается уже год, и… — Он рассмеялся, показывая на меня скованными руками. — Как я вижу, ты понятия не имеешь, о чем я говорю, это ведь тоже какое-то доказательство, верно? Ну, признайся! — потребовал он.

Я подумал, что не стоит сейчас портить с ним отношения, и дважды кивнул, не сводя с него взгляда.

— Знаешь, что в этих наркотиках самое невероятное? — Он не стал ждать моего ответа, но был прав — ждать бы ему пришлось долго. — Хочешь оргазма — пожалуйста. Улет? Никаких проблем. Ад? Пожалуйста. Говорю тебе — можно запрограммировать себе почти все, не так, как у нас, — хочешь цветных глюков, а можешь получить какую-нибудь мистику пополам с садизмом.

— Пр-росто великолепно! — рявкнул я. — Запиши еще только на диск, и реклама готова. С названием и адресом производителя…

— Пошел ты знаешь куда со своей иронией… — Он немного остыл и ненадолго замолчал, затем издал почти беззвучный, слегка искусственный смешок и снова посмотрел на меня. Взгляд его был твердым. — Радуйся, что они… — он уточнил это «они» движением подбородка, — не хотят давать нам рецептуру. Понимаешь? Иначе давно бы уже действовали как минимум две фабрики по производству аэрозольных препаратов, которые после смешивания давали бы требуемый эффект. И никто, включая Конгресс и президента, не мог бы ничего с нами сделать. Понимаешь? — Он разгорячился, в уголке рта выступило несколько капелек слюны. У меня вдруг возникло ощущение, что еще немного, и он забудет, кто я и где мы находимся, подползет ко мне и предложит долю в бизнесе по производству невинного дезодоранта, который после смешивания с препаратом для смазки лыж даст вдыхающему его неповторимые ощущения, будто он засовывает член в нос быку. — Ты понимаешь, какие это бабки?!

— Угу… Понимаю. Это чертовски большие деньги. Точка.

— Именно. Очень большие.

— А они не согласились продать технологию…

— Они держали нас в патовой ситуации, ставили все новые условия… — пожаловался он. Я почувствовал отвращение при одной мысли о том, что мог бы ему посочувствовать, и едва удержался от того, чтобы сплюнуть. — В конце концов они заявили, что в состоянии сами распространять свою контрабанду. Этот чертов Красински, предатель… — Его вывело из себя само упоминание фамилии отступника, он потер баки и попытался достать нижней губой до несуществующих усов. — Мало того что они лишили бы нас дохода от перебрасываемых наркотиков, но еще и обрушили бы рынок обычных земных галлюциногенов. Этого мы допустить не могли.

— Вы искали Красински, чтобы выбить из него все данные и наказать, верно? — Он не спешил с ответом. — Странно, что у вас не получилось. Уж у кого, как не у вас, возможностей должно быть побольше, чем у любого другого… — Вдруг меня осенило: — Разве что вашу сеть уничтожили?

Он не ответил, но этого и не требовалось. Мрачно стиснув зубы, он шевелил пальцами скованных рук; медленные движения пальцев напоминали шевеления щупалец осьминога или ядовитой актинии. Будда, или кем бы он ни был и как бы его ни звали, выглядел теперь намного менее симпатично, чем тогда, когда я столь мало сомневался в его происхождении и вообще не сомневался в его намерениях. Старый человеческий недостаток — когда уже знаешь чей-то характер, легко обнаружить его внешние проявления, морщины на лбу могут быть признаком гения или склонности к убийству, улыбка может быть циничной или таинственной, лысина — несимпатичной или сексуальной. Все зависит от информационной оболочки. Будда поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд его был чистым и бесстрастным, словно дистиллированная вода. Он не извинялся, ни о чем не просил, исследовал, проверял, искал информацию, искал союзников. Я повернулся к Кашлю. В данной ситуации у меня не было выбора, каждый, кто был врагом Даркшилда, был моим союзником, по крайней мере, пока.

— И теперь эта скотина стала моим другом, поскольку тоже связана по рукам и ногам, — сказал я, не скрывая горечи в голосе. — Так ему, по крайней мере, кажется…

Сержант издал квакающий звук — насколько я помнил, таким образом он подтверждал каждый наш удачный ход, хотя это было давно, и меня или его могла подвести память. Я принял как должное, что мы оба знаем, что делаем. Даже не оба, а все трое.

— Именно…

Мы с сержантом мрачно посмотрели на Шелтона-Будду. Подобрав под себя ноги и опираясь о стену, я встал и немного попрыгал по комнате, чтобы размяться и поискать место получше. В конце концов я остановился у последней свободной от пленников и дверей стены, так чтобы охранники при каждом повороте теряли кого-нибудь из виду. Я попытался сделать несколько гимнастических упражнений, но в результате не столько обрел способность двигаться, сколько убедился, что занятия спортом в оковах не доставляют никакого удовольствия. Я присел возле стены. Что-то металлическое ударилось о закрытую дверь, скорее всего, дуло автомата одного из горилл. Именно они держали в руках автоматы, без стволов и прикладов, напоминавшие рифленые доски с дырками, в которые были вставлены их указательные пальцы. Оружие выглядело омерзительно, словно куча грязного белья, и несомненным его прототипом был знаменитый «Гевер-11» конца двадцатого века, первый достаточно приличный автомат, стреляющий безгильзовыми патронами, самое отвратительное оружие, какое только можно было себе представить. Мне никогда не хотелось погибнуть от пули, выпущенной из Г-Н или его потомка. Я решил не позволить себя убить, чего бы мне это ни стоило, и посмотрел на Шелтона и Лонгфелло. Дверь почти бесшумно ушла в стену. Вошел Даркшилд; лицо его было багровым, видимо, его резко раскритиковали подчиненные за наивность, и он был опасен, поскольку ему вполне могло прийти в голову желание искупить свои грехи. За ним вошел Мозг, затем одна из горилл, затем мегера, которая никак не могла позволить себе пропустить минуту торжества. «Семь человек, — подумал я, — счастливое число». Будда-Шелтон закашлялся, дернулся, с трудом подавил приступ, но побагровел почти как Даркшилд, затем глубоко вздохнул, с неприятным хрипом. Даркшилд повернулся ко мне, бросив взгляд через плечо на хрипящего Шелтона.

— Послушаем теперь вашу версию происшедшего. А потом решим, что с вами делать, — сказал он.

Мне удалось сдержаться и не расхохотаться во весь голос, слыша столь неуклюже сформулированную и поданную ложь. Даркшилд же, явно гордясь тем, как гладко он произнес заранее согласованный текст, сунул правую руку за пояс и покачался на пятках. Шелтон снова захрипел, дыша все громче; я посмотрел на него и не увидел ничего утешительного.

— Может, дадите ему сначала что-нибудь от сердца? — Я показал подбородком на Будду. — Он мне уже не друг, но я все равно не люблю…

— Чушь! — рявкнул Даркшилд. — Займись лучше собственной задницей.

Явственно завоняло старым фильмом, дрянной повестью, убогой пьесой. Я пожал плечами. Будда дышал все громче, у него все сильнее хлюпало в горле, он несколько раз ударил ногами по полу.

— Ладно, поскольку как раз именно она сейчас больше всего меня интересует. — Мне приходилось почти кричать, чтобы заглушить хрип Шелтона. — Но я мало что могу сказать — наше Агентство национальной безопасности поручило мне расследовать дело о переброске на нашу территорию неизвестных и опасных наркотиков. В особенности речь шла о двух… — Я на мгновение замолчал и беспокойно посмотрел на экс-брата; тот хрипел так, что даже мне стало его жаль. Даркшилд тоже взглянул на Будду, поискал совета у Мозга, но тот мог бы перерезать горло собственному отцу, не переставая курить сигарету. — Один мы назвали «Риббон», а другой — «Эсмеральда». — Я почувствовал, что совершаю ошибку, вдаваясь в ложь, основанную на конкретных подробностях, именно на таком легче всего кого-либо подловить. — Этот… — я пошевелился на полу: не слишком удобно разговаривать с кем-то, чье лицо находится в двух метрах над тобой. — Этот Шелтон или как там его зовут… — я не договорил, так как Будда почти завыл, глубоко и быстро дыша, на лбу у него выступил пот, скованные руки вздрагивали на животе. — Мать вашу, или его уберите отсюда, или меня, — решительно сказал я. — Невозможно же слушать!

Даркшилд повернулся к Будде, но не успел ничего сказать — Шелтон закатил глаза и свалился набок. Даркшилд покачался на пятках и щелкнул пальцами, обращаясь к горилле:

— Проверь его, но осторожно, чтобы не дотянулся до оружия!

Гигант бросил автомат Мозгу, быстро присел возле неподвижного тела и приложил ухо к груди, тыльной стороной руки пытаясь уловить тепло дыхания Будды. Он долго прислушивался, наконец поднял голову.

— Все, — сказал он странным голосом, словно результат проверки его развеселил. — Откинул копыта…

Даркшилд переступил с ноги на ногу. Детина встал, машинально отряхивая брюки и глядя то на шефа в ожидании дальнейших распоряжений, то на неподвижного Шелтона. Полковник издал классическое беспомощное «гм» и на полминуты замолчал. Потом отдал оружие детине, сам присел возле Будды и повторил процедуру. Каким-то образом удержавшись от очередного «гм», он встал и обвел не то обеспокоенным, не то удивленным взглядом помещение и присутствующих в нем.

— В самом деле умер? — спросил а Венди. Даркшилд кивнул, женщина презрительно фыркнула. Я не понял, что она имела в виду — то ли неудачную политику Дарк-шилда, то ли слабое здоровье Шелтона. — Жаль, — сказала она. — Нам нужны были кое-какие данные. Придется выбить их из этих двоих.

— Отвяжитесь от нас, — сказал я. — Ваш приятель меня провел как последнего идиота, я только здесь узнал, что на самом деле происходит. Никакими пытками вы ничего от меня больше не добьетесь, так что нет смысла меня мучить.

— Ты больной или симулируешь? — заинтересовался Мозг.

— Почему? — спросил я. Мне удалось сосредоточить внимание всех четверых на своей персоне; слева, глядя на меня, стоял Даркшилд, рядом с ним Венди, затем детина и Мозг. Я попробовал уловить хотя бы тень сочувствия в их глазах, но тщетно. — Невероятно звучащая фраза не равнозначна ложной, — добавил я, но никого, похоже, это не волновало. Даркшилд подвигал челюстью и прищурился, явно готовясь принять какое-то решение. Я быстро набрал в грудь воздуха и крикнул: — Ладно, расскажу, как я сюда попал. — Мозг махнул рукой — ничего удивительного, они знали этот путь лучше меня, но я не обращал внимания на жесты. — Сначала мы искали Красински, потом Ласкацио, нет, сначала Ласкацио, потом появился Красински, но никого из них не удалось найти. Мы получили лишь наводку на тот кегельбан…

За спиной Даркшилда Будда медленно поднял голову; я вертел башкой, глядя по две-три секунды на каждое из лиц и гипнотизируя их как только мог, поскольку мне не хотелось, чтобы кто-либо обнаружил мой бегающий взгляд и — не дай Бог — обернулся назад. Будда поднялся, пользуясь моими громкими признаниями, сделал два прыжка и, прежде чем кто-то успел среагировать и обернуться, закинул сзади горилле руки за шею и рванул на себя. Цепочка наручников впилась в шею жертвы, а затем резким рывком проехалась по кадыку. Сержант в это время уже успел повалить на пол Венди и метнулся следом за убегающим Мозгом. Я с размаху подсек ногами ноги Даркшилда и бросился на него, пытаясь прижать к полу. Мне удалось схватить его за ремень брюк, и в это мгновение на меня рухнул детина с размозженной гортанью. Сто с лишним килограммов обрушились на верхнюю половину моего тела, а большая их часть придавила голову. Раздался грохот выстрела, пальцы выпустили добычу; вырвавшись наконец из-под трупа гиганта, я увидел Будду, поднимавшего автомат своей жертвы. Быстро прицелившись, он перестрелил оковы на ногах и бросился в коридор. Я сел на полу. Операция удалась лишь частично, весьма частично. В нашем распоряжении имелись тело гориллы и лежащая без сознания Венди, и у нас обоих, у меня и Кашля, все так же были скованы руки и ноги. Машинально сунув руку под полу пиджака детины, я с радостью наткнулся на рукоять револьвера. Охранник придерживался испытанных принципов: у охраны — револьвер, в армии — пистолет. Вскочив, я подковылял к Кашлю, пятью выстрелами освободил себя и его, и у меня остался еще целый патрон для разных прочих нужд — к сожалению, покойник не предполагал длительной стрельбы, и несмотря на то что у револьвера был сменный барабан, я не нашел при охраннике полных. Пока я искал патроны, Кашель дал несколько пощечин Венди, которая не знала, что у нас один патрон на всех. Когда ее веки шевельнулись, я бросил ему револьвер, и он приставил его к ее виску.

— Вставай, быстро! — грозно прорычал он прямо ей в ухо, дал несколько секунд на то, чтобы оценить ситуацию, а затем резко дернул ее вверх и повторил: — Вставай! Двигайся так, чтобы у меня не возникало никаких подозрений. Убью без зазрения совести, — предупредил он.

Они поднялись одновременно, пристально следя друг за другом. Я сделал два шага к двери, но мне пришлось остановиться и поправить оковы на ногах, поскольку разорванная цепочка все время звенела, информируя окрестности о моих перемещениях. Я осторожно выглянул в коридор. Меня удивила царившая в нем тишина — Шелтон должен был без труда догнать Даркшилда, во всяком случае, он должен был каким-то образом облегчить нам задачу, в конце концов, у него было оружие. В коридоре чувствовался запах пыли, и, к сожалению, коридор был ярко освещен. Хотя, подумал я, и на свету, и в темноте перевес на их стороне. Особенно если учесть, что моим оружием был лишь острый взгляд, а броней — моя добродетель. Добравшись до угла, я присел и осторожно выглянул — пусто. Четыре ступеньки, поворот налево… ох, не люблю я такого блуждания по чужим подвалам. Я громко шаркнул подошвой, не высовывая за угол ничего, кроме кончика носа. Никто не выскочил с оружием в руке — либо там никого не было, либо он был не глупее меня. Впрочем, ничего удивительного, особенно если принять во внимание всю эту историю с названым братцем. Жестом показав Кашлю, что я собираюсь делать, я затаил дыхание и на цыпочках двинулся к лестнице.

Когда я в броске преодолевал поворот, напрягшись так, словно хотел телом отразить пулю, откуда-то сверху донеслась длинная очередь из автомата. Сжав зубы, я бросился к двери — она была открыта, я без труда ее преодолел, за ней длинный коридор и еще одну лестницу. Кашель позади меня толкал перед собой Венди, сжав пальцы левой руки на нервном сплетении у нее на плече и держа трофейный револьвер с единственным патроном возле левого уха пленницы. Я остановился перед Венди.

— Сколько человек в доме? — прошипел я, давая понять, что готов на все.

— Наверху… Всего нас было пятеро — полковник, я, Дейтон и Анагре с Джозефом. — На последнем имени она слегка запнулась, и я понял, что мертвеца внизу звали Джозеф. Значит, осталось двое, нет, трое — полковник, Дейтон и Анагре. — Я…

Над нами раздалась еще одна короткая очередь из пяти или шести выстрелов, женщина замолчала, не договорив. Оставив ее с Кашлем, я побежал к лестнице; никто до сих пор не обращал на нас внимания, и это меня беспокоило и озадачивало. Что бы ни происходило этажом выше, они должны были о нас помнить, разве что… Разве что Будда, он же Шелтон, всех перестрелял и ждет нас с полными бокалами в руках. Остановившись у двери, я приложил к ней ухо. Тишина. Никаких свежих идей у меня не появилось, и я, нажав на ручку, медленно открыл дверь, затаив дыхание. За ней был просторный холл. Пусто. Я оглянулся. Кашель теперь почти прижимал женщину к себе, видимо, она сделала что-то, что ему не понравилось, поскольку ее рот был закрыт его широкой ладонью. Он успокаивающе кивнул мне, я кивнул в ответ и двинулся вперед. Холл имел форму квадрата или почти квадрата со слегка закругленной наружной стеной. Здесь полковник собрал свои военные трофеи, своего рода небольшой мемориал — какие-то фотографии, несколько дипломов, четыре памятные медали и, конечно, знамя, по обычаю выпускников украшенное рисунками и автографами коллег. В стене слева две двери, еще левее — входная дверь, с нашей стороны — дверь в подвал и еще одна. Переместившись вправо, я подбежал к музею полковника, надеясь, что, может быть, он повесил где-нибудь там свой первый пистолет, лучше всего с двумя полными обоймами, но Даркшилд не настолько следовал стереотипам. Сержант еще сильнее привлек к себе пленницу и что-то проворчал ей на ухо. Она задумалась, но когда Кашель ткнул ее стволом за ухом, вытаращила глаза и показала на дверь слева. Кашель вопросительно посмотрел на меня, потом кивнул. Я подошел к нему, и мы вернулись в коридор.

— Налево — кабинет Даркшилда, — прошептал Кашель. — Так она говорит. — Он показал взглядом на Венди. — Они должны быть там…

Мне хотелось спросить, где в таком случае Шелтон, но тогда о нашем истинном положении стало бы известно женщине, по крайней мере частично, а я не знал, где и для чего она еще может нам пригодиться. Я прислушался. Полная тишина. Сержант что-то шепнул, и я подставил ухо.

— Придержи ее, а я сбегаю на разведку, — сказал он и толкнул пленницу ко мне. Наши тела соприкоснулись, но я не испытал от этого никакого удовольствия. — Угу?

— Ладно, только немного по-другому — пойду я… — Я протянул руку за револьвером, и мне пришлось держать ее довольно долго, прежде чем сержант, глаза которого метали молнии, бросил мне оружие. Женщина нервно дернулась, я наклонился к ней: — Ему пришлось от нас сбежать, потому что он задушил семьдесят четыре женщины. Начиная с пятнадцатой, он делал это одной рукой, настолько он наловчился, так что имей в виду…

Я повертел барабан револьвера, надеясь, что где-нибудь там затерялся еще один патрон, может быть, три, взвел курок и снова шагнул в холл. Ничто, кроме моего дыхания, до сих пор не нарушало тишины, ничто нигде не двигалось… Переместившись ближе к двери, я отошел от стены и с двух шагов короткого разбега ударил плечом в солидную деревянную створку. Дверь распахнулась, я ввалился в комнату, развернулся вокруг собственной оси и, споткнувшись о лежащее на полу тело, упал, сломав хрупкий столик с несколькими книгами и газетами. В кабинете стояла жуткая вонь от компонентов безгильзовых патронов — пороха и оболочки, сгоревшей метакриловой смолы. Меня едва не стошнило — воняло как от пропотевшего ассенизатора, наевшегося чеснока. Сквозь этот аромат едва пробивался запах свежей крови. Если бы я не лежал почти носом в луже, возможно, я бы его и не почувствовал. Вторая из горилл, изрешеченная автоматной очередью, лежала на ковре. Видимо, это была та самая очередь, которую мы слышали. Я вскочил на ноги, но, кроме меня, в комнате никого не было, секунду спустя ворвался Кашель с пленницей, толкнул женщину на диван, естественно, кожаный, и бросился к столу, там должно было, просто должно было быть какое-то оружие, но прежде чем открыть ящик, он посмотрел куда-то себе под ноги, а потом поднял голову и подозвал меня. Обойдя тело, я выглянул в холл и подбежал к Кашлю. На полу, позади стола, отрезанный монолитной передней доской от остальной части помещения, лежал Мозг, видимо, тот самый Дейтон. Одна из пуль попала ему в окрестность печени, две в грудь, в руке он держал изящный пистолет, что-то вроде «кольта» или «обрегона» в ностальгическом исполнении. Я наклонился, чтобы взять оружие, и замер — убитый пошевелился. Посмотрев на женщину, я вынул пистолет из коченеющей руки.

— Дейтон был твоим парнем? Если так, иди попрощайся с ним…

Несколько мгновений она сидела, широко раскрыв глаза, потом вскочила и бросилась к столу. Я отошел, уступив ей место возле раненого. Женщина упала на колени. Я обошел стол и жестом показал Кашлю, что иду на разведку. Он кивнул и открыл первый ящик стола. Пистолет был снят с предохранителя; я проверил обойму, девять патронов. Обоняние приспособилось к смраду, и он меня уже не раздражал. Я выставил голову за дверь — пусто. Собственно говоря, я не верил, что Даркшилд прячется где-то в доме. Вероятнее всего, расклад был совсем иным. Для надежности я проверил остальные комнаты, но это лишь помогло мне больше узнать о полковнике и о его увлечении современной видеотехникой, которая позволяла путешествовать по всему организму, а не только по потаенным местам женского тела. Одной из героинь изощренного «путешествия» была наша пленница. В кухне я нашел пиво и сигареты, почти давясь, выпил две банки, закурил и, взяв охапку банок, вернулся в кабинет. Меня встретил неприятно обеспокоенный взгляд Кашля. Из-за стола раздавались женские рыдания. Лонгфелло отошел чуть в сторону.

— Оуэн, у нас проблема, — тихо сказал он.

Я кивнул и движением брови вопросительно показал на раненого. У Кашля дернулась щека. Женщина всхлипнула и встала.

— Ты про Шелтона? — спросил я.

— И про него тоже. Раненый сказал, что они вдвоем, Даркшилд и Шелтон, снова нашли общий язык. Полковник и эта сволочь договорились, взяли наш микроавтобус и помчались к проходу.

— И это проблема?

— А что, нет? — Он пошевелил губами, словно собирался сплюнуть на пол, или расхохотаться, или разрыдаться. Мне это даже показалось интересным, но он воздержался от нетипичных для него действий. — Проблема прежде всего в том, что только этот микроавтобус, и никакой другой, может пройти через пленку, в нем находится часть аппаратуры, она как бы дополняет ту, стационарную. Во-вторых, Даркшилд хотел как можно быстрее сматываться, но эта гнида велела ему нас прикончить, и полковник это сделал.

— Да?

— Вся эта халупа через какое-то время взлетит на воздух, предположительно взрыв запланирован через час, за вычетом тех минут, что уже прошли. — Он обошел стол и сунул револьвер за пояс. Женщина утерла глаза и, не глядя вниз, двинулась следом за сержантом. — Дом заминирован, и из него не выйти, — подытожил Лонгфелло.

Я сильно затянулся, бросил ему банку пива и посмотрел на женщину.

— Нравится это нам, Венди, или нет, но мы сейчас все в одной лодке. Ты знаешь этот дом. Подумай, что можно сделать, чтобы не доставить чересчур большого удовольствия полковнику и Шелтону. Это они убили твоего…

— Перестань, — процедила она сквозь зубы. — Я знаю, что ты скажешь и чего ты хочешь. Я знаю, что у нас нет никаких шансов, кроме одного микроскопического — гараж.

— Гараж?.. Ладно, это мне нравится. У меня такое предчувствие, что мне уж очень не хочется, чтобы мой бывший братец меня убил. Веди в гараж.