Девушка, не обращая на меня никакого внимания, спрятала пистолет в кобуру под левой подмышкой, склонилась надо мной - теперь я почувствовал мягкий запах духов, - схватила за пиджак на груди и поставила на ноги. Она была не по-девичьи сильна. Я слегка растянул браслеты на руках, в то время как девушка снимала их у меня с ног. Пнуть ее я не пытался, поскольку, прежде всего, она стала бы первой женщиной, которую я пнул, но меня остановило даже не это - она явно была уверена, что подобная попытка окажется безуспешной. Поднимаясь, она коротко замахнулась браслетами, угодив именно туда, куда хотела. Острая боль пронзила низ моего живота, я машинально дернул руками, но инерциалы дернулись тоже, намного результативнее. Я наклонился, чем воспользовался "маникюрщик" - он шагнул вперед и, присев, с размаху ударил меня в лицо. Он целился в нос, но мне удалось слегка повернуть голову, так что кулак попал в левую скулу. Второй рукой он врезал мне в ухо.
      Я опрокинулся набок и на всякий случай перекатился дальше, не желая подставлять себя под пинок. До этого я уже заметил его ботинки на тонкой плоской подошве из прочного металла. Носками этих полуботинок он мог бы неплохо меня отделать, но он не торопился. Я тоже. Перевернувшись на спину, я приготовился защищаться ногами от очередного удара. В правом ухе слышался отчетливый шум морских волн, я тряхнул головой, но прицепившаяся к уху невидимая раковина никак не желала отваливаться. Я подтянул колени и вытер струящиеся из левого глаза слезы о штанину. Девушка бросила браслеты своему товарищу и сделала два шага ко мне.
      - На этот раз я тебе ударю, - предупредил я.
      "Маникюрщик" беззаботно рассмеялся и швырнул в мою сторону инерциалы, а когда я, уклонившись, поднял голову, то увидел дуло автоматического пистолета, направленное несколько вбок. Пули, как я и предполагал, в большом количестве покидавшие ствол, вспахали траву слева от меня, прошлись возле ног, которые я инстинктивно поджал, и перестали взрывать землю где-то на уровне моей макушки. Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от попавших на нее песка и обрывков травы.
      - Вставай, - сказала девушка, - а то я тобой займусь.
      Поверив, что это может быть и похуже, чем пинок "маникюрщика", я пожал плечами, и, прежде чем успел растянуть губы в усмешке, она уже лежала на мне, воткнув два пальца снизу мне в глаза. Левое, действующее, ухо сообщило, что кто-то из нашей троицы радостно кричит, затем крик заглушил шум моря в правом ухе, и тут я понял, что этот крик вовсе не радостный и что это кричу я. Я попытался дернуть головой, но она была прижата к земле, а при любой попытке сдвинуться в сторону лишь усиливалась боль в соответствующем глазном яблоке. Девушка оттолкнулась коленом от моей промежности и спрыгнула с меня. Боль почти сразу же прекратилась, но потоки слез не давали мне возможности что-либо видеть. Я прижался лицом к коленям.
      - Большей суки, чем ты, я не видел, - сказал "маникюрщик". Восхищение в его голосе смешивалось с неприкрытым страхом. - Познакомишься с тобой, Фиона, и хочется всех баб на свете прикончить.
      Послышались шаги и тихий женский смех.
      - Начни с нее, - с трудом выдавил я.
      Фиона рассмеялась еще громче и беззаботнее. Я извинился от имени мужчин перед всеми женщинами, которых когда-либо называли суками, поднял голову и сквозь слезы посмотрел на стоявшую передо мной парочку.
      - Вставай, - предложила Фиона.
      - Вот пристала... - пробормотал я, оторвал спину от земли, присел на корточки и встал. - И что дальше?
      - Тебе еще повезло, что... - начал мужчина.
      - Брок?.. - Похоже, что она умела шипеть, даже произнося согласную "р".
      Брок захлопнул рот и тут же снова его открыл, чтобы сунуть в зубы остатки ногтя. Фиона подошла к "Виктору" и оперлась локтем о крышу.
      - Поехали, - сказала она и внимательно посмотрела на меня. Я вдруг с удивлением понял, что в спокойном состоянии она выглядит совершенно невыразительно и непривлекательно, но каким-то странным дьявольским образом обретает красоту и женственность, стоит ей начать причинять кому-то боль. Своеобразная мутация, может быть, результат загрязнения среды или извечной проблемы озоновой дыры, становящейся то больше, то меньше.
      - Ну? - бросила она.
      Я подождал, когда она начнет становиться красивее, и лишь тогда направился к машине. Брок сел за руль. Фиона забралась рядом со мной на заднее сиденье и улыбнулась, радостно, может быть, даже многообещающе, но от этой улыбки меня бросило в дрожь. Брок через просвет в зарослях вывел "виктор" на дорогу, которую я проложил колесами в густом травяном ковре. Следы шин были видны словно полная луна в безоблачном небе. Ничего удивительного, что меня столь быстро накрыли. Полдня я пялился в бинокль на дом - и пожалуйста, гости.
      - Я бы хотел закурить, - сказал я Фионе.
      - Это тебе помогает? - с искренним интересом спросила она.
      - Конечно.
      Похлопав меня по груди, она нашла пачку "Мальборо ", сунула сигарету мне в рот и поднесла к ее концу зажигалку. Я с наслаждением затянулся, ожидая, что сейчас она вырвет сигарету у меня изо рта и выбросит или прижжет мне щеку, но нет, это было бы слишком примитивно. Она дала мне докурить до конца.
      Мы выехали на асфальт и через несколько минут свернули на дорогу, которая вела непосредственно к дому. Ворота начали открываться, когда мы были в пятидесяти метрах от них. Я старался ничем не проявлять своего любопытства, но и не тратил зря времени на тупое разглядывание потолка. Внимательно присмотревшись к забору, я отметил наличие дороги по обеим его сторонам и каких-то столбиков, вряд ли служивших просто украшением. Перед машиной что-то мелькнуло, Брок слегка притормозил, но Фиона толкнула его в плечо.
      - Вперед, - приказала она.
      Змея пыталась убраться с дороги. В последний момент, видя, что не успеет, она подняла голову и, кажется, сумела укусить бампер, прежде чем колесо расплющило часть ее тела.
      - Это уже твоя четвертая за два дня, - сказал Брок. - Когда-нибудь для тебя это плохо кончится.
      - Терпеть их не могу. - Фиона содрогнулась, как самая обыкновенная женщина.
      - Змеи не любят соперниц, - сказал я и выплюнул окурок на пол. Когда-то я интересовался герпетологией...
      Я перехватил внимательный взгляд Брока в мониторе заднего вида и посмотрел на Фиону. О чудо, она вовсе не стала красивее, так что, видимо, либо не поняла моего намека, либо он мало ее волновал. Может быть, какое-то значение имел тот факт, что мы были уже не на лугу. Машина миновала решетчатое ограждение из красного металла, тянувшееся, насколько хватало взгляда, также и через газон справа и слева. Возможно, оно использовалось в целях сигнализации, а может быть, как защита от змей. Мы подъехали к зданию, свернули налево и по широкому пандусу спустились ниже уровня земли. Открылись одни из восьми ворот гаража. Брок остановил машину. Фиона достала браслеты и снова сковала мне ноги.
      - Если попытаешься что-нибудь сделать, я сцеплю тебе ноги и руки вместе, и тебе придется перекатываться, или ползать, или уж как там у тебя получится.
      - Буду кувыркаться.
      - Это уж почти наверняка, - спокойно сказала она.
      Я перестал над ней подтрунивать, признавая свое поражение в непрекращающейся войне между мужчинами и женщинами, и выкарабкался из машины, стараясь как можно аккуратнее шевелить ногами. Браслеты позволили мне расставить ноги на достаточно большую ширину, я остановился и осмотрелся вокруг. На мгновение я потерял Фиону из виду, а когда снова посмотрел на нее и Брока, она ударила меня ребром ладони в кончик носа. Мне удалось удержаться на ногах. Почувствовав тепло на губах, я фыркнул, и во все стороны полетели капельки крови.
      - Ты знал, что именно так все закончится...
      - Знал, - согласился я.
      - Так что я не могла тебя разочаровать. И теперь жду, когда ты меня возненавидишь.
      - Не дождешься... - пробормотал я и снова фыркнул. Поскольку никакой реакции с ее стороны не последовало, я добавил: - Ничего удивительного, что Брок грызет ногти. - Я перевел взгляд на него. - Нажрешься когда-нибудь какого-нибудь дерьма и сдохнешь в муках.
      Они оказались неплохо сыгранной командой - Фиона прыгнула мне за спину, а Брок быстро шагнул вперед, чуть в сторону от меня, и прежде чем я понял, каким будет следующий маневр, он согнулся пополам, отклонился вбок, одновременно выпрямив левую ногу, и врезал мне по нижним ребрам. Фиона подпирала мне спину, чтобы я не упал. По крайней мере два правых ребра оказались из не слишком прочного материала - они хрустнули, и от боли у меня перехватило дыхание. Я застонал и согнулся в три погибели. Наконец мне удалось вздохнуть, и я увидел, что на полу у моих ног расплываются падающие из носа капли крови, пятная чистый бетон. Одновременно я почувствовал, как Фиона хватает меня сзади за локти и прижимает к себе. Моя левая рука попала ей между ног и на несколько секунд там застряла. Девушка совершила несколько быстрых движений бедрами, весело рассмеялась, хотя мне показалось, что в этом беззаботном смехе звучит безумная нотка, и отодвинулась.
      - Пошли, - сказала она и толкнула меня вперед. Я сделал широкий неуклюжий шаг, выпрямляясь и одновременно оглядываясь назад. Я надеялся, что Фиона увидела в моих глазах презрение, должна была увидеть, его там было столько, что я мог бы залить им весь гараж. Может, она и увидела, но наверняка подобные взгляды на нее не действовали, так же как на меня не действовали взгляды видеокамер в магазине или банке. Она снова толкнула меня, я сделал еще шаг, потом еще один. Я преодолевал пространство, пошатываясь, раскачиваясь, волоча ноги, чувствуя себя униженным, хотя пытался убедить себя, что в паранойе нет ничего обидного. Я открыл было рот, собираясь выдать очередную колкость, но тут же закрыл его и потянул носом, хлюпая густеющей кровью.
      Брок шел впереди, совершенно не интересуясь тем, как я двигаюсь, не обернулся он даже тогда, когда я начал с трудом подниматься по лестнице. Мы вошли в коридор, угрюмая гладкость стен которого и их серый цвет могли бы вогнать в кататонию даже самого устойчивого индивидуума. Если Фиона часто здесь ходила, то, в известной мере, ее можно было оправдать. Брок дошел до первой, а может быть, и единственной двери, открыл ее и отступил в сторону. Я вошел и попытался остановиться сразу же за порогом, но маленькие девичьи ладони довольно сильно толкнули меня вперед. Я совершил два удачных прыжка на расставленных ногах, третий не имел шансов на успех - что-то подсекло мне правую ногу. Я рухнул лицом вниз, но, даже если бы мне удалось упасть на бок, это ничего бы не изменило. Брок не входил в камеру. Он остался снаружи и даже прикрыл дверь, так что мог и не услышать хруста ломающегося с другой стороны ребра. В следующее мгновение Фиона, словно профессиональный борец, упала на колено, пригвоздив им мою голову. Девушка была по-настоящему сильна - ей удалось перевернуть меня на живот и несколько раз пнуть, метя носком ботинка между ног. Рванувшись изо всех сил, я перевернулся и с размаху ударил ногами, но попал в пустоту. Она уже стояла в дверях со счастливой улыбкой на кошачьей, ставшей невыразимо прекрасной, мордочке.
      - Ночью я к тебе загляну, - мечтательно проговорила она.
      - У меня критические дни... - прохрипел я, - ничего не выйдет.
      Она презрительно фыркнула:
      - Дешевка!
      Ловко повернувшись, она вышла из камеры. Дверь затрещала, словно перемещалась по несмазанному зубчатому рельсу, и я остался один. Под потолком вспыхнул свет. Я перевернулся на живот и прижался пылающей щекой к холодному, покрытому гладким пластиком полу. Несколько раз я менял позу, прикладывая к полу по очереди обе горящие щеки. Я не слишком вникал, что является причиной подобного жара - злость или обычная боль.
      Я подождал несколько минут, поблагодарив Оуэна Йитса, которому пришла в голову идея взять с собой несколько болеутоляющих капсул, благодаря чему через пять минут после ухода Фионы я почувствовал себя вполне сносно. Чтобы никто этого не заметил, я издал несколько стонов, повертел головой и заскрежетал зубами. Полчаса я отдыхал, затем, постанывая, сел и продемонстрировал наблюдателям, как я борюсь с головокружением. Не пытаясь вставать, я подполз к широкому топчану, вскарабкался на него и уткнулся лицом в толстый матрац.
      Я осторожно ощупал голову, проверяя, на месте ли уши, не отказав себе в удовольствии бросить в пространство несколько подзаборных выражений. Затем достал из кармана сигареты и с огромным наслаждением закурил. Будь я более предусмотрительным, я бы велел сделать себе рубашку из двух слоев водонепроницаемой ткани, между которыми влил бы бутылочку коньяка. Мне стало жаль, что подобное до сих пор не воплотила в жизнь постоянно находящаяся в поиске новых практичных решений легкая промышленность. Уже ради реализации, может быть, даже патентования данной идеи стоило вырваться из лапок чудовищной Фионы.
      Я выкурил сигарету и посмотрел на часы - они показывали без четверти час. Совсем как в анекдоте: "Жена спрашивает мужа: - Который час, дорогой? Муж: - Через пятнадцать минут будет час, милая. Жена: - Это через пятнадцать минут, а я спрашиваю, который час сейчас?"
      Я пересчитал сигареты. Восемнадцать штук. Зажигалка есть. Я лег на топчан и выкурил еще одну, глядя в потолок. Потом, прижимая руки к переломанным ребрам, сел и после нескольких тихих стонов и брошенных сквозь зубы ругательств начал осматривать помещение. На это у меня ушло несколько минут, впрочем, и без того можно было предполагать, что ничего или почти ничего интересного я не обнаружу. Я заметил узкий, наверняка открывающийся люк под потолком. За ним могло скрываться все, что угодно, от труб с холодной водой или стволов самонаводящихся дробовиков до проекторов, заряженных шестидесятичасовыми кассетами с демонстрацией единственного неизменного занятия, которому веками предается человечество.
      Я встал и той же утиной походкой, к которой уже начал привыкать, обошел всю комнату, постукивая по стенам согнутым пальцем. Я старался делать это достаточно убедительно, впрочем, недостаток актерского мастерства вполне можно было списать на общее состояние моего избитого тела. Приложив ухо к двери, я долго прислушивался, затем доковылял до койки и осторожно, чувствуя, как хрустят сломанные ребра, лег на спину. Я резко дернул руками, инерциалы тотчас же наказали меня, укоротив тросик, чего я и добивался притворяясь, будто ощупываю браслеты и пытаюсь их снять, я проверил, осталась ли у меня в манжете моя чудо-ниточка, и, удовлетворившись результатом, замер без движения.
      Почти час я провел в более или менее бесплодных размышлениях. В конце концов меня начало клонить ко сну. Решив, что подобный способ времяпрепровождения в неволе ничем не хуже других, а может быть, даже и лучше, я сосредоточился и выполнил двадцатый комплекс упражнений мато-соэ. Получив, как всегда, заряд бодрости, я крепко заснул.
      Меня разбудил металлический скрежет двери. Сознание молниеносно подсказало, как себя вести - я тихо застонал и поднял голову. Притворяться спящим не имело смысла. Я постарался как можно натуральнее изобразить усилие и боль, сопровождавшие попытки сесть на топчане. Дверь закрылась за Фионой сама. Возможно, у нее был с собой пульт управления, но скорее всего на нее просто был запрограммирован комп. Я не заметил у нее оружия, но мне уже было известно, что она дьявольски проворна и испытывает истинное наслаждение от чужих страданий. Девушка внимательно посмотрела на меня, подошла ближе и совершенно естественным движением, словно это не она несколько часов назад молотила меня по морде, протянула руку и мягко коснулась моей щеки. Я не пошевелился.
      - Уже наверняка не больно, - сказала она.
      Я посмотрел на нее - ее глаза странно блестели. Она пошевелила губами, но я ничего не услышал. Неожиданно она придвинулась ко мне и быстро, но мягко села ко мне на колени. Пользуясь тем, что я сижу неподвижно, словно сфинкс, она закинула руки мне на шею и уткнулась носом где-то между моими плечом и ухом.
      - Не двигайся, - услышал я тихий шепот и почувствовал два легких поцелуя. - Я помогу тебе спастись, только тихо. - Она еще раз поцеловала меня в ухо, я чувствовал на шее ее дыхание, становившееся все более жарким. - Не делай глупостей, за нами следят. Шеф любит такие картинки: жертва и палач. Понимаешь?
      Я пошевелил ногой, пытаясь сбросить ее на пол. Она молниеносно вскочила и встала в шаге от меня, напряженная, злая, но явно еще не решив, что ей делать. Наконец она овладела собой и улыбнулась:
      - Я тебе не нравлюсь? Я молчал.
      - В самом деле не нравлюсь? - Она злилась, она снова была красивой, снова входила в транс, при котором становилась прекрасной внешне, а морально скатывалась на самое дно. Медленно поднеся руку к шее, она начала расстегивать незнакомого мне типа застежку.
      Я слегка изменил стратегическую позицию - сел, опираясь спиной о стену, пошевелил ногами, которые должны были сыграть главную роль в намечающейся драке, и постарался изобразить на лице улыбку, которая уже успела привести в ярость несколько человек.
      - Катись отсюда, шлюха, - сказал я.
      Она улыбнулась чуть шире, ее рука опустилась еще ниже. В образовавшейся щели мелькнула какая-то черная блестящая ткань, тесно обтягивавшая ее грудь. Фиона расстегнулась до конца и, становясь все красивее, рванула майку, главной задачей которой, как мне казалось, было стягивать ее бюст, бросила ее на пол и на несколько секунд замерла. У нее были вполне симпатичные и достаточно большие груди. Я забыл о том, что собирался ее спровоцировать, и лишь когда она потянулась к ремешку брюк, отвернулся и презрительно сплюнул.
      - Нет ничего хуже, чем маленькая озабоченная сучка, - сказал я в стену. - Ничего хуже и ничего отвратительнее...
      Фиона хрипло рассмеялась, наклонилась и начала стягивать тесные брюки. Она уже плыла по реке страсти, слишком широкой для того, чтобы слова какого-то там, предназначенного к отстрелу, Хоуэна Редса могли достичь ее, пребывающую в наслаждении на самом середине потока. Она выдернула одну ногу из штанины, громко дыша. Я окинул ее медленным, полным отвращения взглядом:
      - Я люблю сисястых блондинок, а тебе долго пришлось бы накачиваться, чтобы хоть как-то меня заинтересовать. Вали отсюда, камбала. Девушка медленно выпрямилась, с неохотой покидая реку своей неудержимой страсти, и до нее все явственнее доходило, кто тому виной. Несколько мгновений она смотрела на меня, словно не замечая, затем подняла вторую ногу, с которой еще не успела стянуть брючину, одним движением содрала штаны, вытащила что-то из кармана и бросила. Маленький шарик ударился о стену над моей головой. Я почувствовал запах, от которого перехватило дыхание, и на меня словно упала холодная занавеска. Я все отчетливо видел, но не мог пошевелить головой. Фиона наклонилась, потянула меня за ноги и перетащила на край топчана. Я упал бы на спину, если бы она не придержала меня за рубашку. Наркотик заморозил меня в сидячем положении. Девушка несколько секунд разглядывала дело своих рук. Я был в полном сознании, но словно закован в камень, неподвластный сокращениям моих мышц. Сюрреалистическая скульптура: "Сидящий Оуэн Йитс", автор: Фиона Распущенная, 2074 год н. э.
      Она придвинулась ближе, коснувшись соском моего рта. Потом еще раз, и еще. Темп и сила ее движений нарастали, я чувствовал, как сосок твердеет, деревенеет, едва не раздирая мне губы. Перед глазами скользило туда и обратно молодое, крепкое тело, я видел маленькую родинку над самой грудью, чувствовал запах возбуждения и пота. Фиона что-то прошипела, и я почувствовал, как она сползает на мое правое бедро, охватывает его своими и сжимает. Схватившись за рубашку у меня на спине, она вдавила мое лицо между своих грудей и, сидя на моем бедре, начала придвигаться ко мне и отодвигаться, сначала медленно, потом все быстрее, ее дыхание становилось все громче, переходя в хрип. Я дернулся, мне не хватало воздуха. Оуэн Йитс, задушенный грудями садистки-нимфоманки. Онанистки.
      Она застонала и на секунду отодвинулась; я вдохнул дарованный мне судьбой глоток воздуха, потом еще один, хрипя не хуже, чем хватающая воздух в пылу оргазма мастурбирующая Фиона. Постепенно ко мне возвращалась способность мыслить, временно подавленная жаждой кислорода. Я начал осознавать, что еще немного, и мой нос будет сломан о грудину девушки, но ничего не мог с этим поделать. К счастью, она начала подпрыгивать, услаждая подслушивающую аппаратуру целой гаммой стонов, а глаз камеры спазматическими судорогами. Я подавил тошноту, опасаясь захлебнуться собственной рвотой. Сильный запах самки заполнил мои ноздри, лишенные возможности двигаться глазные яблоки начало жечь, затем жжение несколько ослабело, потому что из-под век хлынули слезы. Второй раз я заливался слезами из-за одной и той же женщины. Она громко вскрикнула, потом еще раз, тише, словно притворяясь собственным эхом, покачнулась и упала лицом мне на плечо. Минуту или даже больше она успокаивалась, не шевелясь и дыша все тише. Мое дыхание уже успело вернуться в норму и Снова начало учащаться, на этот раз из-за душившей меня ненависти. Фиона сползла с моего бедра и, упав на пол, прижалась щекой к моему колену, а руку ласково положила мне на гениталии.
      - А ты ничего, бедняжка... - тихо сказала она. - Сейчас сможешь двигаться, все вспомнишь... - Она подняла голову и посмотрела мне в глаза; я видел это, несмотря на то, что взгляд мой был направлен в стену. - Хотя бы так, верно?
      Она поднялась и встала так, чтобы я ее видел. Глаза ее блестели, на потном лице мерцали светлячки - отражение падавшего с потолка света. Некоторое время она смотрела на меня, затем начала одеваться. По моей спине пробежала дрожь, и я понял, что оцепенение подходит к концу, но не шевелился, молясь о том, чтобы паралич прошел, прежде чем Фиона оденется. Однако время она рассчитала идеально - как раз в тот момент, когда я ощутил зуд в пальцах и набирал в грудь воздуха, чтобы на нее наброситься, она молниеносно наклонилась, ударила ребром ладони по тросику наручников, который в одно мгновение сократился до десяти сантиметров, а потом, выпрямившись, пнула - ведьма! - такой же тросик инерциалов на ногах. Теперь я мог лишь броситься головой вперед, но даже сквозь пурпурную мглу охватившего меня бешенства я видел пульсирующую перед глазами надпись: "Бессмысленно". Примирившись, я мысленно пообещал отомстить ей в будущем и презрительно усмехнулся.
      - Тебе уже лучше, правда, котик? - зачирикала она, но подобная болтовня никогда не производила на меня впечатления. Я сам был мастером поиздеваться над беззащитными. - Будешь меня всю ночь вспоминать, да?
      - Что вспоминать-то?
      - О, не притворяйся! - Она с трудом натянула на себя стягивающую грудь блузку и вторую, верхнюю. - Здорово было, - сказала она тоном, которым обычно доверяют тайну. - Могу даже сказать, что я никогда еще так в жизни не оттягивалась. Хотя... - она застегнула брюки и отошла на полшага, - должна тебе признаться, что я каждый раз так считаю.
      Каждый раз мне кажется, будто он был самым лучшим. Понимаешь? Я не ответил.
      - Я обожаю развлекаться с теми, кто, как пишут в тупых книжках, помечен знаком смерти. Это...
      Она развела руками, не в силах подобрать подходящее слово.
      - Ненормально, - закончил я. - Все просто. Большинство людей со временем из подобного вырастает, но у некоторых есть какой-нибудь недостаток, и это им мешает. Это извращение, некрофилия.
      Она захихикала. Происходящее явно доставляло ей удовольствие. Я понял, что у нее надо мной преимущество, что все сказанное мной она воспринимает, впрочем справедливо, как бессильные попытки отыграться. Я решил заткнуться, впервые в жизни по-настоящему, и не давать ей больше повода для радости.
      - Говори, говори... Меня это расслабляет... - сказала она.
      - Ни одна женщина не любит, когда мужчина, сделав свое дело, отворачивается к стене, даже если это труп.
      Я достал сигареты и пошарил в кармане в поисках зажигалки, уверенный, что она вырвет у меня из рук и то и другое, но, видимо, она понимала, что выдаст собственное бессилие, и удержалась. Задрав голову и не обращая на меня никакого внимания, она повертела ею из стороны в сторону, вздыхая и бормоча: "Какое наслаждение, никогда не забуду", затем провела рукой по груди. Соски были заметны даже сквозь обтягивающие слои ткани. Я закурил и выпустил облако дыма, отвернувшись к стене.
      - А может, и в самом деле, это был самый лучший раз? - проговорила она. - Ты неплохо сложен, широкие бедра, крепкая грудь... Жаль...
      Она повернулась и вышла. Осторожно растянув обе пары браслетов, я снова улегся на топчан. От меня несло сексом, но, если даже в камере и была бы ванная, я не видел возможности принять душ, не снимая одежды. Я с удивлением отметил, что эта глупая мысль успокоила меня и помогла расслабиться. Я выкурил сигарету, анализируя полученную от Фионы информацию. Из нее следовало, что меня намеревались убрать, она не сказала лишь, когда это произойдет. Может, она забежала ко мне за четверть часа до казни, может, за несколько часов? Может, они удовлетворятся выстрелом, а может, эта извращенка потребует обезглавливания или медленного потрошения под местным наркозом. Я постарался изменить ход мыслей, иначе сам выдумал бы для себя невероятно чудовищную смерть, и выплюнул начинавший тлеть фильтр.
      Я позволил себе предположить, что они не убьют меня без хотя бы короткой беседы с шефом. Люди, уверенные в том, что жертва не может им ничего сделать, должны, просто должны посмотреть ей перед смертью в глаза. Может, им нужно, чтобы перепуганная, сломленная психически жертва начала бросать оскорбления в лицо палачу, что позволит ему найти хоть какое-то оправдание для своих действий? Как бы там ни было, без последней встречи не обходится почти никогда. Является ли это для меня благоприятным обстоятельством? Да, других просто нет.
      На всякий случай если я все же ошибся, и мне не дано с кем-то поговорить и найти в этом разговоре для себя шанс, я решил не спать в эту ночь. Неплохо было бы как-то подытожить собственную жизнь, после себя всегда следует оставлять порядок, а здесь и сейчас я не мог рассчитывать на чью-либо помощь. Особенно если учесть, что я решил навести порядок и в собственных мыслях. А в этом мне уж точно никто помочь не мог.
      * * *
      Когда Брок появился в камере, у меня оставалось три сигареты.
      - Пить хочу, - сказал я вместо приветствия.
      Он постоял две секунды неподвижно, затем подошел к стене и коснулся ее. Часть стены отошла в сторону, открыв нишу. Подойдя к ней, я увидел тонкую трубку с краном. Сунув в нишу руки, я смыл с них память о Фионе, затем просто собственный пот и запах сигарет и, наконец, набрал в ладони воды и напился. У меня забурчало в животе.
      - Может, и поесть дашь? - спросил я. - Курить натощак вредно, у меня потом жуткая изжога начинается.
      - Пошли к шефу, - коротко бросил он, сунул руку в карман и бросил мне под ноги плоский кружок. Я посмотрел на него и перевел взгляд на Брока. Ну, чего ждешь? - спросил он, показывая подбородком на мои ноги.
      Я мысленно поморщился и подошел ближе к кружку.
      - Пройди над ним! - раздраженно простонал Брок. - Тоже мне, детектив, инерциалов не видел. Ну, чего ты сюда вообще полез? А?
      Я провел ногой над кружком, браслеты ослабли и отвалились. Я нагнулся, чтобы освободить руки, и тут же об этом пожалел. Брок торжествующе фыркнул.
      - Дурачка нашел? Ха-ха-ха! Ведь для этого нужен другой ключ. Еще учить меня будет! - презрительно закончил он. - Шагай! Налево!
      Я вышел из камеры, стараясь идти нормально, ставя ноги на небольшом расстоянии друг от друга, но они отталкивались друг от друга, словно одноименные магнитные полюса, заставляя меня идти утиной походкой. Приходилось сосредоточивать все свое внимание на нижних конечностях. Мы шли довольно долго, поднялись на два этажа наверх, снова прошли по коридору. Здесь мы уже явно вступили на территорию шефа: пол был выложен ценными породами дерева, по крайней мере, так я подумал, поскольку пластиковая имитация выглядела бы отвратительно; вдоль широких окон тянулись ряды горшков и ящиков с цветами. В середине длинного коридора нас ждала Фиона. Когда я подошел ближе, она улыбнулась, высунув кончик языка. Толкнув рукой дверь, она вошла первой, за ней я, а потом Брок.
      Комната была большая, хотя мне приходилось видеть и более просторные помещения. Потолок, словно в туристической палатке двухвековой давности, состоял из двух плоскостей, уходивших вверх и опускавшихся к окнам. Стекла в одном из окон были затемнены. Я вспомнил об ожидаемом сегодня солнечном затмении. У противоположной двери стены располагался гигантский стол. На нем можно было бы устроить оргию и за всю ночь так и не добраться до присмотренной для себя партнерши. Нескольким, а может быть, нескольким десяткам художников пришлось немало потрудиться, чтобы украсить боковые поверхности тумб барельефами по дереву. На то, чтобы рассмотреть все изображенные там сценки, нормальному человеку потребовалось бы две недели, в ускоренном темпе - двенадцать дней. Еще я заметил какие-то шкафы или витрины, кресла, диван. Кто-то сзади, не знаю, Фиона или Брок, толкнул меня в спину:
      - Подойди к креслу, сядь и наклонись.
      Я выполнил два первых указания, но наклоняться не стал. Девушка обхватила сзади мою шею, надавила предплечьем и выставила перед лицом руку с каким-то баллончиком. Я почувствовал слабый, уже знакомый мне запах и наклонился. Брок ловко надел мне на лодыжку браслет, провел тросик между ножками кресла и застегнул другой браслет. Фиона тут же отпустила мою шею и дернула мою левую руку вниз, ее товарищ сделал то же самое с правой. Инерциалы отпали и сразу же защелкнулись снова. Теперь я не мог встать, вынужденный сидеть, сильно наклонившись вперед, словно желая сообщить секретные сведения в скрытый в передней стенке стола микрофон. Я посмотрел снизу на Фиону.
      - Ну, теперь сваливайте и оставьте меня один на один с шефом.
      Она подошла ко мне и прижала мою голову к своему животу. Я пытался ее укусить, но, естественно, она успела втянуть живот и ударила меня открытой ладонью по затылку.
      - Тебе еще мало? Ах ты...
      Ей едва не удалось добиться того, что инерциальные оковы были бы впервые в истории разорваны - во мне было две тонны безумия, не хватило лишь шести граммов. Жаль.
      Она отскочила от меня.