1

Мисхор встречал восхитительной солнечной погодой и гостеприимством опустевших после летней лихорадки ресторанов.

Нежный загорелый юноша обслуживал их, как родных.

Поддавшись на его неторопливые уговоры, а скорее всего, на гибкие контуры фигуры, месье Кервель заказал почти все меню. Он решил свободное от поисков время посвятить дегустации местной кухни.

— Фи-фи, ваш желудок может не выдержать, — решила честно предупредить его Даша. — Нет, вы не подумайте, продукты скорее всего свежие, но способ их приготовления может вас несколько вывести из равновесия.

— В самом деле? — Филипп придирчиво оглядывал появляющиеся блюда. — Вы их уже ели? Вам они не понравились?

— Я их ем уже лет двадцать, и мне они нравятся. Очень не похоже на французскую кухню. То есть совсем. Но решать, конечно, вам. С фесталом сейчас проблем нет.

Месье Кервель осторожно наколол что-то маленькое из ближайшей мисочки, понюхал, попробовал губами, облизнулся, после чего долгое перекатывал во рту.

— Интересно. — Он сунул кусочек целиком а рот. — Нет, это изумительно! — И причмокнул губами. — Какой дикий и грубый вкус! Здесь чувствуется разгул низменных страстей и примитивных верований. Это почти животный вкус, это как секс с тремя моряками после долгой отлучки…

— Тише, Фи-Фи, тише, прошу вас — Дашу его аллегории несколько лишали аппетита, кроме того, ее нервировало нескрываемое внимание официантов. — Это всего-навсего мидии в сметане.

— Мидии, жареные с луком и политые сметаной! Невозможно вообразить! Только грубый и страстный народ может такое создать. Это пищевой примитивизм, вы понимаете, Ди-ди?

— И что? — Даша в самом деле опасалась скандала.

Вряд ли крымчане будут счастливы прослыть грубыми и примитивными. Вот насчет секса с тремя моряками еще туда-сюда, но пищевыми дикарями…

А месье Кервель продолжал тыкать вилкой во все миски по очереди и трепетать от все более грубых вкусов.

— Мои Due, да это же целое направление! Представьте, мы тратим сотни тысяч на рисунки и поделки примитивистов, украшаем ими свои гостиные, офисы, но никому еще в голову не пришло собирать примитивную кухню. Вы только представьте, Ди-ди, какие можно устраивать party. Это будет бесподобно. Решено: отныне я собираю местные рецепты.

— Будете вино? — Даша старалась увести разговор в сторону.

— Это вино пить невозможно, — с непонятной радостью сообщил Филипп. — Оно отвратительно.

— Не надо было заказывать сухое вино. В Крыму никто не заказывает сухие вина, тем более белые. Здесь специализируются на десертных.

— Да, но я не могу с морепродуктами пить сладкое вино!

— Тогда попросите еще минеральной воды.

— Нет! — Месье Кервель посмотрел долгим взглядом на застывшего в выжидательной позе официанта. — Мы будем пить водку!

— Водку?! — Даше стало совсем плохо. У сводного дяди и так с головой какие-то катаклизмы происходят, так еще и водка.

А тот расходился все больше и больше.

— Только теперь я понял, почему русские пьют водку. Она помогает раскрыть истинный вкус их продуктов. Понимаете, жирная грубая пища и вино! Это нонсенс. Но водка! — Он закрыл глаза и зачмокал: — Водка! Она нивелирует напряжение продуктов, она смягчает и, словно кислота, снимает пленку, открывая истинный вкус…

Даша жевала мидии, в которых хрустел песок, и с бессильным отчаянием думала, что худшего помощника ей вряд ли удалось бы сыскать на всем белом свете.

2

Тем временем Роман Скуратов отчитывал сестру-хозяйку за перерасход чистого белья.

— …Роман Георгич, — пыталась оправдаться немолодая загорелая женщина с усталым лицом, — так они же требуют. А что я могу? Они скандалят…

— Раз положено менять каждые четыре дня, значит, так и меняй. Мало чего они будут хотеть! Сегодня им чистое белье каждый день, а завтра кофе в постель?

— А они говорят, что в Турции за такие деньги…

— В Турции! — Одно только упоминание географического соседа, отбирающего львиную долю обеспеченных клиентов, выводило заведующего по хозяйственной части из себя. — То-то они сюда и приехали, что в Турции дешевле! Да здесь за эти деньги мы им и белье меняем каждый день, да еще и лечим. Попробовал бы он чихнуть в Турции задаром. Без штанов бы остался… Здесь и климат, и процедуры. Зачем им простыни?

— Ну не знаю. — Сестра-хозяйка развела руками. — Вот вы им сами и скажите.

— Так, может, Степанова, я за тебя и работать стану? — Роман Георгиевич решил сорвать злость на подчиненной. — Только как ты тогда туалетную бумагу воровать станешь?

Женщина мгновенно съежилась, сквозь несмываемый загар проступили красные жилки.

— Это не я брала. Мне зачем? У меня муж хорошо зарабатывает, да и дети помогают. Вы меня хоть раз поймали? Это Верка Даниленко…

— Я не буду сейчас выяснять, кто из вас что крадет, но запомни, Степанова, перерасходованное белье будешь стирать сама. — И, не дослушав, направился к санаторному корпусу.

— Роман Георгиевич! — На крыльцо выскочила смешная девчушка лет восемнадцати с короткими ножками и неожиданно массивными для ее талии и возраста бедрами. — Вас яка женщина к телефону кличет. Сестра, чи шо…

— Какая еще сестра? Валька ведь уже была. — Завхоз вскинул голову.

— Та я не поняла… Може, родственница яка? — Девчушка, казалось, огорчилась. — Так вы подойдете?

— Родственница, говоришь? — Сколько же у него развелось этих родственников как начальником стал!

— А звонок междугородний?

— Да не… местный, кажись…

«Значит еще и задарма хотят — места-то сейчас свободного навалом. Шиш им».

— Подойду, Анюта, сейчас.

Не торопясь, Скуратов поднялся по ступенькам, обернулся, окинул взглядом свое санаторное хозяйство, будто желая продемонстрировать, что устал от вечных просьб и плясать ни под чью дуду не намерен, и лишь затем направился в свой кабинет. — Трубка лежала, покорно дожидаясь крепкой задубевшей от работы руки.

— Я слушаю.

— Роман Георгиевич?

По выговору Скуратов безошибочно узнал москвичку. До чего ж они наглые, эти столичные жители — даже после сезона все норовят по знакомству себе отдых устроить.

— Слушаю, кто это?

— Вы меня не знаете. Хотя мы с вами в некотором роде родственники.

— И в каком же это роде? — Роман Георгиевич пододвинул стул и присел.

— В самом прямом.

На душе вдруг стало неспокойно. «Сын-то, Толька, во Владимире учится, а тут барышня молодая звонит из тех же краев. Неужто, подлец, дитя сотворил? Говорил ему, барану, держи свое хозяйство на привязи… А ну как сейчас начнет деньги тянуть? Кругом голытьба так и шарит, где бы кусок пожирнее урвать. Ах, дурак, Толька, вот дурак…»

— Роман Георгиевич, мы не могли бы сейчас встретиться? Я вам все расскажу.

— Встретиться? — «Интересно, Лялька сейчас на работе? Ох, чует мое сердце — быть ей бабкой!» Он помолчал. — Что ж, можно и встретиться. Вы где остановились?

— В Ялте. В гостинице «Ореанда». Но в данный момент нахожусь в Мисхоре. В ресторане рядом с городским пляжем. Чудесный вид.

«Вот-те номер. В „Ореанде“ бедные родственники не останавливаются. Но богатым-то чего может быть от него надо?»

— Алло, Роман Георгиевич, вы слышите меня?

— Да-да…

— Так вы сможете сейчас подойти? Я понимаю, у вас рабочий день…

— Я приду. — Скуратов посмотрел на часы. — Через полчаса буду. Как мне вас узнать?

— Я здесь самая рыжая, — засмеялась незнакомка, — Со мной рядом будет мужчина, очень похожий на француза… — И снова засмеялась, обращая свой смех к кому-то рядом.

— На француза? — Роман Георгиевич окончательно смешался. «Может это глупый розыгрыш, Лялька проверяет?»

— Да. Очень похож. Наверное оттого, что он и есть француз. Так мы вас ждем?

— Ждите, скоро буду.

Скуратов уже хотел было повесить трубку, как собеседница вдруг спросила:

— Кстати, а вам фамилия Вельбах ни о чем не говорит? «Вельбах, Вельбах…»

— Что-то не припомню. А что?

— Ничего. — Звонившая снова рассмеялась. — Просто это вы и есть.

«Чокнутая».

Повесив трубку, Скуратов некоторое время рассматривал телефон, словно тот мог рассказать ему нечто большее.

— Аня!

Из коридора послышалось торопливое топанье. В комнату заглянула коротконогая девчушка.

— А эта… — он кивнул на телефон, — ну та, которая звонила, она как представилась? Вы имя ее не запомнили?

Секретарша похлопала глазами.

— Да она и не говорила. Сказала просто, что родственница. Сестра, чи шо…

«Чушь». Кроме Вальки, сестер у него не было. Только та уже давно не рыжая, а седая…

— Анна, я отъеду на часик, если спросят, я — в Кореиз, к Петру Григорьевичу, он мне должен списки передать.

— Конечно, — крутобедрая барышня закивала головкой в кудряшках, — езжайте, езжайте, я все передам.

3

Даша уже не восторгалась теплым солнцем и золотистыми красками крымской осени. Она кусала губы, вздыхала и с ненавистью следила за секундной стрелкой. То, что полчаса может перерасти в час, ее не удивило бы, но два часа… Это, извините, слишком. В отличие от нее, Филипп всем своим видом опровергал широко распространенное мнение о темпераментности французов. Вот уже минут сорок он сидел, откинувшись на спинку кресла, и неподвижным взглядом следил за матовым блеском морских волн.

— Ну что будем делать? — не выдержала Даша.

— Не знаю, — пожал плечами Филипп.

— Позвоню еще раз?

— Конечно. — Голос его был тусклым. Не стоило труда догадаться, что флорист с мировым именем оскорблен.

— Все-таки Роман Георгиевич по хозяйственной части. — Даша старалась уменьшить значимость проступка предполагаемого наследника. — Всегда столько дел…

— Да-да. — Месье Кервель на этот раз даже не потрудился придать интонации и минимум дружелюбия.

— И пошутила я зря. Может, он решил, что его разыгрывают?

— Может быть…

Даша набрала номер санатория. К телефону долго никто не подходил. Она уже собралась было перезвонить, как послышался щелчок и аппарат буквально взорвался плачущим криком:

— Алло!

Несколько секунд Даша молчала, потом осторожно переспросила:

— Это санаторий?

— Да! Да! Что вы хотели?

— Простите, а Роман Георгиевич…

Мгновенная тишина на другом конце провода заставила ее сжевать конец фразы.

— Это вы звонили ему днем?

— Да, я.

— Подождите… — Голос стал глуше, очевидно говорившая прикрыла трубку ладонью. Но даже через ладонь и роуминг Даша отчетливо услышала фразу: «Это она!»

И сразу в след за этим в телефонной трубке возник совсем другой голос — мужской, с нарочито вкрадчивыми интонациями.

— Алло, девушка, здрастье, а вы где сейчас?

— Я? — Мидии нехорошо шевельнулись в желудке. Голос совершенно точно не принадлежал Скуратову. — Да я… все там же.

— Где именно?

— В ресторане возле городского пляжа. Мы с Романом Георгиевичем договорилась почти три часа назад, но…

— Не уходите никуда, мы сейчас будем.

Даша автоматически посмотрела на табло мобильного телефона — абонент отключился. Что происходит?

— Что происходит? — Филипп пытался заглянуть ей в глаза, словно надеясь прочитать в них ответ.

— Не знаю. Наверное, все-таки мне не надо было шутить…

4

Интерьер отделения милиции в Крыму не намного отличался от того, в котором она побывала тремя днями раньше. Разве что светлее и жарче.

— Итак, гражданка Быстрова, я хотел бы знать цель вашего визита в Крым.

Лейтенант выглядел приблизительно ровесником, но выгоревшие волосы и курносое загорелое лицо, вкупе с небрежным, будто размякшим на солнце крымским говорком, вызывали ощущение несерьезности. Казалось, этот вихрастый паренек просто пытается познакомиться таким дурацким способом.

— А что, Крым теперь закрытая зона? — Даша положила ногу на ногу и оперлась локтем о спинку стула.

Нарочитой небрежностью позы она хотела продемонстрировать свое отношение к происходящему. Она почти не сомневалась, что Роман Скуратов, услышав ее последнюю фразу, вместо того чтобы отправиться к ним на встречу, обратился в милицию, а сюда уже поступила телефонограмма от Полетаева. Надо же было такую глупость сморозить!

— Вопросы здесь задаю я, — важно ответил вихрастый лейтенант.

Даша невольно рассмеялась.

— Вы, наверное, в милицию пошли работать оттого, что кино в детстве много смотрели. Так вот, я тоже в курсе и потому знаю: вопросы «здесь» задают только тем, кого подозревают в каком-либо преступлении, а родственный визит вряд ли можно отнести к таковым. Так что извините, но отвечать я вам не стану.

— Подождите, подождите, я не понял, вы кем Скуратову приходитесь? — Вопрос прозвучал так по-детски, что не ответить было невозможно.

Даша подобралась. Изо всех сил она старалась выглядеть старше и солиднее.

— Дело в том, — важно начала она, — что официально, фактически, так сказать с юридической точки зрения, я прихожусь Роману Георгиевичу сводной сестрой…

— Угу. — Лейтенант чему-то внутренне удивился. Возможно ее наглости. — А это, конечно, брат. — Движением подбородка указал на француза.

Даша автоматически перевела взгляд и содрогнулась. Более неподходящего интерьера, чем отделение милиции, к изящному облачению флориста представить было невозможно, о чем наглядно свидетельствовало мученическое выражение лица последнего. Поняв, что надо немедленно спасать ситуацию, она заулыбалась, пытаясь превратить все в шутку:

— Вы будете смеяться, но месье Кервель скорее приходится господину Скуратову дядей.

Все отделение вперило глаза в экзотического задержанного.

— Так, значит, и мы с вами родственники! — Лейтенант вдруг широко развел руки, словно предлагая начать обниматься.

— С вами? — Даша подалась вперед. — А вы кто?

— А я его зять, тетя. — Последнее слово прозвучало с нескрываемой насмешкой.

— Что значит — зять? — Теперь растерялась задержанная. — У него же сын.

— У Романа Георгиевича, кроме сына, есть еще и дочь — Антонина. Вы, тетя, разве не знали? — И обращаясь к остальным, весело спросил: — Ну как вам моя московская родственница?

Даша, не обращая внимания на сарказм, нахмурилась, пытаясь выстроить родственную связь между собой и вихрастым пареньком напротив.

— Non[18]! — Неожиданно подал голос месье Кервель. — Мы говорим о кровном родстве. В то время как вы являетесь…

Договорить ему не удалось. Лейтенант хватил ладонью по столу.

— Да что вы мне голову морочите! Нет у дяди Ромы никаких дядей и сводных сестер. Да мы все праздники вместе отмечали. У него одна сестра…

— …Валентина. И трое братьев, — примирительно докончила Даша. — Теперь уже двое. Я знаю. Дело в том, что у нас общий дед. Роман Георгиевич — внук от первого брака нашего общего деда, а я от второго. Таким образом, мы с ним сводные двоюродные брат с сестрой. А месье Кервель пасынок сестры нашего деда.

— Так. Еще раз и помедленнее. — Лейтенант нащупал на столе карандаш.

Даша молча придвинулась к столу, взяла из его рук карандаш и быстро нарисовала схему.

— Теперь понятно?

— Понятно. — Он посмотрел на чертеж, потом на Дашу, на все еще неподвижного Кервеля и сдвинул фуражку на затылок. — Значит, богатая французская тетя прислала вас найти дядю Рому, а я должен поверить, что по дороге к вам у него случайно нога от счастья подвернулась?

До последней секунды Даша надеялась обнаружить в происходящем происки Полетаева. В самом деле, что стоило эфэсбэшнику созвониться с местным отделением милиции и попросить припугнуть заезжих детективов? Однако последнее восклицание свидетельствовало о том, что Полетаев, скорее всего, ни при чем, а с Романом Георгиевичем действительно что-то произошло.

— Подвернул ногу? И поэтому он не смог приехать? Лейтенант пребывал в демонстративной задумчивости. Даша хотела уже как-то по-иному задать вопрос, но тот обернулся и спросил у сидевшего за соседним столом коллеги:

— Интересно, дядя Рома из-за ноги не дошел или из-за головы?

— А что у него с головой? — обеспокоилась молодая женщина.

— Дырка у него в голове.

— Дырка?

— Дырка, дырка! Для непонятливых поясняю, у него разбита голова.

— Но с ним… — она робко улыбнулась, — все в порядке?

— Да как вам сказать… Не совсем. Он умер. Послышался дробный стук. Филипп открывал коробочку с леденцами, когда лейтенант сообщил о смерти Скуратова, Рука его дрогнула, и разноцветные конфетки веселыми градинками заскакали по полу.

— То есть как «умер»?

Вихрастый лейтенант осмотрел француза с ног до головы.

— То есть совсем, Мертвее не бывает.

У Даши от ужаса свело пальцы. Не понимая, что делает, она встала, дошла до двери и вдруг метнулась обратно.

— Вы соображаете, что говорите?! Зачем вы врете?

— Кто? Я?! — Лейтенант тоже вскочил. Он не находил слов. — Да я тебя сейчас… Я…

— Филипп, — молодая женщина кинулась к посеревшему французу, — этого не может быть, ну скажите ему, что просто не может… — Не в силах больше стоять на ногах, она упала на стул и разрыдалась. — Этого не может быть…

Зять Скуратова сорвал с шеи форменный галстук и швырнул на стол.

— Прекратите истерику! Роман Георгиевич умер. Два часа назад.

Негнущимися пальцами Даша открыла сумку, нашарила платок и высморкалась.

— На него… напали?

— Пока не известно. — Лейтенант сел. — На встречу с вами он направился берегом. У его машины кто-то с утра все колеса проколол. Наверное дядя Рома не захотел подниматься в гору и обходить крюком, чтобы до вас дойти. Берегом-то совсем близко, минут пятнадцать. Только дороги, как таковой, нет: валуны, камни, заборы. Он уже немолодой, мог и поскользнуться… Говорят, что после вашего звонка он нервничал.

— Нервничал? Но почему? — Даша подняла голову.

— Вот я вас и спрашиваю, что вы ему такого сказали?

— Ничего. — Даша посмотрела на месье Кервеля, словно ища поддержки. — Я сказала ему только, что мы дальние родственники и хотела бы с ним поговорить… Больше ничего. Ни слова, ни намека на…

— Намека на что? — быстро переспросил зять погибшего.

— На… — Даша осеклась на полуслове. Черт, надо же так проговориться!

Все отделение ждало ответа. Но в присутствии посторонних ей говорить не хотелось.

— Простите, мы могли бы переговорить с глазу на глаз? Зять Скуратова некоторое время размышлял.

— Попробовать можно. Ребята, подождете? Милиционеры с сожалением, но все же без возражений гуськом покинули кабинет.

— Ну?

Спрятав платок в сумку, Даша некоторое время молчала.

— Простите, я не запомнила ваше имя-отчество.

— Михаил.

— А отчество?

— Да ладно, если мы родственники… Просто Михаил.

— Хорошо. — Она все еще колебалась. — Понимаете, Михаил, я не смогу рассказать вам всего, это в некотором роде тайна…

— Роман Георгиевич мог стать наследником достаточно крупного состояния, — неожиданно спокойно произнес Филипп. — Именно для этого мы должны были встретиться.

Глаза вихрастого лейтенанта чуть сузились. Он облизнул губы и попытался улыбнуться.

— Вот как… И много?

— Чего много?

Даша была раздосадована поспешностью своего спутника.

Она уже взяла себя в руки и теперь мечтала только об одном — поскорее покинуть полуостров. Но чем больше они станут объяснять лейтенанту, тем меньше шансов выбраться отсюда в кратчайшие сроки. Неужели Филипп не понял, что лейтенант — ближайший родственник погибшего?

— Ну… денег.

— Теперь это не имеет значения.

— Как так? — Михаил положил фуражку на стол и поскреб выгоревшую макушку.

— А вот так. Пока Роман Георгиевич был жив, имел равные шансы среди остальных. Теперь же…

— Так у него дочь осталась. И жена.

— Ну и что? — У Даши начинала болеть голова. Лейтенант нервно постукивал кончиком карандаша по столу.

— Они что, не имеют шансов?

— Нет.

— Почему?

— Потому что они женщины, — устало пояснила Даша. — А женщины по правилам этой семьи наследниками не являются.

— Вы что, шутите, что ли? — Настроение у лейтенанта тоже начало портиться. — Это кто ж такое придумал?

— Тот, кто заработал все эти деньги.

— Это незаконно. Женщины равны в своих правах с мужчинами.

— Это вы так думаете, — вяло ответила Даша.

«Гляди, какой феминист вы искался»! Кроме того, ее беспокоило оцепенелое равнодушие Филиппа к происходящему.

— А в Москве иначе?

— При чем здесь Москва?

— Да при том! — Михаил заметил валявшийся на столе галстук и сунул его в карман. — Приезжаете сюда такие умные и думаете, что мы здесь макароны веслами кушаем, а…

— Послушайте, господин лейтенант, — Даше надоели его намеки, — как вы думаете, какого я пола?

— Что?

— Пол у меня какой?

— Ну женский.

— Надо же, какой наблюдательный! Так вот, я тоже член этой семьи, и точно так же, как ваша жена или ваша теща, не имею права даже на полфранка. Какие ко мне претензии?

Лейтенант переваривал ее заявление, словно порцию тушеной кислой капусты — долго и с отвращением. Затем, водрузив фуражку на голову, поинтересовался:

— А кто же тогда имеет?

— Все остальные члены семьи мужского пола. — Филипп вышел из забытья. — Брат Романа Георгиевича, его сын и два племянника. Вы, кстати, общаетесь с ними?

Странно, но на пояснения и вопросы француза зять Скуратова реагировал куда как спокойнее. Возможно оттого, что тот был мужчиной. Или не был москвичом.

— Да как вам сказать… В общем-то нет.

— Почему?

— С одним из братьев дядя Рома сильно разругался, еще давно. А что касается второго брата, так тот вообще без вести пропал. Искали, искали, да так и не нашли.

— А как он пропал? — продолжал вежливый «допрос» Филипп.

Даша не встревала, опасаясь испортить дело.

— Точно не знаю. Какая-то мутная история. Вроде как ушел из дома и больше его никто не видел.

— Но ведь у Алексея Георгиевича остались жена и дети. С ними вы встречались, у вас есть их адрес?

Вихрастый лейтенант нехотя кивнул.

— У тещи должен быть. Только она сейчас в истерике. Сами понимаете.

Даша с Филиппом переглянулись.

— А у кого еще можно узнать?

— У тети Вали.

— Валентины Георгиевны?

— Да.

— А где она живет?

Зять Скуратова невесело улыбнулся:

— Если подождете, она сама здесь через день будет. Все-таки брат помер.