Секунду поколебавшись, Полетаев достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое лист бумаги:
— Держи. Это…
Не дослушав, Даша выхватила документ с такой поспешностью, словно это был последний кусок хлеба на земле.
Подполковник посмотрел на опустевшую руку и кисло докончил:
— Не стоит благодарности…
— Так, что у нас здесь… Скуратов… Кто это? О, Вельбах! Тьфу ты, черт, Елизавета… Это как же понимать? Это все, что тебе удалось отыскать?
У нее стал такой обиженный вид, что Полетаев невольно прыснул:
— Все оттого, что ты никогда не дослушиваешь до конца. Так мне уйти или все-таки объяснить, что к чему?
Даша еще раз внимательно осмотрела листочек с обеих сторон и указала подполковнику на кресло.
— Объясняй. Выгнать я тебя всегда успею.
— Спасибо, хозяйка, — Полетаев с поклоном присел. — Итак, твой дед — Николай Андреевич Вельбах — действительно был женат два раза.
— Харе, Кришна!
— Первая его жена — Елизавета Генриховна Пилау. Они поженились, то бишь обвенчались, в 1917 году. Она служила сестрой милосердия и, судя по всему, именно благодаря ей твой дед остался в живых. В конце 1917 года у них родился сын — Георгий. К сожалению, сразу после родов Елизавета Генриховна слегла. Умерла.
Ресницы дрогнули, уголки ореховых глаз наполнились слезами.
— Господи, несчастье-то какое… Неужели ничем нельзя было помочь?
Полетаев сделал вид, что не расслышал.
— После смерти жены, — все тем же ровным голосом продолжал он, — Николай Андреевич вместе с сыном переезжает на Дальний Восток, но вскоре его направляют на учебу в Москву. Через три года он заканчивает институт и возвращается обратно во Владивосток, к сыну. Но здесь ему сообщают, что Георгий умер.
Даша всхлипнула:
— Какой ужас…
— В 1940 году Вельбах женился вторично, на твоей бабушке. Вот, пожалуй, вкратце и все.
— Так что же получается, из двух сыновей выжил только один? Тогда кто такой Скуратов? — Даша посмотрела на справки.
— Выжили оба. — Подполковник вздохнул. Несколько секунд Даша удивленно смотрела на Полетаева.
— Как это оба? Ты же сказал…
— Сохранился рапорт начальника детского дома, в котором сообщается, что Георгий Вельбах отдан на воспитание в семью потомственных железнодорожных рабочих Скуратовых. В нем указывается, что мальчик чрезвычайно талантлив и ему нужна полноценная семья, а вернется ли его отец, недобитый немецкий офицер, не известно.
— Какая гадость! — воскликнула Даша. — Да что же это такое…
— Это жизнь, — философски заметил подполковник.
— Потомок опричников!
— Потомок недобитых тевтонов.
Некоторое время они молчали. Дата сердито пыхтела, Полетаев позевывал.
— Хорошо, — через силу произнесла она. — Не будем ссориться. Так что случилось с ребенком?
— Георгия действительно усыновила семья железнодорожников Скуратовых. Впоследствии мальчик стал прекрасным музыкантом.
Даша зарделась, гордо вскинув голову. Полетаев скользнул по ней взглядом:
— Ты-то чего гарцуешь? Она чуть повела бровью:
— Тебе трудно это понять. — И скорее для себя, чем для собеседника, пояснила: — Вот что значит одна кровь. Значит, моя тяга к искусству наследственна.
Полетаев приложил руку к груди.
— Ах, простите, баронесса, мне следовало догадаться сразу. Приношу свои извинения.
Но насколько подполковник был язвителен, настолько Даша невозмутима. B еe осанке даже появилось что-то монументальное.
— Продолжай дальше.
— С нижайшим к вам почтением. Так на чем мы остановились?.. А… К сожалению, под Курском Георгий Вельбах-Скуратов был тяжело ранен, потерял кисть. Долго лечился, с музыкальной карьерой, понятно, пришлось расстаться. По окончании войны женился и родил четверых детей.
— Четверых! — Даша широко раскрыла глаза. — Из них мальчиков…
— Тро-е. — По слогам произнес Полетаев и для наглядности поднял руку с тремя пальцами.
— Нет.
— Да. — В лице подполковника промелькнуло ехидство. — Так что, боюсь, в списке на получение наследства ты последняя. Сама хотела. — И после небольшой паузы вежливо поинтересовался: — Ничего, если я перестану величать тебя баронессой? Титула теперь тебе не видать, как собственных ушек.
Даша сморщила конопатый нос.
— Ой-ой-ой! Тебе, случайно, за остроумие не доплачивают? — Потом поскребла затылок и пробормотала: — Но как же. они ведь искали!
— Не знаю, не знаю. Хотя… — Он пожал плечами. — Один шанс к миллиону, что адвокатам твоей бабули попался бы в руки этот самый рапорт об усыновлении.
— Может быть… — задумчиво покивала молодая женщина. — И что произошло дальше?
— Дальше? — Полетаев поднял голову. — Разве ты не знаешь о своем отце?
Даша встрепенулась.
— А что с ним? Что с ним случилось?
Некоторое время подполковник переваривал ее вопрос. Затем медленно, глядя в бумажку, произнес:
— В 1965 году он женился, а в 1970 году у него родился единственный ребенок. Девочка, если ты не в курсе.
Даша сердито зыркнула из-под челки.
— Гад же ты, Палыч. Людей так пугать.
— Да была нужда! — Полетаев зевнул. — Как я устал, да и есть хочу…
— Это мало кого интересует. Я хотела знать, что произошло в дальнейшем со среднем звеном: потомками Георгия.
— Пиявка. — Подполковник, впрочем, не выглядел особо сердитым. — Как я уже сказал, у Георгия Николаевича родилось трое мальчиков. Хочу предупредить сразу: сведения скудные и устаревшие. — Он переложил наверх одну из справок. — Вот, пожалуйста. Алексей Георгиевич Скуратов, 1948 года рождения, местонахождение в настоящий момент не установлено. Роман Георгиевич, 1952 года рождения, местонахождение не известно. И, наконец, Константин Георгиевич Скуратов, 1955 года рождения. Директор филармонии в небольшом городке на Алтае…
Даша приятно удивилась:
— О, да у нас в каждом поколении таланты! Полетаев мигом состроил постную мину.
— Ах, да, и как я мог забыть. Конечно, заштатная филармония — это хоть и не Гранд-опера…
— Да помолчал бы! — рассердилась Даша. — Тебе небось и полкового оркестра не доверят.
— Можно подумать его доверят тебе!. — Несмотря на насмешливый тон, подполковник выглядел уязвленным. — Кстати, я совершенно не навязываю своего общества и уж тем более помощи.
— Извини. У Константина Георгиевича есть дети?
— Да. Два сына, оба 1975 года рождения…
— Близнецы, что ли? — удивилась Даша.
— Понятия не имею.
— Они женаты?
— Понятия не имею.
Во взгляде и в голосе рыжеволосого детектива появилась строгость.
— Почему?
— По кочану.
— Что это значит?
— Это значит, что на его жилплощади они не прописаны. — Полетаев отложил бумаги на журнальный столик. — Все, что мог, я сделал, дальше сама. — Глаз снова стал лукавым. — Кандидатов в наследники хоть отбавляй. Твоей гранмаман остается выяснить, где они обретаются, и выбрать себе попушистее.
— Понятно. — Даша удовлетворенно потерла ладоши. — Это все очень и очень оптимистично.
Подполковник огладил живот.
— Ты кормить меня собираешься?
— А? — Молодая женщина потянулась к бумажкам.
— Есть хочу.
— А я здесь при чем?
— Ты же обещала меня накормить! — возмутился Полетаев.
— Ерунда. Я этого не обещала. Я сказала, что будет сюрприз.
— Так где же он?
— Мы идем в ресторан. Полетаев чуть не прослезился.
— Да я уже видеть их не могу, рестораны!
— Ну извини…
— Что значит «извини»? Я надеялся, что, поселив у себя женщину, могу хоть пару дней поесть нормальной домашней пищи.
Даша зафырчала, словно потревоженная кошка.
— А я, представь себе, надеялась, что, поселившись у мужчины, смогу хоть пару раз сходить в ресторан!
Полетаев шумно выдохнул и принялся застегивать рубаху.
— Ладно, придем к компромиссу: я позвоню в ресторан и закажу еду на дом.
— Пожалуйста! — великодушно согласилась гостья, которой, откровенно говоря, никуда не хотелось идти.
2
В ожидании ужина подполковник направился в ванную комнату приводить себя в порядок. Даша выждала, пока послышится шум воды, и поспешила к телефону.
— Добрый вечер, это мадам Быстрова, могу я говорить… с бабушкой?
— Одну минуту, мадам Быстрофф. — Видимо, сиделка прикрыла трубку, потому что некоторое время было тихо.
— Здравствуй, Дарьюшка, надеюсь, ты звонишь с хорошими новостями? — Голос баронессы звучал немного глухо, но вполне бодро.
— Да. Мне удалось обнаружить первый брак Николая Андреевича.
— Значит, все-таки я была права!
— Да. У него был сын, к сожалению, уже покойный, а у этого сына, в свою очередь, было четверо детей и трое из них — мальчики.
Послышался всхлип.
— Мои Dieu![4] Я знала, я верила!.. Но ты уверена, что это именно те люди?
— Абсолютно.
— И уже разговаривала с ними?
— Нет. Пока нет. Но я уже знаю адрес одного из них. Трубка закхекала.
— И у него есть дети?
— Да. Двое мальчиков.
— А у внуков есть дети?
— Пока не известно. Но в любом случае они еще молодые и…
— Зато я старая… Хорошо. Ты должна немедленно с ним встретиться.
Дашины глаза расширились. Ей казалось, что свою миссию она уже выполнила.
— Что, простите?
— Алло! Тебе плохо слышно?
— Хорошо, но…
— Завтра же отправляйся к нему. Как, говоришь, его зовут?
— Его зовут… — Даша посмотрела в бумажку, — Константин Георгиевич Скуратов. Он директор филармонии в одном Алтайском городе. Вы хотите сказать, что я должна за ним ехать?
— Да. Привези мне его. Немедленно.
Даша чувствовала себя несколько растерянной.
— Но у него наверняка нет визы. А может и загранпаспорта.
— С заграничным паспортом тебе придется самой решать, а визу я смогу выхлопотать. Перешлешь его данные.
— Хорошо, бабушка, — вздохнула Даша. Ей хотелось еще задать вопрос, но в ванной вдруг стало тихо, и она быстро повесила трубку.
3
Чистый и душистый подполковник Полетаев пребывал в прекрасном настроении. Он похлопывал себя по розовым щекам, вбивая крем, и весело напевал:
— «Как хорошо быть капитаном, как хорошо быть капитаном…»
— Успеешь еще. — Даша перелистнула страницу попавшегося под руку журнала, делая вид, что читает.
Подполковник моментально перестал улыбаться и трижды сплюнул через левое плечо.
— Тьфу-тьфу-гьфу! Нет, чтоб пожелать с легким паром!
— С легким паром!
— Спасибо. Что будем заказывать?
— Да ладно уж. — Даша отложила журнал. — Накормлю я тебя. Я пельмени сегодня купила.
— Вот уж подфартило так подфартило, — крякнул Полетаев, и его зажегшиеся было глаза снова погасли.
4
— Тебе с маслом или сметаной? — Даша старалась выглядеть радушной хозяйкой, но кислая физиономия обманутого в лучших чувствах подполковника свидетельствовала, что все старания напрасны.
— Какая разница… Я не ел магазинных пельменей со времен учебы.
— Значит, ты будешь приятно удивлен. Они стали похожи на настоящие. Я уже пробовала.
— Угу.
— Палыч, у меня к тебе… вопрос.
— Какой? — Полетаев наколол пельмень на вилку и обнюхивал его, словно голодный кот засохшую собачью кость.
— Я тут с бабушкой разговаривала… Полетаев скосил глаза на телефон:
— То бишь с Францией?
— Ну да. А что?
— Нет, ничего. Но для начала было бы неплохо спросить моего разрешения.
Даша сморщила носик:
— Да оплачу я этот счет.
— Дело не в счете. Просто так принято у воспитанных людей.
— Извините, сэр.
Полетаев, видимо под воздействием душевного волнения, набрался храбрости и положил пельмень в рот. Некоторое время он осторожно жевал его, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ну как? Не умер? — Даша не без иронии следила за ним.
— Это станет известно завтра.
— Ой, я тебя умоляю! — Она отмахнулась. — Что ты за чекист такой? Настоящий рыцарь плаща и кинжала должен цианистый калий пить не морщась. Чему вас только там, на Лубянке, учат?
— Ты бы телевизор пореже смотрела. Хороший специалист должен беречь свой желудок. Кстати, ты узнала, когда ближайший самолет в сторону Алтайских гор?
Дашина рука застыла в воздухе. Она пыталась сообразить, говорила ли подполковнику, что собирается лететь или…
— Ты что, прослушал мой телефонный разговор?
— Каким образом?
— Откуда же ты знаешь, что я собираюсь лететь?
— Все очень просто. — Полетаев начал пережевывать пельмени несколько увереннее. — Ты получила информацию о наследниках, после чего звонила своей бабуле. Сто против одного, что она попросила тебя с ними встретиться. Адрес известен только одного.
— Поди ж ты… — Даша смотрела на собеседника уже с большим уважением. — Ну если ты такой умный, то отвезешь меня завтра в аэропорт?
Полетаев вздохнул и потянулся за сметаной.
— Я бы с большим удовольствием довез тебя до Байконура. Кстати, ты не хочешь поискать родственников в какой-нибудь отдаленной галактике?
5
Даша уже спала, когда под подушкой завибрировала трубка мобильного телефона.
— Алло! — хриплым шепотом просвистела она.
— Рыжая, это я, — послышался знакомый обеспокоенный голос.
— Тишка?
— Да, я.
— Ты с ума сошел — по ночам звонить…
— Еще часа нет. Слушай, проблема с твоим делом. Кто-то тебя явно опередил.
— Ты о чем? — Даша приподнялась на локте.
— Дело пропало. Нет его.
— Так, может, его и не было?
— Было, было… Но кто-то им заинтересовался и фьють! — папочка испарилась. — Голос архивиста дрожал.
А Даше стало смешно. Товарищ подполковник даже не стал утруждать себя снятием копий и прочей ерундой — просто взял и умыкнул все дело целиком. Ай да молодец!
— Миш, да ты не расстраивайся, — зевнула она. — Я просто уверена, что папка найдется. Со временем.
— Ты что-то знаешь об этом? — насторожился Тишков. — Ты обязана мне все рассказать.
Но Даша решила Полетаева не выдавать. В конце концов действовал он по ее просьбе.
— Знаю я ваши архивы — черт ногу сломит. Переложили или вообще… утилизировали. Не переживай.
— Такие дела не утилизируются, — упрямо возразил Тишков.
— Что значит «такие»? — Теперь уже заволновалась Даша.
— Этот Вельбах в свое время принимал участие в секретном проекте по созданию новейшего вооружения для военной авиации.
— И что? Это когда было-то?
— Не имеет значения. Материалы по таким делам не уничтожаются и хранятся особым способом.
Даша смотрела в темноту. Тогда понятно, почему Полетаев изъял папку целиком.
— Миш, ну я не знаю… Ты же не думаешь, что это я ее взяла?
— Конечно, нет! Но ты можешь знать людей, которые ее похитили. Нам надо встретиться. Дело серьезное.
При всем желании, к последней фразе серьезно отнестись было просто невозможно. Конечно, пропажа дела из архива — ситуация малоприятная, но вряд ли угрожающая мировому порядку.
— Мишенька, мы обязательно встретимся! — Даша приложила руку к груди. — И я постараюсь рассказать тебе все, что знаю, но проблема в том, что завтра рано утром я улетаю.
— Куда?
— В чудный горный Алтайский край. У меня там кое-какие дела, и как только закончу…
— Но по мобильному тебя можно будет застать?
— Безусловно. Теперь я могу лечь спать?
— Ложись, — пробурчал Тишков и повесил трубку.
Глава 9
1
В самолете Даша отчего-то так разнервничалась, что стюардессе пришлось отпаивать ее коньяком.
— Что же вы такая чувствительная самолетами летаете? Вы нам всех пассажиров распугаете.
— Извините, — Даша опрокинула вторую рюмку, поморщилась и запила минералкой. — Извините. Мне предстоит очень важная встреча, и я просто… В общем, все один к одному.
— А! — Крутобедрая стюардесса забрала поднос и поспешила по своим делам. Было видно, что истеричные дамочки надоели ей до чертиков.
Когда коньяк начал действовать, Даша немного ожила и принялась представлять встречу со сводным двоюродным братом. По телефону Константин Георгиевич произвел на нее более чем приятное впечатление. Он говорил мягко, открыто и… чуть грустно. Но больше всего Дашу удивило, что Скуратов как-то странно среагировал на ее сообщение. Ей даже показалось, что он понял, о чем идет речь. Так и сказал; «Да, да я все понял, буду ждать вас». Интересно, что он имел в виду? Он что-то знает о своем прошлом, или это простое нежелание обсуждать личные вопросы с человеком незнакомым? Плохо будет, если новоявленный родственник окажется замкнутым. Хотя, с другой стороны, новость, которую она везет, расшевелит кого угодно.
И представляя, как будут развиваться их отношения в дальнейшем, Даша замечталась и вскоре уже спала, счастливо улыбаясь.
2
А Константин Георгиевич Скуратов с самого утра не находил себе места. Звонок незнакомой женщины сильно взволновал его. Он отчего-то сразу понял, что отныне его жизнь круто изменится. Сидя в единственной оставшейся ему после развода комнате, темноватой и давно не ремонтированной, он только сейчас ощутил, насколько неинтересна стала его жизнь. Филармонию раздирали дрязги и склоки, он из последних сил пытался удержать хрупкое равновесие между раздраженными музыкантами и все более требовательными арендаторами. И у тех, и у других дела шли не ахти, поэтому все накопившееся за годы реформ раздражение они срывали друг на друге при малейшем удобном случае. Распрями уже заинтересовались и налоговая инспекция, и районное начальство, а ему приходилось отписываться и искать повод позвонить сыновьям. Нет, они не стали на сторону матери, просто выросли и у них уже своя жизнь. Старший, Максим, говорит, что собирается жениться. Константин Георгиевич представлял, как родятся у Максимки дети, его собственные внуки, а он вряд ли их будет видеть чаше, чем раз в несколько лет.
И снова мысли возвращались к раннему звонку.
Голос звонившей был мелодичным, не без кокетства. Она пыталась заинтриговать его и в тоже время не напугать. Как музыкант, Константин Георгиевич ощущал малейшие нюансы звучания речи, они говорили ему гораздо больше, чем сами слова.
«…Эго замечательно, что у вас есть загранпаспорт. Постарайтесь освободить для нашей встречи как можно больше времени и подготовьте все личные документы. Вас ожидает большой сюрприз. Полагаю, очень приятный…»
Что-то связанное с дедом. Отец был усыновлен, а происходил родом из семьи богатой и знатной. Долгие годы родители говорили об этом шепотом, полунамеками, словно чего-то все еще опасались. И вот пришло.
Сердцу становилось тесно. Он пожалел, что не курит, было бы чем занять себя эти оставшиеся полтора часа. Неужели дед остался жив и теперь разыскивает его? Да нет, ерунда, сколько же лет прошло! Скорее всего, дед был знаменит. Может даже очень и сегодня его ожидает такое открытие, что завтра уже все будет совсем другим. И забрезжила надежда: а может, тогда и дети станут к нему ближе? Ведь это событие не для него одного. Илзе еще пожалеет, что в свое время не поверила ему.
Потемневший циферблат старинных часов навязчиво лез на глаза. До прибытия самолета оставалось почти полтора часа, но сидеть дома бездействия становилось невыносимым. Подхватив пиджак, Скуратов вышел на улицу.
Светило солнце. Сверху посыпалась известка. Константин Георгиевич поднял голову; чтобы попросить рабочих быть поаккуратнее, но что-то темное вдруг мелькнуло перед глазами и дневной свет сменился полной чернотой.
3
Выйдя в зал ожидания, Даша взволнованно осмотрелась по сторонам.
К ней никто не бежал с цветами, но, наверное, Скуратову потребуется какое-то время, чтобы ее узнать. Она отошла в сторонку и принялась улыбаться всем мужчинам подходящего возраста. Кто-то игнорировал ее радость, кто-то удивленно оглядывался, но по-прежнему не спешил навстречу.
Прошло пятнадцать минут, двадцать, улыбка постепенно блекла и сменилась раздражением. Значит, Скуратов не принял ее слова всерьез. Значит, придется брать такси и ехать к нему домой. Что ж, лиха беда начало. Тем сильнее будет его благодарность.
Устроившись на заднем сиденье, Даша уговаривала себя, что люди не обязаны верить первому телефонному звонку, но тут же ставила себя на их место. Неужели у человека нет хотя бы обыкновенного любопытства?
Таксист попался немногословный, но знающий и совестливый. Он не стал возить ее кругами, а сразу привез к нужному дому.
— Вон второй подъезд. Я ближе подъехать не могу: там чего-то «скорая» и милиция.
Даша вздрогнула и подняла глаза.
— Что?
— Я говорю, милиция там.
С воем промчалась машина «скорой помощи».
— Вы уверены, что это тот самый подъезд?
— Конечно, у меня друг там живет. На первом этаже директор филармонии, а на втором друг…
Пулей выскочив из машины, Даша бросилась к толпе.
— Дама, дамочка, вы куда? — Рослый сержант ухватил ее за рукав. — Видите, следственная бригада работает, куда претесь?
А за другой локоть уже теребил таксист:
— Женщина, а расплатиться?
Резким движением Даша стряхнула обоих.
— Что произошло? Кого убили? — закричала она.
— Вы чего шум поднимаете? — Сержант посуровел. — С чего решили, что убили? Строители плохо блок закрепили и человека маленько зашибло. Может, еще и удастся спасти.
— Кого, кого зашибло?
— Да главного музыканта нашего, Константина Георгиевича…
Хватаясь за плечи рядом стоящих, Даша сползла на землю.
— Не убивайтесь вы так. — Таксист растирал красную загорелую шею. Он был явно расстроен, — Может, еще и обойдется. Сейчас дождемся, что доктор скажет. Вот паскуды. — Он сокрушенно качал головой. — Потанина бригада там работает. Стервецы! Такого человека угробить!
При слове «угробить» Даша уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Она безотчетно ощущала свою вину в произошедшем. Разумеется, с каждым может случиться несчастье, но чтобы это произошло именно в тот момент, когда человек становился кандидатом в миллионеры… «Нет, нет, это просто совпадение. Дурацкое совпадение…»
Таксист по-своему расценил ее слезы:
— Ну, ладно, ладно, может еще и обойдется.
В коридор вышел человек в зеленом халате. Сидящие выпрямились как по команде. Хирург снял повязку с лица и посмотрел на Дашу:
— Мне очень жаль. Мы сделали все что могли, но если бы его привезли сразу… Слишком большая потеря крови. — И повторил устало: — Мне очень жаль.
Даша встала.
— Я… могу его видеть? — тихо спросила она. Врач с сомнением посмотрел на заплаканное лицо:
— А вы уверены, что выдержите?
Сжав кулачки, Даша постаралась, чтобы голос ее прозвучал как можно тверже:
— Я попробую.
— Тогда не надо. — Уставшие глаза еле заметно улыбнулись. — Кажется, наши доктора вас уже раз откачивали. У них и без того работы много.
Даша отвела взгляд. На самом деле в обморок она падала дважды.
— Но я должна его увидеть!
— Вот как? — Хирург, уже собравшийся было уйти, остановился. — И зачем, позвольте спросить?
Облизнув губы, Даша подошла к врачу вплотную и тихо прошептала:
— Я хотела спросить… Вы уверены, что Скуратов умер именно оттого, что ему на голову упал блок?
Некоторое время врач молчал. Его глаза уже не казались уставшими.
— Прошу вас, выражайтесь конкретнее. Что вы имели в виду под фразой «именно оттого»?
— Ну не могли его сначала ударить по голове, а потом замаскировать… тем же самым блоком.
— Знаете что, вам лучше побеседовать об этом с компетентными органами. — Врач посмотрел на нее так, что стало ясно, кто именно первым сообщит этим самым органом об их разговоре. — В любом случае будет проводиться судебно-медицинская экспертиза. Поэтому вам лучше к ним. А я просто хирург. И больше сказать вам ничего не смогу! — С этими словами он шагнул за двери операционной.
— Почему вы хотите видеть Костю? — послышался сзади тихий голос.
Даша обернулась. Возле стены стояла худая женщина. Гладко зачесанные назад светлые волосы, очень узкое бледное лицо, запавшие скулы. Красивыми у женщины были только глаза — большие, серые. Глаза были сухи, в них не было слез, одна только боль.
— Он мой родственник. Дальний.
— Вы немного похожи. — Женщина напряженно вглядывалась в каждую черточку ее лица. — Только здесь, — сна дотронулась пальцем до подбородка, — низ у вас другой. А волосы такие же.
От растерянности Дата не знала, что и сказать.
— Вы его… знали?
— Да. — Женщина продолжала гипнотизировать ее своими огромными горящими глазами. — Мы были большими друзьями. Но и только. Он очень любил свою бывшую жену.
Незнакомка говорила с большими паузами, и Даша не знала, продолжит та дальше или нет.
— Пойдемте ко мне. Я сварю вам кофе.
Не то чтобы Даше совсем не хотелось кофе, но в незнакомой женщине было что-то настораживающее.
— Да я даже не знаю.. — Она колебалась. — Я прилетела, чтобы встретиться с Константином Георгиевичем, и вот такое несчастье.
Женщина протянула руку к ее плечу.
— Идемте. Поговорим о нем. Мне больше не с кем.
4
Странная женщина жила совсем рядом с больницей. В таком же старом доме, что и Скуратов. Дома были построены, видимо, еще до революции и выглядели поразительно ветхо. Облупившаяся штукатурка нескольких десятилетий была видна слой из-под слоя, походя на луковую шелуху. Пузатые балконы, давно потерявшие изначальную форму, нависали над продавленной мостовой, грозя убить любого, кто рискнул бы встать на них, или под них.
Глядя на вековую запущенность, Даша усомнилась в своих и без того робких подозрениях. Может это и вправду несчастный случай? Странно, что здесь вообще люди живут.
С опаской проскочила она под козырьком, ведущим о подъезд. По лестнице поднималась с еще большей осторожностью, стараясь понапрасну не задерживаться на полуразвалившихся ступенях.
«Чую, выйдет мне этот кофе боком».
Тем не менее сама квартира оказалась вполне годной для жилья. Стены, потолки — все на первый взгляд выглядело более или менее безопасно. Чувствовалось, что порядок в доме тщательно поддерживается.
— Проходите в зал.
Даша хотела было мысленно сиронизировать над громким словечком, но, распахнув высокие двустворчатые двери, прикусила язык. Огромная, не меньше шестидесяти метров комната в три окна, одно из которых, с дверью, выходило на тот самый жуткий балкон. Мебель старая, но отполированная до блеска. В углу старинный роль. Так живут старые девы, продающие в год по одной бриллиантовой серьге — наследство предприимчивых предков.
— Присаживайтесь, где вам будет удобно. — Хозяйка даже не заметила, какое впечатление квартира произвела на гостью, она, казалось, вообще ничего не замечала. — Вы какой кофе предпочитаете?
— Все равно. На ваш вкус. — Даша провела рукой покрышке рояля. — Потрясающая вещь. Это вам досталось от родителей?
— Да. Тогда я сварю как себе.
— Спасибо.
Пока хозяйка отсутствовала, Даша разглядывала мебель. И больше всего ее поражало прекрасное состояние последней.
— Меня зовут Елена Игоревна.
Даша, как давеча в больнице, вздрогнула от неожиданности. И как той удавалось так бесшумно передвигаться?
— Очень приятно. Даша… Дарья Николаевна.
— Присаживайтесь, Дарья Николаевна. — Хозяйка выставила на кружевную салфетку темно-синие с золотом чашки. — Почему вы хотели видеть Костю?
Даша теребила серебряную ложечку. Она не знала, как правильно начать разговор.
— Видите ли… Как я уже упоминала, мы с Константином Георгиевичем родственники. Не то чтобы дальние, но и не так чтобы слишком близкие… Утром мы разговаривали и договорились, что он меня встретит в аэропорту. Но…
Хозяйка с каменным лицом смотрела в пустоту. Ее молчание становилось невыносимым.
— Елена Игоревна, вы виделись с Константином Георгиевичем накануне?
Женщина ответила сразу, словно и не думала о чем-то своем.
— Да, конечно. Мы видимся каждый день. Мы работаем… работали вместе.
— Ах, вот как… — Даша бросила взгляд на рояль. — Вы пианистка?
— Нет, арфистка,
— Очень интересно. — На самом деле ей было все равно. Просто она не знала, как перейти к тому, что сейчас интересовало больше всего. — А вчера Константин Георгиевич был… вернее, не был ли он.. Он вел себя вчера как обычно?
Елена Игоревна оставалась безучастной. Даша уже хотела переспросить, но та заговорила.
— Как обычно. Может чуть возбужденнее. Вчера, кажется, приезжали из краевой Думы. Возможно, поэтому.
— А еще?
— Что еще?
— Ну, может, вчера его еще кто-то посетил или разыскивал, кого вы никогда не видели.
— Нет. Хотя, возможно, я просто не обратила внимания. М-да. Вряд ли эта дама замечала кого-либо, кроме Скуратова и своей арфы.
— Вы в больнице упомянули бывшую жену Константина Георгиевича. Что с ней сейчас?
— Они давно развелись. Илзе латышка, рижанка. — Елена Игоревна вдруг заговорила отрывисто, но так же тихо и невыразительно. — Они учились вместе в Ленинграде в музыкальном училище. Потом Косте предложили работу в нашем городе. И он был очень счастлив. Но ей… — В сухом лице появилась злость. — Илзе наш городок показался слишком скучным. Она постоянно жаловалась: некуда пойти, зимой холодно, летом жарко, нет моря… Она ведь любила покрасоваться, одевалась… Всегда с прической, накрашена. Ее очень расстраивало, что у нас некому оценить ее западный стиль.
— Что вы имеете в виду? Злые сухие глаза усмехнулись:
— Илзе имела обыкновение строить намеки мужчинам, но у нас Константина Георгиевича очень уважали, и у нее ничего не получилось. Семь лет они промучились, а потом она разменяла квартиру и уехала.
— Разменяла квартиру? Зачем, если она уезжала в другую страну?