Подполковник вскочил.

— Дамы и господа, баронесса, мы просим у вас прощения, но наш самолет…

— Какой еще самолет? — выкрикнула Оксана. — Она говорила про какого-то человека.

— Вам, верно, послышалось…

— Ничего мне не послышалось! — зло шикнула Титаевская на подполковника и, обращаясь к Даше, снова спросила: — Про какого человека ты сейчас говорила?

Даша словно очнулась. Она взяла свою сумку, достала папку, полученную от Полетаева, и положила на стол.

— Я имела в виду человека, который исходя из наследственного права семьи Вельбах никогда не имел бы шанса поселиться под этой крышей на законных основаниях.

— Кто это? — каркнула баронесса.

— Бросьте, Мария Андреевна. Вы прекрасно знаете, о ком идет речь.

Старуха почернела.

— Речь идет о Филиппе. Месье Филиппе Кервеле. Вашем сыне.

Полетаев прикрыл лицо ладонью. Оксана переводила взгляд с бледного лица Даши на еще более бледное лицо Филиппа.

— Нужно быть или отчаянно смелой, или чрезвычайно глупой, чтобы обвинять человека в убийстве в его собственном доме, — медленно произнесла старуха.

— Но вы же не станете отрицать того, что он ваш сын?

— Зачем бы я стала это делать? Все и так знают, что он мой сын.

— Я не это имела в виду. — Даша достала заключение ДНК-экспертизы и протянула бумажку баронессе. — Говоря, что Филипп ваш сын, я имела в виду, что он ваш родной сын. Не приемный.

— Вот это новость! — Оксана повернулась так, чтобы видеть Филиппа. — А такой порядочный с виду дядечка!

Филипп резко вскочил. На большее бедняги не хватило. Издав хлюпающий звук, он схватился за сердце и рухнул на пол. Старуха качнулась вперед.

— Нет!!!

К лежащему на полу французу подскочил Полетаев. Приложив ухо к груди, он поднял руку, призывая к тишине. Но никто и не пытался шуметь.

— Все в порядке. — Подполковник принялся хлопать француза по щекам. — Филипп, придите в себя.— И, обернувшись к остальным, успокоил: — Просто обморок. Но почему такая сильная реакция?

— Потому что он об этом ничего не знал, — жестко произнесла Даша.

— Как не знал? — Полетаев поднял Филиппа и помог ему сесть в кресло.

— Да вот так. Не знал — и все. Когда я говорила о человеке, не желавшем видеть в замке посторонних, я имела в виду не его.

— А кого? — хором спросили Титаевские. Даша медлила с ответом.

— Я очень долго размышляла над этим делом, и у меня постоянно не сходились концы с концами. Все так или иначе упиралось в фотографию, полученную от Белова.

— А в чем проблема? — не выдержал Богдан. — Почему они, — он кивнул на жену, — не могли сговориться с Беловым? Разве это сложно?

— Это невозможно. Михаил Евграфович Белов был не просто близким другом Марии Андреевны. Он был ее любовником и отцом ее сына. — Даша снова посмотрела на картину. — И только поэтому она разрешила повесить его, прямо скажем, не самый удачный портрет среди старинных подлинников, которым цены нет. И вот почему сам Белов никогда бы не пошел на сговор с Оксаной и ее крестной.

Даша встала и отошла к концу стола, противоположному хозяйке дома. Теперь она возглавляла собрание.

— Я расскажу вам, как все было. Мария Андреевна оказалась заложницей доисторического воспитания и махровых предрассудков. Она полюбила человека, который никак не мог стать ее мужем. Михаил Белов не обладал необходимой родословной. Кроме того, он был значительно моложе ее, а самое главное — прибыл из Советской России и, к тому же, был коммунистом. Общественное мнение оказалось сильнее чувств. — Даша смотрела на баронессу не отрываясь. — Только став старше, намного старше, она, вероятно, осознала, какую ошибку совершила. Но Белов к тому времени уже был женат. А что ожидало ее? Бездетная одинокая старость. И тогда она решилась. Возможно, это был единственный человеческий поступок за всю ее жизни. Она родила ребенка от любимого человека. Но, к сожалению, до конца так и не смогла себя перебороть.

Оксана и Богдан слушали, как завороженные. Лоб Полетаева покрыла испарина.

— Мария Андреевна посчитала, что все улажено: у нее есть сын, который ее обожает и которому можно оставить состояние, сохранив при этом реноме. Но случилось непредвиденное.

Даша перевела взгляд на Оксану.

— В далекой России проживала женщина, ни чем не уступающая по характеру баронессе: крестная Оксаны Мария Сергеевна Маневич. Тихо и спокойно работала она у специалиста в области остзейской генеалогии до тех пор, пока тот не получил письмо от своего знакомого о том, что некий Вельбах оставался в живых еще в тридцатых годах. Сам Миллер принял известие равнодушно, а вот Марию Сергеевну посетила неожиданная мысль: что если попытаться отыскать его следы? Она поможет получить потомкам пропавшего барона наследство, а те, в свою очередь, выразят ей какую-нибудь материальную благодарность. Чем плохо? И вот она устраивается уборщицей в архив Минобороны, выкрадывает оттуда личное дело моего деда. В этом деле оказалось достаточно сведений, чтобы понять: у Николая Андреевича был сын. Правда, там не сообщалось где тот находится сейчас, но зато было письмо, адресованное Николаю Николаевичу Титаевскому. Я этого письма не видела, но возможно в нем было что-то позволяющее догадаться, кем именно приходился Вельбаху адресат. Вероятно, Николай Андреевич догадывался о предстоящем аресте и решил попрощаться с сыном… — Даша с трудом удержала дрожь в голосе. — Маневич едет по указанному адресу, благо городок оказался небольшим, и узнает: Николай Титаевский и его сын погибли, но остался внук, который вот-вот должен покинуть детский дом. И тут Марию Андреевну пробивает: зачем же довольствоваться крохами, когда можно прибрать к рукам все. Между ней и замком стоял всего лишь неискушенный в жизни сирота. Грех было этим не воспользоваться. Богдан рассмеялся.

— Я с ума сойду…

— Маневич дожидается, пока мальчик отслужит в армии и с помощью подросшей крестницы берет его в клещи. Но, видно, Бог шельму метит. — Даша недобро усмехнулась. — Жениться-то Богдан женился, да вот с наследниками у молодой пары все никак не получалось.

Лиловый цвет Оксаниных щек свидетельствовал, что та уже на пределе.

— Время шло, детей все не было, а тут еще и Богдан начал задумываться, замаячил развод. Пришлось прибегать к экстренным мерам. Благо, медицина у нас развита. Как только стало известно, что Оксана ждет двух мальчиков, Маневич начала действовать. Она обратилась к французским адвокатам с просьбой помочь в получении наследства. Один из них согласился, начал подготавливать документы, и вот тут-то обнаружилась ужасная вещь: оказывается, дед Богдана жил по поддельным документам. Представляете — столько усилий и все напрасно!

— Занимательно, — чуть дрожащим голосом вдруг произнесла баронесса. — Только при чем здесь я и мой сын?

— А вот причем… — Даша заметила, что подполковник делает ей какие-то знаки, похожие на призыв замолчать, но решила их проигнорировать. — Проблема в том, что Маневич отступать не собиралась. Она поджигает архив, чтобы невозможно было установить истину и предлагает адвокату продолжить дело за любые деньги. Но тот рисковать не стал. — Даша покачала головой. — Вместо того, чтобы рисковать карьерой ради неизвестно кого, он связался с вами, баронесса.

Полетаев закрыл лицо руками и тихонько застонал. Но Дашу и это не остановило.

— Возможно поначалу вы лишь посмеялись над этим звонком: незаконный брак племянника вам ничем не угрожал, но на всякий случай вы все-таки решили проверить. — Даша помолчала. — Удивляюсь только, как вас удар не хватил от последующих новостей. Оказывается, Николай Андреевич был женат несколько раз и имел еще сыновей. Вот тут-то ситуация стала превращаться в патовую. Ваш единственный сын, ваша плоть и кровь, смысл всей вашей жизни мог оказаться выброшенным на улицу. Но вы, баронесса, оказались умной женщиной, здесь Сергей Павлович был абсолютно прав…

Полетаев никак не отреагировал.

— …Вы поступили самым разумным способом: наняли меня для розыска наследников. Во-первых, это отводило подозрения от вас самой, а во-вторых, появлялся человек, на которого можно было, в конце концов, свалить все эти убийства. Вернее, таких людей было двое: я и Богдан. Я находила наследников, а человек, которого вы, баронесса, наняли, их тут же устранял. Богдана вы оставили напоследок — он со своими липовыми документами был не страшен и должен был оставаться видимым наследником до тех, пор пока все остальные не отправятся к праотцам. Единственным камнем преткновения оставался мой отец, но до него добраться, по счастью, оказалось невозможным.

В столовой висела гробовая тишина. Мария Андреевна выпрямилась и, вскинув гордую сухую голову, зловеще рассмеялась.

— А ведь ты глупее, чем я думала. Одно время я даже гордилась тобой, но… баба — ока и есть баба,

— Сейчас вы можете говорить все, что угодно, — равнодушно ответила Даша. — Можете оскорблять меня, иронизировать сколько угодно, но вы все равно ответите за все преступления, которые совершили.

— Да как же я за них отвечу, ежели про это никто не дознается?

— Почему вы так думаете?

— Потому что вы отсюда никогда не выйдете. Я уже говорила: нужно быть чрезвычайно глупой, чтобы обвинить убийцу в его собственном доме.

Даша звонко рассмеялась.

— Уж не вы ли помешаете мне выйти отсюда?

— Именно я. — Старуха взмахнула рукой, словно ворон крылом, и в дверях по обе стороны столовой появились личности, мало похожие на запоздавших гостей.

Даша почувствовала легкое волнение. Но в отличие от всех остальных, она верила, что в рукаве у нее козырной туз. Подойдя к неподвижному и безмолвному Полетаеву, она положила ему руку на плечо и как можно беззаботнее, произнесла:

— Вы ведь еще не знаете самого главного. Сергей Павлович, можете приступать.

— Приступать к чему? — подняв голову, осведомился эфэсбэшник.

— Вызывайте своих на подмогу.

— Каких своих? Кого конкретно вы имеете в виду? И только сейчас Даша ощутила легкую вибрацию, исходящую от его плеча.

— Как кого… Ваших помощников, разумеется. Французских карабинеров. Интерпол. Да откуда мне знать!

— Дарья Николаевна, простите, вы сейчас с кем разговариваете?

— С тобой… с вами, конечно. Вы же зачем-то приехали сюда… — Пропасть, разверзающаяся под ногами, становилась чернее и глубже.

— Я приехал сюда только с одной целью — сопровождать тебя, — прошипел подполковник. — Я миллион раз говорил об этом.

— И все?

— И все.

— Значит, на улице нас никто не ждет?

— Меня во всяком случае — нет.

— Так что же нам делать?

— Понятия не имею.

Даша посмотрела на баронессу:

— Вы убьете нас?

Та издала каркающий звук.

— Разумеется. Чем вы лучше остальных?

— Но за что? — Молодую женщину так поразило ее уверенное спокойствие, что даже страх отступил. — Зачем нужны были такие сложности? Филипп и так ваш сын, вы могли просто завешать ему все. Или раскрыть вашу тайну. Какое теперь имеет значение — имели вы ребенка вне брака или нет? Но вы бы не взяли греха надушу.

— Ты за мою душу не переживай. Лучше о своей побеспокойся, — зловещим голосом ответила старуха. — При чем здесь тайна? Дело в самом завещании. Конечно, можно было бы судиться: хороший адвокат наверняка бы признал его утратившим силу, да только это если бы я оставалась жива. Разве мой мальчик стал бы устраивать тяжбы?

Даша повернула голову. Филипп сидел в кресле и тихо рыдал. Разумеется, он никогда бы не стал ни с кем судиться. Его воспитали так, что он скорее бы стал жить под мостом, чем нарушил обычаи предков.

— Филипп, — тихо позвала его Даша, — вы единственный, кто сможет ее убедить. Объясните, что теперь вы тем более не возьмете этих денег. Вы честный и порядочный человек. Как вы будете с этим жить?

— Замолчи! — Старуху затрясло. — Не смей разговаривать с моим сыном. Он сделает так, как я велю.

И тогда встал Полетаев. Обращаясь к людям баронессы и метру Дюпри, подполковник начал быстро что-то объяснять по-французски. Он говорил жестко, твердо, используя минимум жестов. Старуха слабла на глазах. Метр Дюпри, поначалу неподвижный, несколько оживился. Выслушав Полетаева, он обратился к баронессе. Та долго думала, затем жестом отпустила слуг. Подполковник незаметно перевел дыхание. Титаевские сидели ни живы, ни мертвы.

— Что ты ей сказал? — дрожащим голосом спросила Даша.

— Значит так. — Подполковник достал сигарету, но прикуривать не стал. — Как представитель российских властей я пообещал баронессе, что ни она, ни ее сын не будут преследоваться на территории нашей страны, а те преступления, которые…

— Но разве ты… — пискнула Даша.

— Молчи. Она выплачивает значительную сумму Богдану и его семье, и те, если захотят, останутся во Франции…

Оксана вскочила и, кинувшись к баронессе, принялась целовать ей руки.

— Мы никому ничего не скажем, миленька вы моя, что уж теперь поделаешь — умерли, так умерли, в конце концов не вы же их убивали…

— Да замолчите вы! — рявкнул подполковник. — Сядьте на место. Короче…

Но договорить ему не удалось. Неожиданно из кресла выскочил Филипп, в его руке ходуном ходил крошечный револьвер.

— Я не верю ни одному твоему слову! — кричал он. — Это все обман. Значит ты все знал и обманывал меня!..

Даша попыталась успокоить француза.

— Филипп, дорогой, не принимайте все на свой счет, он всегда всех обманывает, он…

— Да замолчи же ты, наконец! — взорвался подполковник. — Не слушайте ее, Филипп, я полностью отвечаю за свои слова.

— Ты хочешь посадить маман в тюрьму, но я не позволю тебе это сделать! — Кервель выставил руку с револьвером.

— Филипп, не смейте! — рявкнула Мария Андреевна.

— Пусть стреляет, — спокойно сказал Полетаев. Филипп зажмурился. И вдруг весь задрожал:

— Нет, я не могу стрелять в тебя после того, что между нами было!

— Что это между вами было? — тут же вскинулась Даша. Полетаев смутился.

— Совсем не то, что ты подумала.

— Как ты можешь так говорить! — воскликнул Филипп.

— Нет, это черт те что такое! — воскликнула Даша.

— Не стоит нервничать. — Полетаев держался уверенно.

— Это ты мне или ему?

— Вам обоим.

— Нет! Я хочу знать, что между вами было?

— Ничего особенного. Мы просто иногда читали друг другу стихи.

— Мне ты стихов не читал! — это Даша.

— Что в них понимают женщины! — это уже Филипп.

Он отбросил пистолет и разрыдался. Даша подскочила к нему и обняла.

— Немедленно отойди в сторону! — закричал Полетаев. — Он сейчас не владеет собой.

— Ты с ума сошел! — Даша прижала содрогающегося дядю к груди. — Ты же видишь, он плачет!

Подполковник махнул рукой.

Примечания