1

— Рыжая, привет.

— Привет… — Даша была готова поклясться, что только-только закрыла глаза. Но солнце пробивалось сквозь шоры, а в начале ноября это уже ближе к полудню. — Кто это?

— Это я, человек, который имел несчастье учиться с тобой на одном факультете. Какого черта тебе по ночам не спиться?

— Тишка, ты что ли? — Она с трудом приподнялась.

— Я, что ли.

— Ты получил мое сообщение?

— Разумеется, если звоню… Кстати, благодарю за то, что в половине шестого утра тебе хватило сил удержаться от соблазна позвонить мне лично.

— Я старалась.

— Напрасно. Ибо я все равно проснулся.

— Телефон пищал? — догадалась Даша.

— Умница.

— А ты ставь его на режим вибрации.

— Знаешь что…

— Ладно, Миш, прости. — Меньше всего ей сейчас хотелось поссориться с Тишковым. — Обещаю: впредь это не повторится.

— Разумеется. Потому что теперь, я надеюсь, ты от меня, наконец-то, отстанешь.

Даша заволновалась.

— Ты… нашел что-то?

— И да, и нет.

— Да говори же! Не тяни резину… Тишков важно кашлянул.

— Спокойно. Начну с того, что личных дел ни Титаевского, ни Титаевской в архиве мною обнаружено не было. Но!

— Но что?

— Сохранилась опись пропавшего дела Вельбаха.

— И?..

— В деле фигурировало три неотправленных письма. Одно из них адресовалось Николаю Николаевичу Титаевскому.

У Даши перехватило дыхание.

— А содержание письма известно?

Тишков фыркнул.

— Ну ты даешь! Это же опись.

— Но адрес-то, адрес там был?

— Если письмо находилось в конверте, то, наверное, был. Только в описи это не указано.

— Все ясно. — Даша помолчала. — Спасибо, тебе, Миш, огромное. Я твоя должница.

— Не премину воспользоваться. Чао.

— Пока.

2

— Я их достала. — Даша плюхнулась на табурет, а на другой закинула ноги.

— Кого? — поинтересовался Полетаев, не переставая резать овощи.

— Всю эту дружную компанию Бонч-Бруевичей.

— Почему Бонч-Бруевичей?

— Ну Гончарук-Маневичей.

— И как же сие событие произошло?

— «Как произошло, как произошло»… Как и все гениальные открытия: ночью, в тишине, когда умному человеку не мешают глупыми вопросами.

Подполковнику ничего не оставалось делать, как сочувственно кивнуть.

— Понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь. Ты ночью только сигаретками можешь пыхать. А я зато теперь могу доказать, что Богдан действительно является незаконным наследником.

— Точно?

— Абсолютно.

— Ну, ну… Давай, я весь внимание.

— Вся загвоздка в том, что Николай Вельбах-младший не брал фамилию никакой жены.

Она победно улыбнулась.

— Вот как? А чью же он взял фамилию?

— Пропавшего без вести на войне сына знакомой или любовницы своего отца.

Полетаеву пришлось отвлечься от приготовления завтрака, он обернулся.

— То бишь твоего деда?

— Именно. У меня, честно говоря, такое подозрение, что и настоящий Титаевский, ну тот, который пропал, тоже был сыном Николая Андреевича — но незаконным, разумеется.

— Почему незаконным?

— Фамилия у него матери, а имя и отчество…

— Ох уж этот твой дедушка! — Подполковник вернулся к салату. — Шалун он, однако, был…

— Ты пойми, — Даша игривый тон перенимать не стала, — Николай Андреевич не случайно за помощью обратился именно к Титаевской: чтобы о таком просить, надо быть очень уверенным, что тебе не откажут и не сдадут куда следует. К тому же, если юноши действительно были братьями, то и внешне, наверняка, были похожи, и значит, один вполне мог выдать себя за другого. Вот так-то.

— Мило. — Подполковник, посмеиваясь, вынул из шкафа оливковое масло. — Ты знаешь, я был не прав, когда обвинял тебя в нервном характере… Гены — страшная вещь. Но я одного так и не понял: почему же Богдан незаконный наследник?

— Все очень просто: его дед женился на его бабке по поддельным документам. То есть фактически он на ней и не женился.

Понимаешь?

— Понимаю. — По всему было видно, что подполковника в данный момент больше всего интересует только внешний вид приготовляемого блюда. — Он уже в курсе?

— Пока нет. Но уже завтра я ему и бабуле об этом сообщу. Посолив, поперчив салат, подполковник принялся ловко перемешивать его двумя прозрачными ложками.

— Даш, поехали лучше куда-нибудь отдохнем, а? Пусть они сами разбираются. Просто позвони и…

— Сергей Павлович, не могу! — Молодая женщина приложила руку к груди. — Я должна расставить все точки над «i».

— Гонорара ты все равно не получишь: наследник-то липовый оказался, — продолжал настаивать Полетаев. — Говорю тебе, позвони бабуле, опиши ей ситуацию, а дальше пусть она сама разбирается.

— Получу я гонорар или нет, это дело десятое. Сейчас для меня главное — выяснить статус моего отца.

— То есть ты не хочешь части, а положила глаз на все целое? Умно. — Поставив салатницу на стол, подполковник сел. — Только не все так просто.

Полетаев медлил. Он явно хотел сказать нечто большее, но сомневался — стоит ли.

— Видишь ли, в чем дело… Сегодня утром я позвонил тем троим адвокатам. Даша замерла:

— И… что?

— Двое категорически отказались сообщить какие-либо подробности, но вот третий…

— Что, третий?

— Третий долго расспрашивал меня кто я, что я, ходил вокруг да около, а потом попросил перезвонить попозже. Ему якобы надо с кем-то посоветоваться.

— Посоветоваться?

— Да. И полагаю, что он это уже сделал.

— Что сделал?

— Связался с Гончарук — Маневичами и сообщил им о моем звонке. Так что теперь они в курсе и с нетерпением ждут твоего появления. Уверяю — без боя не сдадутся.

— Да и черт с ними! — рассмеялась Даша. — Они будут готовиться к тому, что я обвиню их в убийствах, а я предъявлю доказательства того, что Богдан не является законным наследником.

— Пока таких доказательств у тебя нет — одни только умозаключения.

— Получить их — дело времени. Главное, поставить баронессу в известность, а уж она…

— Я никак не пойму, ты что, не можешь воспользоваться телефоном? — разозлился подполковник. — Ведь для чего-то его изобрели! Зачем тебе туда лететь?

Даша злорадно усмехнулась:

— Э, нет! Я хочу видеть их лица в этот момент. Это окупит все мои страдания.

— Ты просто… У меня слов нет.

— Все. Эту тему мы уже закрыли. Так ты летишь со мной?

— Куда?

— Во Францию, разумеется.

— А что мне остается делать? Конечно, полечу. — Полетаев принялся с грохотом расставлять тарелки. — Не бросать же тебя на съедение волкам.

3

Уже пристегиваясь ремнем безопасности, Даша посмотрела в иллюминатор. Недалекий лес покрывала белесая дымка. Что-то бесконечно грустное было в этом лесе, как в глазах близкого человека, с которым прощаешься навсегда.

— Странно… У меня такое чувство, что обратно я вернусь совсем в другом качестве.

— Ты это в положительном смысле или в отрицательном? — пробурчал подполковник.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну — на белом коне или в цинковом гробу?

— Не знаю… — Даша тихо вздохнула. — Что-то меня беспокоит, а что, не пойму.

Полетаев покосился на соседку с плохо скрываемым раздражением.

— У тебя внутри просто какой-то вечный двигатель. В чем опять ты сомневаешься?

— Никак не пойму, зачем же они все-таки убивали Скуратовых? — Она принялась грызть ноготь.

— Ты, кажется, уже отвечала на этот вопрос.

— Теперь я не уверена, что была права.

— А, ну это нормально. — Полетаев потрепал рыжие кудри. — Это твое естественное состояние. Главное, что через пару часов все закончится, и ты поведешь меня в ресторан обмывать или гонорар, или наследство. Все же я это заслужил.

— Да подожди ты со своим гонораром! — Даша отвела его руку. — Конкуренция Титаевским была не страшна — остались бы Скуратовы в живых или нет, значения не имело. Для них важнее всего было подчистить документы. Нет, здесь что-то другое. Существовал какой-то иной мотив.

Полетаев не выдержал.

— Ты меня уже умотала с этими мотивами! Я слышать о них больше не могу! Ощущение такое, что я все время на работе: там мотивы, здесь мотивы… Мне расслабиться негде! И зачем я с тобой связался… — Невзирая на табло, он полез в портфель за сигаретами. — Одна нервотрепка и убытки. Вон, экспертизу за свой счет провел. Зачем, спрашивается? Кстати, тебе результаты еще нужны или теперь можно их выбросить?

Даша оторвалась от иллюминатора.

— Результаты? Ну давай их сюда… Приложу к делу. Что, много потратил?

Полетаев махнул рукой.

— Ерунда. Привезу ребятам по паре сувениров и…

— Я сама куплю: моя же просьба.

— На, держи. — Подполковник достал из портфеля прозрачную папку. — Кстати, ты так мне и не рассказала: у кого зуб-то вырвала?

— Какая теперь разница?

— Просто интересно, где ты за полчаса столько родственников для анализа умудрилась откопать. В Москве-то у тебя, практически, никого не осталось.

Не переставая удивляться занудству подполковника, Даша дернула плечом:

— По-твоему двое — это много?

— Двое? — Рука Полетаева застыла на папке. — Как это — двое?

— Ну так. Я и папа. А что?

Подполковник смотрел на папку, будто опасаясь, что из нее сейчас полезут змеи.

— Странно… Эксперт утверждает, что тут несколько больше.

— Ну да, — сообразила Даша. — Богдан-то формально тоже мне родственник.

— Да не в Богдане дело. Вас тут не трое родственников. Четверо.

— А?

Самолет загудел и медленно покатился по взлетной полосе. Даша почувствовала, как ослабли ноги. Она протянула руку к папке.

— Сколько ты сказал?

— Четверо. — Полетаев по-прежнему придерживал папку рукой. — А ты сколько думала?

— Я же сказала — трое. Это вместе с Богданом.

— Кто были остальные двое?

— Ты… — Даша сглотнула. Полетаев изменился в лице.

— Забудь об этом. Кто еще?

— И… Филипп.

— Филипп?!

Некоторое время попутчики ошарашенно смотрели друг на друга. Неожиданно подполковник рассмеялся.

— Вот тебе и мотив! — Он хлопнул себя по колену. — Я так и знал, что это он. Только после покушения засомневался. Нет, вы посмотрите, какой артист! Получается, он сам в себя стрелял как только сообразил, что я его подозреваю. Ну и родственнички у тебя — сплошь жулики и убийцы!

— Так ты и вправду его подозревал? — тихо спросила Даша.

— Да с самого начала! И, как мог, пытался от тебя изолировать. Теперь тебе понятно, почему наследники погибали именно в такой последовательности? Ты их находила, а он их убивал.

— Но… это не возможно. Филипп совершенно не такой человек. — Даша подняла полные слез глаза. — Я никогда не поверю, что он может кого-то убить.

— Как видишь, смог.

— А я не верю! — Даша упрямо тряхнула рыжими кудрями. — Зачем ему это было надо?

— Ты насчет мотива? — злорадно прищурился Полетаев. — Так здесь он такой, что и сомневаться-то грех. Этот мотив посильнее всякой корысти будет. — Сунув сигарету в рот, он принялся искать по карманам зажигалку. — Твой милый Фи-фи, судя по всему, прекрасно знал тайну своего происхождения. Знал, но никак не мог понять, почему же родная мать выдает его за приемного. Так бы он и мучился этим вопросом всю оставшуюся жизнь, да только напоролся на фотографию брата своей мамаши. Ту самую, которую подсунули через Белова Гончарук-Маневичи. Он, дурачок, обрадовался, побежал с радостной вестью к мамаше, и тут вдруг оказалось, что сиятельная баронесса не просто не хочет признавать его своим сыном, а напротив — готова немедленно отдать все свое состояние и любовь первому попавшемуся, но законному Вельбаху. Как только Кервель это понял, он пошел на убийство. И ты знаешь, по-своему он прав.

— Не может быть. — Даша кусала губы. — Этого не может быть. Почему же тогда он не убил Богдана?

— Потому что ты же сообщила ему, что Богдан не законный наследник. И, стало быть, ему не конкурент. Более того, сейчас месье Кервель потирает руки и с не меньшей радостью, чем ты, предвкушает сцену их разоблачения.

Бледный лоб племянницы француза перерезала глубокая морщинка.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Я в этом просто уверен. — Полетаев, наконец, дождался, пока погаснет табло, и щелкнул зажигалкой. — Хотя лично мне будет интересно наблюдать за тем, как поведет себя твоя бабуля. Интересно, как дворяне выкручиваются из таких ситуаций?

Даша раздраженно откинула волосы назад.

— Лицемерка. Всю жизнь корчила из себя благородную барышню! А сама нагуляла ребенка и даже ему признаться в этом не смогла. Бедный Филипп, как же он должен был себя все это время чувствовать!

— Полагаю, не лучшим образом. — Полетаев с наслаждением выдохнул густую струю дыма. — Вот она — благодатная почва для преступления. Не зря говорили: семья — первичная ячейка общества. Все начинается именно с семьи.

— Бедный Фи-фи, — бормотала молодая женщина. — Какая страшная трагедия… Но кто мог быть его отцом?

— Да какая теперь разница? — Подполковник сунул папку к себе в сумку. — Твоя бабка и сама может этого не знать. Не доверяю я этим женским пансионам…

— Ты уж совсем… — Даша посмотрела с укоризной. — Не думаю, что баронесса тайком вела разгульную жизнь. Кроме того, мне не дает покоя фотография. Послушай, а что если…

Договорить ей не удалось. Ладонь подполковника закрыла ей рот.

— Еще одно слово, и я самолично сниму тебя с рейса. Еще одно открытие и — конец путешествию.

Даша попыталась промычать:

— Но…

— Никаких «но». Еще одна попытка, и мы возвращаемся. Она притихла.

— Ты будешь хорошо себя вести? Рыжая голова утвердительно закивала.

— Вот и умница.

Отпустив ее, Полетаев откинул кресло назад, устраиваясь поудобнее.

— Моя дорогая, твоя миссия закончена. — Он закрыл глаза. — Мы прилетаем к твоей бабуле, вручаем ей отчет о проделанной работе и, не дожидаясь начала драки, первым же рейсом обратно. В Москве я в последний раз делаю тебе предложение и, если ты соглашаешься, беру отпуск и везу тебя в Антарктику, если нет — то отправляю в Прагу и…

— Почему в Антарктику? — пробормотала недовольная Даша, оттирая размазанную по лицу помаду. — Что это за странное свадебное путешествие? Тебе в Москве недостаточно холодно?

— Просто на Южном полюсе очень мало народу. И, насколько мне известно, не зарегистрировано ни одного убийства. Пингвиньи бои не в счет.

— Но там, говорят, до минус восьмидесяти доходит!

— М-м-м! Божественная погода. — Не открывая глаз, подполковник мечтательно улыбнулся. — Выпить коньячку с молодой женой, потом залезть под теплое одеяло и…

— Ты маньяк, — печально констатировала Даша. — Сексуальный маньяк. Если бы я с самого начала знала, что тебе для настоящего счастья не хватает пингвинов…

Полетаев не выдержал и открыл глаза.

— Мне для полного счастья не хватает покоя. Обыкновенного человеческого покоя. Чтобы женщина, которую я люблю, не гонялась за преступниками, подвергая мою жизнь опасности, а…

— Ты сказал «свою» или «мою»?

— Мою, мою. То, что тебе жизнь не дорога, это я уже давно понял. Речь идет о моей жизни. Так вот…

— Слушай, Полетаев, дай поспать. — Даша опустила шторку иллюминатора. — Мне сегодня предстоит тяжелый день.

— Ты сказала «тебе» или «мне»?

Даша закрыла глаза и тихонько пробормотала:

— Нам всем предстоит чертовски тяжелый день…

1

Баронесса фон Вельбах сидела в высоком деревянном кресле. Сухие скрученные артритом руки, словно две крабовые клешни, неподвижно лежали на вощеной поверхности длинного стола. По левую сторону от нее сидели Богдан и Оксана. По правую — Филипп.

Даша остановилась в дверях. От волнения у нее подкашивались ноги, но она старалась ни чем не выдавать своего душевного состояния.

— Добрый день, дамы и господа. Рада видеть вас всех живыми и здоровыми.

Мария Андреевна поднесла к глазам очки.

— А, Дашенька, проходи. Вовремя.

Даша вошла в зал, вытаскивая из-за спины подполковника.

— Позвольте представить вам: Сергей Павлович Полетаев. Мой жених. Любезно согласился сопровождать меня.

Подполковник споткнулся, но все же выступил вперед с вежливой улыбкой.

— Добрый день, баронесса. Для меня большая честь быть представленным вам.

— Ну-ка, пойди сюда, красавец. — Старуха поманила его рукой.

Склонив голову, подполковник приблизился.

— Из военных?

— Так точно, мадам.

— Хороший выбор. — Мария Андреевна указала па стулья по правую руку от себя. — Присаживайтесь рядом с месье Кервелем.

Даша и Полетаев сели.

— Ну что ж, Дарьюшка, — баронесса дождалась пока в зале станет тихо, — работу ты свою выполнила. Я горжусь тобой и…

— Простите, бабушка, — Даша кашлянула, — но я хотела перед вами извиниться.

Все переглянулись. Мария Андреевна снова поднесла очки к глазам.

— Извиниться? За что же?

— Дело в том, что я поторопилась, объявив Богдана последним законным наследником вашей… нашей семьи.

Щеки Богдана вспыхнули ярким румянцем. Лицо Оксаны, напротив, залила смертельная бледность. Она прикрыла глаза, губы ее шевельнулись.

— Чего-то я не пойму, о чем ты говоришь, — медленно произнесла баронесса. — Объясни уж, будь добра.

— Да, конечно. — Даша провела пальцами по пересохшим губам, но попросить воды не решилась. — Скажу сразу. Дело в том, что Богдан не может считаться законным наследником, так как его дед никогда не был официально женат на его бабушке.

— Да как же не был? — зашипела Оксана. — У его отца в свидетельстве о рождении…

— Свидетельство здесь ни при чем, — перебила Даша. — Николай Вельбах женился на его бабушке как Николай Титаевский. В ЗАГСе он воспользовался документами постороннего человека, и потому их брак не может считаться законным.

— Ах ты ж дрянь какая! — Оксана готова была броситься на противницу.

— Тихо! — Мария Андреевна приподняла руку и посмотрела на метра Дюпри. — Это так?

Сушеный стряпчий кивнул с такой готовностью, словно ожидал этого вопроса всю жизнь:

— Да, баронесса. Если Николай Вельбах женился, использовав чужие или поддельные документы, то ни его брак, ни родившиеся в этом браке дети не могу быть признаны законными.

— Это все не правда! — Оксана перешла на визг. — Его дед взял фамилию жены!

— Вы сможете это доказать? — с усмешкой поинтересовалась Даша.

— А ты попробуй это опровергнуть! — Хохлушка выставила вперед дулю.

— Без особых усилий. — Даша пожала плечами. — Вы ведь полагали, что, спалив архив, замели все следы? Увы. Копии метрических книг хранятся в областных архивах, Вы, конечно, об этом не знали? Или думали, что проверка и в голову никому не придет?

Оксана сидела не шелохнувшись, взгляд ее, тяжелый и влажный, был устремлен в стену.

— Так, значит, это вы с крестной всех убили? — тихо, не поворачивая головы, спросил Богдан.

Оксану заколотило. Схватив мужа за рукав, она прошептана пересохшими губами:

— Богданушка, я клянусь тебе… Тетка Мария, она не могла… Я на детях наших побожиться могу…

Богдан, брезгливо сморщившись, отодвинул ее руку.

— Сейчас хотя бы не ври, что дети мои. Ты же видишь, все кончено.

— Нет!!! — заметался по гулкому пространству отчаянный вопль. — Нет! Я не позволю! Ты, только ты имеешь право на эти деньги! Послушайте, — Оксана подскочила к старухе, упала на колени, — Мария Андреевна, баронесса, миленькая, да ты сама подумай — это ж кровиночка твоя, внучек твой. Тогда же просто время другое было, тогда даже гражданские браки законными признавали. Да разве…

— Совершенно верно, — оборвал причитания сухой, жесткий, как наждак, голос метра Дюпри. — В случае гражданского брака вы может быть и имели шанс попытаться отстоять свои права, как раз исходя из того посыла, что в определенный период такой брак имел равные права с браком юридически оформленным. Это спорный пункт, но он хотя бы имеет право быть оспоренным. В вашем же случае подобные дискуссии полностью исключены: предъявляя в органах регистрации чужие документы, Николай Николаевич Вельбах показал, что в отношении данной женщины его намерения не были честны. Говоря попросту, он не хотел и потому не вступил с ней в законный брак.

— Но у него не было выбора, — продолжала настаивать Оксана.

— И это не так. Они могли обвенчаться в церкви тайно.

— А может, они так и сделали?

— У вас есть соответствующие документы?

— Да где ж я их найду!

— В таком случае — увы.

— И кто же получит теперь все деньги? — Пышная грудь Оксаны тяжело вздымалась: она не могла признать поражения. — Больше ведь все равно никого не осталось. Ну давайте поделим… Дашка, ну уговори ты ее, пропадет же все!..

— Пардон, но вы, кажется, забываете об отце мадмуазель Быстрофф, — произнес метр Дюпри. — Да, месье Кунцефф, отец Дарьи Николаевны, в отличие от вашего мужа, не имеет наследников мужского род, и, тем не менее, является законным представителем…

— Ах, вот оно что! — Сунув руки в бока Оксана развернулась на острых каблучках. — Так вот ради чего ты старалась! Ну ты и… жучка! — Темно-вишневые глаза вспыхнули бессильной злобой. Выпрямившись, она бесцеремонно ткнула баронессу в плечо. — Слышь, вот тебе и убийца! Даже не думай — она это. Всех, гадина, перебила, чтобы деньги себе захапать. А уж какой чистенькой прикидывалась!

Баронесса сделала вид, что не обратила внимание на тычок. Или, может, сообщение ее действительно потрясло.

— О чем она говорит? — строго посмотрела она на Дашу.

Та, опустив голову, молчала. Ей было страшно встретиться глазами с Филиппом.

Возникшей паузой немедленно воспользовалась Титаевская.

— Я вам сейчас все расскажу. А ну, передвинься, Богдан. — Заставив мужа пересесть, Оксана придвинула стул ближе к баронессе. — Вы на самом деле пустили козу в огород: поручили Дашке наследников искать. Найти-то она их нашла, да тут же и ухайдокала.

— Что она с ними сделала? — недовольно переспросила баронесса.

— Убила их всех. А теперь пытается на нас свалить. Полетаев с силой наступил Даше на ногу, очевидно опасаясь, что та вмешается. Но Даша и не собиралась этого делать, она не отрываясь смотрела на портрет Белова, висевший на противоположной стене. Подполковник проследил за направлением ее взгляда и переменился в лице.

— Ну что, выкусила? — Титаевская с вызовом смотрела на Дашу. — Теперь тебе тоже ничего не достанется.

— А вот здесь вы ошибаетесь, мадам, — возразил метр Дюпри. — Не имеет никакого значения кого и за что убила мадмуазель Быстрофф. Во-первых, наследовать будет ее отец, во-вторых…

— Во-вторых, я никого не убивала, — тихо произнесла Даша. — Ни я, ни мой отец.

— Что ж, по-твоему, сами они умерли, что ли? — Оксана зло рассмеялась.

— Нет, не сами.

— Тогда кто это сделал? — Баронесса склонила голову.

— Тот, кто не хотел, чтобы в замке поселились посторонние люди.

В зале повисла тишина.

— Судя по формулировке, речь идет не отвоем отце. — Богдан откинулся на спинку стула. Он смотрел на Дашу с веселым любопытством, без тени раздражения.

— Нет, речь идет не о моем отце. — Даша медленно повернула голову и посмотрела на Филиппа, затем опять перевела взгляд на картину. Секунду она молчала. — Баронесса, вы допустили большую ошибку, разрешив повесить здесь этот портрет.

Все невольно посмотрели на небольшую овальную картину, изображающую пожилого человека в окружении цветущего сада.

Баронесса подняла очки.

— Ты тоже находишь ее неуместной? Я говорила Филиппу…

— Я нахожу неуместным ваше решение. — После небольшой паузы Даша покачала головой и повторила: — Вам не надо было разрешать ее вешать здесь.