1

Времени до отъезда оставалось мало, а сделать еще надо было много. Но все же Даша посчитала своим долгом навестить раненого дядюшку в тяжкую для того минуту. Правда, подполковник утверждал, что Филипп в больнице как сыр в масле — всего за пару дней француз настолько очаровал медицинский персонал изысканностью манер, отсутствием жалоб и безоговорочным подчинением всем медицинским предписаниям, что главврач лично распорядился установить в его палате телевизор, а еду разрешил доставлять из ресторана. И все же, несмотря на хорошее самочувствие и вполне комфортное существование родственника, с ним следовало хотя бы попрощаться.

В больничную палату, где отлеживался Филипп, Даша явилась с огромным букетом белых хризантем, чем перепугала последнего до смерти. Оказывается, именно этот сорт лучше всего смотрелся на кладбищенских плитах Парижа. Пришлось больного успокаивать. Прибежавшая сестричка вколола ему какой-то витамин, букет выбросила, а на Дашу посмотрела сурово, с осуждением:

— Пожалуйста, будьте в следующий раз внимательнее. Господин Кервель еще очень слаб. — И вышла, недовольно покачивая головой.

На самом деле несчастный бабкин пасынок почти оправился от ранения и теперь был не столько болен, сколько обижен самим фактом нападения. Только сумасшедший, по его мнению, мог стрелять в него, то есть в ни в чем не повинного человека, из — кто бы мог подумать! — настоящего огнестрельного оружия.

Даша прислушивалась к его сетованиям и согласно кивала головой: для нее тоже оставалось загадкой — кто, а главное, зачем пытался убить милейшего месье Кервеля. На наследство тот, как известно, не претендовал, никакой секретной информацией не располагал и, в отличие от своей беспокойной родственницы, нос никуда не совал.

Лежа на высоко взбитых подушках, Филипп взирал на весь этот жестокий мир невинными голубыми глазами, поминутно вопрошая:

— Ди-ди, объясните. Бога ради, зачем кому-то убивать меня? Что я такого сделал? Почему убийца стрелял хотя бы не в вас?

Молодая женщина с трудом сдерживала смех:

— Успокойтесь, Фи-фи. Думаю, что на самом деле убийца стрелял и не в вас, и не в меня, а в кого-то другого. Не забывайте, мы ведь находимся в Москве, а здесь вообще часто стреляют друг в друга. Нет, я просто убеждена, что произошла роковая ошибка.

По счастью, обмануть Филиппа было так же легко, как и трехлетнего ребенка, с той лишь разницей, что современные дети, как правило, требуют более весомых доказательств.

— Вы полагаете, что это не наш убийца? — доверчиво заморгал голубыми глазами француз.

— Конечно, чужой. — Даша погладила его по голове. — Совсем, совсем чужой, злой дядька…

— C'est tout a fait dilerent[32]. — Сквозняк донес запах знакомой туалетной воды. Вслед за запахом на пороге возник подполковник Полетаев с пакетом в руках. — Дорогой Филипп, на вашем месте я был бы осторожнее. Наша мадемуазель, как всегда, пытается представить ситуацию в розовом свете. А может статься, что вам грозит вполне реальная опасность.

Бедный месье Кервель тут же слился с больничным бельем.

— Vous etes sur?[33] — пролепетал он.

— C'est possible[34], — с нажимом ответил подполковник.

— Вы специально его путаете? — вежливо поинтересовалась Даша.

— Почему пугаю? Просто честно предупреждаю, — так же вежливо отвечал Полетаев.

— Спасибо, что нашли время навестить больного, — подал слабый голос Филипп. — Друзья мои, не стоит так переживать из-за меня, мне… О! Какие у вас прелестные запонки, Серж, я их еще не видел.

Даша невольно скосила глаз на туго накрахмаленные манжеты подполковника. Белое золото строгостью линий выгодно подчеркивало густую синеву двух крупных сапфиров.

— Спасибо, мой друг. — Полетаев невольно просиял. — Это последняя коллекция… Да, так вот что я хотел сказать: находись я в вашем положении, сразу же, конечно, как только позволят врачи, не мешкая ни секунды, покинул бы Москву. В этом пункте я согласен с мадемуазель Быстров — здесь действительно слишком часто стреляют.

Усмехнувшись, Даша покачала головой. Полетаев достал из пакета и поставив на тумбочку красиво упакованную корзину с фруктами и бутылку красного вина.

— Вот. Врачи рекомендуют при потере крови. Вы очень бледны, Филипп, меня это расстраивает. Вам надо лучше питаться…

Трудно сказать, было ли это ревностью или чем-то иным, но Даша испытала неприятное чувство. Оно возникало у нее каждый раз, когда Полетаев и Кервель начинали общаться друг с другом. Это было не понятно и оттого вдвойне обидно.

Пытаясь скрыть раздражение прежде всего от себя самой, она не без ехидства поинтересовалась:

— Почему это вино только Филиппу? А для меня у нас бутылочки не найдется, Сергей Павлович?

— Не рано ли? — Полетаев старался не смотреть ей в глаза. — Еще двух нет.

— Но Филиппу же вы предложили.

— Он потерял много крови.

— Я тоже много чего потеряла.

— То, что потеряла ты, вином вряд ли восстановишь. — Подполковник присел на край кровати и поправил больному одеяло, — Но об этом как-нибудь в другой раз. Как вы себя чувствуете, дорогой Филипп?

Кервель снова расстонался.

— Ах, mon cher, и не спрашивайте. Слаб. Еще очень слаб…

— Мне грустно это слышать…

— Спасибо…

Даша, пользуясь тем, что на нес никто не обращает внимания, состроила рожу.

— …Так вы полагаете, мне следует покинуть Москву?

— Это будет самое разумное, что следует предпринять в данных обстоятельствах.

— А как же Ди-ди?

Даше пришлось срочно приводить лицо в нормальное состояние.

— Ваша Ди-ди сегодня уже — фьють! — ответил за нее Полетаев и сделал выразительный жест над головой, — улетает.

— Как улетает? Куда улетает? — Филипп едва не выскочил из больничной пижамы. — Без меня?

Молодая женщина рассмеялась. Нет, на француза невозможно сердиться.

— Филипп, надеюсь, вы не думаете, что я возвращаюсь и Европу, а вас бросаю здесь… Нет, нет, моя поездка связана с дальнейшим расследованием. Оно вошло в решающую стадию.

Месье Кервель предпринял решительную попытку подняться:

— Тогда тем более не вздумайте. — Сильная слабость заставила его опуститься на подушки. — Прошу вас, подождите, пока я поправлюсь. Вы же слышали, что сказал Сергей Павлович — это опасно.

— Не опаснее, чем с вами. Тем более что преступник стрелял именно в вас — Даша многозначительно покивала головой. — Так что одной мне будет даже спокойнее.

Месье Кервель пытался найти новые аргументы, но решительный настрой племянницы показывал, что его усилия будут тщетны.

— И куда вы намереваетесь отправиться?

Полетаев хотел ответить за нее, но Даша его опередила.

— Не обижайтесь, Фи-фи, я бы хотела сохранить это в тайне. Для безопасности всех нас.

— Ну вот, — обиделся Филипп, — вы уже и мне не верите… Даше стало неловко, она совсем не то имела в виду.

— Что вы, Фи-фи! Просто пока об этом, кроме меня, знают всего два человека, известно, с кого шкуру драть в случае провала… — Она бросила выразительный взгляд на демонстративно позевывающего подполковника.

Тот похлопал ладонью по рту:

— Ты для начала от хвоста избавься, а потом уж окружающих пугай. Дарья Николаевна Штирлиц.

Даша сдержанно вздохнула:

— Сергей Павлович, может быть мы оставим месье Кервеля отдыхать, а сами прогуляемся?

— Но я совсем не устал! — запротестовал Филипп, — Мне так грустно одному…

— Скоро вы поправитесь, и мы втроем отправимся в какое-нибудь веселое местечко, а пока вам нужно отдыхать. — Полетаев погладил француза по нежной, тонкой руке, — Дарья Николаевна улетает, а я к вам еще зайду. Договорились?

— Что мне остается… — плаксиво ответил Филипп.

2

— О чем ты хотела со мной поговорить?

Даша застегнула молнию на куртке до самого верха.

— Перед тем как отправиться на другой конец земли, мне хотелось бы наконец услышать всю правду.

— О какой правде идет речь? — Полетаев достал сигарету. — Тебе не предлагаю, ты у нас вроде как бросила,

— Спасибо за заботу. Правда — она, как известно, одна.

— Не скажи, — возразил подполковник, осторожно стирая растаявшую снежную каплю с крышки золотого портсигара. — Правда одной быть не может — у каждого она своя.

— Мне на твои софистические выкладки начхать! — фыркнула Даша. — Последний раз по-человечески тебя прошу: расскажи все, что знаешь о сыне моего деда.

— Каком именно сыне? У него, насколько мне известно, их было несколько.

— Ты прекрасно знаешь, о каком. О родившемся во втором браке — Николае.

Глубоко затянувшись, подполковник всматривался в серое небо. Как всегда, в конце октября погода издевалась над москвичами: под ногами хлюпала какая-то полурастаявшая пакость, а с неба тем временем сыпалось и вовсе что-то невообразимое, хотя такое же мокрое и гадкое. Разве что чуть почище.

— А с чего ты решила, что у меня есть о нем какие-то сведения?

— Не считай меня глупее, чем я есть на самом деле. — Даша пыталась отковырнуть носком сапога примерзшую листву. — Я хорошо тебя знаю и уже давно обо всем догадалась.

Подполковник повел плечом. Он не собирался спорить, просто поддерживал разговор:

— Все равно не понимаю, о чем ты.

— О причине твоего пристального внимания к моим семейным проблемам.

— Что за причина? — без особого любопытства поинтересовался Полетаев, выпуская в небо густую сизую струю дыма. — Не напомнишь ли мне еще раз? А то я что-то подзабыл.

— Пожалуйста. — Даша сунула руки в карманы. — Только давай будем двигаться, а то я замерзну.

— Да, конечно…

Они не спеша тронулись по аллее, засаженной деревьями, породу которых сейчас трудно было определить — все живое чернело одинаковым мокрым блеском, передавая свою безнадежную одинаковость и земле, и небу, и тем немногим, кто отважился в такой день пройтись под их обнаженными кронами.

Даша начала спокойно, не торопясь, словно беседуя сама с собой:

— Я знаю, что вторая жена моего деда сбежала с неким капитаном Линьи, заподозренным советской разведкой в шпионаже. Возможно, в этом не было бы ничего сверхъестественного — в те времена за такие «мелочи» сажали пачками — но в случае с Линьи, полагаю, подозрения были вполне обоснованы.

— Даже так?

— Да. В Америке, куда Линьи удрал, его фактически обвинили в том же самом. И тогда он перебрался на Тайвань. То бишь, на то время, в Японию. Галина и ее дочь по дороге умерли, а вот мальчик выжил. Линьи Николая усыновил.

Лицо Полетаева по-прежнему хранило спокойствие.

— А вот дальше я могу только предполагать ход твоих рассуждений. — Даша остановилась. — Он приблизительно таков: раз Линьи был шпионом, значит, и мальчика воспитал соответствующим образом, и когда тот достиг совершеннолетия, при первом же удобном случае перебросил его в СССР, разумеется, со шпионско-подрывными целями. Что, разве я не права?

— Конечно, ты права, — вежливо ответил подполковник. — Абсолютно всегда и абсолютно во всем. Даже тогда, когда у меня на этот счет особое мнение.

Его равнодушие начинало нервировать. Даша решила перейти в нападение.

— Ты запаниковал, поняв, что я уже все знаю и теперь вряд ли по простоте душевной выдам какую-либо ценную информацию о своих родственниках. Я тебе перестала быть интересной и следовательно тоже вряд ли дождусь какой-либо новой информации, ведь так?

— Именно так, — вздохнул Полетаев, посмотрев на часы. — Ну что, пора по домам?

Даша резко дернула головой. Губы ее сжались.

— Кстати, все забываю спросить: а зачем надо было так жестоко расправляться с Титаевским и его семьей?

— Прости, я не понял последний вопрос. — Лицо подполковника вдруг застыло злой маской, — Кто с чьей семьей расправился?

— Николай Титаевский-Вельбах, его жена и сын — все они погибли в семьдесят четвертом году, разбились на машине. Ты думаешь, я поверю в несчастный случай?

— Несчастный случай? Да нет, какой уж тут несчастный случай! — Полетаев заложил руки за спину — Хорошо, коли уж ты все знаешь, то я, разумеется, признаюсь: да, это я всех убил. Мне, правда, в то время едва-едва четырнадцать исполнилось… Но я был очень способный. По правде говоря, это стало моим первым боевым заданием. После этого меня сразу же зачислили в штат.

— Не надо ерничать! — Даша раздраженно отмахнулась. — Я имела в виду вашу организацию в целом.

— Потрясающе. — Полетаев смотрел на нее почти что с восхищением. — Это версия мне нравиться даже больше. Значит, по-твоему, Комитет государственной безопасности предателей Родины не судил, а попросту гробил в машинах вместе с женами и детьми? Так прикажешь понимать?

Даша пожала плечами, но на подполковника все же старалась не смотреть. Тот расстегнул верхнюю пуговицу, поправляя выбившееся кашне.

— Послушай, а зачем тебе создавать какое-то детективное агентство? А? Иди лучше работать в «Голос Америки». Гарантирую, ты станешь звездой после первого же репортажа. Глупость в сочетании с искренностью дают потрясающие результаты.

Покраснеть Даше не дал холод.

— А ты можешь предложить какое-то иное объяснение тому несчастному случаю?

Полетаев сначала было хотел отмахнуться, но потом все же решил ответить:

— Я, конечно, не настолько умен и проницателен, как ты, по прямо сейчас, с ходу, могу придумать как минимум еще один мотив при тех же исходных.

— Например?

— Если Николай Вельбах-младший был, как ты утверждаешь, шпионом…

— Я этого не утверждаю.

— А кто это утверждает? Я? Даша промолчала.

— Так вот, если он все-гаки был шпионом, то почему, и таком случае, не допустить, что его наказали не наши службы — ведь для середины семидесятых это совсем странный способ расправы со шпионами — а свои.

— Свои? Какие — свои?

— Я имею в виду злых японских самураев. Допустим, капитан Линьи и в самом деле воспитал и перебросил в СССР Николая с какой угодно вражеской целью: налаживания контактов, создания шпионской сети, подготовки пятой колоны и так далее… Тебе ли не знать. Так вот, первые годы твой родственник выполнял работу исправно, а потом забросил. Сменил имя и исчез, оставив таким образом своих хозяев с носом. Что тогда? Вот тогда как раз и было бы естественным, если бы они начали его разыскивать, а найдя — ликвидировали. В отместку, ну и чтобы другим неповадно было.

Даша слушала очень внимательно.

— Так ты думаешь, что это Линьи убил Николая…

— Я так думаю?! — Полетаев испуганно ткнул себя в грудь. — Да я вообще стараюсь и твоем присутствии не думать. Просто пытаюсь быть вежливым, поддерживая разговор. Кстати, а какое отношение причина гибели семьи Титаевского имеет к твоему сугубо гражданскому расследованию? Какая тебе разница, кто их убил — я или японцы?

— Разница есть. И огромная. — Даша о чем-то усиленно размышляла. — Ты натолкнул меня на очень важную мысль: если несчастный случай и исчезновение части документов никак не связаны со шпионской деятельностью Титаевского, то вполне вероятно, что уже тогда кто-то планировал завладеть наследством… Представляешь?!

— Нет, не представляю. У меня скудное воображение. — Полетаев достал из кармана перчатки. — Зато у тебя, смотрю, чересчур богатое. Стоит мне произнести одно неосторожное слово, как ты уже готова сочинить целый роман.

— Поклянись! — Даша неожиданно схватила его за отвороты пальто и притянула к себе.

Подполковник явно не ожидал такого проявления эмоций, но сопротивляться не стал.

— В чем поклясться-то? В том, что у меня воображение скудное?

— Что гибель Николая Титаевского-Вельбах но связана со шпионажем.

— Откуда я могу это знать?!

— Тогда поклянись, что ты ничего об этом не знаешь. Что фамилию Титаевский никогда не встречал в архивных документах вашего ведомства.

— Клянусь.

— Поклянись моим здоровьем.

— Клянусь твоим здоровьем.

— Нет! — Даша нахмурилась. Как-то не правильно она поставила вопрос — Поклянись своим здоровьем.

— Пожалуйста: клянусь своим здоровьем, — покорно сказал Полетаев.

— Нот, лучше поклянись здоровьем своих родителей. Они у тебя, кстати, живы?

— Знаешь что! — Полетаев отодрал Дашины руки от своего пальто. — Тебе только дай волю, ты тут же заставишь меня поклясться здоровьем всех ста семидесяти миллионов россиян. А потом нее равно скажешь, что я вру. Был Титаевский шпионом, не был… Что это доказывает в плане наследования?

— Я уже говорила: многое. Почти все. Если не был, то его смерть доказывает, что какой-то негодяй спланировал все заранее, еще много лет тому назад, и теперь планомерно осуществляет свой план…

Подполковник поднял указательный палец:

— «Планомерно», «план» — это тавтология. У искусствоведа должен быть богатый словарный запас.

— Да иди ты!..

— Я не этот словарный запас имел в виду.

— А я именно этот. — От нетерпения и холода Даша начала приплясывать. — Перед тем как разговаривать с мадам Boy; я хочу понять, о чем именно ее спрашивать. А для этого необходимо знать: почему погиб Николай Титаевский и почему сгорел архив ЗАГСа.

— Лично я этого не знаю и знать не хочу, — решил рассердиться Полетаев. — У меня твои родственники уже в печенках сидят. Все, сию тему мы закрыли. Ты не в курсе, какую на сегодня передавали погоду?

— Не морочь мне голову, все ты отлично знаешь! — продолжала наседать Даша. — Просто бесишься из-за того, что на этот раз я тебя вычислила быстрее, чем ты меня…

— Странно, вчера целый день шел снег с дождем, а сегодня непонятно — то ли будет снег, то ли нет.

— Ты слышишь, о чем я тебя спрашиваю?

Молчание.

Даша смотрела на повисшую между ними белесую дымку. Еще секунду назад такая неосязаемая, неощутимая, подвластная легчайшему дуновению ветра эта пелена, сотканная из их дыханья, вдруг закаменела бетонной стеной, в одночасье разделив аллею и весь мир надвое. Теперь даже смешно было подумать, что стоящий по ту сторону этой стены вышколенный, безжалостный, равнодушный, как ноябрьский дождь, человек, вдруг предпочтет ее своей работе! Какой нужно было быть наивной дурой, чтобы поверить в это.

Даша заставила себя улыбнуться:

— Будет снег. Снег сегодня обязательно будет. С дождем и камнями с неба.

Она развернулась и поспешила прочь. Ну что ж, тем лучше. Когда не на кого надеяться, не в ком и разочаровываться.

1

Слова подполковника, хотел он этого или нет, утвердили Дашу в мысли, что преступление задумывалось не вчера. Оно вынашивалось и подготавливалось на протяжении длительного времени и потому, скорее всего, Богдан действительно не имеет к убийствам никакого отношения — он слишком молод. Преступники просто пытаются разыграть его карту.

И опять мелькнула мысль — а не оставить ли все как есть? Убийца, кем бы он ни был, никуда не денется, рано или поздно придет за наследством, вот тогда она протянет нить, связывающую его с преступлениями. А если нет? Что если этот человек, перед тем как прийти в замок, убьет и ее, и ее отца, и мать, и… Неожиданно Даше стало смешно. Для того чтобы замести следы раз и навсегда, негодяю придется убить и Полетаева, а это, как известно, невозможно. Если, конечно, именно Полетаев не является убийцей. Молодая женщина остановилась как вкопанная. А почему бы и нет? Ведь он по долгу службы занимается ее семьей уже несколько лет. Что если он пронюхал о наследстве и…

Нет, не может быть. В тот год, когда погибли Титаевские, ему едва исполнилось четырнадцать. Даже если допустить, что мальчик Сережа Полетаев подавал надежды… Нет, это вам не жука сандалией раздавить. Нет, убийца не Полетаев и не Титаевский, это кто-то другой. Тот, кто не имеет никаких прав, но уверен, что своего добьется. Любой ценой. Даша ускорила шаг. Пока она жива, не бывать тому. Никто не будет терроризировать ее родных и близких, убийца еще не знает, с кем связался! Теперь ее не остановит ничто.

2

О технике ухода от хвостов Даша знала только из книг. И первое, о чем говорила мировая литература, хвост неплохо было бы обнаружить, а уж потом решать, каким именно cпocoбoм от него отрываться. Припомнилось два сравнительно несложных метода обнаружения противника: можно или незаметно oглянуться, завязывая шнурок, или остановиться перед стеклянной витриной магазина.

Однако и первый, и второй способы пришлось отмести с ходу. Во-первых, у нее не было шнурков. Во-вторых, начавшаяся метель не давала никакой возможности следить за отражением в витринах. Да и вряд ли она сможет переиграть профессионала — только насторожит. Значит, надо исходить из того, что слежка ведется. Однозначно. И значит, нужны новые идеи.

К сожалению, что новые, что старые приходящие в рыжую голову идеи, в конце концов, оказывались более чем неоригинальными. А главное, что в каждой из них в определенный момент надо было проявить сноровку в виде бега с препятствиями. Но ускакать от молодого спортивного мужчины (Даша почему-то не сомневалась, что за ней должен следить только очень молодой и очень спортивный мужчина) на таких высоких каблуках, да еще по скользкой земле!.. Нет, это представлялось маловероятным.

Выгадывая время, она купила несколько женских журналов и зашла в кафе: надо его хорошенько выморозить, может и прыти поубавится.

А что, если он, как Полетаев, с железной волей?..

Заказав кофе с шарлоткой, Дата раскрыла журнал на первой попавшейся странице.

«…Коридоры нашей клиники пусты. Но совсем не потому, что мы не пользуемся доверием клиентов, напротив, все делается для соблюдения наибольшей конфиденциальности. Наши клиенты никогда не сталкиваются ни в коридорах, ни в дверях. Потому что вход и выход находятся совершенно в разных частях здания…»

Даша резко перевернула страницу на начало статьи. «Обратная сторона Венеры. Какие сюрпризы несет нам наслажденье».

Стараясь не выдавать охватившего ее волнения, молодая женщина обхватила пальцами фарфоровое ушко чашки и сделала большой глоток. Горячий кофе обжег небо, но она этого даже не почувствовала. Вот оно — спасение свыше! Если, конечно, не принимать во внимание того, что посещение клиники срамных заболеваний может слегка дискредитировать ее в глазах окружающих.

«Ну и пусть. Пусть думают все, что хотят. В конце концов речь идет о вещах несравненно более важных».

Достав из сумки сотовый телефон, Даша набрала указанный в статье номер.

— Алло? Добрый день. — Она старалась говорить как можно тише, словно остальные посетители кафе могли догадаться, куда именно она звонит. — Я бы хотела сейчас к вам прийти. Нет, не записаться на прием, а именно прийти. Да, именно сейчас…

Это очень срочно. Я заплачу любую сумму. Пожалуйста, узнайте. Если меня смогут принять, я подожду…

Некоторое время Даша нервно выстукивала ногтем по чашке похоронный марш.

— Да? Спасибо! Спасибо вам огромное. Через двадцать минут я буду у вас.

Сунув телефон и журнал в сумку, Даша вышла на улицу и зашагала с высоко поднятой головой, не прячась ни от ветра, ни от хвостов.

3

Специалист по деликатным болезням, наверное, так ничего и не понял. К нему в кабинет вкралась женщина, огляделась, вместо анамнеза сказала: «Зрасьте-извините-до свидания», приложила лапку к груди и исчезла.

Доктор вызвал медсестру, узнал, что странная пациентка посещение оплатила, пожал плечами и вернулся к чтению толстенного фолианта с пространным названием: «Венерические заболевании и их влияние на психические расстройства».

4

Даша же ликовала. Без особых забот и ухищрений ей удалось отделаться от хвоста — второй выход клиники вел на соседнюю улицу. Теперь она абсолютно свободна. Полученную независимость решено было использовать на полную катушку. Ей предстояла очень важная миссия и к этому надо было подготовиться основательно. С украинской частью вряд ли возникнут проблемы: приехать, вырвать волосы, забрать фотографии и документы и уехать. С востоком обстояло сложнее. Нельзя было ошибиться ни в чем, иначе последняя дверца в прошлое захлопнется и тогда ей действительно останется только ждать, пока убийца перебьет всех оставшихся в живых, а потом с того света наблюдать, как он будет над ней потешаться.

Первым делом Даша решила воспользоваться советом опытного Кудрявого и привести свой вид в наиболее респектабельный. С чего начинается женщина зимой? Конечно, с шубы. А шубы не было. Прожив почти шесть лет в Европе, где зимой недостаточно холодно и где к натуральным мехам относятся неодобрительно (пожалуй, только итальянки составляют исключение, таская меха даже летом), Даша подумала: может тайваньцы чем-то сродни итальянцам? Тогда шуба должна соответствовать.

С чем, с чем, а с шубами, тем более дорогими, в Москве проблем не было. Уже через час Даша оплачивала полученной от месье Кервеля кредиткой изумительную соболью шубу, сверкающую и струящуюся. Благородный мех драпировался, как шелк, и весил ненамного больше. Чуть больше времени ушло на поиск подходящих сапог — те, что были на ней, теперь производили впечатление двух брошенных сироток. К счастью, соболь произвел впечатление даже на наших видавших виды российских продавцов, потому сапоги они таскали туда-сюда с повышенным энтузиазмом, помогая их расстегивать и застегивать. Подсчитав, что на встречу у нее уйдет максимум два дня — по словам Кудрявого мадам Boy почти сразу улетала в длительную деловую поездку, — Даша не стала особо тратиться на остальные наряды. Тонкое шерстяное платье и буклированный деловой костюм — вот и все, что следовало с собой взять в дорогу.

Она уже собралась было покинуть гостеприимные своды торгового центра, когда решила, что новая сумка и пара ювелирных украшений еще больше усилят эффект. Так оно и произошло. Эффект оказался настолько сильным, что, едва увидев свое отражение в зеркале, Даша немедленно переоделась, попросив обновки упаковать: ехать в таком виде по маршруту Москва — Киев было сущим безумием.

1

Только сойдя с поезда, Даша сообразила, что не предупредила Богдана о своем визите. Ее беспокоила сохранность приобретенных сокровищ (куплены-то они были на деньги Филиппа и потому волей-неволей воспринимались как взятые напрокат). Вдруг он не один? Или на работу ушел. В борделе рабочий день не нормированный… Куда ей тогда деваться со всем этим бесценным багажом?

Даша села в такси, назвала адрес, а сама продолжала размышлять: звонить Богдану, предупреждать или теперь уже просто отдаться на волю случая? Пока она таким образом думала-гадала, дорога как-то незаметно кончилась, и молодая женщина оказалась на пороге уже знакомой квартиры. Теперь если звонить, то только в дверь…

За дверью слышались громкие голоса. Даша поставила сумку на пол и прильнула к замочной скважине, но сразу же устыдившись недостойного порыва, подняла руку и нажала кнопку звонка.

Голоса смолкли. Еще несколько секунд хозяева, видимо, размышляли, впускать ли незваного гостя или сделать вид, что дома никого нет. Наконец послышались легкие шаги и звук открываемого замка.

— Даша?! Ты как здесь оказалась? — Титаевский даже в спортивном костюме выглядел аккуратным и подтянутым. — Вот кого не ожидал увидеть!..

— Привет, Богдан. Извини, что без звонка. Я, наверное, не вовремя?

— Ну что ты… — Он взял сумку. — Проходи. Правда, у нас тут небольшая семейная ссора, но мы уже почти закончили.

Даше меньше всего хотелось оказаться посередине дискуссии на тему: «Откуда берутся дети и как с этим бороться». Она тут же попыталась выдрать сумку из рук Богдана.