3

Целый день Даша выхаживала под окнами дома, в котором когда-то проживал Алексей Георгиевич Скуратов и где сейчас жила его жена. Ничего особенного на первый взгляд не происходило. Утром окна расшторили, приоткрыли форточку, и в течение дня разве что пару раз промелькнул за прозрачной паутиной тюля чей-то невнятный силуэт. Вечером окна опять зашторили. Часов до семи свет горел на кухне в полную силу и едва заметно в соседней комнате. Затем картина поменялась. На кухне оставили подсветку, а основное действие перенеслось в комнату по соседству. Около половины девятого на кухне снова вспыхнули все лампы, вероятно хозяйка решила разогреть чай или готовила ужин, а затем свет погас сразу во всех комнатах и лишь в одной продолжало помигивать голубоватое мерцание телевизора.

Даша понимала, к Скуратовой надо идти либо сейчас, либо придется переносить встречу на завтра. Но в гостинице ее поджидает Филипп, и если он так и не пришел в себя, то до завтра она просто не доживет. Кроме того, события необходимо форсировать: еще неизвестно, как там все сложится.

Припудрив носик и на всякий случай проверив наличие паспорта, Даша поднялась на второй этаж.

Ее долго рассматривали в дверной глазок, это было ясно по шороху. Открывать не спешили. Она уже хотела позвонить еще раз, как звякнула цепочка, дверь приоткрылась, и в образовавшейся щелочке показался глаз.

— Кто?

— Здравствуйте. — Даша вся прямо-таки светилась благонадежностью. — Моя фамилия Быстрова. Мне нужна Лариса Семеновна Скуратова.

— Я Лариса Семеновна.

— Ой, как хорошо! — Даша пыталась встать так, чтобы ее улыбка полностью влезла в щель. — Я бы хотела с вами поговорить.

— А вы кто? Агитатор?

— Кто? Нет, нет, что вы! Я, в некотором роде… Я родственница вашего мужа.

— Пошла вон, шлюха! — Дверь грохнула, и в глубине квартиры послышались громкие всхлипы.

«Ой, скотина, ой, скотина какая!..»

Даша растерянно смотрела на обитую дешевым дерматином дверь.

— Да, но…

Сбоку послышался негромкий щелчок. Даша повернула голову. В темном проеме двери стояла маленькая румяная старушка с белоснежными волосами. Не говоря ни слова, старушка приложила палец к губам и поманила рукой.

— Идите сюда, — беззвучно прошептала она.

Даша, словно завороженная, шагнула в незнакомую квартиру.

4

Не переставая подманивать рукой с огромным сверкающим перстнем, румяная старушка завела Дашу в странную комнату, напоминающую мебельную лавку и будуар одновременно. Разномастные шкафчики ютились вперемешку с какими-то полочками, тумбочками и этажерками. Мебельная разнорядица в свою очередь была уставлена нелепыми пожелтевшими статуэтками, шкатулками и прочими предметами, скапливающимися в квартире годами. Свет давали сразу несколько торшеров с розовыми кистями.

— Присаживайтесь, — прошептала старушка и подмигнула.

Даша подмигнула в ответ, но почему-то двумя глазами и присела на круглый бархатный пуфик, обшитый, как и торшеры, растрепанными кистями. Сидеть было низковато, но другой подходящей мебели поблизости не было. Сама хозяйка присела на парчовую тахту.

— Не в себе она, — глубоким шепотом сообщила старушка, имея, видимо, в виду свою соседку.

— Ах, вот как… — из вежливости согласилась Даша. — Я не знала.

Они помолчали.

— А что вы от нее хотели?

— Да в общем ничего особенного… — Даша не знала, как себя вести дальше. — Поговорить.

Выложить все первой встречной — глупо. Промолчать — еще глупее. Зачем тогда, спрашивается, зашла?

— Вы ведь, наверное, доченька его?

— Чья? — Даша от неожиданности заговорила в полный голос.

Старушка тут же приложила палец к губам:

— Тише, тише! Она все слышит. «А бабка-то чокнутая!»

Между комнатами, в которых находились соседки, было не меньше трех бетонных стен. Даше стало нехорошо.

— Извините, я, наверное, пойду.

— Подождите. Вы его дочка?

— Да чья?

— Алексея Георгиевича?

— По… Почему вы так решили?

Маленькое румяное личико осветилось доброй улыбкой.

— Похожи вы очень. Такая же рыженькая…

— Нет, нет, я, скорее, его сестра. — Даша и сама не знала, зачем это сказана.

— Что? Вы его сестра? — Старушка, казалось, была готова вылезти через собственные глаза. — Так вы и есть Валентина?

— Да Бог с вами! — Даша не знала, смеяться ей или плакать. — Сколько, по-вашему, мне лет?

Подслеповато прищурив влажный глаз, старушка подалась вперед.

— Сорок?

«Хорошо же я сегодня выгляжу, — мелькнула мысль. — Хотя для нее, что сорок, что сто сорок — все равно».

— Почти. Я не родная, я сводная сестра. У нас дедушка общий.

— Ах, вон оно как… А зачем же к Горгоне пожаловали?

— К кому?!

— К Горгоне. — Старушка тихонечко засмеялась, словно серебряные колокольчики рассыпались по полу — Мы с соседками так ее прозвали. Вот уж характер Господь послал — и врагу не пожелаешь. И как Алексей Георгиевич с ней столько прожил? — Прозрачные глаза переливались детским недоумением. — Разве что в молодости хороша была? Но уж какой красавец Алексей Георгиевич наш был! — Хозяйка приложила сухонькие ладони к румяному личику. — Таких сейчас и не встретишь.

— А что же с ним случилось? Куда он пропал? — Даша опять заговорила во весь голос.

На этот раз обошлось без шиканья.

— Ушел, голубчик, в том, в чем был, в том и ушел.

— Но как это случилось?

— «Как, как…» Да уж известно как. Застукала Горгона Семеновна его. Да только разве мужчину можно за это осуждать?

На то он и мужчина. Надо было свое счастье крепче держать. Радоваться должна была, что он ее первой выбрал… — Старушка принялась вполголоса что-то приборматывать.

— Простите, — Даша положила руку на стол и поскребла ногтями по дереву, привлекая к себе внимание, — вы не могли бы мне рассказать все с самого начала? Я ничего не понимаю.

— А что же туг рассказывать? — Голосок странной соседки как-то вдруг потерял звонкость, она застенчиво улыбнулась, словно стесняясь обсуждать предложенную тему. — Я при их встрече не была. Подробностей не знаю.

— Да я и не прошу подробностей, но… — Даша подвигалась, пытаясь усесться на проклятом пуфике поудобнее: трудно выглядеть солидно, если колени упираются в подбородок. — Я хотела знать, каким Алексей Георгиевич был человеком. Мы с ним родственники, а никогда не встречались. Даже не знал и друг о друге. Расскажите мне о нем.

Все время, что Даша говорила, старушка внимательно рассматривала ее лицо. Щечки и глаза разгорались все ярче.

— Да я, прям, и не знаю, с чего начать… Жили они вроде бы хорошо, зря наговаривать не стану. Алексей Георгиевич — мужчина крупный, интересный. Да и пост он тогда хороший занимал. Выходные всегда с семьей, с дочками. В театры их водил, в цирк… Очень он их любил. Чтобы крик какой или скандал — ни-ни.

— А как же тогда… — Даша сделала многозначительную паузу.

В уголке слезящегося глаза появилась хитринка:

— Известно как: отправил семью на курорт, а сам в городе остался. Девятнадцатого августа это случилось. А Горгона возьми да и вернись неожиданно.

— И что?

Старушка снова засмущалась.

— И застала супруга, так сказать, in lagranti[24]… Лариса устроила ужасную сцену — слышно было на весь подъезд. Оскорбляла страшными словами. Грозилась все дочерям рассказать, написать на работу… И Алексей Георгиевич ушел. Вот как был, так и ушел. С тех пор его никто и не видел. Невозможная история. Мы очень за него переживали, увещевать Горгону пытались, но… А! Что вам говорить, сами все видели.

— Значит, у Алексея Романовича была любовница… Румяная хозяйка еще больше зарумянилась. Отведя глаза в сторону, она кивнула:

— У какого мужчины нет…

— Вы видели ее?

— Упаси Боже! Вы же не думаете, что я за ним подглядывала?

«Подглядывала, подглядывала. Видно, не одну женскую голову затуманил Алексей Георгиевич».

— Простите, я не представилась: меня зовут Даша. Дарья Николаевна Быстрова.

— Ирина Львовна Бурмистрова. — Старушка церемонно поклонилась.

— Ирина Львовна, — Даша доверительно понизила голос и постаралась придвинуть пуфик как можно ближе к тахте, — мне необходимо знать имя последней любовницы Алексея Георгиевича, поверьте, это очень важно.

— Важно?

— Да, очень. Возможно, с ее помощью я смогу его найти. Не могу вам рассказать всего, но речь идет о его жизни.

Бурмистрова застыла на полувздохе:

— Зачем… вы мне это говорите?

— Потому что, как я понимаю, вы были его близким другом, человеком, которому он доверял.

Даша стреляла вслепую. Скорее всего, Скуратов даже не замечал свою странноватую соседку, но сейчас это был единственный шанс зацепиться хоть за что-нибудь: Бурмистрова следила за всем происходящим в соседней квартире и могла многое рассказать. Интересно, а пытался кто-нибудь до этого разыскать любовницу Скуратова?

— Вас ведь уже наверняка расспрашивали о ней?

— О даме-то его? — Ирина Львовна заморгала часто-часто. — Да… Спрашивали.

— Кто?

— Да много кто. Разве всех упомнишь. Только я все равно ничего не знаю.

Потому, как затвердел ее голос, Даша поняла — Бурмистрова знает, к кому ушел Скуратов.

— Ирина Львовна, — отбросив доверительность и прочие уловки, Даша жестко взглянула хозяйке прямо в лицо, — если вы на самом деле являетесь другом Алексея Георгиевича, как утверждаете, то расскажите мне все. Своим молчанием вы подписываете ему смертный приговор, — И, не давая старушке опомниться, качнулась вперед: — Знаю, вас уже сто раз спрашивали, но все же попытаюсь в сто первый: вы знали имя той женщины, которая приходила к Скуратову? Он должен встретиться со мной в ближайший день или будет поздно. Вы слышите меня?

Бурмистрова пребывала в состоянии, похожем на транс. Ее щечки все гуще покрывали красные прожилки. В полутьме, издалека, она походила на большую очень старую куклу.

— Вы слышите меня?

— Вот как был, так и ушел… — шевелила старуха сухими губами.

— Да к кому ушел-то? Ирина Львовна! — Даша готова была придушить чертову старушенцию, которая непонятно зачем затащила ее к себе и теперь морочила голову.

— А? — Бурмистрова вздрогнула, взгляд снова стал осмысленным, даже злым. — К Кларе своей, наверное, и ушел. Скажите, ну что он в ней нашел? Ведь ни груди не было, ни…

Даша потерла виски:

— Кто такая Клара и где она живет?

— Из Германии она, на его работу приезжала — опыт перенимать. Переняла, прости Господи! Как увидела Алексея Георгиевича — сразу же и вцепилась. А уж как кричала, — старушка осуждающе покачала головой, — как кричала! Срам, да и только.

— Кричала? — не поняла Даша. — Зачем кричала?

— У нас балконы рядом. У меня комната, а у них спальня. — Бурмистрова потупила взгляд.

Даше тоже стало неловко.

— Извините, я сразу не сообразила. Так вы думаете, что Алексей Георгиевич в Германию с ней уехал?

— А то куда же? Вот в чем был, в том и уехал. — Очевидно, именно этот факт произвел на старушку наибольшее впечатление.

— Но почему вы так уверены?

— Горгона попросила нашу общую знакомую развести ее по-тихому, без присутствия мужа. Сказала, что Алексей Георгиевич уехал за границу, назад уже не вернется и просит туда выслать ему развод. Да и ей самой соломенной вдовой оставаться не хочется.

Стало душно. Даша расстегнула воротник рубашки.

— Кого она об этом просила?

— Лидочку Трифонову.

— С ней можно встретиться?

— Можно. — Бурмистрова странно усмехнулась. — Когда-нибудь.

— В смысле?

— Она умерла год назад.

— Ее убили? — вскрикнула Даша. Ирина Львовна перекрестилась.

— Да Господь с вами! Лидочка болела сильно. Почками. Почти пять лет перед смертью лежмя пролежала, не к ночи, покойница, будет помянута…

Даша шумно выдохнула. Она продвинулась вперед. Но лишь на полшага. Не находился ответ на самый главный вопрос: как и когда Алексей Скуратов узнал о странном завещании. Ведь он не знал, не мог знать настоящей фамилии своего деда…

— Извините, а у вас случайно нет фотографии Алексея Георгиевича?

Бурмистрова шевельнулась, намереваясь встать, как вдруг засомневалась:

— А вы действительно его родственница?

— Я действительно его родственница, — как можно спокойнее произнесла Даша. — Причем на сегодняшний день чуть ли ни единственная.

Хозяйка все еще мялась.

— А документы у вас… — И так же внезапно, как секунду назад, вновь переменила настроение. — Впрочем, что я спрашиваю, у вас все на лице написано: похожи, вы. Да, вы знаете, у меня сохранились несколько фото. Любительские, правда, но очень хорошие.

Старушка встала и плывущей походкой подошла к полированному секретеру, самому крупному предмету мебели в комнате.

— У Леночки, доченьки его, на дне рождения фотографировались. Сейчас Леночка учителем работает. Деточки у нее. Двое.

— Мальчики? — почему-то спросила Даша.

— Мальчик и девочка. Хорошенькие, копия Алексей Георгиевич.

Даша невесело усмехнулась. Причудлива судьба людская. От Николая фон Вельбаха даже могилы не сохранилось, а черты его непостижимым образом копируются в потомках, даже не подозревающих о его существовании.

— Извините, а вы не знаете, был ли женат Алексей Георгиевич до того, как встретил Ларису Семеновну?

Старушка па секунду замешкалась возле серванта.

— Женат? Нет, нет…

— Почему вы так уверены?

— Надо знать Горгону. Она никогда бы не вышла замуж за женатого.

Бурмистровой наконец удалось добраться до коробки, в которой хранились снимки.

— Вот, держите.

Даша взяла фотографии и рука ее дрогнула. Незнакомый человек с неправдоподобно знакомым лицом. Лицом ее отца, лицом человека, не способного не то чтобы убить, а даже отшлепать собственную дочь за обмен новенького французского спиннинга на отечественный пластилин малинового цвета.

— В самом деле похож. На отца моего очень похож.

— А ваш батюшка… жив? — Голос старушки дрожал.

— Жив. — Даша подняла голову. — Почему вы спрашиваете?

— А… может вы как-нибудь придете ко мне в гости? — Говоря это, она вся сжалась.

Дашу обдало жаром пронзительной жалости.

— Вы любили Алексея Георгиевича?

По розовым, слишком розовым щекам текли слезы.

5

Даша шагала по раскисшей и уже опять подмерзающей улице злым размашистым шагом. Она не могла понять, что за чувства бушуют в ее груди. Здесь было все: жалость, обида, ненависть и невозможность поверить в то, что человек с лицом ее отца мог убивать так расчетливо и безжалостно.

«Стоп».

Она остановилась посередине коричневой жидкой лужи.

«А может, Скуратов все-таки ни при чем? А вдруг в Германии его кто-то опознал как Вельбаха, лицо показалось знакомым? И этот кто-то решил впоследствии сыграть рисковую игру?»

Сердце забилось сильно и часто-часто, как случается, когда вдруг оказываешься на пороге чего-то чрезвычайно важного.

«…Тогда становится объяснимым, почему все смерти стали подтверждением средневекового проклятия, проклятия, о котором Скуратов не мог ничего знать…»

— Девушка, вы тонете! — Два паренька с интересом рассматривали рыжеволосую особу, застрявшую по середине довольно глубокой лужи. — Хотите, мы вас спасем?

— В другой раз! — Даша выпрыгнула на тротуар.

…Да, но почему тогда убийства произошли только сейчас, одновременно с тем, как баронесса обратилась к ней за помощью? Может быть преступник изначально надеялся, что о наследстве никто и никогда не узнает, а после смерти баронессы Алексей Георгиевич спокойно явится и без особой мороки предъявит претензии на наследство, и только бог весть откуда принесенная Филиппом фотография Николая Андреевича смешала все карты?

Ерунда. Как только Алексей Скуратов появился бы в поле зрения адвокатов Марии Андреевны, те за пару дней вытащили бы на свет божий не только его братьев, но и племянников, племянниц и прочих кровных родственников.

Значит, либо о завещании стало известно недавно, либо… Либо неактивные действия преступники что-то спровоцировало. Но что? И почему убивали именно тех. с кем она договорилась о встрече? Вот вопрос вопросов… Уж во всяком случае не для того, чтобы узнать, кто они и где живут — это все остальные не знали, куда исчез Алексей Георгиевич, а сам-то он прекрасно знал, где проживают его родственники. Так зачем же надо было следить за ней? Зачем?

Даша с сотый раз возвращалась к началу этой истории. Она вспоминала все до малейшего слова, до поворота головы, интонации, но ничего сенсационного не приходило в голову.

«Явился адвокат, рассказал про дедушку. Рассказал, что есть шанс получить наследство, но был другой брак, в котором также могли родиться дети, а значит, могут появиться и иные наследники… Иные наследники».

И тут до нее дошло.

Ну конечно же! Потомок от первого брака действовал так же, как и она: для того чтобы обнаружить абсолютно ВСЕХ наследников, надо следить за потомками от ДРУГОГО брака. Про своих он знал все, но чтобы убедиться в отсутствии неожиданных конкурентов, он должен был следить за ней — к кому она поедет? И только после того, как окончательно убедился, что у нее самой никаких родственников, кроме отца, нет, начал планомерно истреблять своих. Раньше он этого сделать не мог — подозрение сразу бы пало на него, а так она ищет, она и убивает. Просто — до гениальности.

Внезапно мысль о гениальности предполагаемого преступника заставила ее помрачнеть. Как бы то ни было, но Скуратов не может не понимать, что тот, кто решил ему «помочь» получить столь жирный куш, не будет делать этого из чистого альтруизма, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: в конечном итоге наследство окажется в кармане именно этого человека. И если он хоть немного похож на ее отца, как утверждает Бурмистрова, то не может не видеть того, что происходит. Значит, он либо одобряет эти убийства, либо…

«Господи, неужели отец поступил бы так же?»

Только сейчас Даша почувствовала, как промокли и замерзли ее ноги.

«Интересно, а он изменял маме?»

В голову лезли какие-то нелепые, ненужные мысли.

«Похожие люди всегда ведуг себя одинаково… А вдруг он действительно убийца?» Было неясно, кого она имела в виду: Скуратова или собственного отца.

«Интересно, есть ли у отца алиби? Вдруг вся эта экспедиция с карантином только для отвода глаз…» Даша тут же чертыхнулась: «Что за глупость! Зачем ему алиби? Как из Африки можно незаметно прилететь в Европу?

…Но Полетаев уверяет, что это дело рук профессионала. Значит, самому не надо никуда ездить, а просто нанять профессионального убийцу. Опять глупость. Откуда у отца знакомые наемные убийцы?»

Голова раскалывалась. Зачем она вообще думает об этом? «При чем здесь отец? Убийца — Алексей Скуратов, это совершенно ясно, вот его и надо искать. „А вдруг и мама с ним за одно?“

Схватившись за голову, Даша рухнула на скамейку, не обращая внимания на мокрую листку и грязь.

«Я сошла с ума. Я законченная сумасшедшая. Скоро сама себя начну подозревать…»

Прохожие торопливо пробегали мимо, никому не было дела до того, что на мокрой скамейке горько плачет одинокая рыжеволосая женщина.

Глава 22