18. К ДОРИДЕ

 
      Дорида, Дорида! любовью все дышит,
      Все пьет наслажденье с притекшей весной:
      Чуть зефир,струяся, березу колышет,
      И с берега лебедь понесся волной
      К зовущей подруге на остров пустынный,
      Над розой трепещет златый мотылек,
      И в гулкой долине любовью невинной
      Протяжно вздыхает пастуший рожок.
      Лишь ты, о Дорида, улыбкой надменной
      Мне платишь за слезы и муки любви!
      Вглядись в мою бледность, в мой взор помраченный:
      По ним ты узнаешь, как в юной крови
      Свирепая ревность томит и сжигает!
      Не внемлет… и в плясках, смеясь надо мной.
      Назло мне красою подруг затемняет
      И узников гордо ведет за собой.
 

 

ИЗ КОЛИНОВОЙ ТРАГЕДИИ "ПОЛИКСЕНА"

 
       Гелиос, Гелиос!
      Там, с беспредельности моря
      Снова подъемлешь главу
      В блеске лучей.
      Горе мне, горе!
      Снова я плачу
      В сретенье бога!
      Через пучину -
      С тяжкими вздохами
      Слышишь мои ты стенания!
      Смолкните, смолкните
      Вы, растерзанной груди
      Муки жестокие!
      Пленнице мне
      Горе, горе!
      Скоро укажет мне
      Грозной рукою грек,
      Скоро сокроется
      Берег священный отечества!
      Троя! Троя!
      Ты не эллинами
      Ринута в прах,
      "Гибель, гибель!" -
      Было грозных бессмертных
      Вечное слово.
      Пала – отгрянул Восток,
      Запад содр_о_гнулся,
      Троя! Троя!
      Феба любимица,
      Матерь воителей,
      Жизнью кипевшая!
      Ныне – пустыня, уголь, прах,
      Ныне – гроб!
      Плачьте, о пленницы!
      Ваших супругов гроб,
      Ваших детей!
      Выплачьте горькую,
      Выплачьте жизнь вы слезами!
      Рок ваш: плакать, плакать,
      К долу прилечь,
      Умереть!
      1819 или 1820
 

20. НАДПИСЬ НА СТАТУЮ ФЛОРЕНТИЙСКОГО МЕРКУРИЯ

 
      Перст указует на даль, на главе разв_и_лися крылья,
      Дышит свободою грудь, с легкостью дивною он,
      В землю ударя крылатой ногой, кидается в воздух…
      Миг – и умчится! Таков полный восторга певец.
      1819 или 1820
 

 
      (Из Геснера)
      Еще в начале мая
      Тебе, Амур жестокий!
      Я жертвенник поставил
      В домашнем огороде
      И розами и миртом
      Обвил его, украсил.
      Не каждое ли утро
      С тех пор венок душистый
      Носил тебе как жертву?
      А было все напрасно!
      Уж сыплются метели
      По обнаженным ветвям, -
      Она ж ко мне сурова, -
      Как и в начале мая.
      Между 1814 и 1817
 

22. ИДИЛЛИЯ

 
      Некогда Титир и Зоя, под тенью двух юных платанов,
      Первые чувства познали любви и, полные счастья,
      Острым кремнем на коре сих дерев имена начертали:
      Титир – Зои, а Титира – Зоя, богу Эроту
      Шумных свидетелей страсти своей посвятивши. Под старость
      К двум заветным платанам они прибрели и видят
      Чудо: пни их, друг к другу склонясь, именами срослися.
      Нимфы дерев сих, тайною силой имен сочетавшись,
      Ныне в древе двойном вожделеньем на путника веют;
      Ныне в тени их могила, в могиле той Титир и Зоя.
 

 

23. ПЕСНЯ

 
      Наяву и в сладком сне
      Все мечтаетесь вы мне:
      Кудри, кудри шелковые,
      Юных персей красота,
      Прелесть – очи и уста,
      И лобзания живые.
      И я в раннюю зарю
      Темным кудрям говорю:
      Кудри, кудри, что вы вьетесь?
      Мне уж вами не играть,
      Мне уж вас не целовать,
      Вы другому достаетесь.
      И я утром золотым
      Молвлю персям молодым:
      Пух лебяжий, негой страстной
      Не дыши по старине -
      Уж не быть счастливым мне
      На груди моей прекрасной.
      Я твержу по вечерам
      Светлым взорам и устам:
      Замолчите, замолчите!
      С лютой долей я знаком,
      О веселом, о былом
      Вы с душой не говорите!
      Ночью сплю ли я, не сплю -
      Все устами вас ловлю,
      Сердцу сладкие лобзанья!
      Сердце бьется, сердце ждет, -
      Но уж милая нейдет
      В час условленный свиданья.
 

 

24. РОМАНС

 
      Вчера вакхических друзей
      Я посетил кружок веселый;
      Взошел – и слышу: "Здравствуй, пей!"
      – "Нет, – молвил я с тоской тяжелой, -
      Не пить, беспечные друзья,
      Пришел к вам друг ваш одичалый:
      Хочу на миг забыться я,
      От жизни и любви усталый.
      Стучите чашами громчей;
      Дружней гетер и Вакха пойте!
      Волнение души моей
      Хоть на минуту успокойте!
      Мне помогите освежить
      Воспоминанья жизни вольной
      И вопли сердца заглушить
      Напевом радости застольной".
 

 

25. ЖАЛОБА

 
      Воспламенить вас – труд напрасный,
      Узнал по опыту я сам;
      Вас боги создали прекрасной,
      Хвала и честь за то богам;
      Но вместе с прелестью опасной
      Они холодность дали вам.
      Я таю в грусти сладострастной,
      А вы, назло моим мечтам,
      Улыбкой платите неясной
      Любви моей простым мольбам.
      1822 или 1823
 

26. РОМАНС

 
      Одинок месяц плыл, зыбляся в тумане,
      Одинок воздыхал витязь на кургане.
      Свежих трав не щипал конь его унылый,
      "Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!
      Не к добру грудь моя тяжко воздыхает,
      Не к добру сердце мне что-то предвещает;
      Не к добру без еды ты стоишь унылый!
      Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!"
      Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился,
      В милый край, в страшный край как стрела пустился.
      Ночь прошла, все светло: виден храм с дубровой,
      Конь заржал, конь взвился над могилой новой.
      1821 или 1822
 

 
      "Мой суженый, мой ряженый,
      Услышь меня, спаси меня!
      Я в третью ночь, в последнюю,
      Я в вещем сне пришла к тебе,
      Забыла стыд девический!
      Не волком я похищена,
      Не Волгою утоплена,
      Не злым врагом утрачена:
      По засекам гуляючи,
      Я обошла лесничего
      Косматого, рогатого;
      Я сбилася с тропы с пути,
      С тропы с пути, с дороженьки
      И встретилась я с ведьмою,
      С заклятою завистницей
      Красы моей – любви твоей.
      Мой суженый, мой ряженый,
      Я в вещем сне впоследнее
      К тебе пришла: спаси меня!
      С зарей проснись, росой всплеснись,
      С крестом в руке пойди к реке,
      Благословясь, пустися вплавь,
      И к берегу заволжскому
      Тебя волна прибьет сама.
      На всей красе на береге
      Растет, цветет шиповничек:
      В шиповничке – душа моя;
      Тоска – шипы, любовь – цветы,
      Из слез моих роса на них.
      Росу сбери, цветы сорви,
      И буду я опять твоя".
      – Обманчив сон, не вещий он!
      По гроб грустить мне, молодцу!
      Не Волгой плыть, а слезы лить!
      По Волге брод – саженный лед,
      По берегу ж заволжскому
      Метет, гудет метелица!
 

 

28. РАЗОЧАРОВАНИЕ

 
      Протекших дней очарованья,
      Мне вас душе не возвратить!
      В любви узнав одни страданья,
      Она утратила желанья
      И вновь не просится любить.
      К ней сны младые не забродят,
      Опять с надеждой не мирят,
      В странах волшебных с ней не ходят,
      Веселых песен не заводят
      И сладких слов не говорят.
      Ее один удел печальный:
      Года бесчувственно провесть
      И в край, для горестных не дальный,
      Под глас молитвы погребальной,
      Одни молитвы перенесть.
 

 

29. НА СМЕРТЬ***

 
      (Сельская элегия)
      Я знал ее: она была душою
      Прелестней своего прекрасного лица.
      Умом живым, мечтательной тоскою,
      Как бы предчувствием столь раннего конца,
      Любовию к родным и к нам желаньем счастья,
      Всем милая, она несчастлива была,
      И, как весенний цвет, расцветший в дни ненастья,
      Она внезапно отцвела.
      И кто ж? любовь ей сердце отравила!
      Она неверного пришельца полюбила:
      На миг ее пленяся красотой,
      Он кинулся в объятия другой
      И навсегда ушел из нашего селенья.
      Что, что ужаснее любви без разделенья,
      Простой, доверчивой любви!
      Несчастная в душе страдания свои
      Сокрыла, их самой сестре не поверяла,
      И грусть безмолвная и жаждущая слез,
      Как червь цветочный, поедала
      Ее красу и цвет ланитных роз!
      Как часто гроб она отцовский посещала!
      Как часто, видел я, она сидела там
      С улыбкой, без слезы роптанья на реснице,
      Как восседит Терпенье на гробнице
      И улыбается бедам.
      1821 или 1822
 

30. ВДОХНОВЕНИЕ

 
      (Сонет)
      Не часто к нам слетает вдохновенье,
      И краткий миг в душе оно горит;
      Но этот миг любимец муз ценит,
      Как мученик с землею разлученье.
      В друзьях обман, в любви разуверенье
      И яд во всем, чем сердце дорожит,
      Забыты им: восторженный пиит
      Уж прочитал свое предназначенье.
      И презренный, гонимый от людей,
      Блуждающий один под небесами,
      Он говорит с грядущими веками;
      Он ставит честь превыше всех честей,
      Он клевете мстит славою своей
      И делится бессмертием с богами.
 

 

31. СОНЕТ

 
      Златых кудрей приятная небрежность,
      Небесных глаз мечтательный привет,
      Звук сладкий уст при слове даже нет
      Во мне родят любовь и безнадежность.
      На то ли мне послали боги нежность,
      Чтоб изнемог я в раннем цвете лет?
      Но я готов, я выпью чашу бед:
      Мне не страшна грядущего безбрежность!
      Не возвратить уже покоя вновь,
      Я позабыл свободной жизни сладость,
      Душа горит, но смолкла в сердце радость,
      Во мне кипит и холодеет кровь:
      Печаль ли ты, веселье ль ты, любовь?
      На смерть иль жизнь тебе я вверил младость?
 

 

32. Н. М. ЯЗЫКОВУ

 
      (Сонет)
      Младой певец, дорогою прекрасной
      Тебе идти к парнасским высотам,
      Тебе венок (поверь моим словам)
      Плетет Амур с каменой сладкогласной.
      От ранних лет я пламень не напрасный
      Храню в душе, благодаря богам,
      Я им влеком к возвышенным певцам
      С какою-то любовию пристрастной.
      Я Пушкина младенцем полюбил,
      С ним разделял и грусть и наслажденье,
      И первый я его услышал пенье
      И за себя богов благословил.
      Певца Пировя с музой подружил
      И славой их горжусь в вознагражденье.
 

 

33. С. Д. П‹ОНОМАРЕВ›ОЙ

 

ПРИ ПОСЫЛКЕ КНИГИ "ВОСПОМИНАНИЕ ОБ ИСПАНИИ".

 

СОЧ. БУЛГАРИНА

 
      (Сонет)
      В Испании Амур не чужестранец,
      Он там не гость, но родственник и свой,
      Под кастаньет с веселой красотой
      Поет романс и пляшет, как испанец.
      Его огнем в щеках блестит румянец,
      Пылает грудь, сверкает взор живой,
      Горят уста испанки молодой;
      И веет мирт, и дышит померанец.
      Но он и к нам, всесильный, не суров,
      И к северу мы зрим его вниманье:
      Не он ли дал очам твоим блистанье,
      Устам коралл, жемчужный ряд зубов,
      И в кудри свил сей мягкий шелк власов,
      И всю тебя одел в очарованье!
 

 

34. РУССКАЯ ПЕСНЯ

 
      Что, красотка молодая,
      Что ты, светик, плачешь?
      Что головушку, вздыхая,
      К белой ручке клонишь?
      Или словом, или взором
      Я тебя обидел?
      Иль нескромным разговором
      Ввел при людях в краску?
      Нет, лежит тоска иная
      У тебя на сердце!
      Нет, кручинушку другую
      Ты вложила в мысли!
      Ты не хочешь, не желаешь
      Молодцу открыться,
      Ты боишься милу другу
      Заповедать тайну!
      Не слыхали ль злые люди
      Наших разговоров?
      Не спросили ль злые люди
      У отца родного;
      Не спросили ль сопостаты
      У твоей родимой:
      "Чей у ней на ручке перстень?
      Чья в повязке лента,
      Лента, ленточка цветная,
      С золотой каймою;
      Перстень с чернью расписною,
      С чистым изумрудом?"
      Не томи, открой причину
      Слез твоих горючих!
      Перелей в мое ты сердце
      Всю тоску-кручину,
      Перелей тоску-кручину
      Сладким поцелуем:
      Мы вдвоем тоску-кручину
      Легче растоскуем.
 

 

35. РУССКАЯ ПЕСНЯ

 
      Ах ты, ночь ли,
      Ноченька!
      Ах ты, ночь ли,
      Бурная!
      Отчего ты
      С вечера
      До глубокой
      Полночи
      Не блистаешь
      Звездами,
      Не сияешь
      Месяцем?
      Все темнеешь
      Тучами?
      И с тобой, знать,
      Ноченька,
      Как со мною,
      Молодцем,
      Грусть-злодейка
      Сведалась!
      Как заляжет,
      Лютая,
      Там, глубоко
      На сердце -
      Позабудешь
      Девицам
      Усмехаться,
      Кланяться; -
      Позабудешь
      С вечера
      До глубокой
      Полночи,
      Припевая,
      Тешиться
      Хороводной
      Пляскою!
      Нет, взрыдаешь,
      Всплачешься,
      И, безродный
      Молодец, -
      На постелю
      Жесткую,
      Как в могилу,
      Кинешься!
      1820 или 1821
 

36. ДОМИК

 
      За далью туманной,
      За дикой горой
      Стоит над рекой
      Мой домик простой;
      Для знати жеманной
      Он замкнут ключом,
      Но горенку в нем
      Отвел я веселью,
      Мечтам и безделью.
      Они берегут
      Мой скромный приют,
      Дана им свобода -
      В кустах огорода,
      На злаке лугов
      И древних дубов
      В тени молчаливой,
      Где, струйкой игривой,
      Сверкая, бежит,
      Бежит и журчит
      Ручей пограничный, -
      С заботой привычной
      Порхать и летать
      И песнею сладкой
      В мой домик украдкой
      Друзей прикликать.
 

 

37. ЦЕФИЗ

 
      (Идиллия)
      И. А. Б‹аратынск›ому
      Мы еще молоды, Лидий! вкруг шеи кудри виются;
      Рдеют, как яблоко, щеки, и свежие губы алеют
      В быстрые дни молодых поцелуев. Но, скоро ль, не скоро ль,
      Все ж мы, пастух, состарёемся, все ж подурнеем; а Дафна,
      Эта шалунья, насмешница, вдруг подрастет и, как роза,
      Вешним утром расцветшая, нас ослепит красотою.
      Поздно тогда к ней ласкаться, поздно и тщетно! вертушка
      Вряд поцелует седых – и, локтем подругу толкая,
      Скажет с насмешкою: "Взглянь, вот бабушкин милый любовник!
      Как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!
      Голос его соловьиный, а взор его прямо орлиный!"
      – "Смейся, – мы скажем ей, – смейся! И мы насмехались, бывало!
      Здесь проходчиво все – одна непроходчива дружба!"
      "Здравствуй, здравствуй, Филинт! Давно мы с тобой не видались!
      Век не забуду я дня, который тебя возвратил мне,
      Мой добродетельный старец! милый друг, твои кудри
      Старость не скупо осыпала снегом! Приди же к Цефизу;
      Здесь отдохни под прохладою теней: тебя ожидают
      Сочный в саду виноград и плодами, румяная груша!"
      Так Цефиз говорил с младенчества милому другу,
      Старца обнял, затвор отшатнул и ввел его в садик.
      С груши одной Филинт плоды вкушал и хвалил их,
      И Цефиз ему весело молвил: "Приятель, отныне
      Дерево это твое; а я от холодной метели
      Буду прилежно его укутывать теплой соломой.
      Пусть оно для тебя и цветет, и плодом богатеет!"
      Но – не Филинту оно и цвело, и плодом богатело:
      В ту же осень он умер. Цефиз молил Жизнедавца
      Так же мирно уснуть, хоть и бедным, но добрым. Под грушей
      Старца он схоронил и холм увенчал кипарисом.
      Часто слыхал он, когда простирала луна от деревье;
      Влажные, долгие тени, священное листьев шептанье;
      Часто из гроба таинственный глас исходил – казалось!
      Был благодарности глас он. И небо давало Цефизу
      Много с тех пор и груш благовонных, и гроздий прозрачных.
      Между 1814 и 1817
 

 
      (На приезд трех друзей)
      О, радость, радость, я жизнью бывалою
      Снова дышу!
      Трепещет лира:
      В струнах позабытых
      Я звуков согласных,
      Я звуков живительных
      В восторге ищу.
      Гремит, как прежде, подруга бессмертная;
      Други, ко мне!
      Опять доступен
      Я смехам и песням,
      И чаше, венчанной
      Минутными розами,
      И сладкой любви.
      Пришли три гостя в обитель поэтову
      С дальних сторон:
      От финнов бледных,
      Ледяноволосых;
      От Рейна-старца;
      От моря сыпучего
      Азийских песков.
      Три гостя, с детства товарищи, спутники,
      Братья мои!
      За мной ко храму!
      Я, плющем венчанный,
      При гимнах священных
      Кастору и Поллуксу
      Хвалу воспою.
      Август 1821
 

 
      Бедные мы! что наш ум? – сквозь туман озаряющий факел
      Бурей гонимый наш челн по морю бедствий и слез;
      Счастие наше в неведеньи жалком, в мечтах и безумстве:
      Свечку хватает дитя, юноша ищет любви.
 

 

40. УТЕШЕНИЕ

 
      Смертный, гонимый людьми и судьбой! расставаяся с миром,
      Злобу людей и судьбы сердцем прости и забудь.
      К солнцу впоследнее взор обрати, как Руссо, и утешься:
      В тернах заснувшие здесь в миртах пробудятся там.
      1826 или 1827
 

41. К ПТИЧКЕ, ВЫПУЩЕННОЙ НА ВОЛЮ

 
      Во имя Делии прекрасной,
      Во имя пламенной любви,
      Тебе, летунье сладкогласной,
      Дарю свободу я. – Лети!
      И я равно счастливой долей
      От милой наделен моей:
      Как ей обязана ты волей,
      Так я неволею своей.
 

 

42. РУССКАЯ ПЕСНЯ

 
      Голова ль моя, головушка,
      Голова ли молодецкая,
      Что болишь ты, что ты клонишься
      Ко груди, к плечу могучему?
      Ты не то была, удалая,
      В прежни годы, в дни разгульные,
      В русых кудрях, в красоте твоей,
      В той ли шапке, шапке бархатной,
      Соболями отороченной.
      Днем ли в те поры я выеду,
      В очи солнце – ты не хмуришься;
      В темном лесе в ночь ненастную
      Ты найдешь тропу заглохшую;
      Красна ль девица приглянется -
      И без слов ей все повыскажешь;
      Повстречаются ль недобрые -
      Только взглянут и вспокаются.
      Что ж теперь ты думу думаешь,
      Думу крепкую, тяжелую?
      Иль ты с сердцем перемолвилась,
      Иль одно вы с ним задумали?
      Иль прилука молодецкая
      Ни из сердца, ни с ума нейдет?
      Уж не вырваться из клеточки
      Певчей птичке конопляночке:
      Знать, и вам не видеть более
      Прежней воли с прежней радостью.
 

 
      Роза ль ты, розочка, роза душистая!
      Всем ты красавица, роза цветок!
      Вейся, плетися с лилеей и ландышем,
      Вейся, плетися в мой пышный венок.
      Нынче я встречу красавицу девицу,
      Нынче я встречу пастушку мою:
      "Здравствуй, красавица, красная девица!"
      Ах!.. и промолвлюся, молвлю: люблю!
      Вдруг зарумянится красная девица,
      Вспыхнет младая, как роза цветок.
      Взглянь в ручеечек, пастушка стыдливая,
      Взглянь: пред тобою ничто мой венок!
      1822 или 1823
 

44. РОМАНС

 
      Только узнал я тебя -
      И трепетом сладким впервые
      Сердце забилось во мне.
      Сжала ты руку мою -
      И жизнь, и все радости жизни
      В жертву тебе я принес.
      Ты мне сказала "люблю" -
      И чистая радость слетела
      В мрачную душу мою.
      Молча гляжу на тебя -
      Нет слова все муки, все счастье
      Выразить страсти моей.
      Каждую светлую мысль,
      Высокое каждое чувство
      Ты зарождаешь в душе.
 

 

45. ДРУЗЬЯ

 
      (Идиллия)
      Е. А. Баратынскому
      Вечер осенний сходил на Аркадию. – Юноши, старцы,
      Резвые дети и девы прекрасные, с раннего утра
      Жавшие сок виноградный из гроздий златых, благовонных.
      Все собралися вокруг двух старцев, друзей знаменитых.
      Славны вы были, друзья Палемон и Дамет! счастливцы!
      Знали про вас и в Сицилии дальней, средь моря цветущей;
      Там, на пастушьих боях хорошо искусившийся в песнях
      Часто противников дерзких сражал неответным вопросом:
      Кто Палемона с Даметом славнее по дружбе примерной?
      Кто их славнее по чудному дару испытывать вина?
      Так и теперь перед ними, под тенью ветвистых платанов,
      В чашах резных и глубоких вино молодое стояло,
      Брали они по порядку каждую чашу – и молча
      К свету смотрели на цвет, обоняли и думали долго,
      Пили и суд непреложный вместе вину изрекали:
      Это пить молодое, а это на долгие годы
      Впрок положить, чтобы внуки, когда соизволит Крон_и_он
      Век их счастливо продлить, под старость, за трапезой шумной,
      Пивши, хвалилися им, рассказам пришельца внимая.
      Только ж над винами суд два старца, два друга скончали,
      Вакх, языков разрешитель, сидел уж близь них и, незримый,
      К дружеской тихой беседе настроил седого Дамета:
      "Друг Палемон, – с улыбкою старец промолвил, – дай руку!
      Вспомни, старик, еще я говаривал, юношей бывши:
      Здесь проходчиво все, одна не проходчива дружба!
      Что же, слово мое не сбылось ли? как думаешь, милый?
      Что, кроме дружбы, в душе сохранил ты? – Но я не жалею,
      Вот Геркулес! не жалею о том, что прошло; твоей дружбой
      Сердце довольно вполне, и веду я не к этому слово.
      Нет, но хочу я, – кто знает? мы стары! – хочу я, быть может,
      Ныне впоследнее, все рассказать, что от самого детства
      В сердце ношу, о чем много говаривал, небо за что я
      Рано и поздно молил; Палемон, о чем буду с тобою
      Часто беседовать даже за Стиксом и Летой туманной.
      Как мне счастливым не быть, Палемона другом имея?
      Матери наши, как мы, друг друга с детства любили,
      Вместе познали любовь к двум юношам милым и дружным,
      Вместе плоды понесли Гименея; друг другу, младые,
      Новые тайны вверяя, священный обет положили:
      Если боги мольбы их услышат, пошлют одной дочерь,
      Сына другой, то сердца их, невинных, невинной любовью
      Крепко связать и молить Гименея и бога Эрота,
      Да уподобят их жизнь двум источникам, вместе текущим,
      Иль виноградной лозе и сошке прямой и высокой.
      Верной опорою служит одна, украшеньем другая;
      Если ж две дочери или два сына родятся, весь пламень
      Дружбы своей перелить в их младые, невинные души.
      Мы родил_и_ся: нами матери часто менялись,
      Каждая сына другой сладкомлечною грудью питала;
      Впили мы дружбу, и первое, что лишь запомнил я, – ты был;
      С первым чувством во мне развилася любовь к Палемону.
      Выросли мы – и в жизни много опытов тяжких
      Боги на нас посылали, мы дружбою все усладили.
      Скор и пылок я смолоду был, меня все поражало,
      Все увлекало, – ты кроток, тих и с терпеньем чудесным,
      Свойственным только богам, милосердым к Япетовым детям.
      Часто тебя оскорблял я, – смиренно сносил ты, мне даже,
      Мне не давая заметить, что я поразил твое сердце.
      Помню, как ныне, прощенья просил я и плакал, ты ж, друг мой,
      Вдвое рыдал моего, и, крепко меня обнимая,
      Ты виноватым казался, не я. – Вот каков ты душою!
      Ежели все меня любят, любят меня по тебе же:
      Ты сокрывал мои слабости; малое доброе дело
      Ты выставлял и хвалил; ты был все для меня, и с тобою
      Долгая жизнь пролетела, как вечер веселый в рассказах,
      Счастлив я был! не боюсь умереть! предчувствует сердце -
      Мы ненадолго расстанемся: скоро мы будем, обнявшись,
      Вместе гулять по садам Елисейским, и, с новою тенью
      Встретясь, мы спросим: "Что на земле? все так ли, как прежде?
      Други так ли там любят, как в старые годы любили?"
      Что же услышим в ответ: по-старому родина наша
      С новой весною цветет и под осень плодами пестреет,
      Но друзей уже нет, подобных бывалым; нередко
      Слушал я, старцы, за полною чашей веселые речи:
      "Это вино дорогое! – Его молодое хвалили
      Славные други, Дамет с Палемоном; прошли, пролетели
      Те времена! Хоть ищи, не найдешь здесь людей, им подобных,
      Славных и дружбой, и даром чудесным испытывать вина".
 

 

46. МУЗАМ

 
      С благоговейною душой
      Поэт, упавши на колены,
      И фимиамом и мольбой
      Вас призывает, о камены,
      В свой домик низкий и простой!
      Придите, девы, воскресить
      В нем прежний пламень вдохновений
      И лиру к звукам пробудить:
      Друг ваш и друг его Евгений
      Да будет глас ее хвалить.
      Когда ж весна до вечных льдов
      Прогонит вьюги и морозы -
      На ваш алтарь, красу цветов,
      Положит первые он розы
      При пеньи радостных стихов.
 

 

47. ЭПИГРАММА

 
      Свиток истлевший с трудом развернули. Напрасны усилья:
      В старом свитке прочли книгу, известную всем.
      Юноша! к Лиде ласкаясь, ты старого тоже добьешься:
      Лида подчас и тебе вымолвит слово: люблю.
      1826 или 1827
 

48. СМЕРТЬ

 
      Мы не смерти боимся, но с телом расстаться нам жалко:
      Так не с охотою мы старый сменяем халат.
      1826 или 1827
 

49. В АЛЬБОМ

 
      О, сила чудной красоты!
      К любви по опыту холодный,
      Я забывал, душой свободный,
      Безумной юности мечты;
      И пел, товарищам угодный,
      Вино и дружество – но ты
      Явилась, душу мне для муки пробудила,
      И лира про любовь опять заговорила.
 

 

50. РОМАНС

 
      Прекрасный день, счастливый день -
      И солнце, и любовь!
      С нагих полей сбежала тень -
      Светлеет сердце вновь.
      Проснитесь, рощи и поля;
      Пусть жизнью все кипит:
      Она моя, она моя!
      Мне сердце говорит.
      Что вьешься, ласточка, к окну,
      Что, вольная, поешь?
      Иль ты щебечешь про весну
      И с ней любовь зовешь?
      Но не ко мне, – и без тебя
      В певце любовь горит:
      Она моя, она моя!
      Мне сердце говорит.
 

 

51. РОМАНС

 
      Не говори: любовь пройдет,
      О том забыть твой друг желает;
      В ее он вечность уповает,
      Ей в жертву счастье отдает.
      Зачем гасить душе моей
      Едва блеснувшие желанья?
      Хоть миг позволь мне без роптанья
      Предаться нежности твоей.
      За что страдать? Что мне в любви
      Досталось от небес жестоких
      Без горьких слез, без ран глубоких,
      Без утомительной тоски?
      Любви дни краткие даны,
      Но мне не зреть ее остылой;
      Я с ней умру, как звук унылый
      Внезапно порванной струны.
 

 

52. ЭПИТАФИЯ

 
      Что жизнь его была? тяжелый сон.
      Что смерть? от грез ужасных пробужденье
      Впросонках улыбнулся он -