Вопреки желанию Люси Табита все-таки написала мисс Бошан письмо, сообщив, что согласна занять предложенное ей место в пансионе. Это был ее выбор, и она старалась смотреть в будущее с оптимизмом. Девушка была полна решимости воспользоваться представившейся ей возможностью обрести наконец свободу и чувство собственного достоинства.
      Табита знала, что ее новые знакомые в Лондоне, после столь неординарного шага с ее стороны, сочтут ее эксцентричной особой. А досада жалкого лорда Каннингема удесятерится, когда он узнает, что она предпочла сама зарабатывать себе на жизнь вместо того, чтобы выйти за него замуж. Но от всех этих людей и не следовало ожидать понимания. Никто из них не изведал несчастий, выпавших на ее долю за все те годы, что она провела в поместье семейства Монтекью. Никому не приходилось зависеть от родственников, которым было на нее наплевать. Нет, больше она никогда не окажется в столь унизительном и бедственном положении.
      Дня через два после того, как Табита приняла это решение, до нее дошли новости, от которых она еще больше уверилась в правильности выбранного жизненного пути. Она получила письмо от миссис Морвелл из городка Девайз. В нем почтенная миссис сообщала, что недавно их дом приходского священника посетил племянник ее преподобного мужа со своим другом, мистером Родериком Бизли. Мистер Бизли, писала миссис Морвелл, зарабатывает себе на жизнь торговлей живописью и выразил восторг, когда увидел акварели Табиты, развешанные в рамах на стенах. Он попросил назвать имя художника, и миссис Морвелл подумала, что Табиту могут заинтересовать сделанные мистером Бизли предложения. Впрочем, миссис Морвелл отказалась сообщить джентльмену имя и фамилию Табиты, но согласилась написать письмо, сообщив имя мистера Бизли и предложив Табите, если ей это хоть в какой-то мере интересно, самой списаться с торговцем и обсудить возможность и условия авторской выставки-продажи.
      Табита пришла в замешательство. Ее очень удивило, что супруги Морвелл окантовали ее скромные акварели, которые она многие годы им посылала, и развесили по всему дому. Но еще больше ее удивило то, что кто-то счел возможным организовать выставку ее работ. Она хорошо помнила, что ее старая гувернантка, миссис Пламридж, высоко ценила ее талант и всячески поощряла ее увлечение живописью. Но Табита почему-то думала, что похвалы старой девы объяснялись скорее ее душевной добротой и были далеки от истины. Однако теперь какой-то неизвестный ей господин, несомненно, знаток своего дела, выразил желание выставить ее ученические рисунки на всеобщее обозрение.
      Поразмыслив, Табита захватила с собой письмо миссис Морвелл и пошла к Люси. Утро только начиналось, и хотя Люси не только не оделась, но и скорее всего еще нежилась в постели, Табита знала, что Пирс, ее муж, уже уехал и они смогут спокойно поговорить. Табита постучала. Дверь приоткрылась, и из нее выглянула Люси в накинутом на плечи капоте, с распущенными волосами.
      – Табби! Ты? – с удивлением воскликнула она, увидев подругу. – Что случилось? Почему ты поднялась в такую рань?
      – Я поднялась совсем недавно, – ответила Та-бита. – Спустилась вниз позавтракать и обнаружила это письмо, оно лежало возле моей чашки. Можно войти?
      Люси шагнула в сторону, пропуская Табиту и не отрывая глаз от письма в ее руке.
      – Входи, пожалуйста. Послание от очередного поклонника?
      – В некотором роде да.
      Люси видела, что Табите не терпится поделиться новостью, и не мудрствуя лукаво растянулась на неприбранной кровати, предложив Табите последовать ее примеру.
      – Помнишь, я тебе рассказывала о преподобном Морвелле и его супруге? – начала Табита. – Ну, про супружескую пару, которая какое-то время заботилась обо мне сразу после смерти папы и мамы?
      – Так это письмо от них?
      Табита кивнула и тут же заулыбалась, увидев разочарование на лице Люси.
      – А я-то думала, ты получила любовное послание, еще одно предложение руки и сердца…
      – Ну что же, это и есть предложение, – ответила Табита, протягивая ей письмо.
      Люси прочла, подняла глаза на Табиту и воскликнула:
      – Какая же ты умница! Я всегда знала, что у тебя прекрасные рисунки, моя мазня не идет с ними ни в какое сравнение. Но никогда не думала, что…
      – Так и я никогда не думала! Знаешь, никак не могу отделаться от мысли, что, может быть, он просто-напросто ошибся, или плохо разбирается в живописи, или миссис Морвелл не так его поняла…
      Но Люси уже слушала ее краем уха. На ее миловидное лицо легла тень глубокой задумчивости.
      – Профессиональный художник, – медленно проговорила она после продолжительного молчания. – А что особенного?
      – Господи, Люси, я понятия не имею! Это все так беспокойно и в то же время приятно, но мне вовсе не хочется ходить по выставкам и выслушивать, как ругают мои картины.
      – Табби, ты всегда себя недооцениваешь! – заулыбалась Люси. – Ведь их критика бывает очень полезна. Впрочем, их могут не критиковать, а хвалить, даже восторгаться ими. Я знаю многих дам, которые любят рисовать, но ни разу не слышала, чтобы кому-нибудь из них удалось продать хоть одну из своих работ. И еще я боюсь, как бы мама не сочла все это непристойным для леди.
      Девушки задумались. Первой нарушила молчание Табита:
      – Может быть, мне взять псевдоним, чтобы никто не узнал, кто я на самом деле?
      – Пожалуй, это идея, – кивнула Люси и, соскочив с постели, устремилась к своему гардеробу. Выбрала платье и обратилась к Табите: – Сегодня же напиши этому мистеру Бизли, – решительно заявила она, оправляя нижнюю юбку. – И еще напиши в пансион, откажись от места, на которое так поспешно и необдуманно согласилась.
      – Этого я делать не буду.
      Люси перестала завязывать ленты на нижней юбке и сердито воззрилась на несговорчивую подругу.
      – Неужели ты собираешься дни напролет тянуть лямку школьной учительницы, вместо того чтобы легко зарабатывать на жизнь продажей картин?
      – Я смогу заниматься и тем и другим, – объяснила Табита. – В пансионе у меня будет своя комната, и я найду время для занятий живописью.
      – То, что ты задумала, мне не очень нравится, – вздохнула Люси. Она надела платье с очень глубоким вырезом и, чтобы скрыть его, набросила на плечи фишю из тонкого кружева и заправила его за корсаж. – Не поможешь мне застегнуться?
      Табита исполнила просьбу Люси и сказала:
      – Не будем спорить, Люси. Мистеру Бизли я напишу, а о пансионе мне не хотелось бы говорить. Давай лучше сходим в парк погуляем, погода отличная.
      – Пойдем, – улыбнулась Люси. – На тебя невозможно долго сердиться! Но порой мне ужасно хочется схватить тебя и хорошенько потрясти.
      – Должно быть, это у вас семейное.
      Люси рассмеялась, и, взявшись за руки, девушки вышли из комнаты.
      Уже больше недели Табита гостила у Люси и Пирса. За это время они еще больше сдружились. Вместе осматривали достопримечательности. Побывали в соборе Святого Павла, в большом ботаническом саду Кью-Гарденз, в Британском музее, где находилась коллекция античных скульптур из Парфенона, привезенная лордом Элджином. Люси относилась к подруге в высшей степени заботливо. Доминик несколько раз просился в гости, но сестра не разрешила ему приходить.
      О том, что Люси ему говорила, Табита не имела ни малейшего представления и, хотя обещала подруге во всем полагаться на нее, с каждым днем все сильнее тосковала по Доминику.
      И однажды утром она наконец увидела знакомую фигуру. Доминик ехал на своем гнедом жеребце по парку, куда они с Люси приехали погулять. Скрыть свою радость Табита была не в силах.
      – Люси, остановись, пожалуйста! – взмолилась девушка.
      Люси, которую муж недавно научил править двуколкой, заколебалась, напряженно сжимая поводья. Однако, увидев счастливое лицо Табиты, все же остановила экипаж.
      – Ладно, – сказала она. – Только недолго. Пирс сказал, что лошади не должны застаиваться.
      Доминик, заметив девушек, подскакал к ним и так резко натянул поводья, что конь его остановился как вкопанный рядом с двуколкой. Он не сводил глаз с Табиты. В лучах раннего утреннего солнца она выглядела умопомрачительно красивой, только осунулась немного. Или это ему показалось, потому что на ней было темное платье? Девушка ему улыбалась. Доминик взял ее затянутую в перчатку руку, поднес к губам и нежно поцеловал.
      – Я так расстроился, когда узнал о твоем нездоровье. Сейчас тебе получше?
      Наградой ему был румянец, заливший ей щеки, и почему-то виноватый взгляд ее милых глаз.
      – Я чувствую себя превосходно, спасибо, – ответила она немного натянуто и осторожно, но решительно высвободила свою ладонь из его руки.
      Люси, радуясь, что о ней забыли, тихонько сидела, наблюдая за братом и самой ее близкой подругой. Беда в том, подумала Люси, что Доминик с самых юных лет добивался желаемого, стоило ему только захотеть, и простое человеческое счастье вряд ли удовлетворило бы его.
      Мать рассказывала Люси, что все последние дни Доминик пребывал в унынии и стал просто невыносим. Значит, тактика была выбрана правильно, с чем Люси себя и поздравила.
      Доминик мучился всю неделю. Не мог простить себе глупейшую вспышку ярости. Готов был сквозь землю провалиться от стыда, вспоминая боль и обиду в глазах Табиты. А ведь она считала его своим другом и защитником. Но он предал ее, как самый последний безмозглый ревнивец, бросив в лицо нелепейшие обвинения.
      А ведь все дело в том, что он любит ее. И совсем потерял голову от этой любви. Он понял это ранним утром, когда был совершенно один, а если бы Люси не увезла свою подругу к себе, они с Табитой забыли бы о времени. Доминик безумно по ней скучал. Почему он раньше не понял, что любит ее?
      Именно поэтому он сходил с ума при одной лишь мысли о том, что она может отдать свое сердце другому. Или уехать.
      Однако это открытие не вызвало у Доминика восторга. Он был уверен, что Табита Монтекью не ответит ему взаимностью. Она слишком хороша для него. Два года прошло с тех пор, как он получил удар саблей по лицу, но до сих пор никогда не страдал из-за этого. Столько людей погибло на войне, в том числе его друг Кристофер.
      Люси увезла Табиту к себе и не разрешала ему с ней видеться. Это доводило Доминика до бешенства. Он понимал, что сестра ведет какую-то свою игру и что со временем все прояснится. Но он не привык ждать и поэтому еще сильнее страдал.
      Мучился он и мыслью о том, как вести себя с Табитой после случившегося. Сделать вид, будто ничего не произошло, было бы глупо. Это могло окончательно оттолкнуть девушку от него. А может быть, она вообще больше не желает его видеть?
      Доминик долго думал, как ему поступить, но так ничего и не придумал. Не смог. Потому что для него это было вопросом жизни и смерти.
      Доминик все сильнее и сильнее страдал от невозможности увидеться с Табитой. Хотел было посоветоваться с матерью, но раздумал. Не маленький, сам должен решать свои дела.
      И вот, совершенно неожиданно, он увидел Табиту в парке. И как только взглянул на нее, все заранее заготовленные слова вылетели из головы, а на лице отразился восторг.
      – Табби, мой долг – извиниться перед тобой, я вел себя безобразно, мне стыдно вспомнить об этом. Я сделал бы это раньше, но твоя компаньонка не допускала меня к тебе. – Он бросил взгляд на сестру. – Поэтому я пользуюсь случаем и умоляю великодушно простить меня.
      Табита подняла на него глаза:
      – Пожалуйста, не нужно.
      – Очень нужно. Я вел себя как самый последний негодяй; никогда не думал, что могу так низко пасть.
      Табита видела боль в его глазах, а на лице – искреннее раскаяние. Ей стало жаль его до слез. Она с трудом сдержала безумное желание броситься ему в объятия, но только коснулась его руки и ответила с едва уловимой дрожью в голосе:
      – Ты ни в чем не виноват, и мне не за что тебя прощать. Откровенно говоря, я об этом давно забыла.
      – Так не хочется прерывать эту трогательную сцену, – раздался веселый голос Люси, – но нас давным-давно дожидается ленч. Так что пора возвращаться на Грин-стрит.
      Доминик не стал возражать. Он был счастлив, увидев радость на лице Табиты при встрече с ним, чего никак не ожидал.
      – Вы будете сегодня на званом вечере у миссис Паттерсон? – спросил он. Девушки переглянулись. – Я знаю, сестренка, ты избегаешь меня лишь ради того, чтобы я не мог встретиться с Табитой. Считаешь меня неотесанным грубияном, но я очень изменился за эти несколько дней, – сказал он с улыбкой и добавил: – Я жду ответа на мой вопрос.
      Люси слегка покраснела:
      – Возможно, мы пойдем на званый вечер, если, конечно, Табита будет себя хорошо чувствовать.
      Табита с трудом сдержала улыбку. Люси врала без зазрения совести.
      – В таком случае, – сказал он, – я приду туда часам к восьми. Мы можем вместе туда отправиться. До встречи. Люси… Табита… – Он отвесил девушкам поклон, повернул жеребца и поехал обратно.
      – Люси, мне бы не хотелось, чтобы ты наврала ему про мое здоровье, – вздохнула Табита, глядя вслед Доминику.
      – Надо же было как-то ему объяснить, почему мы так долго его избегали, – стала оправдываться Люси. – Иначе он бы проник в твою комнату.
      – Придумала бы что-нибудь другое. Я вовсе не желаю, чтобы меня считали немощной и болезненной.
      – А что в этом особенного? Многих джентльменов прельщают дамы болезненного вида. В этом случае джентльмен чувствует себя защитником слабого пола. Насколько мне известно, Доминик отчаянно за тебя переживал.
      – Но я вовсе не болезненная и не нуждаюсь в защите. Тем более сейчас, когда собираюсь заботиться о себе сама.
      – Моя дражайшая Табби. Перестань говорить глупости. Защита тебе нужна. Ты просто не знаешь, какие опасности подстерегают одинокую женщину.
      Ласковый тон Люси не позволил Табите обидеться на эти слова.
      – Я знаю, что ты имеешь в виду, Люси, и очень благодарна тебе за заботу, но поверь, я могу постоять за себя.
      – Ладно, не будем разочаровывать Доминика. Пусть еще немного помучается, – сказала Люси. – Мне совсем не нравится, что он уговаривает моего мужа не спешить домой. Вчера, например, Пирс вернулся чуть ли не под утро, и от него на весь дом разило табаком и бренди. Уверена, они спелись и не вылезают из какого-нибудь мерзкого игорного дома. А мой муж до знакомства с Домиником не имел пристрастия к азартным играм.
      У Табиты глаза стали круглыми от изумления.
      – Ты считаешь, что у Доминика есть дурные привычки и он плохо влияет на Пирса? Думаешь, он на это способен?
      – Табби, я знаю, что Доминик для тебя само совершенство, – язвительно заметила Люси. – Только не забывай, что я опытнее тебя и лучше знаю жизнь. Доминик провел в Европе не один год и не отказывал себе там в весьма сомнительных удовольствиях. Французы не англичане и строгостью нравов не отличаются.
      Взглянув на Табиту, Люси тут же пожалела о сказанном и попыталась исправить оплошность. Она похлопала подругу по руке и сказала:
      – Впрочем, Доминик был военным и вряд ли имел много времени для развлечений.
      Люси не ошиблась, сказав, что ее брат и муж провели ночь в игорном заведении. Но не страсть к азартным играм привела их туда. Доминик хотел увидеть собственными глазами, до какой степени падения докатился его сосед по поместью Ричард Монтекью.
      До Доминика дошли слухи о том, что Ричард в отчаянном положении, что чуть ли не каждую ночь он проводит в игорном доме на Керзон-стрит, пытаясь отыграться, однако залезает в еще большие долги.
      Доминик и Пирс вошли в небольшой, оснащенный всем необходимым игорный зал незадолго до полуночи. Ричарда Монтекью они обнаружили в первой же комнате. Все места за столами были заняты, и игроки по большей части упражнялись в пикет и фараон. Однако за столом, где сидел Ричард, полным ходом шла игра в кости. Ричард был банкометом, и вопреки ожиданиям Доминика перед ним лежала солидная куча банкнот и золотых монет.
      Доминик и Пирс довольно долго следили за игрой, оставаясь незамеченными. Ричард совершенно безрассудно повысил ставку сначала с двадцати до пятидесяти фунтов, а потом и до ста. После этого двое джентльменов оставили игру, и за игорным столом теперь сидели Ричард, лорд Петершэм и Перегрин Коули.
      Как ни странно, у Коули был какой-то неряшливый вид. Приспущенный галстук съехал набок, обычно тщательно причесанные волосы упали на лоб, глаза лихорадочно блестели. Он неотрывно следил за рукой Ричарда, бросавшего на зеленое сукно игральные кости.
      – Что, Коули, удача пролетела мимо? – поинтересовался Доминик, присаживаясь на свободный стул рядом с молодым человеком.
      Перегрин Коули поднял глаза.
      – Сплошная невезуха, – с отчаянием ответил он. – Вчера было то же самое.
      Ричард наконец заметил Доминика и Пирса.
      – Это ты! – взвизгнул он. – Черта с два я буду с тобой играть!
      Он начал было подниматься из-за стола, но Коули уговорил его остаться:
      – Монтекью, ты не можешь вот так встать и уйти, не дав мне последний шанс отыграться.
      – А знаешь, Ричард, он прав, – заметил Доминик. – Так рано заканчивать игру нечестно, ведь только-только начали…
      – Ладно, – ответил Ричард со смешком и обратился к Доминику: – Может быть, составишь нам компанию, Хантли? У нас не хватает игроков.
      – Не сегодня. Я лучше послежу за игрой.
      Услышав это, Ричард заерзал на стуле, и у Доминика зародилось ужасное подозрение. Он внимательно пригляделся к тому, как катятся по столу кости, покосился на Пирса и увидел, что тот вполне разделяет его подозрения. Ричард продолжал раз за разом выигрывать.
      Доминик не стал бы вмешиваться, если бы не ужасное положение, в котором оказался Перегрин Коули. Он хоть и оказался безнадежным глупцом, однако не заслуживал полного разорения, к которому неумолимо приближался с каждой новой партией. Доминик решил действовать и, когда Ричард снова собрался бросить кости, схватил его за запястье.
      – Такая удача, дружище, никак не укладывается в моей глупой голове, – грубовато пояснил он Ричарду, поднес кость к глазам, всмотрелся и, повернувшись к Пирсу, попросил: – Принеси-ка молоток.
      Ричард, кипя от ярости, навалился грудью на край стола. Лицо его, и без того красное от изрядного количества выпитого кларета, побагровело, а голос дрожал от едва сдерживаемого бешенства.
      – Хантли, ты перешел все границы! – прорычал он. – Это оскорбление! Я вызову тебя на дуэль!
      – Бога ради, Ричард, – холодно ответил Доминик, его спокойствие быстро охладило пыл Ричарда. – Именно этого я и хочу.
      – Отдай мне эти игральные кости! – потребовал Ричард. – Ты не имеешь права их у меня отбирать!
      – Я тебе их верну, не волнуйся, – успокоил его Доминик. – Только прежде мой зять их расколет.
      К этому времени вокруг них собрались любопытные. Мистер Коули и лорд Петершэм, ошеломленные, наблюдали за происходящим. Наконец его светлость обрел дар речи.
      – Хантли, неужели вы намекаете на то, что Монтекью жульничал?
      – Не только намекаю, но и утверждаю, – ответил Доминик. – Поверьте, я его знаю гораздо лучше, чем вы все. Он способен на что угодно.
      – Ты мне за это ответишь! – Ричард, опрокинув стул, вскочил на ноги и попытался выхватить игральную кость у Доминика, но тот ловко отдернул руку.
      Пирс вернулся с молотком, и Доминик положил кость на стол. Ричард пулей вылетел из комнаты, лишний раз подтвердив, что играет нечестно. Содержимое разбитой кости развеяло последние сомнения.
      Перегрин Коули, явив несвойственное ему бесстрашие, рванулся было в погоню за Монтекью, однако Доминик успел поймать его за рукав:
      – Он не стоит того. Пусть убегает. Заберите все, что он вам должен, и забудьте об этом.
      – Но парень занимался шулерством! – вскипел разъяренный юноша. – И заслуживает хорошей взбучки!
      Доминик положил руку на плечо Коули и мягко, но решительно усадил его на стул.
      – Не валяйте дурака. Если вы вызовете его, он вас мигом отправит на тот свет. Поверьте, не промахнется.
      – Доминик прав, – согласился Пирс. – Мерзавец стреляет отменно. Впрочем, он и так понесет наказание. Земля слухом полнится, а свидетелей здесь предостаточно.
      – Ему конец, – кивнул лорд Петершэм. – Теперь он долго не покажет носа в столице. Не знаю, что за кошка пробежала между вами двумя, – добавил он, взглянув на Доминика. – Но он на самом деле отличный стрелок. Так что на вашем месте, Хантли, я бы почаще оглядывался. Он не простит вам этого и попытается отомстить.

      День клонился к вечеру, сумерки потихоньку густели, и Табита не успевала закончить рисунок. Она работала над наброском, который сделала неделю назад в Британском музее на выставке античных скульптур графа Элгина, которую они посетили вместе с Люси.
      Древние скульптуры вдохновили ее, и она впервые попыталась зарисовать античных героев и богов, известных ей по древнегреческим мифам. Сейчас она трудилась над образом Геракла, вступившего в схватку с кентаврами. Работа уже была близка к завершению, но ей хотелось каждую линию довести до совершенства. Расстроенная нехваткой дневного света, она со вздохом положила альбом на стол. Часы на каминной полке показывали без двух минут шесть вечера. Ей показалось странным, что Люси до сих пор не удосужилась к ней зайти, чтобы обсудить предстоящий званый вечер. Быть может, решила поспать в преддверии бессонной ночи.
      Табита подошла к спальне Люси и осторожно постучала. Никто не ответил. Она открыла дверь, которая оказалась незапертой, и вошла. Люси в спальне не было. Табита спустилась на первый этаж и спросила у одного из лакеев, не видел ли он хозяйки. Он сказал, что не видел, но предположил, что она могла уехать, и посоветовал уточнить у привратника.
      Привратника Табита обнаружила в прихожей, и он подтвердил, что Люси нет дома.
      – Саггетт, а вы уверены, что она уехала одна?
      – Уверен, мисс Табита, и не могу сказать, что мне это по душе, – ответил он. – Ведь хозяйка сказала, что скоро вернется.
      – Когда же она ушла? – спросила Табита.
      – С час назад, а то и больше.
      Табита нахмурилась и, не сказав больше ни слова, вернулась в дом. В конце концов, ее это не касается. Люси – замужняя женщина, хозяйка особняка и вольна делать, что пожелает. Тем не менее Табита никак не могла отделаться от ощущения, что здесь что-то не так. Поэтому испытала облегчение, когда ее догнал Саггетт и, извинившись, передал запечатанную записку, которую, по его словам, оставили не ему, а одной из служанок. Поблагодарив слугу, Табита поспешила распечатать послание.
      Записка была от Люси. Возможно, она просто забыла о предстоящем званом вечере и куда-то помчалась. Однако, читая ее, Табита пришла в неописуемый ужас, взбежала на второй этаж, влетела к себе в комнату, поспешила к окну и перечитала написанное:
      «Дорогая кузина, в настоящий момент твой милый дружок коротает время в моей компании в Хай-гейте, что в северной части Лондона. Есть там одна прелестная таверна «Стог сена». Тут твой дружок и будет дожидаться твоего прихода. Если явишься не одна, вынужден заранее предупредить, что при встрече ты своего дружка узнаешь с большим трудом. Твой P.M.».
      Руки Табиты так сильно тряслись, что она с трудом разбирала написанное. Что же делать? Дружок, о котором говорилось в письме, и есть Люси. При одной мысли о том, что ее подруга сейчас находится в руках Ричарда, внутри у нее все перевернулось.
      В сердце закрался хорошо знакомый животный страх, лишив ее способности мыслить разумно. Табита постаралась взять себя в руки. Если бы Пирс был сейчас дома! Но разве смогла бы она рассказать ему про весь этот кошмар? Ричард ее предупредил, и, если она явится с Пирсом, он ни перед чем не остановится. А в том, что он способен на все, даже на убийство, Табита нисколько не сомневалась.
      Какое-то время она металась по комнате, стараясь справиться с охватившей ее паникой и спокойно подумать, что делать дальше. Она пойдет одна. Именно ее Ричард ненавидит и горит желанием ей отомстить. Подвергать риску Люси она ни за что не станет.
      Табита зажгла свечу, сожгла записку и приняла решение. Перекинув через руку плащ, она выбежала из комнаты, сбежала по лестнице вниз и заскочила в кабинет Пирса. Не далее как вчера Люси ей показывала отделанные серебром дуэльные пистолеты мужа. Они висели на стене над креслом, стоявшим у письменного стола, и, хотя Люси сняла один из них, несмотря на то, что Пирс категорически запретил ей к ним прикасаться, Табита не имела ни малейшего понятия о том, заряжены они или нет, и не знала, как это проверить.
      Тем не менее, она взяла один из них и поглубже затолкала в карман плаща. Потом выскочила в парадную дверь и, не обратив внимания на встревоженные вопросы Саггетта, сбежала по ступенькам и выбежала на улицу.
      Табита заставила себя замедлить шаг и идти не спеша, чтобы не привлекать к себе внимания, пока не повернула за угол и не оставила позади Грин-стрит и всех тех, кто мог смотреть ей вслед из окон дома Карлайлов.
      Вечер уже вступил в свои права, и оказаться в такое время на улице в полном одиночестве было малоприятно, тем более после того, что случилось. Страх за Люси возрастал с каждой минутой.
      Табита подумала было пойти к Доминику. Он лучше, чем кто-либо знал, как в этом случае поступить. Однако к угрозам Ричарда девушка отнеслась очень серьезно и решила не подвергать Доминика риску. Ричарду ничего не стоит покалечить и изуродовать Люси. И Табита решила идти одна.
      Ей повезло. Навстречу ехал наемный экипаж. Она отчаянно замахала рукой и чуть не разрыдалась от радости, когда возница остановился. В такой поздний час нелегко найти на улицах Лондона свободный экипаж. Но когда она попросила возницу отвезти ее в Хайгейт, тот наотрез отказался, твердя, что время позднее и он не собирается ехать куда-то на окраину.
      Табита сняла с шеи золотой медальон, который ей подарила Люси в первый день ее приезда в Лондон.
      – Сэр, пожалуйста, отвезите меня туда, – взмолилась она. – Это срочно.
      При виде украшения возница просиял, а его суровое сердце смягчилось, когда он увидел, в каком отчаянии девушка.
      – Хорошо, мисс, я отвезу вас, – сказал он. – Садитесь.
      – Спасибо, огромное спасибо! – горячо поблагодарила Табита. – Там где-то есть таверна, называется «Стог сена».