– Софи, не надо так сильно сжимать кисть. Ну-ка, расслабь руку. Вот так, молодец.
      Табита отошла назад на пару шагов, чтобы посмотреть, как у девочки получается пейзаж. Рисовала она неплохо, краски подбирала умело, вот только мазки следовало накладывать помягче. Софи никак не могла изобразить девочку, которую Табита усадила на низенький заборчик на переднем плане.
      – Мне так не хочется ее рисовать, – недовольным тоном сказала Софи Тревильен.
      Она обожала живопись и была одной из самых одаренных учениц. Вот только терпения у нее не хватало. И если не получалось с первого раза, свою досаду она вымещала на подругах.
      Иногда она становилась просто невыносимой, и сегодня, судя по выражению ее лица, надвигалась гроза.
      – Чтобы показать на рисунке, как огромен дуб, рядом с ним надо изобразить человека. Все познается в сравнении.
      – Она мне не нравится, – угрюмо ответила Софи. – Я не буду ее рисовать.
      Софи швырнула кисти на стол и отошла к окну.
      Остальные девочки захихикали было, но, встретив строгий взгляд Табиты, умолкли и занялись своими рисунками.
      Табита подошла к Софи и усадила ее на диван возле окна.
      – Софи, не надо сразу сдаваться, – мягко проговорила она. – Ведь ты талантлива, но, чтобы рисовать так, как тебе хочется, нужны годы и годы упорного труда. Чувство цвета и перспективы у тебя буквально на кончиках пальцев, а тебе только пятнадцать.
      – Я не собираюсь всю жизнь трудиться, – высокомерно заявила девочка и направилась к двери. На пороге она остановилась и бросила через плечо: – Это вам нужно трудиться с утра до вечера. А я через два года уеду отсюда и начну выезжать в свет.
      Софи, конечно, права. Ведь для такой девушки, как она, главное – найти себе поскорее богатого мужа.
      Она подошла к Софи.
      – Возможно, все так и, будет. Но сейчас ты моя ученица, так что, пожалуйста, не трать попусту время. Нарисуй все заново, если тебе трудно доделать то, что ты уже нарисовала, и нарисовала очень хорошо.
      Софи вспыхнула и вызывающе посмотрела на Табиту. В этот момент прозвенел звонок на обед, и она торжествующе усмехнулась.
      – Кажется, урок закончен, мисс Монтекью, – злорадно заметила она и повернулась, чтобы уйти.
      Однако Табита решительно накрыла ладонью ее папку с рисунками.
      – Твой поступок, Софи, не делает тебе чести, – твердым тоном сказала она. – Урок закончен, но помни, что только недалекие люди не желают учиться.
      Сказав это, она отпустила Софи. В классе осталась только Джейн Вестрютер.
      – Мисс Монтекью, пожалуйста, не расстраивайтесь из-за этой избалованной девчонки, – с жаром произнесла Джейн, когда они выходили из класса. – Она законченная эгоистка. И такой и останется.
      Табита улыбнулась, тронутая до глубины души.
      – Не могу сказать, что я расстроена. Скорее разочарованна. Ведь она могла бы стать хорошей художницей.
      Они рука об руку спустились с лестницы, и там их встретила Роббинс с конвертом в руке.
      – Это для вас, мисс Монтекью.
      Табита поблагодарила и взяла письмо. На конверте увидела знакомый почерк и сунула письмо в карман.
      – От кого оно? – с любопытством спросила Джейн.
      – От Люси Риз, моей самой близкой подруги.
      Лишь к концу дня Табите удалось уединиться, чтобы спокойно прочесть письмо Люси. Она пробежала глазами убористо исписанные листы в надежде, что Люси где-нибудь упомянула Доминика и его помолвку, но об этом не было сказано ни слова, и Табита, удобнее устроившись на постели, принялась читать письмо с самого начала.
       «Дорогая Табби, – писала Люси. – Прошло уже шесть месяцев со дня твоего отъезда. Если бы Пирс разрешил мне выезжать из города, клянусь, я бы непременно отправилась в пансион, чтобы повидаться с тобой. Но он не разрешит, поэтому я сижу в Лондоне и с каждым днем становлюсь все толще и толще. Ты не представляешь, какая меня одолела тоска. Хорошо, что мама задержалась в Лондоне, с ней мне веселее. Она настаивает на том, чтобы все мы на Рождество поехали в Брекенбридж. Пирс наконец согласился, но мне придется провести в дороге три дня. Но я скорее согласилась бы перетерпеть один день в маминой карете, чем обивать пороги постоялых дворов и три ночи спать в неудобных кроватях, но такова цена, которую я плачу за право называться законопослушной женой. Теперь, дорогая Табби, перехожу к самому главному. Прошу тебя, умоляю, приезжай ко мне в гости! Я знаю, что до Рождества ты не сможешь выбраться, но в это время мы будем в Уорикшире, а для тебя это неблизкий путь. Но ты не волнуйся, мы за тобой пришлем карету. Пожалуйста, выполни мою просьбу. Даже мама не всегда понимает, как мне бывает плохо. А ты поймешь. Так что жду тебя с нетерпением».
      Табита положила письмо на стол. Вернуться в Брекенбридж? Люси, конечно, не стала бы приглашать ее в дом Доминика, если бы в его жизни появилась женщина. Интересно, поставила ли Люси брата в известность о том, что собирается отправить ей это приглашение? Скорее всего нет. Она всегда делала, что хотела, ни с кем не советуясь.
      Что же ей делать? Она слишком сильно любила Люси и не могла отказать ей в ее просьбе. Но провести там несколько дней, а то и больше, да еще в обществе Доминика… Прошло чуть больше трех месяцев с момента его приезда в пансион, и все это время она трудилась не покладая рук с утра до вечера, чтобы не думать о нем.
      В комнату вошла Камилла Норкросс.
      – Табита… О, ты читаешь письмо! Если я помешала, приду попозже.
      Табита быстро села на постели.
      – Нет, останься, пожалуйста. Я уже прочла и, честно говоря, хотела попросить у тебя совета.
      – Ты просто обязана поехать, тут и думать нечего!
      – Это так заманчиво, – призналась Табита. – Но я боюсь.
      – Тебе нечего бояться, – уговаривала ее Камилла. – Судя по тому, что ты мне рассказала, вряд ли подруга поставит тебя в неловкое положение.
      В душе Камилла была потрясена тем, что услышала от Табиты. Она понимала, что девушка кое-что скрыла. У нее и в мыслях не было осуждать Табиту. Бедняжка стала жертвой обстоятельств и прихотей людей, в чьей власти оказалась по воле злосчастной судьбы.
      Камилла искренне восхищалась бескорыстием Табиты, когда та отказала Доминику Ризу, который к ней сватался. Беда была в том, что бедная девочка полюбила этого человека.
      Камилла подумала, что вряд ли Доминик попытается соблазнить Табиту еще раз, честь ему не позволит.
      – Там будет мать леди Люси, – заметила она. – Вряд ли он позволит себе при ней что-нибудь лишнее.
      Табита вздохнула. Камилла неправильно поняла ее. Разумеется, Доминик не станет ее домогаться, да и она не бросится ему в объятия. И все же Табите стало легче, когда она поделилась с Камиллой своими сомнениями.
      – Спасибо, что выслушала меня, – с улыбкой сказала Табита.
      Камилла похлопала ее по руке.
      – Люси – твоя верная подруга, Табита, и ты ей сейчас очень нужна. Не бросай ее.
      Табита покачала головой.
      – Ты права. Все мои страхи могут оказаться напрасными.
      Шесть недель спустя, когда Табита ехала в Уорикшир, ее снова охватили сомнения. Она смотрела в окно на унылый зимний пейзаж. В карете леди Хантли было тепло и удобно. Можно было укрыть ноги меховой полостью, плечи согревала толстая шерстяная накидка. Однако всю дорогу ее мучили дурные предчувствия.
      Ехать пришлось целых три дня, дороги развезло, и карета двигалась очень медленно. Когда наконец она подъехала к парадному входу в Аббатство, близился вечер двадцать третьего декабря. Табита была в полном изнеможении и мечтала лишь о горячей ванне и удобной постели.
      Входная дверь широко распахнулась, и на лестнице появилась леди Хантли.
      – Табита! Дорогая! – воскликнула она. – Наконец-то! Мы уже начали беспокоиться! – Она поспешно спустилась вниз и крепко обняла Табиту. Потом слегка отстранилась и окинула ее внимательным взглядом. – Как ты себя чувствуешь?
      – Все хорошо, мэм, мы так медленно ехали из-за погоды.
      – Бедная девочка, ты, должно быть, совсем измученна! Входи же, входи скорее!
      На пороге их встретил Доминик, он поцеловал ее в щеку и сказал:
      – Я уже собирался ехать на поиски.
      Табита смущенно улыбнулась. Она была счастлива, что вновь оказалась среди тех, кто подарил ей столько доброты и любви.
      В просторном холле весело трещал в камине огонь, ветки пихты и падуба украшали стены и ниши. Табите казалось, что она вернулась домой, однако девушка старалась избавиться от этого ощущения, поскольку считала, что не имеет на него никакого права.
      Они сопроводили ее до самой гостиной. Здесь у камина сидела в кресле Люси, облаченная в свободное длинное бархатное платье.
      – Табита! – Поддерживая живот, она поднялась. – Ой, наконец-то ты приехала!
      Девушки крепко обнялись, насколько позволял живот Люси, и Табита, смеясь, попятилась:
      – Люси, бедняжка! Садись скорее!
      Люси опустилась в кресло. Табита села у ее ног и взяла подругу за руки.
      – Как здорово снова увидеть всех вас! – Она окинула взглядом гостиную и счастливо улыбнулась: – Спасибо, что пригласили меня! Вы сделали доброе дело.
      – Глупости, тут добротой и не пахнет. Одно себялюбие, – ответила леди Хантли. – Нам всем очень не хватает тебя.
      Говоря это, леди Хантли посмотрела на Доминика, и Табита почувствовала, что краснеет.
      – Не говорите так, – промолвила Табита, – доброты вам не занимать, мэм.
      В комнату вошел Пирс, и Табита поднялась, чтобы поздороваться с ним. Он поцеловал ее в щеку, заметив, что теперь, когда она приехала, ему будет спокойнее.
      – Может быть, Люси хоть немного угомонится. – Он покосился на жену. – А то ведь на нее не угодишь.
      – Хотела бы я посмотреть на тебя в моем положении, если бы ты стал размером с кита, – парировала Люси и повернулась к матери: – Не могу поверить, что тебе пришлось пережить это дважды.
      Табита снова села у ног Люси. Ей было немного не по себе, потому что Доминик глаз с нее не сводил. Может быть, он, как и она сама, думает о ребенке, который мог родиться у них.
      Леди Хантли дернула за шнурок звонка, попросила вошедшую служанку принести чай и обратилась к Табите:
      – Милая девочка, ты не голодна? Мы обычно обедаем в семь часов, Люси теперь ложится спать очень рано. Но если хочешь есть, я велю служанке чего-нибудь принести.
      – Спасибо. Вполне достаточно чая, – ответила Табита. – Если позволите, я бы с удовольствием привела себя в порядок перед обедом. Ведь я с дороги.
      – Тебе нужна горячая ванна, – сказала Люси. – Сразу взбодришься.

* * *

      Горячая ванна придала Табите сил. Спускаясь в столовую, она чувствовала себя спокойно, пока не увидела, что там, кроме Доминика, никого нет.
      – Все, как обычно, опаздывают, – объяснил он с улыбкой, чтобы помочь ей справиться со смущением, но эффект оказался обратным, сердце у Табиты учащенно забилось.
      Она в расстроенных чувствах подошла к камину и стала смотреть на огонь. Надо было начать разговор, но она не находила нужных слов и молчала. А Доминик не отрывал от нее взгляда, чем еще больше смущал.
      – Доминик, – заговорила она наконец, – надеюсь, я своим приездом не причинила тебе беспокойства? Вообще-то мне не следовало приезжать, но Люси очень просила.
      – Беспокойства? – Доминик изумленно поднял брови. – Но почему?
      Он шагнул было к ней, но тут же отступил назад. Табита права, она причинила ему беспокойство. И немалое. Одно то, что она сейчас стояла в каких-нибудь двух ярдах от него, необычайно красивая, вывело его из состояния равновесия. Дороже у него не было никого в целом мире. Однако она не принадлежала ему. В столовую вошли Пирс и Люси.
      Люси тут же пожалела, что они явились не вовремя. Доминик был явно оживлен, глаза блестели. Таким Люси не видела его уже несколько месяцев. Интересно, о чем они говорили? – подумала Люси. Впрочем, беспокоиться не о чем, впереди целых две недели, и за это время они не раз найдут возможность остаться наедине. По крайней мере, это можно будет устроить.
      Появилась леди Хантли, и все стали усаживаться за стол.
      – Расскажи нам про Маргейт, – попросила леди Хантли Табиту. – Как тебе нравится грозная мисс Бошан?
      – Она замечательная.
      – Хорошо к тебе относится?
      – Прекрасно, мэм.
      – Значит, ты там счастлива?
      Табита, не в силах солгать, стала усиленно размешивать ложкой суп. Счастлива она там не была, но жизнь в пансионе ее вполне устраивала. Она подняла голову.
      – В пансионе очень хорошо работать, да и жить неплохо, – уклончиво ответила она. – Учительницы ко мне хорошо относятся. Особенно мисс Норкросс. Люси, ты ее помнишь?
      – Конечно! За ее пианино я провела столько ужасных часов.
      Табита улыбнулась.
      – Мы живем с ней в одной комнате.
      – Ты и мисс Норкросс? – недоверчиво переспросила Люси. – Господи, а она не храпит?
      – Нет! – рассмеялась Табита. – Впрочем, не знаю. Может быть, я и сама храплю. Просто мне никто об этом не говорил.
      Заметив, что Люси бросила взгляд на брата, Табита покраснела. Значит, Люси все знает. Он ей рассказал, или Люси сама догадалась? В расстроенных чувствах Табита принялась за еду.
      За обедом настроение Табиты менялось. Она то чувствовала себя счастливой, то ощущала неловкость в зависимости от того, о чем шел разговор. Сразу после обеда Табита, отказавшись от чая, поднялась к себе в комнату и легла спать.

      Табита проснулась ранним утром и, вскочив с постели, босиком подбежала к окну. Мир за ночь стал сверкающе белым. Был канун Рождества.
      Под тяжестью снега провисли ветви деревьев, трава исчезла под белым пушистым ковром.
      Табита торопливо оделась и сбежала на первый этаж. Оказалось, что она проспала. И когда пришла в столовую, застала там только Люси с матерью. Сев за стол, Табита положила себе на тарелку горячую булочку и налила чашку кофе.
      – Судя по твоему виду, ты хорошо выспалась, – весело сказала Люси. – И выглядишь превосходно.
      – Спасибо, я спала как убитая, – призналась девушка.
      Она отпила глоток кофе и бросила взгляд на Люси:
      – А как ты сама себя чувствуешь? Выглядишь ты какой-то осунувшейся. Тебе поспать-то удается?
      – Я уже давно забыла, что такое долгий и крепкий сон ночью, – пожаловалась Люси. – Вот он, – она показала пальцем на свой огромный живот, – там, внутри, все время то крутится, то вертится и всякий раз меня будит.
      – Бедненькая, – сочувственно сказала Табита. – Но ничего, теперь уже немного осталось.
      – Две недели, как утверждает доктор Гудалл.
      – Не стоит считать дни, дорогая, – заметила леди Хантли. – Ты, например, появилась на свет на две недели раньше срока, а Доминик – на неделю позже.
      В это время в столовую вошел Пирс, подошел к жене, поцеловал ее.
      – Я полагала, ты поехал покататься с Домиником.
      – Нет, я только что вернулся. А Доминик поехал к сквайру. Видимо, по делам.
      Табита бросила взгляд на Люси, но лицо ее оставалось невозмутимым. Табита все меньше и меньше верила тому, что наговорил ей Ричард. Но точно это знала только Люси.
      Люси, словно прочитав ее мысли, предложила Табите поболтать прямо сейчас у нее в спальне. Девушки устроились у камина. Табита села в кресло с высокой спинкой и забралась в него с ногами на зависть Люси, которая расположилась в шезлонге, потому что в кресло сесть не могла.
      – Теперь рассказывай правду, – потребовала Люси. – Тебе плохо в этом Богом забытом пансионе?
      Табита не сдержала улыбки.
      – Нет, Люси, не плохо, а пансион вполне приличное учебное заведение.
      – Но ты сильно похудела. И вид у тебя несчастный. Там плохо кормят?
      – Кормят прекрасно. Но последние недели перед отъездом я с утра до вечера работала и была в расстроенных чувствах.
      – В расстроенных чувствах? А как же бедный Доминик? Ведь он сходит с ума от тоски.
      – Не ехидничай, пожалуйста.
      – Но это правда! Первые несколько недель после твоего отъезда он вообще был не в себе. Мама часто приезжала в Уорикшир, уговаривала вернуться в город, но он и слышать об этом не хотел. Видимо, собирался навестить тебя в Маргейте. Он приезжал?
      Табита кивнула.
      – Так мы и думали, хотя он ни слова об этом не сказал. Но стал еще более подавленным. На тебя смотрит с грустью. Видимо, потерял всякую надежду завоевать твое сердце.
      – Люси, у меня были основания считать, что Доминик увлечен одной женщиной. Может быть, это он по ней сходит с ума?
      – Ты это серьезно?
      По выражению лица Люси Табита поняла, что той ничего не известно.
      – Кто она? – спросила Люси.
      Табита отвела взгляд и, вздохнув, ответила:
      – Дженифер Костин.
      – Дженифер Костин? Да ты с ума сошла! С чего ты взяла?
      – Мне Ричард сказал. Он приезжал в пансион. И я ему поверила.
      – Бедная Табби…
      – Пойми, Люси, разве я могла чего-то требовать? Ведь у меня на него нет никаких прав.
      Люси, очень довольная, улыбнулась и сменила тему разговора. Теперь она больше не сомневалась, что все закончится счастливо.
      Люси оказалась права. Отношения между Табитой и Домиником постепенно налаживались, они больше не чуждались друг друга, напряжение спало.
      В семействе Риз по традиции на Рождество дарили друг другу подарки. На этот раз, незадолго до обеда, все собрались у ярко пылавшего камина.
      Табита купила подарки на заработанные от продажи картин деньги. Для Люси – изысканное крохотное платьице в мелкую складочку, которое вышила собственными руками. Для Пирса – набор носовых платков с вышитыми его инициалами. Для леди Хантли – шелковый шарф из славившегося ими Нориджа, стоивший ей столько, сколько все остальные подарки, вместе взятые.
      Доминику Табита подарила картину, на которой изобразила озеро таким, какое оно бывает весной.
      Именно в эту пору он вернулся из Европы, и они встретились на берегу. Рисовать пришлось по памяти, но это девушку не волновало. За эти годы она так часто рисовала этот пейзаж, что все детали запечатлелись у нее в памяти. Землю она усыпала подснежниками, крокусами и бледно-желтыми нарциссами.
      Табита с замиранием сердца следила за тем, как он разрывает бумагу, в которую был завернут подарок, но, когда увидела выражение его лица, поняла, что подарок ему понравился. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся так, что сердце у нее едва не выпрыгнуло из груди. Его подарок она еще не открывала. Он был объемистым и стоял на полу около ее кресла. Девушка опустилась на корточки и принялась развязывать ленту.
      Она сразу поняла, что это картина, поскольку нащупала раму. Сняв бумагу, Табита изумленно вскрикнула. Это был морской пейзаж, от которого она не могла отвести глаз в галерее Тернера на Куин-Энн-стрит.
      – Доминик! – воскликнула она и, смутившись, уже тише произнесла: – Я и не мечтала. Боже! Какое же это чудо! – И она, просияв, посмотрела на Доминика. – Спасибо! У меня нет слов, чтобы выразить свою признательность. Это самая замечательная картина, которую мне когда-либо довелось видеть!
      Табита не могла не подумать о том, сколько Доминик за нее заплатил. Она знала, что принимать такие дорогие подарки нельзя. Но ведь он подарил картину от чистого сердца, без всяких корыстных намерений, и не принять ее было бы верхом невежливости.
      Она легонько провела кончиками пальцев по холсту, вспоминая то утро, когда они вместе пришли в галерею такие счастливые.
      – Не вздумай ее поднимать, – предупредил Доминик. – Рама очень тяжелая. Я потом отнесу ее к тебе наверх.
      – Спасибо.
      Она подняла на него глаза, стараясь не выдать своих чувств. Он смотрел на нее с такой страстью, что в искренности его можно было не сомневаться. Будь они здесь одни, Табита бросилась бы в его объятия.
      Табита закуталась в теплый плащ, руки спрятала в меховую муфту и влезла в экипаж, который должен был их отвезти в церковь. Посещение рождественской службы в любую погоду было семейной традицией. Дома осталась только Люси. Она устроилась на софе у камина.
      За ночь снег не растаял и сверкал в лучах бледного зимнего солнца. По дороге Табита смотрела в окно кареты, вглядываясь в проплывавшие мимо такие знакомые места. Она уже не чаяла увидеть их вновь и твердо решила, что как только они вернутся домой, тотчас же отправится на прогулку.
      Так она и сделала, переобувшись в крепкие дорожные ботинки и набросив на плечи толстую шерстяную шаль. Снег поскрипывал под ногами, воздух был холодным и чистым. Прикрыв рот и нос шалью, Табита направилась к озеру. Оно еще не замерзло, но у берега плавали небольшие льдинки. Еще одна такая холодная ночь, и озеро схватится льдом.
      Стараясь не приближаться к поместью Роксли, девушка обошла вокруг озера и добралась до маленькой летней беседки. В это время года она имела весьма жалкий вид. Особенно стены с облупившейся краской.
      Она как раз собиралась ступить на мостик, как вдруг за спиной раздались шаги. Быстро обернувшись, она увидела подходившего к ней Доминика. Заулыбавшись, Табита помахала ему рукой и остановилась.
      – Куда это ты направляешься таким решительным шагом? – поинтересовался он.
      – Только до этого места, – заверила она его. Изо рта у нее шел пар. – Признаюсь, меня по-прежнему бросает в дрожь, едва я подумаю, что нужно идти вон туда. – Она указала в ту сторону, где владения Доминика граничили с землями поместья Роксли. – Я знаю, что Ричард уехал, что тети мне тоже нечего бояться, и все же… – Она улыбнулась. – Я как была трусихой, так и осталась.
      – Уж кем-кем, а трусихой ты никогда не была.
      – Уверяю тебя, была.
      Он посмотрел на нее и понял, что она имеет в виду. Лучше бы она об этом забыла.
      – Твоя тетя здесь больше не живет, – заметил он. – Она уехала. Насовсем. По-моему, к Амелии.
      – Вот как? – удивилась Табита. – Почему?
      – Мне не хотелось сдавать ей земли в аренду. Еще меньше хотелось иметь такую соседку. Ведь прошлым летом я купил ее земли.
      Табита в изумлении уставилась на него.
      – Ты купил Роксли?!
      – Да.
      Она помолчала, переваривая услышанное. В это трудно было поверить.
      – Все очень просто, – объяснил Доминик. – Я выкупил все закладные Ричарда. И у твоей тети не было выбора.
      – Понятно, – тихо произнесла Табита. – Там кто-нибудь живет?
      – Пока нет. Может быть, сдам кому-нибудь в аренду, но еще не решил. А что бы ты на моем месте сделала, Табби?
      – Я? – переспросила Табита, старательно разглядывая муфту. И вдруг вскинула голову, в глазах ее вспыхнул гнев. – Сожгла бы его, – резко сказала она.
      – Нисколько в этом не сомневаюсь, – улыбнулся Доминик.
      Табита тоже улыбнулась.
      – Но если серьезно… – Она обвела взглядом раскинувшуюся вокруг холмистую местность. Сквозь голые ветви каштанов вдали виднелась крыша поместья. – Сады там очень красивые, только вот дом уродливый. Можно его перестроить и найти ему применение. Устроить, к примеру, приют для бездомных или для сирот и беспризорных детей. Ты не задумывался о благотворительности, Доминик?
      – Можно я с тобой немного пройдусь? Мне хочется побольше узнать про твой сиротский приют.
      – Ты хочешь сказать, про твой сиротский приют, – уточнила она.
      Он усмехнулся и, увидев, что она смотрит на мостик и летнюю беседку, сказал:
      – Только не говори, что собиралась посидеть там в такую погоду.
      – Нет, что ты, – поежилась она. – Я всего лишь хотела постоять там немного, а потом пойти дальше. Воздух и правда морозный. Скорее всего озеро к утру замерзнет.
      – Похоже, что так.
      Она сделала несколько шагов по мостику и обернулась:
      – Идешь?
      – Конечно, – улыбнулся Доминик, подумав, что зря это делает. Все его поступки ничего, кроме головной боли и страданий, не приносят.
      Табита задумчиво смотрела на расстилавшуюся перед ней холодную гладь озера, когда он, перебравшись следом за ней по мостику в ротонду, оказался рядом с ней и посмотрел на ее лицо, раскрасневшееся от холода. Ему отчаянно захотелось коснуться ее щеки, но вместо этого он поглубже засунул руки в карманы.
      В этот момент Табита повернулась к нему спиной, невольно укрывшись за ним от пронизывающего ветра. И руки Доминика сами собой легли ей на плечи.
      Табита затаила дыхание. Теперь она больше не сомневалась в его любви, но он не хотел ей признаться в своих чувствах, видимо, потому, что в свое время она не приняла его предложение. Табита подалась немного назад и прислонилась к его груди. Этого оказалось достаточно, чтобы Доминик понял, насколько ей приятно его прикосновение. Руки его соскользнули с ее плеч и осторожно обняли за талию. Она прерывисто вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
      Он наклонился к ее уху и шепнул:
      – Табби-Табби, за что ты меня все время наказывала?
      Она повернулась в кольце его рук и посмотрела ему прямо в лицо. Но не успела заговорить, как он запечатлел на ее губах нежный поцелуй и крепко прижал к себе.
      Оторвавшись от ее губ, он выпустил девушку из объятий, но лишь для того, чтобы обнять вновь. Только на этот раз он коснулся губами ее лба.
      – Табби, – прошептал он с нескрываемым отчаянием в голосе, – неужели я тебе так противен, что ты даже мысли не допускаешь о том, чтобы выйти за меня замуж?
      – Противен? – У Табиты перехватило дыхание.
      – Да! Господи, помоги мне, я люблю тебя до безумия, но понимаю, почему ты не можешь ответить мне взаимностью. Я лишь надеялся, что со временем ты, может быть, привыкнешь к этому… ко мне.
      Сердце у Табиты болезненно сжалось, и она отстранилась от него.
      – Доминик, о чем ты говоришь?
      – Я готов перевернуть горы, только бы ты стала моей, но ты не можешь привыкнуть к моей внешности.
      Табита лишилась речи. Постояв несколько секунд, она прильнула к нему и вцепилась руками ему в плечи. Потом поцеловала его в губы, ласково водя кончиками пальцев по его щекам. Оторвавшись от его губ, она стала покрывать поцелуями его глаза, брови, лоб, нос, подбородок.
      – Как ты мог такое сказать? Даже подумать? – Она посмотрела ему в глаза: – Доминик, я обожаю тебя и всегда обожала. А ты подумал, что из-за этого… этого шрама мои чувства к тебе могли измениться? Да я его просто не вижу.
      Он схватил ее за руку и страстно поцеловал в ладонь.
      – Но что же тогда мешает тебе выйти за меня замуж? – севшим от волнения голосом спросил он.
      Она отвела глаза.
      – Я не отпущу тебя, пока не скажешь.
      Она прижалась щекой к его пальто и вздохнула.
      – Помнишь ночь, когда мы были вместе? – Он, затаив дыхание, гладил ее по волосам, и больше всего на свете ей хотелось закрыть глаза и отдаться этому волшебному ощущению. Однако она нашла в себе силы продолжить: – Я думала, ты сделал мне предложение, потому что счел это своим долгом после того, что произошло. Но ведь это я уговорила тебя тогда остаться со мной. Сама мысль о том, что ты вынужден связать себя со мной брачными узами, была мне невыносима.
      – И все это время… – вздохнул он. – О Господи, Табби, глупенькая любимая моя девочка. Неужели ты думаешь, что я пошел бы с тобой на близость, если бы не любил тебя? Что воспользовался сложившейся ситуацией?
      – Я думала, ты остался потому, что я тебе просто нравлюсь.
      – Нравишься? – вне себя от удивления произнес он и снова поцеловал ее.
      Когда наконец он ее отпустил, Табита увидела, что глаза его полны огня. Он взял ее лицо в ладони.
      – Я хочу снова задать тебе все тот же вопрос и надеюсь, что ответ будет другим.
      Он опустился перед ней на одно колено. Табита засмеялась и дернула его за воротник пальто:
      – Доминик, ты же промокнешь!
      Он взял ее руку, прижал к губам и проговорил:
      – Стань моей женой, Табби! Клянусь, я до конца дней буду любить тебя, почитать, заботиться о тебе. Дорогая моя Табби, ты выйдешь за меня замуж?
      От волнения Табита не могла найти нужных слов и лишь кивнула. Он поднялся, подхватил ее на руки и, покрыв поцелуями, бережно поставил на пол. Они долго стояли обнявшись, радуясь каждому прикосновению, каждой несмелой ласке, не замечая порывов ледяного ветра, который пытался выдуть тепло из-под одежды и сердито трепал волосы. Им не хотелось возвращаться, но холод взял свое.
      – Нам пора, – решительно сказал Доминик.
      Поднял с пола муфту и протянул Табите.

      Они прошли в боковую гостиную, сели прямо на пол у ярко пылавшего камина и стали разминать окоченевшие руки и ноги. В это время в гостиную влетел Пирс.
      – Где вас только черти носят! – воскликнул он. – Я прямо с ног сбился… у Люси начались роды.
      Табита вскочила.
      – Где она?
      – У себя наверху. Там ее мать.
      Пирс, переводя растерянный взгляд с Табиты на Доминика, наконец проговорил:
      – Означает ли это…
      – Означает, мой дорогой, означает, – ответил Доминик. – У тебя глаз – алмаз. Все видишь, все замечаешь.
      Пирс расплылся в улыбке.
      – Я как-то не сразу сообразил, прошу прощения. – Лицо его вновь приняло озабоченное выражение. – Табби, может быть, ты к ней поднимешься? Она о тебе спрашивала уже несколько раз.
      – Конечно!
      Несколько часов спустя Табита спустилась вниз. Доминик и Пирс все еще сидели в гостиной. Пирс, увидев ее, стал подниматься с кресла, но Табита поспешно сказала:
      – Пока еще рано. Доктор Гудалл тоже там. Они отослали меня. Потому что… потому что я не замужем. Доктор говорит, что теперь уже скоро. Они сообщат.
      Она села на диван рядом с Домиником. Он взял ее за руку и предложил поговорить, но Табита покачала головой. Хотя ей очень хотелось прижаться к нему и рассказать, как мучилась Люси. Однако при Пирсе она не стала ничего говорить.
      Наступил вечер, снова начался снегопад. Крупные снежинки кружились в воздухе в падавшем из окон свете и беззвучно укладывались пушистыми ковриками на наружные подоконники. Время тянулось бесконечно, и все меньше сил оставалось ждать известий со второго этажа. Но наконец дверь распахнулась, и в комнату вплыла леди Хантли. Вид у нее был измотанный, но на лице сияла широкая и радостная улыбка.