Прошел месяц с тех пор, как Табита приехала в Маргейт. Девушка постепенно привыкала к новой жизни, постоянной рутине, звонкам на уроки, шумным переменам и невозможностью побыть наедине с собой.
      Дело было вовсе не в том, что она разделяла комнату с Камиллой Норкросс, чья дружеская поддержка и доброе отношение сделали первые недели более терпимыми. Она дождаться не могла очередной пятницы, когда вторая половина дня у нее свободна и несколько часов она может в одиночестве гулять по песчаному берегу моря. Или смотреть на морскую гладь, рисуя или мечтая.
      Она обнаружила, что у моря тысячи ликов – оно то синее и слепит глаза солнечными бликами, то серое, холодное и унылое. То дикое, то спокойное и умиротворенное, точь-в-точь как озеро в поместье Брекенбридж. И когда оно бывало спокойным, Табита, сняв туфли и чулки, шла босиком по мокрому песку, и вода ласково плескалась вокруг ее щиколоток, а она с восторгом наблюдала за смельчаками, нырявшими в морские глубины. Облаченные в какие-то странные костюмы, они резвились, как молодые тюлени, с веселым хохотом поднимая тучу брызг. В душе Табита им завидовала.
      По ночам девушка мечтала о Доминике. Вновь и вновь вспоминала каждую минуту, проведенную вместе; раннее утро на Беркли-стрит, прогулки в его коляске, посещение выставки Тернера, бал, на котором он с ней впервые танцевал… Каждое прикосновение, каждый жест, каждую улыбку она хранила в своем сердце. Вспоминала ночь, когда лежала в его объятиях, и чувствовала, как он становится частью ее самой. И нисколько не стыдилась близости с тем, кого безоглядно любила. Потому что никогда еще не была так счастлива.
      Время от времени она задумывалась о том, что, возможно, носит под сердцем его ребенка. Он сам ей об этом сказал. Случись такое, о работе в пансионе придется забыть, на другую работу ее не возьмут, и скорее всего она окажется на улице с ребенком на руках. Но Табиту это не пугало. Напротив, она мечтала о ребенке. Его ребенке. И когда поняла, что не беременна, испытала горькое разочарование. Табита умела скрывать свои чувства, однако подозревала, что по ночам Камилла Норкросс слышит, как она рыдает в подушку.
      Класс для рисования находился в отгороженной части чердака. Там было светло и просторно. Обычно Табита давала уроки десяти девочкам, и ее страхи, что она не справится с классом, где некоторые ученицы – ее ровесницы, оказались напрасными. Она наслаждалась возможностью передать свое умение детям. Подробно объясняла, что именно хочет запечатлеть на бумаге и как это сделать.
      Табита считала своим долгом сначала научить их рисовать в обычной, общепринятой манере. Их родители платят за обучение и вправе ожидать, что дочери овладеют основами акварельной живописи.
      Табита старалась не выходить за рамки уроков, однако всякий раз две-три девочки оставались в классе и смотрели, как пишет Табита.
      Одна из них, Джейн Уэструтер, четырнадцатилетняя девчушка, оставалась чаще других, и кончилось тем, что они подружились.
      – Вам не надоедает все время рисовать, даже после уроков? – поинтересовалась однажды Джейн.
      Табита с улыбкой посмотрела на нее. Девочка чем-то напоминала ей Люси – такая же живая и непосредственная, никогда дурного слова не скажет, в то время как другие нисколько не стеснялись в выражениях, порой весьма оскорбительных. Внешнего сходства с Люси у Джейн не было. Ее темно-каштановые волосы, стянутые широкой бархатной лентой, были такими густыми, что с трудом поддавались расческе, фигура имела такие округлости, о которых Люси оставалось только мечтать.
      – Нет, не надоедает, – просто ответила Табита. – Кроме того, я надеюсь, что некоторые картины мне удастся продать.
      – Продать? Зачем? Разве мисс Бошан не платит вам за работу?
      – Конечно, платит. – Табита всмотрелась в рисунок, добавила кистью еще немного охры. – Но этого недостаточно, чтобы скопить себе денег на старость, когда здоровье мне не позволит работать.
      Несколькими точными мазками она добавила светлой краски солнечным лучам, которые пробивались сквозь облака.
      – Скопить деньги на старость? – удивилась Джейн. – Но, мисс Монтекью, вы слишком молоды, чтобы думать об этом.
      – Не сейчас, конечно! – рассмеялась Табита. – Но каждый год я буду откладывать небольшую сумму.
      – Вы разве не выйдете замуж? Я обязательно выйду. Табита улыбнулась простодушию девочки.
      – Нет, – твердо ответила она. – Замуж я не выйду.
      – Но почему? Вы такая хорошенькая, все девочки об этом говорят. Только Стелла этого не признает. И все из зависти.
      – Потому что не хочу. Потому что…
      – Джейн Уэструтер, если я не ошибаюсь, вы сейчас должны быть на уроке у мисс Коллинз.
      В комнату вошла Камилла Норкросс. Джейн вскочила со стула.
      – Мисс Норкросс! – испуганно воскликнула она. Мисс Норкросс девочки считали справедливой, но знали, что спуску она не даст.
      – Вы правы, мисс Норкросс. Уже иду.
      – Не забудьте извиниться за опоздание.
      – Обязательно, мисс Норкросс.
      – Ну что, Табита, опять рисуешь?
      Табита улыбнулась, продолжая дописывать облака.
      – Скажи девочкам, чтобы оставили тебя в покое. Пусть не мешают тебе работать.
      – Что ты, Камилла, они мне не мешают. К тому же Джейн мне нравится.
      – Когда я вошла, она донимала тебя весьма неуместными вопросами.
      – Это верно, – согласилась Табита, но вдаваться в подробности не стала.
      – Я не любительница совать нос в чужие дела, – мягко продолжила Камилла, – но я знаю, как ты здесь несчастлива. Кто-то тебя сильно обидел?
      – Нет, – покачала головой Табита и положила кисть, чтобы не видно было, как дрожит рука. Она давала волю чувствам только по ночам.
      – Прости, я тебя расстроила…
      Табита повернулась к ней, и Камилла увидела в ее глазах страдание. Девушка не сдержала слез.
      Камилла усадила ее на небольшой диванчик. Табита достала носовой платок и вытерла слезы.
      – Я не должна была так распускаться, – сказала Табита. – Извини. Только никому не рассказывай! Умоляю!
      Она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Камилла обняла ее за плечи и принялась утешать.
      Когда Табита немного успокоилась, Камилла поклялась ей хранить молчание.
      – Да я и не знаю ничего, – сказала она, – кроме того, что ты плакала, а для юной девушки, впервые покинувшей родной дом, это обычное дело.
      Табита печально улыбнулась.
      – Не совсем так, но ты, должно быть, знаешь, как мне бывает тяжело.
      – Мне кажется, ты по ком-то тоскуешь, – промолвила Камилла. – И очень сильно. Но время лечит. И работа тоже.
      – Я стараюсь работать до изнеможения, но все время думаю о нем. – Она опустила глаза, комкая мокрый от слез платок. – Я никогда не смогу его забыть.
      Камилла промолчала. Табита сама ей все расскажет, когда пожелает.
      Вскоре после своего приезда в Маргейт Табита написала и отправила несколько писем: леди Хантли, Люси, чете Морвелл и Доминику. Доминику она писала, рвала, снова писала и так несколько раз. В окончательном варианте Табита поблагодарила его за все, что он для нее сделал. Выразила сожаление, что не сделала этого перед отъездом из-за известных ему событий, а также надежду на то, что он ее простит. Написала также, что ее симпатия к нему остается прежней…
      Первой ответила на письмо Люси. Табите передали послание прямо на уроке. Как только урок закончился и девочки ушли, Табита села поближе к окну и сломала сургуч.
      « Дорогая Табби!– писала Люси. – Твое письмо меня успокоило, впрочем, я не сомневалась в том, что в пансионе мисс Бошан тебе будет хорошо. Но как же мы по тебе скучаем! Небезызвестный тебе Деннисон пребывает в скорби и трауре…»
      Здесь Люси перешла к многословному и путаному рассказу о делах высшего света, о том, чем они занимались с Пирсом после ее отъезда.
      Только на третьей странице появилось имя, которое Табита жаждала увидеть:
      « Как ты, должно быть, знаешь, Доминик, несмотря на все наши уговоры, категорически отказался возвращаться в Лондон и заточил себя в Уорикшире. Меня не очень волнует, что по этому поводу говорит мама, но полагаю, твой отказ пошел ему только на пользу, потому что он всегда был слишком самоуверенным. Но я очень надеюсь, Табби, что когда-нибудь ты перестанешь его мучить».
      Табита опустила письмо на колени и задумалась. Намек Люси был более чем прозрачным – Доминику без нее плохо. Он страдает. Табита терялась в догадках. Неужели она и в самом деле ему нужна? Но почему тогда он сам не сказал ей об этом?
      Она продолжала читать:
      «… что до меня, то я сейчас в интересном положении. Мы с Пирсом к Новому году станем мамой и папой».
      На этом письмо заканчивалось. Далее следовали настойчивые призывы писать почаще и приехать в гости, как только представится возможность.
      Табита поднялась и стала мерить шагами класс. Люси беременна. Замечательная новость! Надо сейчас же поздравить Люси. Она сложила письмо и снова стала ходить взад-вперед. Письмо от Люси ее обрадовало и в то же время озадачило. Мало ли почему Доминик мог остаться в Уорикшире в полном одиночестве.
      Прозвенел колокол, призывающий на обед, и Табита, сунув письмо в карман платья, начала спускаться по лестнице.
      Не прошло и двух дней, как она получила весточку от мистера Бизли. Письмо было кратким и деловым: больше половины ее полотен проданы, и он будет весьма рад открыть ее персональную выставку, как только она пришлет недостающие картины. Он хотел привезти несколько ее ранних работ из Девайза и полагал, что, если к ним и оставшимся добавить еще пару дюжин, этого с лихвой хватит для большой выставки. Помимо скрупулезного списка с указанием картин, точной цены и удержанных комиссионных, в конверт был вложен банковский чек на семьдесят три гинеи, сумма для Табиты невероятная. Это было в два раза больше ее годового жалованья в пансионе, и в первый момент Табита буквально лишилась дара речи.
      – Что случилось? – обеспокоено спросила Камилла. – Надеюсь, это не дурные вести из дома?
      – Нет, Камилла, вовсе нет. Просто я не могу в это поверить.
      Она протянула Камилле письмо.
      – Семьдесят три гинеи! – ахнула Камилла. – Персональная выставка. Я не думала, что ты настолько талантлива. – Она еще раз пробежала глазами письмо: – Он пишет, что необходимо прислать еще две дюжины картин. Я в этом мало что понимаю, но подозреваю, что работы будет невпроворот.
      – Так оно и есть, – задумчиво ответила Табита. – Наспех писать нельзя. Но я обожаю рисовать, так что в тягость мне это не будет.
      – А эти деньги, Табита… ведь ты оказалась здесь, как и все мы, из-за стесненных обстоятельств. И теперь сможешь вернуться домой?
      – Нет, ты не поняла, – покачала головой Табита. – У меня нет дома… Когда-нибудь будет, а пока мой дом тут.
      – У тебя вообще нет семьи?
      – У меня есть тетя, кузина и кузен, но они… – Табита отвела глаза, замолчала и какое-то время смотрела в окно. Господи, как все это далеко теперь! – К ним я поехать не могу. Тем более что я обещала мисс Бошан отработать целый год. И должна выполнить это обещание. Кроме того, у меня есть долг. На его погашение уйдет большая часть этих денег. И я счастлива, что смогу уже сейчас вернуть его.

      Почти два месяца Табита проработала у мисс Бошан, когда совсем немного осталось до летних каникул и девочки стали собираться домой. Учителя тоже разъезжались на лето. Не была исключением и Камилла Норкросс, которая собиралась отправиться в Хэмпшир навестить своего овдовевшего отца, приходского священника.
      К началу июля разъехались все. Остались только Табита, мисс Бошан и мисс Фергюсон. Дом опустел и наполнился непривычной тишиной. Шаги гулко разносились по коридорам. Табита наконец дождалась уединения, которого ей так не хватало.
      Завтракали, обедали и ужинали в комнатах мисс Бошан, что было гораздо приятнее, чем в общей столовой. Табита, испытывавшая благоговейный трепет перед хозяйкой пансиона, обнаружила, что за ее строгостью и стремлением к совершенству кроется добрая благородная душа.
      Погода стояла прекрасная, и каждое утро Табита уходила на побережье, взяв с собой краски, кисти и альбом для рисунков. Ее неудержимо влекло к себе море, где на волнах качались рыбачьи лодки, а над водной гладью, пронзительно крича, носились чайки. Она любовалась городом с его церковью и пышно разросшимися полевыми цветами вдоль обочин. Табита делала бесчисленные наброски, из которых, вернувшись с прогулки и расположившись в классе для рисования, черпала вдохновение для будущих картин.
      Однажды, после полудня, молодая служанка Роббинс поднялась к ней в класс и выпалила:
      – Пришел какой-то джентльмен, хочет вас видеть.
      – Джентльмен? – Табита положила кисти и вытерла руки о тряпку.
      Сердце у нее отчаянно забилось, и она поспешила опустить глаза, чтобы не выдать своих чувств.
      – Ага, высокий такой, пораненный, кажется. Но мисс Бошан просила, чтобы вы сначала зашли к ней. Она у себя в гостиной.
      – Спасибо, Роббинс, – поблагодарила Табита и выскочила за дверь.
      Она забежала к себе в комнату посмотреться в зеркало. Лицо не выпачкано краской, вот только волосы немного растрепались после прогулки. Она быстро пригладила их, одернула платье, спустилась на первый этаж и, подойдя к комнате мисс Бошан, постучалась. Мисс Бошан какое-то время молча смотрела на нее и наконец заговорила:
      – Значит, Роббинс отыскала вас, мисс Монтекью.
      – Да, мэм, я рисовала в классе на втором этаже.
      – Хочу заметить, что джентльмену неприлично приходить с визитом в пансион для девочек.
      – Да, мисс Бошан, – согласилась Табита, – я понимаю. – Она с трудом сдерживалась, чтобы не крикнуть: «Позвольте мне с ним увидеться, иначе я умру!»
      Возможно, отчаяние отразилось у нее на лице, потому что мисс Бошан уже мягче сказала:
      – Он не назвался, сказал только, что хочет сделать вам сюрприз. Он ждет в музыкальном классе, и, если желаете, можете с ним повидаться.
      – Спасибо! – просияла Табита. – Большое спасибо!
      И вмиг оказалась в коридоре. Постояла немного, чтобы успокоиться. Затем подошла к музыкальному классу, открыла дверь и ступила за порог.
      Он стоял к ней спиной, глядя в окно. Услышал ее шаги, обернулся и поздоровался:
      – Привет, Табита.
      Она ахнула и невольно попятилась. Ей стоило огромных усилий взять себя в руки.
      – Зачем так пугаться, дорогая кузина? – сказал он, шагнув к ней. – Я ничего тебе не сделаю.
      – Ричард, я… – Табита отчаянно боролась с желанием убежать.
      – Что же не предложишь мне сесть? – проворчал он.
      Табита промолчала. Тогда он сам плюхнулся в кресло и сказал, что она может последовать его примеру.
      Табита не хотела садиться, однако слабость в коленях была такая, что она буквально упала в соседнее кресло, бросив панический взгляд на дверь. К счастью, она была распахнута.
      – Возможно, тебе будет интересно узнать, – начал он, – что завтра я отплываю в Бостон, здесь меня теперь мало что привлекает. Но когда я узнал, что моя маленькая кузина перебралась в Маргейт, который совсем неподалеку от места моего отправления, я решил, что просто обязан навестить ее и попрощаться перед разлукой. И убедиться в том, как низко ты пала. – В голосе его звучало злорадство.
      Табита впервые в жизни посмотрела ему прямо в лицо. Изменился он мало, немного похудел, однако выражение лица осталось прежним. И ухмылка тоже. Взгляд ее невольно задержался на синевато-багровом шраме, который начинался у него сбоку на лбу и исчезал под волосами. Он перехватил ее взгляд и спросил:
      – Не по себе стало, кузина? Не хочется вспоминать?
      Табита кивнула. Ей стало трудно дышать. Ноги и руки дрожали.
      – Зачем ты пришел?
      – Зачем? Это хороший вопрос, он приближает нас к истине. Мне хотелось увидеть, до какой степени ты опустилась – трудишься в поте лица, чтобы заработать на пропитание! Что же, я доволен, ты получила по заслугам.
      – Этими разговорами тебе меня не пронять, Ричард, – гордо ответила она. – Я счастлива здесь, намного счастливее, чем ты. – Она поднялась. – А сейчас тебе лучше уйти.
      Ричард тоже встал. Однако не так-то легко было отделаться от него.
      – Счастлива, говоришь? – спросил он с сарказмом. – Очень я в этом сомневаюсь. Ведь ты жить без него не можешь, верно?
      Табита поняла, кого он имел в виду, но ничего не ответила.
      – Хотелось бы знать, будешь ли ты счастлива, когда объявят о помолвке? Последние несколько недель Хантли проходу не дает Дженифер Костин, дочери сквайра. И его семья, конечно же, согласится на такой выгодный союз. Как по-твоему?
      В этот момент в комнату вошла мисс Бошан. Она бросила взгляд на белое как мел лицо Табиты, потом на исполненное высокомерия и злорадного торжества лицо Ричарда и резким тоном предложила ему оставить комнату.
      Не скрывая своей радости, он, не сказав ни слова, ушел, а Табита снова рухнула в кресло. Ее всю трясло, а глаза, когда она посмотрела на мисс Бошан, были полны безысходности и пустоты.
      – Моя дорогая девочка, – проговорила мисс Бошан, – что же он умудрился вам сказать такого, отчего вы так расстроились? – Она взяла стул, придвинула к креслу Табиты и села рядом с ней, терпеливо дожидаясь ответа на свой вопрос. Когда она этот ответ услышала, он ее поразил.
      – Он такой жестокий…
      – Этот человек?
      Табита кивнула.
      – Кто он такой?
      – Мой… мой кузен, – с трудом произнесла она.
      Мисс Бошан взяла ее руки в свои и пожала.
      – Дорогая, знай я, что вам не хочется с ним встречаться, выпроводила бы его. У вас был такой счастливый вид, когда вы узнали, что к вам посетитель.
      – Я просто думала, что он… я думала, что это… – Голос ее дрогнул от слез. Она помолчала, уткнув в ладони лицо, потом подняла голову, выпрямилась и уже спокойнее сказала: – Простите, мэм.
      Мисс Бошан ласково похлопала ее по руке.
      – Вам не за что извиняться, дорогая. Ноги его здесь больше не будет, – промолвила она. – А могу я узнать, зачем, собственно, он явился?
      Поколебавшись, Табита ответила:
      – Хотел досадить мне. Унизить. Позлорадствовать, когда узнал, что я оказалась в затруднительном положении.
      Мисс Бошан вспыхнула от гнева и резко сказала:
      – Забудьте о нем. Он недостоин вас, милая.
      Табита вымученно улыбнулась.
      – Спасибо, мэм, за то, что выставили его отсюда. Одной мне бы не справиться.
      Мисс Бошан поднялась.
      – Дорогая моя, мне жаль, что отвратительная сцена, которую вам пришлось вытерпеть, произошла в стенах нашего пансиона. Поднимайтесь к себе и займитесь вашим любимым рисованием. Вам сразу станет легче.
      Табита кивнула и, извинившись, вышла из комнаты. Табите сейчас больше хотелось остаться одной. Новость, которую ей со злорадством сообщил Ричард, потрясла девушку. Дженифер Костин? Привлекательная молодая женщина, умная, жизнерадостная. Почему бы не увлечься ею?
      Табита, едва волоча ноги, поднималась на второй этаж в мрачном раздумье. Ей бы надо порадоваться за них обоих, но она, увы, не была святой и желала, чтобы Дженифер вообще не существовало на свете. Придя в класс для рисования, Табита села на небольшую софу у окна, ругая себя за жестокость. Ведь у нее был выбор. И она его сделала. Так что винить некого, кроме себя самой. Ей остается лишь пожелать Доминику счастья.
      Люси могла не знать, почему он уединился в Уорикшире, или же не захотела написать ей об этом. Впрочем, неизвестно, чем кончится эта история.
      Табита свернулась калачиком на софе, подложив под голову руки. Слез не было. И очень хотелось спать. Табита закрыла глаза и погрузилась в спасительный сон.
      Время летело быстро. Июль был уже на исходе. Табита рисовала целыми днями до самых сумерек, когда становилось трудно что-нибудь разглядеть и приходилось откладывать работу до завтра. У нее не хватало смелости спуститься на первый этаж к мисс Бошан и мисс Фергюсон, которые тщетно уговаривали ее отдохнуть.
      Лишь когда Табита писала, она становилась сама собой и жила в каком-то другом, далеком от реальности мире, в мире, созданном ее воображением.
      В последний день июля Табита накладывала завершающие мазки на очередную акварель – пейзаже городской церковью на переднем плане. Первые наброски она сделала в душный полдень, когда у самого горизонта небо было затянуто грозовыми тучами. Сегодня ярко светило солнце, безоблачное небо радовало глаз бездонной синевой, и сумрачное настроение на рисунке было особенно заметно. Также сумрачно было и на душе у Табиты.
      В класс вошла мисс Бошан.
      – Мисс Монтекью, – сказала она, – я привела джентльмена, который хочет с вами увидеться.
      Табита обернулась и увидела его.
      – Доминик… – выдохнула она. Уж не сон ли это?
      Он шагнул в комнату.
      – Привет, Табби.
      Она хотела броситься к нему, однако ноги словно приросли к полу. Самые противоречивые чувства охватили ее. Табита с такой силой сжала кисть, что ногти впились в ладонь. Она положила кисть на стол и вытерла руки о фартук. Надо было что-то сказать, но слова не шли с языка.
      Доминик улыбнулся, и сердце у нее учащенно забилось.
      – Это Доминик, – обратилась она к мисс Бошан и поправилась: – Мисс Бошан, позвольте вам представить графа Хантли, брата Люси. Полагаю, вы с ним незнакомы.
      – Не была знакома до того, как мы представились друг другу у парадного входа и немного поговорили, – ответила мисс Бошан. – Лорд Хантли убедил меня провести его к вам, мисс Монтекью. Признаться, я колебалась, поскольку не забыла вашу предыдущую малоприятную встречу.
      – Давай прогуляемся, – предложил Доминик, обратившись к Табите. – День замечательный, можем пойти на побережье.
      Он не сводил глаз с Табиты. Доминик понимал, что хозяйка пансиона наверняка сочтет его предложение дерзостью, однако другой способ побыть с Табитой наедине не приходил ему в голову. Но не совершил ли он очередную оплошность? А вдруг она откажется? – подумал Доминик и испытал огромное облегчение, услышав ее тихий голос:
      – Спасибо. С большим удовольствием.
      Она вопросительно взглянула на мисс Бошан, и, к его радости, та согласно кивнула.
      – Я только вымою руки и захвачу шляпку, – сказала Табита.
      – Буду ждать внизу.
      Табита заторопилась в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Взглянув в зеркало, увидела, что не только руки перепачканы краской, но и лицо. Девушка терялась в догадках. Зачем он приехал? У нее появилась робкая надежда, но ее тут же сменило сомнение. А если Ричард ошибся или просто солгал? Впрочем, не стоит строить иллюзий.
      Когда десять минут спустя она спустилась в прихожую, Доминик увидел перед собой элегантно одетую респектабельную леди. Он помог ей сойти с лестницы, и они отправились на прогулку. Никто из них не решался нарушить молчание. Лишь когда они стали спускаться к побережью, Доминик остановился и повернулся к Табите.
      – Табби, пожалуйста, не надо меня дичиться. Клянусь, я приехал к тебе просто как друг. Хотел убедиться в том, что у тебя все в порядке и что ты не… – Он запнулся и испытующе посмотрел на нее: – Прошло уже три месяца, и мне хотелось узнать, не беременна ли ты.
      Табита смотрела мимо него на простиравшееся вдали море. Нечасто увидишь такую голубизну, как сегодня, хотя дует легкий бриз и по поверхности моря бегут белые барашки.
      Табита судорожно сглотнула.
      – Нет, не беременна.
      Он прикрыл глаза, испытав разочарование.
      Доминик взял ее за руку, и они пошли по берегу, удаляясь от города. Как она бледна, как похудела. И вид усталый, подумал он, бросив на нее взгляд.
      – Табби, ты совсем себя не жалеешь, – мягко пожурил он ее. – Мисс Бошан говорит, что ты слишком много работаешь.
      – Она преувеличивает, – тихо произнесла Табита.
      Теперь она поняла, зачем он приехал. И наверняка испытал, огромное облегчение, узнав, что главное препятствие на пути к его помолвке с этой девицей исчезло. Он больше не сомневался, что на пороге его дома не появится отчаявшаяся, без крыши над головой особа с младенцем в животе, слезно требующая у него средств к существованию. Что за ерунда взбрела ей в голову! Случись такое, Доминик непременно помог бы ей. Но ничего подобного не случится. Она незаметно смахнула навернувшиеся на глаза слезы.
      – Я думал, на каникулы ты приедешь к Люси погостить.
      Обрадовавшись, что он сменил тему, Табита ответила:
      – Она приглашала меня на Грин-стрит, но я решила свободное время посвятить живописи. Знаешь, мне повезло, у меня купили несколько картин.
      – Я нисколько не удивлен, – сказал Доминик, искренне радуясь за Табиту, подумав, однако, при этом, что вряд ли ему удастся когда-нибудь завоевать сердце девушки.
      Ее независимость никак не будет способствовать этому.
      Роди Табита ребенка, она не отказалась бы дать ему фамилию Хантли. Порой он надеялся, хотя это было безнравственно, что бедность и одиночество заставят ее вернуться к нему. Но она не раз говорила ему, что ни за что не променяет свободу на деньги и выйдет замуж только по любви. Однако его она не смогла полюбить. Тряхнув головой, чтобы прогнать воспоминания, он сказал:
      – Леди Хантли считает, что ты ей ничего не должна. И я с ней согласен. Не надо отдавать деньги, заработанные таким трудом.
      – Такой договоренности между нами не было, и ты это хорошо знаешь.
      – Возможно, но она не собирается брать у тебя деньги.
      – Я все равно их верну, – упрямо заявила Табита.
      Наступило молчание.
      – Тебе здесь хорошо? Нравится учительствовать?
      Она кивнула.
      – Кстати, мисс Бошан не такая уж непреклонная особа, как мне показалось. Я был уверен, что она не позволит мне с тобой встретиться.
      – Она очень трепетно относится и к учителям, и к своим подопечным, – улыбнулась Табита.
      Он понимающе улыбнулся. Табита немного расслабилась, и напускная чопорность уступила место хорошо знакомой ему непосредственности.
      – Кстати, мисс Бошан сказала, что кто-то к тебе приходил. Нельзя ли узнать, кто именно?
      Табита заколебалась. Не хотелось бередить старые раны.
      – Случайно, не Ричард?
      – Да, он, – призналась девушка, но, увидев, что в глазах Доминика вспыхнул гнев, быстро добавила: – Он провел здесь всего несколько минут. Ничего плохого не случилось.
      Доминик не поверил, но допытываться не стал, видя, что ей не хочется об этом вспоминать. Насколько ему было известно, Ричард отправился на корабле в Бостон недели две назад. Хорошо бы он там остался.
      Они подходили к пансиону и невольно замедлили шаг, стараясь отдалить момент расставания. У ворот Доминик остановился, предпочитая попрощаться с Табитой здесь, подальше от любопытных взглядов.
      Он взял ее за руки, сжал их, изо всех сил стараясь не поддаться безумному желанию притянуть ее к себе и заключить в объятия.
      – Пиши мне, Табби, – попросил он. – Не стесняйся обратиться за помощью, если понадобится.
      Она лишь кивнула, боясь выдать свои чувства.
      Ворота были не заперты, и он, толкнув створки, распахнул их. Она посмотрела ему в глаза и, ни слова не сказав, пошла к дому.
      Доминик знал, что его приезд смутит девушку, но по крайней мере он ее увидел и, хотя встреча оказалась для него намного тяжелее, чем он мог себе представить, знал, что она устроена и чувствует себя хорошо. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока за ней не закрылась дверь, после чего повернулся и пошел прочь. А в душе все росло и росло чувство безвозвратной потери.