Оппозиция представляла реальную угрозу. Ситуация становилась все более напряженной, и ее усугубляли происходящие события: 25 февраля коммунистические боевые группы, в том числе группы из антифашистской лиги, под единым руководством собрались вместе, чтобы отбить дом имени Карла Либкнехта, захваченный накануне. 26 февраля новое руководство этих групп выступает с призывом к «созданию массового оплота для защиты коммунистической партии и прав рабочего народа», а также «организации массового штурма и масштабной войны против фашистской диктатуры».
      Единственным средством, позволяющим нанести удар коммунистической партии, из-за которого она не смогла бы возглавить антифашистский крестовый поход, был внутренний раскол. Нужно было убедить людей в том, что коммунисты хотят организовать заговор или путч; это позволило бы уничтожить партийных руководителей и дискредитировать саму партию перед самыми выборами.
      Для нацистов организация махинации широкого размаха не представила большого труда. Берлинская полиция благодаря чисткам Геринга полностью была в их руках. Тридцать тысяч вооруженных вспомогательных отрядов полиции со свастикой на нарукавных повязках были хозяевами улиц Берлина. Партия платила им по три марки в день. Декрет Геринга, датированный 22 февраля, привлек в эти отряды штурмовиков и членов «Стального шлема». Все было готово к предстоящему спектаклю. Третий звонок, возвещающий о начале действий, не замедлил себя ждать. 27 февраля занавес на сцене драматических событий открылся.
      27 февраля в 9.15 вечера студент семинарии, возвращавшийся к себе по тротуару площади Кёнигсплац, где возвышалось здание рейхстага, услышал звон разбитого окна. На мостовую посыпались осколки. Студент бросился искать сторожей, охранявших парламент. Тут же был организован обход здания, во время которого заметили силуэт человека, поджигавшего рейхстаг.
      В считанные минуты на место прибыли пожарные и полиция. Первая полицейская машина, подъехавшая минуту спустя после пожарных, была под командованием лейтенанта Латейта. Сопровождаемый инспектором Скрановицем и несколькими полицейскими, он быстро осмотрел здание в поисках поджигателя. Все были поражены количеством и распространением очагов возгорания. В зале заседаний их ждала умопомрачительная картина: гигантское пламя поднималось прямо к потолку. Оно было шириной около метра и метров десять в высоту без признаков дыма. Иного очага возгорания в зале не было. Очевидно, это было какое-то легковоспламеняющееся вещество. Полицейские были так поражены увиденным, что достали револьверы и продолжали осмотр здания, не выпуская оружия из рук. Ресторан рейхстага уже превратился в огромный костер. Повсюду полыхали шторы и ковры.
      В большом зале Бисмарка, расположенном в южной части здания, они внезапно наткнулись на человека, обнаженного по пояс, залитого потом и с безумным взглядом. Когда ему приказали стоять на месте, он поднял руки вверх и беспрекословно позволил себя обыскать. У него нашли несколько мятых бумаг, нож и голландский паспорт. Скрановиц накинул на него одеяло и отвез в префектуру полиции на Александерплац.
      Человек спокойно назвал себя: Маринус ван дер Люббе, голландец, дата рождения 13 января 1909 года, безработный.
      Сразу после объявления о пожаре по радио сообщили о том, что «коммунисты подожгли рейхстаг». Несмотря на начавшееся расследование, было понятно, что вину за поджог возложат на коммунистов. В эту ночь начались репрессии. Тотчас были провозглашены «чрезвычайные законы от 28 февраля», принятые «для защиты народа и государства» и подписанные старым маршалом.
      Коммунистическая партия пострадала сразу, но социал-демократические газеты тоже запретили. Декреты «общественного спасения» отменили большинство конституционных свобод: свободу печати, право собраний, право на тайну переписки, неприкосновенность жилища и личности. Они поставили немцев в полную зависимость от нацистской полиции, которая теперь могла действовать по своему усмотрению без ограничений, не держа ни перед кем ответа за свои действия. Она производила тайные аресты, без всяких оснований сажала людей в тюрьмы на продолжительные сроки, не предоставляя обвинений или доказательств вины. Никакие правоохранительные органы не могли противостоять им, тем более потребовать освобождения либо пересмотра дел.
      Гестапо сохранит свободу действий до свержения фашистского режима.
      В ту же ночь в Берлине начались повальные аресты. «В превентивном порядке» были захвачены четыре с половиной тысячи членов коммунистической партии и оппозиционеров демократических партий. Объединенные общим делом, полиция, эсэсовцы и штурмовики производили обыски, допросы, до отказа заполняли кузова грузовиков подозреваемыми. Проведя первые дни в полицейских застенках или государственных тюрьмах, они в скором времени заполнят первые концентрационные лагеря, о создании которых позаботился Геринг.
      В три часа ночи аэродромы, порты и международные вокзалы перешли под строгий контроль, и без специального разрешения покинуть Германию стало невозможно. Удар был нанесен; но все же многие оппозиционеры смогли бежать. В Пруссии насчитывалось 5 тысяч арестованных, а в Рейнской области — около 2 тысяч.
      1 марта новый декрет объявлял наказуемым «подстрекательство к вооруженному сопротивлению государству» и «подстрекательство к всеобщей забастовке». Именно всеобщей забастовки боялись нацисты, потому что только она могла стать эффективным средством борьбы разобщенных левых сил. Коммунистическая партия лишилась руководства, социал-демократы были на грани капитуляции, но оставались еще профсоюзы.
      В профсоюзы входила огромная масса людей, и они были способны выступить против нацистского движения, парализовав страну всеобщей забастовкой.
      В Германии на тот момент существовали три группы профсоюзов: самая мощная — Немецкая всеобщая конфедерация труда, Всеобщая конфедерация независимых трудящихся, включающая в себя 4,5 миллиона человек, и Христианский профсоюз, насчитывающий 1 миллион 250 тысяч членов. Немецкие профсоюзы считались тогда самыми сильными в мире: 85 из 100 трудящихся входили в какой-либо профсоюз. Они не забыли, какую цену они заплатили войне, и были против милитаризма, способного привести к новому военному конфликту и рассчитываться за который снова пришлось бы им.
      Эта огромная масса народа, несмотря на свою враждебность новым властям, не сумела воспользоваться возможностью мобилизоваться, что могло бы спасти их и их страну. Как и социал-демократы, они предпочли переждать, работая не покладая рук. Эта пассивность вскоре обернулась против них самих.
      Наконец, посреди всех этих беспорядков, настал день выборов. С 30 января немецкий народ существовал в атмосфере бесконечных терактов и всепроникающей пропаганды нацизма, сопровождающей каждый поступок и каждое действие поборников Гитлера.
      Во время предвыборной кампании было организовано бесчисленное множество митингов. Гитлер невероятным способом успевал повсюду, передвигаясь из города в город, несколькими сильными фразами поднимая дух у своих последователей, пользуясь своим искусством внушения. Громадный пропагандистский механизм, пущенный в ход Геббельсом, использовал внешние эффекты: демонстрации, скандирование лозунгов, героические шествия со знаменами и плакатами; все это поражало воображение простых людей, сбегавшихся взглянуть на нового мессию. В Германии в то время насчитывалось более 7 миллионов безработных, и каждый третий немецкий рабочий существовал на нищенские социальные пособия.
      5 марта вся Германия пришла на выборы. Только 11 процентов воздержались от голосования — гораздо меньший процент по сравнению с предыдущими выборами.
      В результате своей активности нацисты набрали 17 164 голоса. Давление, осуществленное на немецкий народ, а также масштабная махинация с поджогом рейхстага не прошли даром.
      Вопреки ожидаемому поражению коммунистов, их результаты были гораздо лучше, чем можно было предположить. Несмотря на репрессии со стороны нацистов, аресты, изгнание их партийных руководителей и запрещение их газет, коммунисты собрали 4 миллиона 750 тысяч голосов и сохранили 81 место в рейхстаге. Таким образом, новый рейхстаг состоял теперь из 288 депутатов от национал-социалистов, 188 социалистов, 70 депутатов от центра, 52 немецких социалистов, 28 баварских популистов и представителей прочих групп и 81 коммуниста. Социалисты набрали 7 миллионов голосов. Нацисты, имея 43,9 процента голосов от общей массы, не получили в рейхстаге большинства. Больше всего они боялись, что остальные партии, объединившись против них, предложат им «воздержаться» от заседаний в рейхстаге, как они сами, еще до выборов, поступили в отношении коммунистов (понимая, что, поступив иначе, они обрекут себя на смерть, коммунисты не стали тогда участвовать в заседаниях).
      21 марта, в день, когда Бисмарк в 1871 году созвал первый рейхстаг, новый парламент торжественно объявил о первом вступительном заседании.
      Первое настоящее заседание состоялось 22 марта в берлинском Тиргартене, в зале «Опера-Кролль». За трибуной были вывешены гигантские полотна со свастикой, коридоры были заполнены штурмовиками и эсэсовцами, нацистские депутаты были одеты в униформу партии — не таясь, новый порядок вступал в свои права.
      Устранение коммунистов позволило нацистам располагать 52 процентами голосов. Ни один депутат не высказал протеста против этого беззакония, предоставившего всю власть нацистам. Выбор президиума собрания, производившийся с мест, занял несколько минут. Большинством голосов, не считая социалистов, Геринг был избран председателем рейхстага.
      23 марта Гитлер зачитал программную речь, где в замечательно безобидном по форме обращении потребовал предоставления ему чрезвычайных полномочий сроком на четыре года. При этом Гитлер отметил, «что большинство, которым располагает правительство, могло бы избавить его от испрашивания этих мер». Такие полномочия позволяли правительству диктовать законы вне рамок конституции, декреты не нуждались в подписи президента и одобрении рейхстага. Парламентской ратификации не подвергались бы также и международные договоры. Таким образом, парламентская демократия превращалась в официальную диктатуру.
      Шум, создаваемый штурмовиками, окружившими здание, доносился до зала заседаний, создавая тревожащий фон для собрания. Началось голосование. Только социалисты осмелились голосовать против. Предложенный проект был принят 441 голосом против 94. Осталось лишь распустить ассамблею. Старый маршал теперь тоже не имел почти никакой власти, и его подпись ничего более не значила. Повсюду воцарился нацизм.
 
      Обладая всей полнотой власти, нацисты тем не менее осознавали: чтобы удержать ее, следует нанести сокрушительный удар по оппозиции, которая показала свою жизнеспособность на последних выборах. Будущее гестапо вскоре найдет себе применение.
      Также следовало, не откладывая, провести в жизнь установку на единообразие и сделать из Германии страну, где безраздельно господствует нацизм. Необходимо добиться полного послушания, как того требует тоталитарный режим. Народ и государство нужно подчинить всемогущей партии. Для этого требовалось первым делом разрушить все политические структуры, устранить их руководителей, убивая, арестовывая или заставляя бежать из страны.
      Коммунисты не представляли больше угрозы. 1 апреля Гитлер объявил бойкотирование продукции, производимой евреями, а также их магазинов. Уже давно одним из боевых кличей нацистов был «Да сдохнет жид!». Первоапрельским днем эсэсовцы и штурмовики заполнили берлинские улицы, возбуждая толпу против евреев, громя еврейские магазинчики и калеча находившихся там владельцев и продавцов. Они врывались в крупные рестораны и кафе в поисках еврейских клиентов. Эти погромы, как пережиток Средневековья, подняли во всем мире волну осуждения.
      Подобные вспышки насилия не были спонтанными, как их считают. Гитлер отмечал, что «нужно всегда брать в расчет слабости и звериные инстинкты людей». Использование самых примитивных инстинктов человека, извлеченных наружу нацистами, воплотилось в антисемитизме, который являлся одной из составляющих нацизма. Первоапрельская операция также явилась ширмой для других событий: в то время как все внимание было обращено на уличные бои, появился первый декрет, начавший централизацию администрации рейха; 7 марта он был дополнен вторым. Этими декретами были распущены парламенты всех земель, за исключением Пруссии. Их место заняли назначенные Гитлером рейхсштатгальтеры, взяв на себя все полномочия по управлению. Эти меры уничтожили противоречия, появившиеся в некоторых земельных парламентах, в частности в Баварии. «Наместники от центральной власти» имели право смещать со своих должностей чиновников за политический нонконформизм или неарийскую внешность.
      После принятых мер предосторожности партийный Комитет национального действия 21 апреля подписал распоряжение о роспуске 28 организаций Всеобщей конфедерации труда. Их имущество было конфисковано, руководители организаций вместе с директорами Рабочего банка арестованы. Другие профсоюзные организации не посмели отреагировать на незаконные действия.
      1 мая Гитлер провозгласил «национальным праздником труда». Накануне этого события нацисты начали вежливые, но жесткие переговоры с руководителями свободных профсоюзов — с теми, кто остался у руководства католических или социалистических синдикатов. Профсоюзам предложили принять участие в манифестации, организуемой нацистами по поводу первого праздника нового режима. Они собирались праздновать день рабочей солидарности, объединения трудящихся в духе общенационального братства. Намечалось не политическое, а общественное действие, направленное на примирение. Праздничный день предлагалось оплачивать как обычный рабочий; всем, кто придет на демонстрацию, полагалось возмещение транспортных расходов и расходов на питание.
      Наивность или трусость? Кто осмелится дать определенный ответ? Тем не менее профсоюзы дали свое согласие.
      1 мая немецкие рабочие (миллион человек) собрались на бывшем военном плацу в Темпельгофе. Гитлер произнес перед ними небольшую, но замечательную речь, призывая народ трудиться и взывая к Богу. На следующий день в десять часов утра отряды штурмовиков и полицейские взводы заняли штаб-квартиры профсоюзов, их газеты, их кооперативы, народные дома, Рабочий банк и его филиалы.
      Гестапо было основано специальным декретом Геринга в Пруссии, но впервые опробовало свои силы под новым названием в Берлине. Руководители профсоюзов, внесенные в особые списки, были арестованы на дому или там, где они скрывались. Лейпарт, руководитель реформистских профсоюзов, Гроссман, Висель — в общей сложности 58 профсоюзных лидеров — были задержаны «для обеспечения их безопасности». Профсоюзные архивы, банковские счета были изъяты, в том числе фонды благотворительности и пенсий.
      Тем же днем Комитет по защите немецких трудящихся, возглавляемый доктором Леем, взял в свои руки управление всеми профсоюзами, которые попали в подчинение заводским партийным комитетам нацистов.
      Так, организации численностью около 6 миллионов членов, с годовым доходом около 184 миллионов марок, были разгромлены, не оказав ни малейшего сопротивления.
      4 мая доктор Лей объявил о создании Трудового фронта, специальным декретом вводя принудительный труд. Этот фронт будет использоваться как гигантский пропагандистский аппарат для внедрения нацистской идеологии в сознание миллионных масс людей, принужденных в него вступить. Результатом стало уравнение условий жизни среди рабочих. Хотя масштабные нацистские программы снизили уровень безработицы, зарплаты рабочих были снижены до минимума в пользу промышленников, перешедших на сторону нацистов.
      Покончив с профсоюзами, уже легче было справиться с оставшимися политическими партиями.
      Гугенберг, пришедший к власти вместе с Гитлером и фон Папеном 30 января, обеспечивал для Гитлера очень ценную поддержку немецких националистов. Он выразил опасения по поводу мер, предпринятых в отношении партий центра. Тотчас, в соответствии с новыми декретами, государственные служащие — члены его партии были бесцеремонно смещены со своих постов. Однако у Гугенберга было еще два портфеля: экономики и сельского хозяйства. Чтобы от него избавиться, были организованы масштабные протесты, направленные против его сельскохозяйственных реформ. И 28 июня он был вынужден подать в отставку.
      В тот же день популистская партия — бывшая партия Штреземана — в мерах предосторожности произвела самороспуск; за ней 4 июля последовала католическая партия центра. Единственной партией, храбро противостоявшей невзгодам, была баварская популистская партия. Наконец взялись и за нее: последовали аресты руководства партии, в том числе принца Вреде, кавалерийского офицера, в 1923 году участвовавшего в провалившемся путче вместе с Гитлером и вместе с ним посаженного в Ландсбергскую тюрьму. Ему пришлось уступить и распустить партию.
      Новый декрет от 7 июля исключал всех депутатов-социалистов из рейхстага и всех правительственных органов земель. Многие из руководства социалистических партий уже перебрались за границу. Оставшиеся были в тюрьме либо в концентрационных лагерях. Нацисты объявили, что те, кто еще не отдал должное их идеям, отправятся туда на «перевоспитание». Еще 25 марта под Штутгартом был открыт первый концентрационный лагерь. Он был рассчитан на полторы тысячи мест, но вскоре насчитывал в три или четыре раза больше заключенных. Этот вид учреждений в краткие сроки стал одним из основных институтов страны.
      В тот же день, 7 июля, появляется пакет из 19 законов. Один из них ставил точку под всеми политическими дискуссиями и переговорами: «Национал-социалистическая немецкая рабочая партия является в Германии отныне единственной политической партией. Лица, оказывающие поддержку другим политическим партиям либо пытающиеся основать новую политическую партию, наказываются каторжными работами на срок до 3 лет или тюремным заключением от 6 месяцев до 3 лет, в случае если не предусмотрено иного наказания в текстах других законоположений».
      Без сомнения, многие честные немцы были поражены создавшимся положением дел. Их ошибка заключалась в том, что они не приняли всерьез предупреждение Гитлера: «Там, где мы есть, нет места никому другому!» У всех тех, кто начинал вместе с Гитлером, было достаточно времени, чтобы обдумать эти слова.
      Отныне нацисты стали абсолютными хозяевами Германии. Их «новые учреждения» начали работать без помех.

Глава 2
ГЕРИНГ ОБРАЩАЕТСЯ К ПОЛИЦИИ