Я не специалист по шпионским компьютерным вирусам, но что-то такое слышал, что если спай-фаг не способен даже приблизительно определить направление, откуда пришел вирус, то это означает, что вирус был сформирован непосредственно внутри последнего коммутатора. В данном случае последним коммутатором является коммутатор Терминала. Заключение о местном происхождении вируса подтверждалось таким простым рассуждением: если бы вирус пришел извне — ну, скажем, с соседнего Терминала, — то коммутатор Терминала Хармаса об этом бы знал и автоматически сообщил бы комлогу.

Кто посмел влезть в коммутатор Терминала? Межпланетная связь — святая святых, информация правит Миром, пути ее следования берегут, как Трансгалактический Канал, Галактической Полиции плевать на межпланетные законы почти как Шефу — и еще с десяток похожих трюизмов подвели меня к мысли, что без ГП или работавшего под прикрытием ГП ДАГАРа тут не обошлось.

От всех этих мыслей я подходил к каюте серьезно на взводе. А завхоз, не подозревая, что творится в моей душе, беспечно болтал:

— Там было грязновато, я попросил прибраться, не уверен, закончилась ли уборку, но вас это не должно беспокоить — каюта-то большая, если хотите — подождите в коридоре…

— Найду хоть одну пылинку, разберу и тебя и робота-уборщика на кубиты, — прошипел я, но завхоз не расслышал.

— Вот ваша каюта, — показал он на дверь с облупившейся серебристой краской. Я потянул за ручку.

В каюте орудовал не робот-уборщик. Преследовавший меня хмырь с глазами на носу тер губкой поручень койки второго яруса. Вид у него был самый наглый на свете. И улыбка, которой он меня встретил, была абсолютно хамская. Или же мне очень хотелось, чтобы вид у него был наглым, а улыбка — хамской. В конце концов, коньяк мог оказаться сильнее детоксикатора. Как говорит старший инспектор Виттенгер, когда меня провоцируют, я с самозабвением поддаюсь…

Я выхватил у завхоза ключ от каюты и сказал, что дорогу назад он знает. Вошел в каюту, захлопнул дверь, защелкнул замок. Не глядя на уборщика, я поискал глазами, чем бы дополнительно заблокировать дверь. Уборщик не проявлял никакого беспокойства до тех пор, пока я не заблокировал дверь тележкой с уборщицкими принадлежностями. Он схватил за ручку тележки, и тут я не выдержал…

Если кто-то подумает, что справиться с ним было не труднее, чем с фельдшером Ивановым, то этот человек глубоко заблуждается. Синяк на щиколотке и царапина на шее не проходили целую неделю. Заламывая ему руки, я орал, куда он дел украденного робота-уборщика.

«Я частный детектив, меня нанял завхоз для поиска похитителей роботов-уборщиков! Вы получили работу за того робота, следовательно, за похищением стоит профсоюз уборщиков! Отвечай, скотина, куда ты дел невинного робота, или останешься без рабочей руки!» — кричал я, не давая ему вставить и слова. Какую еще чушь я нес, я уже не помню. Хмырь здорово психанул. Но он решил, что психанул именно я, поэтому орал в ответ: «Псих! Ненормальный! Ты заплатишь! Ты ответишь!» и т.д. и т.п.

Наконец мы оба устали орать и одновременно замолчали. Я приковал его наручниками к тому поручню, который он так и не дотер. Провел пальцем по трубчатой раме и сказал:

— Грязь. Роботы убираются лучше.

— Псих ненормальный, — тяжело дыша, прохрипел он.

В карманах поверженного уборщика я обнаружил комлог, запасное средство связи и удостоверение полковника Галактической Полиции без указания отдела или департамента или какого-либо другого подразделения ГП.

— Так ты, оказывается, важная шишка! — изумился я. — Полковник ГП Роман Зейдлиц. Впрочем, мои вам поздравления, отличная подделка!

— Это не подделка, — прохрипел он.

— И с каких это пор Галактическая Полиция промышляет воровством роботов?

На самом деле на душе у меня кошки скребли — сломанная рука и испорченный пробор на голове полковника ГП может стоить лицензии.

— Бобер был прав, ты придурок, так и передай Шефу, — продолжал хрипеть он.

Я осмотрел его руку, пощупал кости. Он взвыл от боли.

— Не вой, кости целы…

Не знаю, кто из нас обрадовался этому больше.

— Куда жучки понатыкал? — спросил я.

— Ты считаешь, что жучками у нас занимаются полковники?

— Извини, ошибся. Полковники убирают каюты, жучки ставят генералы. Кто твой генерал?

— Болтай-болтай, через час тебя отсюда вышвырнут. И от меня зависит, куда тебя вышвырнут — на Фаон или в открытый космос.

— Если в космос, то я возьму тебя с собой. Одному в космосе скучно. Кстати, вышвырнуть меня можно только через три дня. «Закон об убежище». Знаешь?

«Закон об убежище» запрещал депортировать меня без решения суда до тех пор, пока не закончится срок «предоставления убежища». Арендованная на три дня каюта, по космическим законам, являлась полноправным «убежищем». А судьи на Терминале нет — это известно всем.

— Здесь я — закон! — сказал он, но крайне неуверенно, потому что понимал, что сказал полную чушь.

Но как бы в подтверждение его словам, в дверь каюты начали ломиться. Пришлось действовать молниеносно: я подсоединил его комлог к своему и стал настраивать связь. Зейдлицу я пояснил:

— Через минуту все будет скачано. Еще через полминуты информация уйдет к Шефу. Там ее расшифруют. Впрочем, не уверен, что вся она зашифрована — или, скажем так, хорошо зашифрована. Потом вышвыривайте меня куда хотите…

Зейдлиц побледнел, его глаза, как мне показалось, наехали друг на друга.

— Прекратите! Даю слово, вас не тронут!

— Да неужели!

— Слово офицера, — подтвердил он, сумев, несмотря на волнение, придать фразе некоторую торжественность.

Я ему поверил. В открытый космос мне не хотелось. Комлог остановил программу.

За дверью, сквозь грохот ударов, послышался тихий всхлип завхоза: «Не ломайте, я сейчас открою.».

Черт, я забыл, что каюты на космических станциях нельзя запереть изнутри полностью. Вовремя я взял с полковника слово…

Дверь распахнулась. Отбросив тележку в сторону, в каюту влетели два здоровенных лба и бросились крутить мне руки. У одного из них оказалась очень крепкая челюсть.

— Оставьте его! — скомандовал Зейдлиц.

За что я люблю ГП, так это за дисциплину. Мордовороты нехотя отступили.

— Наручники! — И Зейдлиц позвенел кандалами.

Я отцепил его от койки. Наручники он забрал с собой.

— На память, — пояснил он. — Очистите его комлог! — прозвучала команда, которой я боялся больше, чем открытого космоса. Но он, как ни странно, имел в виду уничтожение информации, а не копирование. Ну точно — человек чести. В наше время (обожаю это выражение!) сакраментальное «вас не тронут» означает не только целые кости, но и целую память, включая внешнюю. Запасная копия содержимого памяти комлога у меня имелась — там, где даже Шеф не найдет. Но делиться памятью я не хотел ни с кем.

Чистка комлога заняла две минуты.

— Даю вам сутки, чтобы убраться отсюда, — сказал мне Зейдлиц. Подумав, добавил: — Я хотел с вами поговорить серьезно, но вы сами все испортили…

Мордовороты ушли вместе с ним.

— А вы беспокойный постоялец, — поцокал языком завхоз.

— Обещаю больше не устраивать вечеринок.

— А у вас будет на них время? — усмехнулся он.

Я остался один. Что он там говорил? Полковники жучки не устанавливают? Сканирование каюты подтвердило и эти слова. Еще немного, и я его зауважаю. Не дожидаясь этого момента, я посмотрел, не успел ли комлог что-нибудь передать на Накопитель.

Не успел. Обидно.

Я растянулся на дальней от двери нижней койке и ушел в размышления.

Что я могу успеть за одни сутки? К пилотам и, конечно же, к кораблю меня не подпустят. От стюардессы Анны толку мало, тем более что дылды не в моем вкусе. Сведенов скоро вынырнет на Терминале Фаона, если он действительно отправился на Фаон. Ссадина на правой кисти давала повод сходить к доктору Трюффо, но давала ли она повод поговорить с ним о Сведенове? Вряд ли…

Так, что еще есть в запасе? В запасе был Мартин — физик Дин Мартин. И физик Нибелинмус. Нибелинмус сотрудничает с ГП и сотрудничает давно. Встречал его кто-то из гэпэшных боссов, но не Зейдлиц. Зейдлиц почему-то держится особняком. Знакомая привычка. Шеф тоже не любит показываться на глаза клиентам, он никогда не участвует в расследовании в открытую. С другой стороны, два полковника на одну кражу — это многовато. Следовательно, Зейдлиц здесь главный, и он не просто из ГП, он — из ДАГАРа. ГП — это только прикрытие, что в общем-то было ясно с самого начала, — ведь Джулия Чэпмэн подслушала слова Нибелинмуса о «дальней разведке», а не о Галактической Полиции.

Вернемся к Дину Мартину. Давно ли Нибелинмус привлек его к сотрудничеству с ДАГАРом? Я по-прежнему был убежден в том, что Мартин взял кристаллозапись не для ДАГАРа — как и в том, что Нибелинмус не подозревает его в краже. Предположим, ему станет известно, что запись взял Мартин. Что тогда? Поругает и простит. А если о краже записи станет известно полковнику Зейдлицу? Не позавидую я Мартину… Итак, у меня есть тема для бытового шантажа.

Но собственно о Мартине мне было известно пока что мало. Первым делом я восстановил уничтоженные Зейдлицем данные. Мою-то память он не стер, и двадцатисимвольный пароль к индивидуальному локусу я помнил так же хорошо, как и собственное имя. Затем я настроил поиск на Дина Мартина, физика двадцати восьми лет отроду. Оставалось только ждать — и ждать долго, если необходимые сведения хранятся на Накопителе Земли.

Доктор Трюффо оказался сухощавым стариканом с вытянутым, обтянутым пергаментной кожей лицом. Он осмотрел мою кисть, без рентгена определил, что кости целы, залепил костяшки пластырем и спросил, об кого я разбил кулак. Что-то меня дернуло ответить, что об фельдшера Иванова. Трюффо попросил сжать кисть в кулак, взял мою руку за запястье и потряс.

— Я не слышал, что бы Иванов поступал в реанимацию, — сказал он, недоверчиво глядя мне в глаза. Я ответил, что промахнулся и попал по стене.

— Вон, видите, даже вмятина осталась. — Я указал на нечто, что сошло бы за вмятину.

— Он вас обидел?

— Нет, — отвечаю я, — моего друга, господина Сведенова. Он обратился к Иванову за помощью сегодня, в первой половине дня.

— Кажется, знакомое имя…, — потерев жесткий небритый подбородок, сказал Трюффо.

— Точно! — кивнул я. — Сведенов был у вас месяц назад. Вы ему прописали какие-то успокоительные. Мой друг тяжело переносит полеты, у него непреходящая депрессия, и еще он постоянно переживает за свой груз — картины, антиквариат там всякий… Он не сказал вам, что торгует картинами?.

— Не помню, что бы он упоминал свою профессию. — ответил Трюффо. — Не уверен, что виновницей депрессии является его профессия. Вероятно, ваш друг не слишком с вами откровенен.

— В самом деле?

— Да, и передайте ему, что против его пагубной привычки существуют другие средства, нежели транквилизаторы. Даже как временная замена они в большинстве случаев бесполезны. Предложите ему найти хорошего специалиста.

К совету найти хорошего специалиста врачи прибегают с таким упорством и с таким постоянством, что я с некоторых пор считаю врачей самыми скромными людьми на свете. Я пообещал, что постараюсь повлиять на Сведенова.

— Хотя он редко меня слушает, — добавил я с горечью.

— Такие люди редко кого слушают, — заметил Трюффо, — пока не загонят сами себя в тупик.

Я с готовностью согласился.

Итак, Сведенов перевозил наркотики. На второй день полета к Хармасу наркотики потребовались ему самому. Транквилизаторы, которые он получил от Трюффо, не помогли ему дотянуть до Хармаса, поэтому он потребовал вернуть шкатулку. Однако второй пилот утверждает, что в шкатулке находились только дешевые женские украшения. Где же были наркотики? Во втором дне? Но шкатулка-то невелика. Грабить сейф из-за такого мизерного количества наркотиков никому и в голову не придет. Билет на лайнер встанет дороже. Кроме того, Мартин и Нибелинмус — физики, а не химики. К поискам наркотиков привлекают химиков, насколько я знаю.

В восемь вечера я купил у кельнера из кафе-кондитерской форму персонала «Комбината питания ТК-Хармас».

— Поваренка? — уточнил я.

— А что, не нравиться? — и он потянул форму к себе.

Я сказал, что о большем и не мечтал. Затем я показал ему снимки физиков.

— Если придут ужинать, позвони мне. И не торопись с заказом.

— А это… — кельнер сделал неопределенный жест.

«Это», как выяснилось, означало десятку авансом и обещание дать двадцатку после выполнения задания.

— Они могут пойти не ко мне, а в ресторан, — он указал на соседний зал, отделенный от кафе прозрачной стеной.

— Смотри в оба, — посоветовал я.

Объяснив, как со мною связаться, я вернулся в свое новое жилище.

Кельнер позвонил в четверть десятого и сказал, что те господа, чьи снимки я ему показывал, заказали два салата «Цезарь», гусиную печень, два бифштекса — один с кровью, другой — без, грибы на гарнир, яблочный пудинг и фирменный пирог «Терминальный».

— Спешите, пока они не лопнули, — добавил он.

Я, естественно, поспешил.

Физики сидели в ресторане и поглощали салат. Столик, за которым они сидели, был на двоих. Я взял у соседнего столика стул и вклинился между ними.

— Так и думал, что «Вестник уфологии» меня опередит! — воскликнул я и по дружески толкнул Мартина под локоть. — Зря вы с ними общаетесь, они потом все переврут, — сказал я Нибелинмусу.

Нибелинмус ответил в том смысле, что я, вероятно, обознался. Мартин буркнул: «Что за псих!». Я сказал, что сам он псих и что в «Вестнике уфологии» психи все, включая главного редактора. А обознаться я не мог, потому что профессора Нибелинмуса нельзя перепутать ни с кем. От лица журналистов Сектора Фаона я поздравил Нибелинмуса с прибытием в наш Сектор.

— Ах вы репортер… — протянул Нибелинмус. — Откуда вы узнали, что я здесь?

— Земные коллеги сообщили по дружбе.

— В таком случае, разрешите представить вам МОЕГО коллегу, — и он указал вилкой на Мартина.

— Неужели?! — я выпучил глаза.

— Дин Мартин, — представился коллега и добавил, что назвав меня психом, он не погорячился.

— Тот самый Дин Мартин?! — Я аккуратно вынул нож из его руки и страстно пожал ее. — Я много, много о вас слышал…

Минуты три я извинялся за то, что принял его за комика из «Вестника уфологии». За эти три минуты Мартин забыл, что хотел спросить меня, от кого я о нем много-много слышал.

— Интервью мы не даем, — приняв извинения, отрезал Мартин.

— Все с этого начинают, — сказал я. — Так и запишем: «С первого мгновения нашей встречи, Дин Мартин поразил меня своею скромностью», — произнес я в диктофон.

Нибелинмус оказался дальновиднее. Вот что значит опыт. Он попросил выключить диктофон и сказал, что на несколько вопросов они, пожалуй, сумеют ответить. Очевидно, он решил избавиться от меня с минимальными потерями. Ну задам я пару стандартных вопросов, ну ответит он, что астрофизика шагает по Вселенной широкими шагами — ну и дело с концом. А если я не угомонюсь, то можно начать сыпать терминами и формулами — они на репортеров действуют как крепительное.

Я спросил, останутся ли они на Терминале или полетят на Хармас.

— Закончим исследования, там посмотрим, — ответил он.

— Исследования касаются гравитационных аномалий?

— В том числе.

— А на что похожи гравитационные аномалии?

— На дыры в небе, — вставил Мартин.

— На несобственное изменение топологических свойств вакуума, — как бы поправляя его, сказал Нибелинмус.

— Бог мой, — воскликнул я. — неужели в нашем Секторе обнаружилась дыра в небе. Как вы думаете, это привлечет туристов?

— Никаких дыр у вас нет, — возразил Нибелинмус. — Нет и не предвидится. Идет плановый монтаж исследовательского оборудования.

По лицу Мартина скользнула ухмылка, но он промолчал.

— Вы заметили, — прошептал я доверительно, — здесь полно полиции.

— Нет, не заметил, — бодро возразил Нибелинмус. — А вы? — обратился он к Мартину.

— От нее на Земле некуда ступить. Еще не хватало, чтоб и в космосе…

— Не скажите, — перебил я. — В космосе полиция тоже нужна. Вон недавно сейф на «Монблане» ограбили, кому расследовать, как не полиции? Не физикам же…

Нибелинмус, отведя глаза в сторону, подтвердил:

— Не нам.

— Или за очень большие деньги, — ответил Мартин, видимо, за себя. — Шучу, — добавил он, — не для печати.

— Много времени займет монтаж оборудования? — сменил я тему.

— Несколько дней.

— Значит, если появятся какие-то новости, мы сможем снова встретиться?

— Каких новостей вы ждете? — изображая удивление, спросил Нибелинмус.

— Для нас любые новости — хлеб. Так мало событий происходит в науке, что хоть журнал закрывай. Многие считают, что наступает мировоззренческий кризис. Пора переходить на криминальные новости, там кризисов не бывает.

— Вы говорите мало? — возмутился он. — Неужели вам мало того, что…

И Нибелинмус произнес панегирик астрофизике, шагающей широкими шагами по Вселенной. Признаю, он говорил так увлекательно, что я даже пожалел, что не смогу ничего опубликовать. Мартин, тем временем, доел бифштекс и приступил к «Терминальному» пирогу. Я терялся в догадках, что ему не нравиться — пирог или речь Нибелинмуса. Когда Нибелинмус примолк (надо же было ему что-то съесть), я попытался спровоцировать дискуссию:

— Ваш коллега желает что-то возразить.

— Нет-нет, — проглотив кусок пирога, запротестовал Мартин. — Однако я полагаю, что по-настоящему великие открытия ждут нас впереди — если мы выберем правильную дорогу и не пройдем мимо.

— Ну что ж, это тоже верно, — согласился Нибелинмус. — Надо быть осторожными оптимистами.

Мне показалось, что он неправильно понял своего коллегу. В словах Мартина сквозил намек — конкретный намек, но на что?

Узнаю в личной беседе, решил я.

Нибелинмус хотел от меня поскорее отделаться, поэтому велел завернуть яблочный пудинг с собой и подать счет.

Я проводил физиков до третьего уровня, а сам спустился на четвертый.