0. Вирус Пака-ХС. За четырнадцать месяцев до начала основных событий.

Когда на исходе очередных суток все ячейки бортового хронометра обнулялись, хронометр производил сверку собственного времени планетарной станции «Телемак-Пи» с синхронизированными Галактическими часами. Сверка занимала мгновения. В правой ячейке хронометра появилась единица. Своим появлением она отметила первую секунду нового дня. Биологу Самюэлю Милну, мучившемуся бессоницей, показалось, что единица появилась немного позже установленного системой СИ срока.

В кают-компанию вошел командир станции Вересов.

— Сколько на этот раз? — спросил он Милна.

Милн прищурился, словно прицеливаясь, и без запинки выдал:

— Девять миллиардов сто девяносто два миллиона шестьсот тридцать одна тысяча восемьсот двадцать один.

— Миллиарды мог бы опустить, — улыбнулся Вересов. — Пятьдесят один период лишний, торопятся наши часы. Спать-то пойдешь?

— Коко заболела, — не глядя на командира, грустно ответил Милн.

Коко была белой лабораторную мышью, любимицей экипажа.

— Чем ты ее кормил? — полушутя спросил Вересов.

— Тем же, чем и вас. Овсянкой с сыром. — Милн в этот день дежурил по столовой.

— Передай, пусть выздоравливает, — и Вересов ушел.

К завтраку Милн не вышел.

— Распорядок дня для всех один, — ворчал Вересов. — Нет, конечно, если у человека бессонница, я нахожу антигуманным силой заставлять его ложиться в кровать и считать баранов. Но в восемь будь добр сидеть со всеми за столом и, как все, мазать тосты маслом. Впрочем, на масле я не настаиваю. По-моему, оно прогоркло.

— Вместо баранов Милн считает периоды излучения цезия-сто трицать три, — вставил планетолог Бриккер. — Проверить бы его надо…

— Отчего ж не проверишь? — спросил доктор Стахов, астрофизик, недавно перешедший в «Спэйс-Транзит-Инжениеринг» на более высокооплачиваемую работу научного консультанта.

— Лень, честно говоря. И Коко ясно, что он нас разыгрывает. Пятьдесят один период это… секундочку… пять наносекунд. Черта с два он заметил бы такую разницу. Подсмотрел по независимому хронометру, наверное… Тьфу, кто достал это масло? Там же была свежая пачка!

Бриккер брезгливо отодвинул намазанный тост.

— Вам не угодить, — вздохнул инженер Жорж Кастен. Сегодня он был дежурным. — Попробуй сыр.

— Этот? — Бриккер ножом указал на пятнисто-зеленый «Рокфор». — Милн сказал, что плесень на нем появилась уже на станции.

— Тогда жуй сухари. Их никакая плесень не берет, — ответил Кастен и, подняв перед глазами бутерброд с сыром, провозгласил:

— О Господь Всемогущий, да будут благословенны дары твои и мы вместе с ними!

— Амба, — сказал Вересов и нажал кнопку интеркома: — Эй, полуночник, подъем! Алле, ты слышишь?

— Слышу, не глухой, — хрипловато отозвался Милн. — А сколько сейчас?

— Полдевятого, — ответил Вересов. — Подходи давай.

Милн пробурчал что-то неразборчивое. Было слышно, как скрипнула койка — Милн перевернулся на другой бок.

Вересов выключил интерком.

— Что-то нет аппетита. — Планетолог Бриккер уныло посмотрел на тарелку с омлетом. — Выпью-ка я чая с джемом. Малиновый джем остался?

— С утра чай?! — изумился Вересов. — Ты здоров?

Бриккер передернул плечами.

— Морозит что-то. Где у нас чай-то…

Он встал из-за стола и подошел к холодильнику.

— Чай не там, — сказал ему Кастен.

— Знаю, я за джемом.

Вересов опустил в чашку с кофе чайную ложку, затем вытащил ее и с задумчивым видом стал смотреть, как с ложки медленно стекают капли. Он вспоминал недельной давности разговор с Милном. Короткий разговор состоялся в импровизированной биологической лаборатории, устроенной Милном по соседству с медицинским блоком. Биологические исследования не входили в научную программу станции «Телемак-Пи». Планетка, к которой прилепилась станция, была размером со средний астероид. Вся ее флора и фауна полностью умещалась внутри станции. Милн не был ни астрофизиком, ни инженером, ни космологом. Он был биологом. Биологам на «Телемаке-Пи» делать нечего, но Милна это не смутило. Ему нужны были деньги, и он согласился на место врача. Врачи нужны везде, в отличие от биологов. И платят им больше.

«Что ты там рассматриваешь?» — спросил тогда Вересов. Милн сидел за электронным микроскопом. «Вирионы Пака-ХС», — ответил биолог. «Опасны?». «Ну что вы, абсолютно безопасны», — сказал Милн и подал командиру справочник по вирусологии. «Страница сто тридцать два», — добавил он, затем снова уставился в микроскоп. Вересов полистал справочник. «Вирус Пака… найден на Ундине, Сектор Улисса… безопасен для всех известных живых форм… в естественной среде неактивен… продолжает изучаться… есть предположение, что занесен на Ундину извне…».

Вересов положил справочник рядом с микроскопом, едва не придавив Коко, которая деловито шныряла по лабораторному столу. Коко выбралась из-под тяжелого справочника и забралась Милну на плечо. Милн дернул плечом, сгоняя надоедливую мышь. Коко усиками пощекотала ему мочку уха. Милн, боявшийся щекотки, отклонил голову. Окуляр микроскопа освободился, и Коко заняла место у окуляра не слезая с плеча. Ей тоже было интересно.

«Ну и кто кого дрессирует?» — с ухмылкой сказал Вересов и вышел из лаборатории.

Капли перестали стекать, ложка высохла.

Вересов отодвинул чашку, пожелал Бриккеру, Стахову и Кастену приятного аппетита и встал из-за стола. Его мучило нехорошее предчувствие. Концерн «Спэйс-Транзит-Инжениринг», которому принадлежал «Телемак-Пи», нанимал на работу исключительно здоровых людей. Биолог в прошлом, врач в настоящем, Самюэль Милн неделями сидел без дела. Но по закону, навязанному профсоюзом астронавтов, в экипаже, состоящим из более чем трех человек, должен присутствовать штатный врач. Какую еще гадость он там у себя разводит, чтобы спастись от безделья? Коко заболела… Впрочем, в отличие от Милна, мышь по имени Коко «Спэйс-Транзит-Инжениринг» не нанимал. Она была довеском к Милну — симпатичным живым довеском.

В дверях Вересов оглянулся на Бриккера. Тот опускал в кипяток чайный пакетик.

— Сходи к Милну, пусть он тебя посмотрит, — обращаясь к нему, сказал Вересов.

— Да в порядке я… черт! — Бриккер упустил пакетик вместе с ниткой и желтевшем на ней бумажным ярлычком. Ярлычок теперь плавал в кипятке, постепенно намокая. Бриккер принялся вылавливать его двумя пальцами.

— Сходи, сходи, — повторил Вересов.

В каюте Милна не оказалось. Вересов оглядел скомканную постель; как бережливый хозяин выключил свет. Медицинский блок находился рядом с каютой Милна. Вересов заглянул туда. Биолог сидел возле столика с препаратами.

— Мы тебе оставили… — Вересов осекся.

На клеенчатой салфетке неподвижно лежала Коко. Милн, подперев ладонью голову, медленно проводил пальцем по белой шерстке от головы к хвосту.

— Отчего она умерла? — спросил Вересов, подойдя вплотную к Милну.

— Еще не выяснил. Пять минут назад нашел ее за термостатом. Термостат был включен, от него шло тепло. Вероятно, Коко было холодно.

— Выясняй скорее, — поторопил его Вересов. — И посмотри, что с Бриккером. Кажется, у него температура. Сам-то ты… постой-ка… — рывком Вересов развернул сидевшего на вращающейся стуле Милна. — И у тебя тоже?!

Милн коснулся лба тыльной стороной ладони.

— Похоже… — пробормотал он. — Командир, вам лучше выйти отсюда. Я разберусь самостоятельно. Пришлите Бриккера.

Вересов через интерком потребовал, чтобы Бриккер немедленно явился в медицинский блок. Планетолог был недоволен тем, что его отвлекли от завтрака.

— Я бы сам зашел, — начал он с порога.

— Кровь на анализ, немедленно. И у себя. — Командовал Вересов Милном.

— Да, да, я все знаю, — твердил биолог. — Выйдите, прошу вас.

Вересов наконец подчинился.

— Что за паника! — возмущался Бриккер. — Я в жизни ничем не болел.

— Коко тоже, — сказал ему Милн.

Одна из двух секций медицинского блока была превращена в изолятор. Бортовой медконсультант подтвердил наличие неизвестного инфекционного заболевания у Бриккера и Милна. «Тяжелая вирусная инфекция» — это все, что мог сказать компьютер-медконсультант. Проверку остальных членов экипажа взял на себя Вересов, поскольку Милну теперь нельзя было покидать медблок. К ужасу командира, неизвестная инфекция была обнаружена и у него. По поводу Кастена и Стахова медконсультант не дал никакого определенного ответа, но оба — и инженер и астрофизик — не питали иллюзий. Тем не менее, Вересов приказал им надеть легкие биозащитные скафандры. После этого отпала необходимость устраивать в медблоке изолятор.

Когда стали вводить всем членам экипажа имунномодуляторы, Милн заметил, что в коробке недостает двух ампул. Получилось так, что Милн доставал коробку на глазах у Вересова.

— Коробка была запечатана, — сказал он в недоумении. — Мы никогда ими не пользовались.

— Знаешь, что я думаю, — сказал он, глядя в глаза Милну. — Я думаю, ты еще вчера начал подозревать, что есть опасность заражения.

Милн возмутился:

— И ввел себе имунномодуляторы? Вы это хотите сказать?

— Себе или Коко… Ладно, выбрось из головы, — Вересов понял, что погорячился. — Что делать-то будем?

Вместо ответа Милн уставился в микроскоп.

Вересов запросил помощь у Терминала. Он продолжал отсылать сообщения каждые полчаса.

К трем часам дня состояние Бриккера резко ухудшилось: дыхание стало затруднено, он потерял сознание. Температура зашкалила за сорок. Аппарат искусственного дыхания кое-как стабилизировал состояние, но Милн понимал, что это ненадолго. Его самого постоянно мучила тошнота. Вересов пока чувствовал только головную боль и легкий озноб.

В четыре утра Бриккер скончался. За полчаса до смерти он пришел в себя, просигналил Милну и, когда тот подошел, знаками попросил отключить прибор искусственного дыхания. На первый взгляд казалось, что Бриккер выздоровел. Когда Милн вытащил катетер, он так и сказал:

— Все в порядке, я, кажется, оклемался, — и бодро спрыгнул с кровати.

Милн не пытался его остановить.

— Как остальные? — спросил Бриккер.

— По разному, — ответил Милн. Ему было тяжело говорить. Он сел на пол рядом с кроватью и прислонился к стене.

— Пока я спал, — весело продолжал Бриккер, — я понял, как ты заранее узнаешь временной гэп. Сейчас я тебе расскажу, дай только в туалет сбегаю…

Он скрылся в ванной. Вышел оттуда минуты две спустя и вялой походкой вернулся к кровати. Потряс за плечо Милна.

— Спишь?

Милн с трудом открыл глаза.

— Ну и я посплю, — сказал Бриккер, — что-то спать опять захотелось. Ты мне транквилизаторов не давал? Давал, небось, да? Вы, врачи, все любите лечить транквилизаторами, да… да прочей дребеденью. — Кряхтя, он растянулся на постели, укрылся одеялом. — Ты прав, надо выспаться, — продолжал приговаривать Бриккер. — А нас ты больше не обманешь… Надо же, пять наносекунд…

Он хихикнул и подтянул одеяло.

В семь утра Милн очнулся.

«Какого черта я позволил себе спать сидя, — подумал он, — шея затекла, голова потом трещать будет.»

Кардиограф пищал тоскливо и заунывно. Прямая линия на экране. Морщась от боли, Милн поднялся с пола и зачем-то пощупал у Бриккера пульс. Рука была холодной и странно податливой. Милн прошел в первый отсек медицинского блока. Вересов сидел в кресле, рука свисала мимо подлокотника. Милн откатил кресло к стене, себе взял вращающийся стул и устроился перед электронным микроскопом. Пробы тканей, пораженных вирусом, были приготовлены еще вечером, но у него не хватило сил посмотреть их — перед глазами все плыло. Сейчас он ощущал необыкновенный прилив энергии и какую-то особенную ясность, наполненную предчувствием близкого открытия.

Несколько минут он настраивал микроскоп.

«Не может быть!»

Он встал, походил взад-вперед по отсеку, снова сел за микроскоп. Через минуту оторвался, оттолкнулся от стола и поднял ноги. Вращающийся стул сделал оборот. Милн поморгал и прильнул к окуляру.

Дверь в медблок с шорохом отворилась.

— А, вот и ты, — сказал он вошедшему белому скафандру, — иди сюда, смотри, я кое-что обнаружил. Иди, иди, не бойся, ты ж в скафандре! Сравни, слева наш старый добрый вирус Пака, а справа — черт знает что!

Человек в биозащитном скафандре ни слова не говоря подошел и посмотрел в микроскоп.

— Убедился? — спросил Милн и довольно потер руки.

Скафандр качнул головой.

— Надо немедленно сообщить на Терминал, — деловито продолжал Милн. — А Рассвел-то был прав… И почему ему не поверили… Напишу-ка я сначала ему. Он обязан узнать первым.

Милн принялся выстукивать текст послания.

«Уважаемый профессор Рассвел…» — такими словами начиналось послание.

Человек в скафандре обеспокоено смотрел, как на экране возникают слова. Приняв наконец решение, он посмотрел по сторонам. Его взгляд упал на шнур переносной лампы. Он поднял лампу, шнур вытянулся еще на полметра.

— Зачем… — Милн хотел спросить, зачем его коллега поднял лампу.

Человек в скафандре быстрым движением набросил шнур на шею Милну и стал затягивать.

Милн сопротивлялся. Руки колотили по столу, клавиатуре… Лежавшая рядом с микроскопом клеенчатая салфетка соскользнула на пол. Под нею лежал хирургический скальпель. Человек в скафандре подумал, что если бы он знал, что на столе лежит скальпель, то воспользовался бы им. Он удвоил усилия. Милн продолжал размахивать скальпелем, но силы, отпущенные болезнью перед тем, как окончательно добить его, подходили к концу. В последнее мгновение перед смертью он подумал, что Бриккер, вероятно, умер счастливым.

Человек в скафандре перестал стягивать шнур. Он тяжело дышал — биолог задал ему хлопот. Милн сидел в той же позе, что и Вересов в кресле у стены. Даже правая рука, выронив скальпель, свесилась точно так же. Вот только у Вересова не было красно-синего следа на горле.

На полу расплылась кровяная клякса. Еще одна.

Откуда кровь?

Убийца почувствовал жжение в правой руке. Он выругался. Милн все-таки задел перчатку. Из прорези капала кровь.

Он бросился к шкафу с медикаментами. Если скальпель был заражен, дезинфекторы не помогут. Где же коагулятор… Вот он. И еще анестетик…

Расстегнул скафандр, высвободил правую руку. Пальцы и тыльная сторона ладони были в крови. Ввел обезболивающее. Сжал зубы и приложил к порезу коагулятор.

Раз, два, три… хватит.

Он перевел дух. Огляделся. Взгляд упал на экран компьютера. Он подошел ближе.

Проклятье!

Наверное, Милн все же успел нажать на ввод. Или нажал на ввод непроизвольно, когда в предсмертной агонии колотил руками по клавиатуре.

Неоконченное сообщение ушло к Терминалу.

1. У Гордона Алистера новая клиентка

Адвокат Гордон Алистер стоял у окна и любовался открывавшимся видом. Он был горд тем, что, выбирая помещение для своей адвокатской конторы, не стал экономить на виде из окна. Сто семнадцатый этаж, окно во всю стену, западная сторона — только стой и любуйся. Для понедельника погода была вполне сносной: островной ветер разогнал вчерашние тучи, и на небе осталось всего два облака. Ветер постепенно стихал, и отставшая парочка плыла в сторону пролива медленно, словно по инерции. За облаками, как и полагается, ползли по земле две тени. Тень, что поменьше, в этот момент накрыла Дайерс-Холл, большая тень подбиралась к Меррик-скверу со стороны Ньювингтона. Алистер поспорил сам с собою, которая из теней первой достигнет меридиана его конторы.

— Ставлю сотню на меньшую. — Секретарь Алистера, мисс Липтон незаметно подкралась сзади. Она работал с Алистером уже семь лет и за это время успела изучить все привычки своего босса.

— Ну я-то, если проиграю, спишу проигрыш в расходы, а как поступите вы?

— Потребую прибавки, — не задумываясь, ответила находчивая мисс Липтон.

— Нет, так не пойдет, — возразил Алистер. — Что-нибудь еще?

— Да, к вам посетительница. Молоденькая и очень расстроенная.

— Очень?

— Ну меньше, конечно, чем мистер Кули, которого вы отказались защищать от обвинения в двойном убийстве…

— Тогда пусть подождет. Постойте, разве я ей назначал?

— Если да, то не через меня. Ее фамилия — Чэпмэн. Мисс Джулия Чэпмэн — так она себя назвала. Она сказала, что вас ей рекомендовал профессор Рассвел.

— Профессор?! — изумился Алистер, — И кем она ему приходится?

— Не знаю. Мне уточнить? — с вызовом спросила мисс Липтон.

— Не стоит, — отмахнулся Алистер и посмотрел на часы. — Минут пятнадцать-двадцать у меня, пожалуй, найдется. А она хоть симпатичная? — Алистеру нравилось задавать секретарше провокационные вопросы.

Мисс Липтон поджала губы.

— Вас, мужчин, разве можно понять? Одна вам симпатичная, другая — почему-то не симпатичная. За себя скажу так: если бы не веснушки и не большие голубые глаза, я бы назвала эту девушку хорошенькой.

Алистер задумчиво посмотрел на небо.

— Ладно, ветер все равно стих, посему — зови! — с этими словами адвокат обошел широкий письменный стол и сел в высокое кожаное кресло, подушка подголовника которого подошла бы только взрослому жирафу.

Мисс Липтон удалилась. Через полминуты дверь в кабинет открылась, и на пороге возникла хрупкая девушка в платье с позапрошлогодней рождественской распродажи и с грустным, миловидным лицом. Как верно подметила мисс Липтон, глаза у девушки были голубыми. С веснушками секретарша так же не ошиблась — их вокруг небольшого курносого носика было предостаточно.

Алистер вежливо приподнялся (собственно, для этого он и садился) и указал девушке на кресло перед столом. Она робко двинулась к указанному месту. В это мгновение мисс Липтон с грохотом захлопнула дверь, и внезапный грохот придал девушке если не уверенность, то во всяком случае скорость — она быстро дошла до стола и села в другое кресло, оказавшись у адвоката по правую руку, чего он не слишком-то любил, потому что предпочитал, когда клиент сидит лицом к окну.

— Чем могу быть полезен? — спросил Алистер с некоторым запозданием, поскольку несколько секунд размышлял, не пересадить ли девушку в левое кресло.

— Меня зовут Джулия Чэпмэн, — сказала клиентка и поспешила добавить: — Профессор Рассвел рекомендовал вас, как самого надежного адвоката.

«Из тех, на кого у вас хватит средств», — мысленно дополнил Алистер, вспомнив, в каких словах полгода назад профессор Рассвел рекомендовал его одному из своих друзей. Впрочем, за эти полгода дела у Алистера пошли в гору.

— Вы знакомы с нашими расценками?

Джулия покраснела.

— Нет, то есть я слышала… — с запинкой проговорила она, — … вернее, я хочу сказать, раз вы сами упомянули, я действительно… у меня есть немного, но…— она жалобно посмотрела на адвоката. — Но не много.

Алистер поджал губы совсем как мисс Липтон (кто у кого научился — это вопрос) и сделал взмах рукой, как бы отметая возникшую по его вине тему оплаты вместе с теми деньгами, которые мисс Чэпмэн собиралась ему заплатить.

— Откуда вы знаете профессора? — спросил он.

— Я училась у него в Кембридже.

— Неужели космологии?! — изумленно воскликнул Алистер. Он ожидал услышать, что девушка приходится профессору внучатой племянницей или, например, работает у него приходящей горничной. В крайнем случае она могла бы ставить профессору уколы, будучи дипломированной медсестрой.

— Да, и этому тоже, — подтвердила Джулия.

— М-да, интересный случай, — пробормотал Гордон Алистер, — знаете, мне уже интересно. Выкладывайте, что с вами стряслось.

Обычное алистерское «выкладывайте» иногда смущало не слишком обеспеченных клиентов — они начинали подозревать, что адвокат желает побыстрее от них отделаться. Подобные подозрения как правило были напрасны, и уже тем более они были бы напрасны сейчас, — когда Алистер оторвался от спинки кресла, наклонился вперед, опершись локтями о покрытую зеленой кожей крышку стола, и внимательно посмотрел девушке прямо в глаза.

— Рассказывайте все по порядку, — потребовал он.

О том, что на адвокатском жаргоне означает «рассказывать по порядку» у Джулии, видимо, были свои представления, ибо она ответила:

— Меня собираются уволить.

— И всё?! — вырвалось у адвоката. — Простите, я хотел спросить, уволить откуда? — быстро поправился он.

— Из Деффордского Института Космологии, я работаю там лаборантом, но вы не подумайте, это только временно, то есть пока не появится место научного сотрудника… мне его обещали, но сначала предложили поработать лаборантом. А теперь… а теперь хотят уволить…

Под конец этой длинной и сбивчивой фразы голос Джулии начал дрожать, а последние слова и вовсе были произнесены тем характерным женским шепотом, который предвещает в лучшем случае слезы, в худшем — истерику.

— Мисс Чэпмэн, — строго сказал Алистер, — у меня действительно не так много времени. Постарайтесь взять себя в руки хотя бы на то время, пока вы рассказываете мне свою историю, — он успокаивал клиентку как умел. — Говорите ясно и спокойно, кто и за что собирается вас уволить.

Услышав слово «спокойно», девушка начала потихоньку всхлипывать.

— Мисс Липтон, — произнес Алистер в интерком, — будьте добры, принесите для мисс Чэпмэн воды.

— Спасибо, — кротко поблагодарила его Джулия. — Я постараюсь покороче. Как я уже сказала, меня временно взяли на должность лаборанта в лабораторию доктора Нибелинмуса, которого профессор Рассвел знал еще по Кембриджу. Шеф он в общем-то неплохой, к тому же — известный ученый, большая честь работать вместе с ним, и вот теперь он говорит, что я украла… украла… — И Джулия пустила слезу — вполне законную для человека, которого безосновательно обвиняют в краже.

— Как, простите? — переспросил Алистер, — как, говорите, зовут вашего шефа? — Он собирался записать труднопроизносимую фамилию в блокнот.

Джулия стала повторять фамилию по буквам:

— "Эн" как нейтрон, "И" как инфляция, «Бэ» как бозон, "Е" как…

— Как ЕЩЕ один бозон, — прервал ее Алистер, разобравший только инфляцию, которую он понимал иначе, чем мисс Чэпмэн. — Напишите, — он пододвинул клиентке листок бумаги и ручку.

Мисс Чэпмэн выполнила просьбу. Тем временем в кабинет вошла мисс Липтон. Подав Джулии стакан воды, она несколько секунд рассматривала ее лицо, после чего поправила левой рукой прядь волос у правого уха. Этот условный жест означал, что мисс Липтон находит слезы Джулии вполне искренними. Сам Алистер понимал в женской психологии еще меньше, чем в космологии, поэтому предпочитал брать в клиенты мужчин. Убедившись, что ее знак не остался незамеченным, мисс Липтон удалилась.

— Продолжайте, мисс Чэпмэн, — сказал адвокат. — Как давно вы работаете у… хм…, — он заглянул в листок, — у Нибелинмуса?

— Всего два месяца. До этого я проходила трехлетнюю стажировку в ЦЕРНе, но всегда мечтала вернуться. Полгода я ждала ответа от профессора Рассвела. Он обещал за меня похлопотать. Наконец Нибелинмус дал согласие взять меня к себе в лабораторию, но предупредил, что формально он берет меня лаборантом, поэтому мне придется совмещать научные исследования с обычной лаборантской рутиной.

— В чем она заключалась?

— Рутина? Ну, обслуживание базы данных, обсчет экспериментальных результатов, обработка данных, поступающих с наших исследовательских станций, кое-какие личные поручения: что-нибудь найти, ответить на чье-нибудь письмо, назначить встречу, проверить ссылки или библиографию… Но я со всем справлялась, ни единого нарекания за два месяца!

— Да, да, это все замечательно, — закивал Алистер. — Но что же из перечисленного вы украли — научные данные, письмо или ссылку?

Алистер хотел еще добавить «кофеварку», поскольку во-первых догадывался, что лаборантки варят своим боссам кофе, во-вторых он подумал, что не плохо было бы попросить мисс Липтон принести им по чашечке.

— Вам со сливками или черный? — уточнил он у клиентки.

Она не расслышала последнего вопроса, потому что была чрезвычайно возмущена предыдущим.

— Я ничего не украла, — сказала она с нажимом на «ничего».

— Поставлю вопрос по-другому. Что пропало у доктора… хм… вашего шефа.

— Кассета с кристаллозаписью.

— Что на ней было?

— Не знаю, — мотнула головой девушка.

— А саму кассету вы видели?

— Нет. Нибелинмус сказал, что оставил ее на столе в своем кабинете. Потом сказал, что кассета пропала.

— Возможно, он сунул ее куда-нибудь по рассеянности? — предположил Алистер.

— Только не доктор Нибелинмус, — уверенно возразила Джулия. — Он педантичнее моей мамы.

— Не имею чести…

— Он очень аккуратен в том, что касается работы. И всегда помнит что где лежит.

— О'кей, я понял, сам он кассету не терял. Это мы уяснили. Давайте теперь уясним вот что. Почему, если кассета пропала, то ее непременно украли? Далее, почему, если кассету украли, то украли вы? И, наконец, почему вас хотят уволить, если ваша вина пока никем не доказана?

— Боюсь, вы задали слишком сложный вопрос, мистер Алистер, — ответила Джулия, нервно теребя край платья. — Наверное он заподозрил меня из-за того, что я находилась ближе всех к его кабинету в то время, когда пропала кассета. Понимаете, лаборантам не положено иметь персональное рабочее место, но мне позволили поставить стол с компьютером в таком закутке рядом с дверью в кабинет Нибелинмуса. Когда я нахожусь за столом, я всегда вижу, кто входит в кабинет и кто выходит. Но в тот день я никого не видела возле кабинета, кроме, конечно, самого доктора Нибелинмуса, поэтому, если честно, кроме меня подозревать больше некого.

— Иными словами, — подхватил ее мысль Алистер, — Кассета пропала в то время, когда ваш шеф находился вне кабинета, а вы — за своим столом, так?

— Не совсем так, я отлучалась ненадолго. Минут на пять — или чуть больше. Думаю, я отсутствовала не более десяти минут.

— Почему же Нибелинмусу не пришло в голову, что кристаллозапись забрали, пока вы выходили… а кстати, куда вы выходили?

— В дамскую комнату, — смущенно ответила Джулия.

— Вот! Или постойте, может вам запрещалось выходить в дамскую комнату без разрешения?

— Нет, не запрещалось. — Девушка покраснела до корней волос. — Но Нибелинмус мне не верит. Когда он вернулся, перед тем как открыть кабинет, он спросил, не приходил ли кто-нибудь к нему. Я ответила, что нет, никто не приходил. А потом, когда обнаружилась пропажа, и когда я вспомнила, что ненадолго отлучалась, он мне не поверил. Он сказал, что если я отлучалась, то почему с такой уверенностью сказала, что к нему никто не приходил. Следовательно, говорил он, я сначала ответила честно, поскольку никуда в самом деле не отходила, но потом, сообразив, что попалась, начала выдумывать про дамскую комнату, чтобы отвести от себя подозрение. Вот так он говорил мне слово в слово.

— И на основании ваших, выражаясь юридическим языком, противоречивых показаний он делает вывод, что кассету взяли вы?

— Нет, не только. Еще карточка…

— Какая карточка?

— Карточка-ключ. Для того, чтобы войти в кабинет Нибелинмуса нужна карточка-ключ, и она у меня была.

— Ах вот как! — воскликнул Алистер и всплеснул руками, — вот с чего нужно было начинать! Выходит, кабинет был заперт на специальный ключ, который, я так понимаю, был далеко не у каждого.

— Да, вы правы, господин Алистер. Кабинет был заперт. Кроме меня, ключ от кабинета был только у самого Нибелинмуса и у его заместителя, доктора Трауберга. Но Трауберга никак нельзя заподозрить, он правая рука Нибелинмуса, они работают вместе со дня основания лаборатории.

— Нибелинмус имел привычку всегда запирать кабинет? Даже если выходил ненадолго?

— На ночь он всегда его запирал, но днем… — она нахмурилась, — по-моему, иногда запирал, а иногда нет. По разному.

— Нибелинмус сам дал вам ключ?

— Да. Накануне он ушел из лаборатории раньше меня, а я должна была еще успеть прибраться у него в кабинете — иногда он просил навести у него порядок — и он отдал мне ключ. Я спросила, когда мне его вернуть, он ответил, чтобы я не беспокоилась, поскольку этот ключ — запасной, и у него есть еще один. На следующий день я собиралась вернуть ключ, но забыла, а он не напомнил. Поэтому ключ все еще оставался у меня.

Алистер откинулся на спинку кресла. Бедная девочка, размышлял он, никакая ученая должность ей не грозила. Нибелинмус взял ее на работу вместо секретарши. Поскольку в лабораториях должность секретарши штатным расписанием не предусмотрена, Джулию зачислили лаборантом. Потому-то и стол ей поставили рядом с кабинетом.

— Давайте разберемся со временем, — предложил он. — Когда пропала кассета?

— Между полуднем и половиной первого.

— До часов мы еще дойдем, в какой день все это случилось?

— В позапрошлое воскресенье, пятого апреля.

— Вы работаете по воскресеньям? — удивился адвокат.

— Понимаете, в будни много текущей работы — я ведь, как вы помните, лаборантка, а не научный сотрудник. Для научной работы приходится использовать и субботы и воскресенья. Мой шеф — тот едва ли не ночует в лаборатории. Он трудоголик, да и Трауберг от него не отстает.

— Итак, — подытожил адвокат, — в то воскресенье в лаборатории находились вы, Трауберг и Нибелинмус.

— И Дин, — подсказала Джулия.

— Дин?

— Дин Мартин, наш сотрудник. Но у него никогда не было ключа от кабинета шефа.

— Вы уверены, что за исключением вас и этих троих в лаборатории больше никого не было?

— Двоих, — поправила Джулия. — Незадолго до полудня Нибелинмус ушел на ланч, вернулся он примерно в час. Я отходила от своего стола где-то между полуднем и половиной первого. В это время в лаборатории находились только Мартин и Трауберг.

— Почему вы в этом так уверены? В лабораторию мог проникнуть кто-то посторонний.

— Нет, — и девушка уверенно помотала головой, — для того чтобы пройти в лаборатории тоже требуется специальный ключ. Над дверью расположена телекамера, которая записывает всех входящих. Я вместе с Нибелинмусом просмотрела запись. Никто кроме нас четверых в лабораторию не входил.