11

Татьяна постоянно твердит, что, читая за завтраком плохие новости, я когда-нибудь заработаю язву. Сегодня был ее день — в смысле — язвы. Тянучка встала у меня поперек горла, когда я прочитал:

Срочное сообщение!

Неожиданный поворот в деле убийства Чарльза Корно!

В деле убийства ведущего программиста компании «Виртуальные игры» появился новый подозреваемый. Вчера поздно вечером полиция арестовала студента Фаонского Университета, Бенедикта Эппеля. Начальник Департамента Тяжких Преступлений, полковник Виттенгер, от комментариев, как всегда, отказался, однако нам стало известно, что Эппель в течение последних месяцев оказывал Чарльзу Корно кое-какие не бесплатные услуги. Мы, разумеется, ни в коем случае ни на что не намекаем, напротив, мы прямо и безоговорочно подразумеваем виртуальные компьютерные игры, разработчиком которых являлся покойный. Эппель, будучи студентом кафедры Динамического Моделирования, проводил для Корно некоторые теоретические расчеты. Свою вину он начисто отрицает, что для убийц весьма характерно, ибо по нашей статистике девяносто процентов убийц отказывается признать вину в день ареста. На второй день после ареста эта цифра падает до семидесяти. Итак, уважаемые читатели, время, как говорится, покажет. Будем ждать, чего нам ждать от наступающего дня!

Позвонил Шеф.

— Ты успел с ним вчера побеседовать? — спросил он, словно забыв, что еще вечером я ему объяснил, почему за Бенедиктом имеет смысл сначала последить. И вечером же он со мною согласился.

Я захрипел, показывая на горло.

— Прими аспирин и в Отдел, — приказал он.

Проглотив тянучку, я позвонил Амиресу. Тот еще спал.

— Накинь что-нибудь, — сказал я ему.

— А в чем дело?

— Ты настучал?

— На кого?

— На Бенедикта!

Амирес натянул простыню и зевнул.

— Виттенгер заявился вчера чтобы спросить, собираюсь ли подавать на вас в суд за незаконное вторжения. Я ответил, что не собираюсь. Тогда, он спросил, откуда в доме появился газ, который есть только у спецслужб. Я отдал ему ваш баллончик и объяснил все, как вы велели. Он не поверил. Потом стал выспрашивать, кто бывал у нас дома. По-моему, он уже знал, что Бенедикт был здесь за два дня до убийства, отрицать было бесполезно, мне пришлось сказать, что Корно и Бенедикт скандалили. Я представил все так, будто они скандалили… ну сами понимаете, из-за чего…

— Понимаю. И Виттенгер, только с твоих слов, взял и арестовал человека. Что еще ты ему рассказал?

— Ничего… Клянусь!

Я послал его куда подальше.

В Отделе я узнал подробности ареста. Виттенгер получил ордер на арест в семь часов вечера. С семи часов он искал Бенедикта по всему Фаон-Полису, одновременно полиция устроила засаду у университетского общежития. Бенедикт вернулся в общежитие в начале первого. С ним была девушка, которая назвала себя Шишкой. Когда сержант стал зачитывать Бенедикту его права, девушка, чрезвычайно любезно, попросила дать ей взглянуть на ордер. Сержант, тронутый ее… нет, видимо, просто тронутый, отдал ей бумагу. С этого момента ордера больше никто не видел. Девушку арестовали вместе с Бенедиктом.

— Знакомый фокус, — сказал я Шефу.

— Который?

— Она съела ордер на арест.

— Она что, тоже двинутая, как твой Бенедикт?

— Бенедикт не двинутый, — возразил я. — Он гений, а гениям многое позволено — так считает мадемуазель Ливей, а она каждый день имеет дело с гениями.

— Если он не двинутый, зачем его посылали к психиатрам на освидетельствование?

Есть такое правило: если босс задает вопрос, уже подразумевающий ответ, то надо молчать в тряпочку. Однако я был настолько поражен, что сказал:

— Шеф, вы уверены, что мы говорим об одном и том же Бенедикте?

— Об одном! — и Шеф показал мне проволочную единицу. — О том, на которого донес Амирес. Зачем он это сделал?

— Шеф, — взмолился я, — я не успеваю соображать. Давайте сначала разберемся с психиатрами…

— Отвечай на вопрос!

— Пожалуйста! Амирес считает Бенедикта убийцей и боится, что тот доберется и до него. Когда Бенедикт в тюрьме, ему спокойнее. Нам, в каком-то смысле, тоже спокойнее, потому что плакали наши полмиллиона. Их честно заработал Виттенгер.

— Деньги уйдут в «Фонд ветеранов полиции», — возразил Шеф. — Виттенгеру не перепадет ни гроша. Я поражаюсь, что инспектор, не имея ни малейших материальных стимулов, раскрыл убийство быстрее нас. А тебя это не поражает?

— Еще как! Но мы вытащим Бенедикта, как вытащили Амиреса.

— Боюсь, с Бенедиктом будет сложнее.

— Шеф, к какому выводу пришли психиатры?

— Иди, к Яне, она тебе расскажет. Свободен!

К Яне я не пошел, потому что ее кабинет для двоих слишком тесен — если, конечно, эти двое занимаются составлением досье на лиц, связанных так или иначе с делом Корно. Я пригласил Яну за свое рабочее место в тот момент, когда она собирала сведения о физике Рунде, проживавшем или проживающем на планете Аура. Вместе с физиком, досье, представленное Шефу после (его) обеда, содержало следующие имена и факты:

Казимир Цанс , заведующий кафедрой Динамического Моделирования Фаонского Университета, профессор, лауреат Филдсовкой медали за работы по субквантовым вычислениям, последние годы посвятил приложениям, то есть применял разработанные им математические модели к гуманитарным наукам: социологии, антропологии, лингвистике. Гуманитарии (в т.ч. доцент Семин) оказываю посильное сопротивление. Имеет контакты с компанией «Виртуальные игры», характер контактов не установлен.

Бенедикт Эппель , студент кафедры Динамического Моделирования Фаонского Университета, готовит диссертацию на степень магистра. Ученик профессора Цанса. Специализируется на построении динамических моделей работы сознания, имеющих научное (для динамической лингвистики и антропологии) и промышленное (для виртуальных игр с сапиенсами) значение. Сотрудничал с покойным Чарльзом Корно, но никаких материальных подтверждений этого сотрудничества не обнаружено. До Фаонского Университета Эппель учился в Сорбонне (Европа, Земля), откуда был со скандалом выгнан. Два раза его направляли к психиатрам. В первый раз — после исключения из Сорбонны. По словам Бенедикта его признали вменяемым при условии, что он немедленно покинет Землю и больше на нее не вернется. Так, два с половиной года назад, он оказался на Фаоне. Около двух лет назад его снова послали к психиатрам. По словам врачей — умеренно нормален, по словам преподавателей — гениален. Арестован по подозрению в убийстве Чарльза Корно. Показаний не дает.

Николас Краузли , президент компании «Виртуальные Игры», мультимиллионер, филантроп, дважды появлялся на обложке журнала «Успех года». Его жизнеописанию посвящены четыре колонки в справочнике «Кто есть кто на Фаоне» и тонны публикаций в иных источниках. Верить ничему нельзя.

Тим Вейлинг , помощник Николаса Краузли, его доверенное лицо. Что именно доверял ему Краузли, никто толком объяснить не смог, а сам Вейлинг постоянно уклоняется от ответа. Молод, настырен, далеко пойдет.

Чарльз Корно , главный разработчик игры «Шесть Дней Творения» и еще десятка подобных игр. Ныне покойный. В сентябре ему бы исполнилось сорок два. По мнению журнала «Шустрый кубит» — гениальный программист, поэтому с его смертью мы много потеряли. В деньгах более чем не нуждался, репутации позавидовал бы сам Краузли (за исключением одного момента — см. пункт Рауль Амирес ). Учился у Казимра Цанса, защитил докторскую диссертацию, затем ушел в компьютерный бизнес. По словам знакомых, имел скверный характер, но это не повод для убийства. В январе этого года уезжал в командировку на Землю, однако проверка показала, что на Земле он не появлялся. Где его на самом деле носило пока неизвестно.

Рауль Амирес , сожитель Чарльза Корно и сотрудник «Виртуальных Игр», кодировщик. Познакомился с Корно в октябре прошлого года, когда пришел работать в «Виртуальные Игры». С декабря прошлого года живет в доме Чарльза Корно. Подслушивал его телефонные разговоры, однажды пытался взломать компьютер в поисках закодированных файлов. Скорее всего Корно он не убивал.

Шишка , — свое настоящее имя назвать отказывается, ссылаясь на неприкосновенность личности. Документов нет. Род занятий неизвестен. На ночном допросе, обращаясь к Виттенгеру «милый инспектор» и «душка-полковник», довела его до нервного срыва.

Эдуард Брубер, известный писатель, драматург, сценарист и общественный деятель. Автор девяти сценариев (в том числе к фильму «Жизнь и смерть Роберта Грина») и семи романов, последний из которых, «Моролинги», вот уже месяц занимает первую строчку списка бестселлеров (в категории низкопробных триллеров, хотела добавить Яна, но по-моему такой категории не существует). Видный деятель комитета «В защиту договора», куда вступил сразу после выхода последнего романа.

Рунд , физик, специалист по субквантовым вычислениям. Один из бывших оппонентов Казимира Цанса. Пять лет назад работал в Центре Радиокосмических Наблюдений на Ауре. С той поры о нем ничего не слышно.

— Что между всеми этими людьми общего? — Шеф с недоумением перечитывал досье. — Смотрите: ученые, программисты, писатели, бизнесмены, сумасшедшие студенты и бомжи.

— Вы про Шишку? — уточнил я.

— Про нее.

— Если ее исключить, то всех их объединяют моролинги.

— Кроме Краузли и Вейлинга, — напомнила Яна.

— Они бизнесмены, их можно объединить с кем угодно, — заметил Ларсон таким тоном, словно ставил диагноз неизлечимому больному. — Капитализм не признает национальных различий.

Шеф обозвал всех нас бездельниками и дал задание:

— Значит так. Яна, на тебе остается во-первых Рунд, во-вторых, те научные исследования, из-за которых теперь убивают программистов. Хью, ты по-прежнему занимаешься «ЩДТ», что-то с ними должно быть не так. Федр, тебе предстоит искупить вину за вчерашний прокол.

— Могу вымыть ваш флаер.

— Не годится, его уже вымыли. К тому же ты отвратительно моешь флаеры — еще хуже, чем допрашиваешь подозреваемых. Ты не успел допросить Бенедикта, поэтому ты обязан найти другие источники информации.

— Какой информации?

— Той, которую ты бы получил, если бы допросил Бенедикта.

— Ах той! — воскликнул я. — Уже начинаю искать…

— Федр, — наклонившись ко мне, нарочито громко зашептала Яна, — хочешь подсказку?

— Давай!

— Бенедикт тебе ничего бы не сказал, следовательно, чтобы выполнить приказ, тебе достаточно обратиться к любому немому… ой, Шеф все слышит, — она отпрянула от меня и замерла.

— Поговори еще раз со всеми, кто его знал и кто еще жив или на свободе, — подсказал Ларсон, — с его близкими поговори.

— Опять с Цансом? Я боюсь ему надоесть.

— С Цансом после, — вмешался наконец Шеф, — сейчас ближе Виттенгера Эппелю никого нет, поэтому начни с инспектора.

— Есть начать с инспектора! — сказал я.

12

Как и все большие боссы, начальник Департамента Тяжких Преступлений, старший инспектор и полковник Виттенгер (господи, как же любят они обвешивать себя чинами!) пребывает поочередно в двух ипостасях. На службу ходит Виттенгер-1, с друзьями и знакомыми общается Виттенгер-2. Виттенгер-2 отличается от Виттенгера-1 широтой взглядов, неплохим (для полицейского) чувством юмора и философским отношением к жизни.

Конечно, со временем Виттенгер-2 непременно восторжествует над Виттенгером-1. Но не в этом году, поскольку в этом году торжеству Виттенгера-2 над Виттенгером-1 все время что-то мешает. Причем, мешают вещи прямо противоположные. Например, на позапрошлом пятничном совещании у губернатора был отмечен рекордно низкий уровень тяжких преступлений. Виттенгера, конечно, похвалили, но тут же сообразили, что отсутствие убийц и насильников на пятидесятимиллионном Фаоне нельзя считать заслугой начальника Департамента Тяжких Преступлений. Виттенгер и опомниться не успел, как губернатор, с подачи начальника полиции, решил пересмотреть перечень преступлений, считавшихся тяжкими. От расследования угонов флаеров Виттенгер кое-как отвертелся, но квартирные кражи со взломом теперь полностью в ведении Департамента Тяжких Преступлений.

Только-только Виттенгер примирился со столь унизительным расширением своих полномочий, как убивают известного на весь Фаон компьютерного гения. Сколько за минувшую неделю произошло квартирных краж — никто уже не считал. Озверевший Виттенгер-1 задавил несчастного Виттенгера-2 до уровня младшего сержанта постовой службы.

Набирая в три часа пополудни номер Департамента Тяжких Преступлений, я был уверен, что нарвусь на Виттенгера-1 в самой худшей форме.

Когда Виттенгер ответил, мне хватило десяти секунд, чтобы понять — передо мною сидит Виттенгер-2. Я чуть было не сказал, мол, извините, ошибся номером, перезвоню, когда у вас будет соответствующее настроение. Инспектор не заметил моего замешательства, он, перейдя на «ты», сказал:

— Приходи ко мне домой часиков в девять, поболтаем, — и чуть ли не улыбнулся!

— Ну конечно, конечно приду, — проговорил я в полнейшей растерянности. — Но почему так поздно?.

— Неужели для тебя девять вечера — это поздно? — изумился он. — Раньше никак не могу — работа…

Мне показалось, что зря я дал ему понять, что готов с ним встретиться хоть сейчас.

— Может, отложим до выходных? — осторожно предложил я.

— В выходные я отдыхаю, — ответил он. — Давай сегодня.

Виттенгер назвал адрес и сказал: «До вечера». «До вечера», — повторил я вслед за ним.

В общении со мной, инспектор переходит на избыточно фамильярный тон, только когда нас связывает одно дело, обычно — убийство. Но месяц или два разлуки — и снова слышишь: «господин Ильинский, пройдемте» или «Ильинский, назовите ваше полное имя».

Виттенгер жил в термитнике под номером один — это тот термитник, к которому подступают циклопические бетонные ступени делового центра Фаон-Полиса. На прошлой неделе, во вторник, в пять часов вечера, через большое окно своей гостиной Виттенгер мог бы наблюдать, как я допрашиваю посыльного Джима. Чтобы разглядеть нас инспектору хватило бы обычного оптического бинокля.

Инспектор в одиночестве занимал большой четырехкомнатный блок. Прожив бок о бок пятнадцать лет и родив ребенка, супруги Виттенгер расстались. Произошло это еще до того, как Виттенгер получил наконец повышение. Дочь — взбалмошная, но хитрая девица — укатила вместе с матерью на Землю. Мне говорили, что развода бы не произошло, если бы госпоже Виттенгер достался только Виттенгер-2, без Виттенгера-1. В этом заключении я усматриваю некоторое противоречие, ибо, как ни крути, госпожа Виттенгер жила именно с Виттенгером-2, а с Виттенгером-1 жили, в смысле трудились, его подчиненные, которые не имели возможности ни развестись со своим начальником, ни укатить с матерями на Землю.

Шеф, напутствуя меня перед визитом к Виттенгеру, сказал:

Чем бы тебе он ни угрожал, что бы не обещал — ни слова об исследованиях.

Разумеется, я ответил:

Есть!

Этого Шефу показалось недостаточно.

Поклянись прибавкой к жалованью.

Знал бы Шеф, какой сюрприз готовит для меня Виттенгер, послал бы вместо меня Ларсона — Ларсон абсолютно равнодушен к еде. Виттенгер встретил меня в перепачканном фартуке, в правой руке он держал длинную вилку для переворачивания мяса.

— Инспектор, я без оружия, — увидев вилку, я поднял руки.

— Зря ты оставляешь бластер во флаере. В последнее время участились кражи из личного транспорта.

— Неужели вас заставили расследовать и кражи?

— Благодаря тебе и твоему шефу, до этого еще не дошло.

— Сказали бы раньше, не дошло бы и до квартирных краж. Чем это пахнет?

Запах я учуял уже на площадке перед дверью в квартиру. И тогда я подумал, что ошибся дверью — как ошибся номером, когда звонил в Департамент.

— Иди посмотри, — инспектор вилкой указал в сторону кухни. — И не хватай руками. Для этого существуют столовые приборы.

На жаровне под вытяжкой лежало полдюжины отбивных. Натуральное мясо на открытом огне в обычной квартире — для Фаона это невиданная роскошь.

— Инспектор, а ведь я — вегетарианец, — сказал я, сглатывая слюну.

— Ну и отлично! Съем все сам, — воскликнул он с издевкой. — А с каких это пор ты стал вегетарианцем?

— Помните, как я отравился в пятницу? Врач сказал, что все дело в мясных консервах. У них истек срок годности, а я и не посмотрел. Теперь меня просто воротит от вида жареной телятины с луком-шалотом, сладким перцем, шампиньонами, зеленью, сыром и красным вином.

— Вина нет, — вставил Виттенгер. — Это коньяк.

— Тогда другое дело, накладывайте, — велел я.

— Я уточню у химиков, но по-моему «Буйного лунатика» делают не из тухлых консервов.

Я развел руками:

— Ума не приложу, как такое могло случиться. Но я тоже наведу справки.

— Да, загадка… Пошли в комнату, — предложил он. Кухня, доверху заваленная пустыми упаковками из-под продуктов, двоих нас не вмещала.

Еду перенесли на стол в гостиной. Перед тем как поставить тарелки, стол следовало освободить. Валявшиеся на нем вещи — бумаги, пустые банки, кобуру и что-то из одежды — Виттенгер побросал на стул. Мне пришлось сделать вид, будто я не заметил, чт за детали мужской одежды валялись на столе.

Теперь выяснилось, что одному из нас не на чем сидеть. Виттенгер наклонил стул, и все вещи повалились на пол. Таким образом и стол и стул были освобождены полностью.

— Уборкой вы себя не напрягаете, — сказал я, окинув глазом царивший в квартире холостяцкий разгром.

— Кто б говорил! — всплеснул руками Виттенгер. — Черт, забыл… — Он побежал сворачивать матрац, лежавший в углу рядом с телевизором. Пояснил: — Врачи рекомендовали спать на жестком.

Давай, рассказывай, думаю я, врачи… Вы, инспектор, решили, что гостиной и кухни для одного вполне достаточно. Если позволить себе устраивать бардак сразу в четырех комнатах, то потом его ввек не разгребешь.

— Помогает? — спросил я.

— Да вроде… На беспорядок не обращай внимания. Ты ведь тоже… ну ты меня понимаешь…

Считает меня собратом по несчастью, — начинаю догадываться я. Искренне сочувствует. Может, он меня и готовить научит?

— Конечно, понимаю… Мясо, на мой взгляд, удалось.

Он, наконец, свернул матрац, куда-то его быстренько унес и вернулся за стол.

— Спасибо, ешь на здоровье. Кстати о пятнице и о консервах. Зачем ты на меня-то накинулся? Обзывал, цитирую: вороной-выскочкой с тигриным сердцем и раскрашенными перьями, подлейшим похитителем чужих строк, сотрясателем сцены и не помню еще кем. Конец цитаты.

— Я — на вас?! Впрочем, мне рассказывали… Приношу искренние извинения. А ворона-выскочка, вероятно, взялась из фильма про Роберта Грина. Грин так обзывал Шекспира. Фильм я посмотрел перед визитом в дом Корно. Потом у меня помутилось в голове и, наверное, я вообразил, что вы — Шекспир.

— Ага, а ты — Роберт Грин. Зачем смотреть такие тяжелые фильмы перед налетом на чужой дом?

— Для самообразования. Не верите — спросите у Яны.

— Спрошу, не сомневайся. Итак, ты посмотрел фильм и поехал трясти кабинет Корно… Ты ешь, ешь, не отвлекайся, это я так, сам для себя рассуждаю.

Я и не думал отвлекаться, а вилку положил только для того, чтобы взять соус. Виттенгер продолжил рассуждать «сам для себя»:

— Понятно, что обыскивать кабинет ты пошел по поручению клиента, господина Краузли. И понятно, что «Буйный лунатик» взялся не из консервов, а из баллончика, найденного Амиресом. Следовательно, ты явился в дом не один. Тот, с кем ты был, прихватил «Лунатика», чтобы избавиться от тебя или, говоря по-другому, подставить. Этот неизвестный икс нашел в кабинете то, что ему было надо, и прыснул на тебя «Лунатиком». Он рассчитывал, что Амирес, вернувшись утром, разбудит тебя, ты на него накинешься, как накинулся на меня, и убьешь. План отличный, но почему он бросил баллончик… Как ты думаешь?

— Когда я ем, я не могу думать.

— Ну ешь, ешь, — тихо бормочет инспектор. — Бенедикт… Помнишь Бенедикта?.. Помнишь, хорошо. Так вот, у Бенедикта нашли твою визитную карточку. Ты случайно не с ним обыскивал дом?

Я возразил:

— Один ходил. Баллончик остался в кармане с предыдущего дела — забыл выложить. Случайно нажал на распылитель.

— Это плохо, — пробормотал он, — если баллончик твой, то за разгром полицейского участка отвечаешь только ты. Придется компенсировать ущерб. Твоему Шефу это не понравится.

— Ну это наши проблемы, — ответил я, подкладывая салат.

— Не спорю, ваши. Вернемся к карточке. Если ты скажешь, что Бенедикт ее у тебя украл, то мне опять-таки есть, что тебе ответить: на карточке найдены твои следы, причем свежайшие… Ну, как салат? По-моему, я не досолил.

Я коварнейшим образом усмехнулся:

— Соли хватает и в вашей пище и в ваших словах, милорд. Ее так много, что впору вам вести солеторговлю, не тратя время на писанье строф. Из Лнкашира нет известий?

— Нет, — помотал головой Виттенгер. — А будешь паясничать, останешься без десерта. Так откуда у Бенедикта твоя визитная карточка?

— Не имею ни малейшего понятия. Но если вы мне расскажете побольше об этом Бенедикте, то, может, и вспомню. За что его таскали по врачам? Начните с Сорбонны.

Инспектор снова наполнил бокалы, пригубил, почмокал губами, потом почему-то поморщился.

— История, на мой взгляд, почти анекдотическая. Рассказываю, как написано в его медицинской карте, поэтому все претензии не ко мне. Как тебе известно, Бенедикт Эппель учился на лингвиста, изучал древние и первобытные языки. Учился, надо сказать, совсем не плохо, получил стипендию, подавал, как говорится, надежды. Бенедикт никогда не относился к науке поверхностно, всегда старался докопаться до сути. Преподаватели сперва в нем души не чаяли. Потом его чрезмерное рвение начало раздражать — Бенедикт все подвергал сомнению, постоянно спорил, обвинял преподавателей в умышленной фальсификации, сокрытии улик… тьфу… исторических фактов. Преподаватели в Сорбонне никогда не отличались долготерпением. Да и кто станет терпеть, когда студент во время лекции вдруг вскакивает с места и начинает кричать, что всё — вранье, что студентов нарочно обманывают… Обругав очередного лектора, он начинал выдвигать собственные идеи относительно того, как и что надо изучать. Лекции заканчивались скандалами вплоть до вызова охраны.

— И за это его выгнали?

— Нет, выгнали его за вандализм. Однажды ночью его застукали в парижском Пантеоне на коленях у статуи Нострадамуса с зубилом в руках.

— Что это за статуя: «Нострадамус с зубилом в руках».

— Тьфу на тебя! Не Нострадамус с зубилом, а Бенедикт был с зубилом, есть такая скульптура…

— Святой Бенедикт с зубилом?

— Ильинский, десерта ты уже лишился. Сейчас лишишься и коньяка. Ты все отлично понял. Бенедикт держал в руках зубило и молоток и пытался отковырять от статуи Ностродамуса книгу, которую Нострадамус держал раскрытой на коленях. Книга была каменной, как и сам Нострадамус. У Эппеля есть очень своеобразная теория. Согласно его теории, в скульптурном портрете человека с книгой, главным персонажем является книга. И иногда ее можно прочитать или хотя бы узнать название. Эппель уверял, что каменный Нострадамус держит на руках неизвестную доселе книгу. В нее Нострадамус записал свои неизвестные доселе предсказания. Ты ведь знаешь, что Нострадамус был предсказателем?

— Ага, его бы к нам вместо Нимеша.

— Нимеша? А чем у вас занимается Нимеш?

Давно замечено, что сколько бы Виттенгер ни выпил, информацию он фильтрует четче иного трезвого. Я отмахнулся:

— Так, забудьте. Почему Бенедикт не воспользовался лазером?

— Если бы он воспользовался лазером, то угодил бы не в психиатрическую клинику, а в тюрьму. Лазер, по словам Бенедикта, не годится. Лазер режет ровно по прямой, а скалывать каменные страницы надо по сохранившимся внутри камня неоднородностям — так станет виден текст.

— А что написано на тех страницах, где раскрыта книга?

— Ничего. Пусто. Но Бенедикта это не волновало. Он говорил, что в средние века авторы специально оставляли внутри книги две чистые страницы, чтобы скульптор или, скажем, художник не смогли подсмотреть текст и изобразить его на скульптуре или, соответственно, на портрете.

— Не вижу логики. Откуда возьмется скрытый текст, если скульптор ничего не видит даже на открытой странице.

— Кажется, Бенедикта об этом никто не спрашивал, — озадаченно пробормотал инспектор. — Возможно было два скульптора. Один ваял статую, другой царапал буквы в книге. Федр, послушай, невозможно понять логику сумасшедшего. Нельзя воспринимать его идеи так серьезно.

— Однако послать человека в клинику из-за какой-то статуи… Нострадамус что, сильно пострадал?

— Нострадамусу хоть бы хны, но полицейским, пытавшимся скрутить Бенедикта, действительно досталось. Один из них потом два месяца провел в больнице с черепно-мозговой травмой — Эппель проломил ему голову молотком. Помня об этом, я вчера подстраховался — послал к общежитию пятерых ребят из спецназа. Бенедикт и пикнуть не успел.

— Буйный, однако. Что с ним случилось потом, после Сорбонны?

— Обязали в течение года раз в неделю посещать врача. Один пропуск — и принудительная госпитализация. Отходив сколько положено, Эппель покидает Землю и подается на Фаон. Благодаря заступничеству профессора Цанса его принимают на четвертый курс Фаонского Университета. Там он учится, но с перерывом — его однажды отправили к в клинику долечиваться.

— За что?

— А то не знаешь, — прищурился Виттенгер.

— Ни сном ни духом.

Виттенгер возмутился:

— Опять врешь! Доедай шампиньоны и говори, откуда у Бенедикта твоя карточка.

— Инспектор, не гоните так. Чтобы вспомнить нужно время. Какая хоть карточка-то? У меня их до черта.

— Карточка репортера из «Сектора Фаониссимо».

— Ну вы даете! Знаете, сколько таких карточек я раздал за свою жизнь? Сотни две, если не больше. Почему бы одной не оказаться у Бенедикта.

— То есть ты признаешь, что вы встречались, — насел Виттенгер. — Когда?

— Да хоть в прошлой жизни! Ради вон того куска осетрины, я призню, что Бенедикт — мой внебрачный сын. Давайте поговорим о ком-нибудь другом. Ну хоть о Шишке… нет, из уважения к вам, про Шишку я спрашивать не буду.

Заслышав ненавистное имя, инспектор побагровел.

— Я ее в Шнырька переименую и скормлю вапролокам! Постой, это ведь гениальная мысль! Сам Бенедикт бы позавидовал. Смотри, про эту девицу мы не знаем ничего, кроме прозвища — Шишка. Взять геном-код она не дала — укусила Ньютропа за палец. Когда стали ее фотографировать, скорчила такую гримасу, что мама родная не узнает. Через трое суток, а, как ты знаешь, держать без предъявления обвинения мы можем только семьдесят два часа, мы Шишку переименуем в Шнырька и заново сфотографируем. Вторую такую рожу ей ни в жизнь не состроить. И заново арестуем — снова на трое суток. Если не назовет своего настоящего имени, через трое суток снова переименуем. На сумасшедших действуют только сумасшедшие средства, помяни, Федр, мои слова!