1

Громко пыхтя и тихо матерясь, старший инспектор Виттенгер запихивал большой матерчатый чемодан в багажное отделение прямо над моей головой. Справившись с чемоданом, он взялся за сумку. Та кое-как уместилась, но крышка багажного отделения ни за что не хотела закрываться. Виттенгер надавил посильнее.

По инструкции, принятой в гражданском космическом флоте, во время полета крышки багажных отделений должны быть закрыты. Как мне рассказывали, в молодости Виттенгер мог согнуть ствол бластера голыми руками. Теперь Виттенгеру уже далеко за сорок, но и пластмассовая крышка — не молибденовый ствол. Крышка выгнулась и, жалобно всхлипнув, треснула по всей длине. Замок благополучно защелкнулся. Виттенгер воровато оглянулся на стюарда, стоявшего у переходного отсека в конце салона.

Стюард никак не мог отделаться от назойливой старушки с зонтиком. Старушка, переведя зонтик в боевое положение жалом кверху, убеждала стюарда найти ей место в передней части салона. Там меньше укачивает, твердила она. Стюард впервые в жизни слышал, чтобы в космическом корабле кого-то укачивало. В каком смысле укачивает, спрашивал он. Старушка обозвала его тупицей. Пассажиры, которым старушка перегородила путь в салон, роптали — сначала на старушку, потом, поняв, что старушка настроена серьезно, — на стюарда. Стюард прошел в начало салона и стал уговаривать сидевших там пассажиров уступить место «старой карге». Там, в передней части салона, стюард во второй раз в жизни услышал, что в задних рядах укачивает больше, чем в передних, поэтому пусть старая карга летит хоть в грузовом отсеке — там, говорят, тоже не укачивает. Только не в грузовом, сказал один пожилой господин, у меня там ценный груз, давайте сюда вашу старушенцию. Дабы спасти свой багаж, пожилой господин был вынужден пожертвовать местом в первом ряду. Стюард поманил старушку, но она уже была тут как тут, вместе с заточенным зонтиком. Все худо-бедно устроились.

Удостоверившись, что стюарду не до него, инспектор, наконец, занял свое место. Сесть, как все нормальные люди он тоже, видимо, не мог — плюхнулся в кресло со всего размаха. С другой стороны, как еще втиснуть в узкое кресло салона эконом-класса сто двадцать килограммов бицепсов, трицепсов и в особенности — задних ягодичных мышц.

Корабль качнуло. Не то чтобы я действительно подумал, будто тысячетонный корабль способен так отреагировать на инспекторские телодвижения, но все же сказал:

— Вы бы полегче, инспектор. Нам еще лететь и лететь.

Совершенно случайно наши места рядом: мое — у иллюминатора, инспектора — с краю, у прохода. Продвигаясь по проходу, Виттенгер тащил чемодан на плече, поэтому меня не заметил.

Он ответил так:

— Вы, должно быть, влезли в иллюминатор, пока я убирал багаж.

Я постучал по стеклу.

— Надежно заперты. Да и не пролезть мне.

— Вы себе льстите. Что читаем? — он заметил у меня на коленях видеопланшет с текстом.

Я взглянул на планшет. Пока я наблюдал за инспектором, планшет почернел. Тонкий, сверхлегкий видеопланшет питается от солнечных батарей, а в темноте — от аккумулятора. У иллюминатора, под багажными полками было темно. Планшет, заметив, что я бросил читать, решил сэкономить парочку-другую микроджоулей. Ненавижу, когда техника начинает умничать. Я тряхнул бережливца, экран засветился, и глаза выхватили строчку:

Дежин улыбнулся и закрыл глаза. Травинка защекотала ухо.

— Дело зеленых моролингов, — ответил я.

— Это где такие?

Кажется, он мне не поверил.

— На Ауре.

— Далеко… Так вы оттуда летите?

Поясню, что весь этот разговор происходил на корабле-челноке, курсировавшем между орбитальной пересадочной станцией «Фаон-50» и Центральным космопортом планеты Фаон. Дальние корабли довозят только до пересадочной станции. Там они разворачиваются, загружают новых пассажиров и летят обратно к Терминалу Трансгалактического Канала, по которому, собственно, и можно попасть к планетам других звездных систем. Поэтому летевшие на Фаон пассажиры вынуждены пересаживаться с комфортабельных дальних лайнеров на местные челноки, единственное достоинство которых — несколько большая по сравнению с дальними кораблями экологическая безопасность при посадке на планету.

— Нет, с Земли, — ответил я.

— По делам летали или как? — последовал новый вопрос.

Виттенгер забыл, что он не на службе. Зато я был практически на службе, поэтому задумался, куда бы послать инспектора вместе с его расспросами. Но это бы все равно ни к чему не привело — мой попутчик оказался осведомленнее, чем я предполагал.

— Всё, ничего не говорите, я догадался, — радостно сообщил он. — Да, дружище, как же такое могло произойти! Вас, можно сказать, специалиста высокого класса, — тут он злорадно хихикнул, — приставили охранять каких-то чинуш!

Я попросил его говорить потише. Плохо, что из правительства уходит такая информация — пускай и не дальше Департамента Тяжких Преступлений, который с недавних пор возглавляет Виттенгер.

— Ну как, поймали Евклида? — шепнул он мне на ухо.

У «специалиста высокого класса» едва не отвисла челюсть. Террориста, едва не сорвавшего межпланетную правительственную конференцию, назвали Евклидом сотрудники службы безопасности. В средства массовой информации кличка «Евклид» пока не просочилась. Евклид устроил три взрыва, четвертый взрыв нам удалось предотвратить, но самого Евклида мы не поймали.

— Пока нет, — шепнул я в ответ.

— Я слышал, он грозил устроить четыре взрыва. Если принять во внимание, что первые три были своего рода предупреждением, поскольку жертв, в отличие от разрушений, не было, то, вероятно, решающим должен был стать последний, четвертый взрыв. Но взрыва не последовало. Во всяком случае, я о нем ничего не слышал. Следовательно, его действительно не было. Ваша работа?

Хороший ход. Чтобы развязать мне язык, он мне польстил. Я кивнул и срочно переменил тему:

— Сами-то откуда летите?

— С Оркуса. Чудная планетка. В плане отдыха, конечно.

Тут не поспоришь. Планета Оркус — любимое место отдыха жителей нашего сектора — Сектора Фаона. По сравнению с Оркусом, Фаон — это глыба льда. Обитатели глыбы льда не реже, чем раз в год, мотаются на Оркус погреться, поплавать и позагорать. Кроме как греться, плавать и загорать, делать там решительно нечего. Ну, разве что еще слушать оркусовские воронки, но это сильно на любителя. Ни я, ни Виттенгер к таким любителям не относились.

— Отпуск — это хорошо, — не зная, что еще сказать, пробормотал я. — Понравилось?

— Ага. Но вы не увиливайте. Расскажите мне про конференцию. За что Евклид на них взъелся?

Если Евклид и выдвигал какие-то требования, то адресованы они были не мне, и все мои попытки выяснить через дипломатов, что ему нужно, ничем не увенчались. Доусон, советник Генерального секретаря ООН по вопросам безопасности, говорил, что дело службы безопасности — безопасность, а не политика. К тому же требования Евклида таковы, что соглашаться на них все равно никак нельзя, поэтому ищите и обезвреживайте бомбы, а «остальное мы возьмем на себя». Что именно он собирался взять на себя, наверное, даже Евклид не знал, не говоря уж обо мне.

— Виттенгер, вы должны меня понять. Я дал обязательство не трепаться и не разглашать. Даже вам — это было оговорено особо.

— Ну вас к черту! — возмутился инспектор. — Издеваетесь, да?

Он отвернулся. Через минуту повернулся ко мне вновь и как бы невзначай бросил:

— Ну ладно, нельзя так нельзя… Последний взрыв он где собирался устроить?

Тут меня осенило, как избежать неудобных для меня вопросов.

— Где были первые три, помните?

— Более-менее.

— На всякий случай напомню. Первый взрыв произошел неподалеку от города Марбат, что на юго-востоке Аравийского полуострова. Снесло радиолокационную станцию и ферму по разведению овцеверблюдов или как там они их называют. На Евклида никто бы не подумал, если бы взрыв не произошел точно в указанное им время — в полдень, за три дня до начала конференции. Спустя сутки взорвался океанариум на юге Цейлона. Рыбу, что была там, если вас интересует, собрали и скормили слонам, которые ни капельки не пострадали…

— Строго между нами: слоны рыбу не едят, — вставил дотошный инспектор.

— Вы так думаете? Надо же… Спасибо, инспектор, вы открыли мне глаза, — я с жаром потряс ему руку. — Я понял, рыбу скормили службе безопасности. В назиданье. То-то, думаю, она так странно выглядела. Не служба, а рыба…

— Бросьте паясничать. Рассказывайте дальше, — строго приказал он.

— А я что делаю? Это вы меня перебиваете. Если вам так хорошо известно про слонов, то, вероятно, вам известно, что конференцию планировали провести если не в самом океанариуме, то во всяком случае на Цейлоне, поэтому второй взрыв всех здорово напряг. А третий взрыв не столько напряг, сколько удивил, поскольку произошел он на северном острове архипелага Агалега в Индийском океане. Теперь слушайте. Между Агалега и Цейлоном три тысячи двадцать восемь километров. Между Цейлоном и Марбатом — столько же. Как вы уже догадались…

— Между Марбатом и Агалега тоже три тысячи двадцать восемь, — инспектор и вправду догадался.

— Ну да, плюс-минус. Короче, эпицентры взрывов образуют равносторонний треугольник. Запомнили?

— На то он и Евклид, — со знанием дела кивнул Виттенгер.

— Да, за любовь к симметрии террориста прозвали Евклидом. Зная все это, вам уже не составит труда сообразить, где Евклид планировал произвести последний, четвертый взрыв. В его предупреждении было сказано, что взрыв произойдет в шесть утра в день открытия конференции. Даю вам, как водится, три попытки.

Первую попытку Виттенгер использовал тридцатью секундами спустя:

— В центре треугольника, очевидно, — с сомнением в голосе предположил он. Наверное, он понимал, что такой ответ слишком очевиден, чтобы быть правильным. — В центре есть что-нибудь?

— Косяк анчоусов и то не всегда.

— Ладно, дайте подумаю.

Он начал думать. В это время корабль, наконец, отчалил, и Пересадочная Станция медленно поплыла в сторону. По кораблю объявили, что сейчас последует импульс. Все двести пассажиров молча содрогнулись в предвкушении перегрузок и приступов космической болезни.

— Как я это не люблю, — прохрипел инспектор, вцепившись в подлокотники. Вряд ли сейчас он размышлял над моей задачей. Но в перерывах между импульсами в голове у него все-таки что-то содержательное происходило, поскольку один раз он спросил:

— Шесть утра, это по цейлонскому времени?

Я ответил, что шесть утра на Земле бывает только на Цейлоне. Мозг Департамента Тяжких Преступлений Службы Общественной Безопасности планеты Фаон продолжал усиленно работать в том же направлении:

— А на какое время было назначено открытие конференции?

— На десять. Вы на правильном пути, — подбодрил я его. Он опять задумался.

На предпоследнем витке, инспектор не выдержал:

— К черту вашу угадайку. Я вам что, курсант из полицейской академии?! Не хотите говорить, не говорите!

— Так говорить или не говорить? — поинтересовался я у приунывшего инспектора. — Ладно, не буду вас мучить. Взрыв должен был произойти не в центре треугольника, а над ним, на высоте две тысячи четыреста километров.

Инспектор даже присвистнул (раньше такого я за ним не замечал).

— Пирамида! Ну Евклид, ну он дождется, — почему-то пригрозил он террористу.

— Тетраэдр, — уточнил я.

— Там был корабль?

— Да. Пассажирский корабль, который вез одну из делегаций. Они едва успевали к открытию конференции.

— Откуда? Откуда, спрашиваю, делегация? — заметив, как напряженно я разглядываю текст на планшете, повторил он вопрос.

— В том-то и дело, что с Ауры, — ответил я.

Впрочем, никакой реальной связи между взятым в дорогу чтивом и конференцией по межпланетному сотрудничеству я пока не видел.

После приятного музыкального вступления, голос из репродуктора объявил: «Господа пассажиры, мы находимся на высоте две тысячи четыреста километров над поверхностью Фаона. Через два с половиной часа наш корабль совершит посадку…», ну и так далее. Виттенгер побледнел.

— Не рванет?

На самом деле, он употребил менее литературное выражение.

— Все может быть, — сказал я, будучи немного не в себе от таких совпадений. Инспектор притих до самой посадки.

Видимо, не все может быть, раз мы благополучно приземлись. Это обстоятельство так обрадовало моего попутчика, что на стоянке флаеров, перед тем как расстаться, он долго благодарил меня за приятно проведенное время, за интересную и поучительную беседу и за все такое прочее. Я отвечал ему тем же, и мы расстались еще большими друзьями, чем были до того.

2

Начавшись вчера вечером, дождь продолжал лить и сегодня. Последний дождь в этом году, как заверили меня коллеги из Отдела Стратегического Планирования. Я с ними связался еще с пересадочной станции — хотел узнать про погоду. Ответил мне зануда Нимеш. Он сказал, что, мол, зря я думаю, будто спрашивать у него про погоду — это очень остроумно, а если и остроумно, то не ново: мол, их подобными вопросами уже достали. Я ответил, что если он не знает, то пусть так и скажет и перекоммутирует меня на справочную метеослужбы. Тогда он предложил поспорить на сотню, что в день моего прилета пойдет последний в этом году дождь.

Спорить я отказался под тем предлогом, что ему нечем ответить — так я намекнул, что все деньги в Редакции зарабатывает наш Отдел Оперативных Расследований, а Нимеш и прочие только штаны протирают. Но если говорить серьезно, дожди на Фаоне такая же редкость, как температура выше пятнадцати тепла, поэтому уже второй дождь за год может стать последним. Нынешний дождь был по меньшей мере третьим, и Нимеш, предсказывая, ничем не рисковал, в отличие от меня, рисковавшего целой сотней. Кстати сказать, за «дело Евклида» я больше и не заработал, потому что мой босс согласился на время конференции отрядить своих сотрудников в штат правительственной охраны исключительно из политических соображений. Получается, Доусон не первый, кто избавляет меня от политических забот. Взамен, мне позволено исполнять черную работу: обезвреживать бомбы, ловить преступников, спасать простых и не очень простых граждан от всевозможных бед, — в общем заниматься всем тем, чем обычно занимаются рядовые сотрудники Отдела Оперативных Расследований, сокращенно ООР или просто Отдел.

Только вчера я прилетел с Земли, а уже сегодня, с утра пораньше, спешу предстать пред Шефом с полным отчетом о проделанной работе. С тех пор как Шеф возглавил ООР, сотрудникам запрещено упоминать его имя всуе, поэтому он до пенсии проходит в Шефах.

Название нашего агентства еще секретней, чем имя Шефа, поэтому я, как все остальные сотрудники, называю агентство «редакцией». Почему именно «редакция», а не, скажем, «ассенизация» или «трепанация» — я объясню позднее.

Выбравшись на крышу термитника — ну-очень-многоквартирного дома, где я живу, и послав сотое за последние сутки проклятие на голову Нимеша, я занял место в своем (служебном) флаере и велел автопилоту везти меня к черту на рога , — этим ключевым словосочетанием вот уже два месяца обозначалось местонахождение Отдела. До этого было: "к Шефу в"…