Придя в камеру, Мишка понял, что теперь его уж точно не оставят в покое. Будут фаловать на сотрудничество, пока не уломают. За решетчатым окном улыбалась полная, круглая, как блюдо, луна. За окном была воля. Душа Мишкина опять рванулась туда, на свободу. Нет, нельзя!
Он еще метался по камере из угла в угол, он еще уговаривал себя -нельзя! нельзя! – но он уже знал, что все решил. Он видел свои глаза, налившиеся звериным, решительным, красноватым блеском. Ни менты, ни гэбэшники не дождутся от него покорности – он честный, правильный вор! Хоть и "куцаный"… Но они все равно не отстанут от него, не оставят его в покое, они будут следить за ним, чтобы схватить в самый неподходящий для него момент. Да и вряд ли отпустят сейчас, как того требует закон, придумают, обязательно придумают какой-нибудь предлог, чтоб задержать и увеличить срок предварительного заключения, а он, пока будут держать, ослабнет, сломается и тогда вообще не будет ни на что годен. А то и забудет все – и состав, и заклятье. Нет, или сейчас, или никогда. Плевать! Не поставят они его на колени. Слово пацана!
И спокойно, не торопясь, он стал готовить отвар. Он знал, что за ним наблюдают, стерегут каждое его движение, записывают на кинопленку, чтоб потом изучать и анализировать и чтоб потом представить все эти записи в суде, предъявить как доказательства – против него. Но это лишь еще более подхлестывало его – он бросил вызов не только ментам, гэбэшникам и официальной науке, отрицающей колдовство в гордыне своей учености, он бросил вызов всему человечеству со всем его мерзким устройством, всем государственным системам, всей цивилизации человеческой, в которой ему, одиночке, изгою, не было места.
Он приготовил снадобье, сориентировался на восток, сел в позу "колышущегося тростника", прочитал заклинание и стал делать дыхательные упражнения. Быстрый, глубокий вдох, медленный выдох… В этот раз он решил сделать их девять и превратиться в медведя. Уже через несколько мгновений он почувствовал знакомый, такой милый зуд во всем теле, на языке появились пощипывания, а перед глазами пошли разноцветные круги, он почувствовал, как стали отрастать на пальцах страшные медвежьи когти, а руки и ноги -наливаться неслыханной, чудовищной силой. Появился ужасный голод, и в один-два приема Мишка проглотил всю ливерную колбасу, не разобрав вкуса и не подумав, что в колбасе может быть снотворное или отрава.
И вот он снова стал высшим существом, человеко-зверем, сила дала ему былую уверенность, веселый кураж, он удивился самому себе, как это мог он бояться этих жалких двуногих людишек, которые посмели его – его! -запереть в какой-то вонючей камере. Одним ударом могучей лапы он вышиб решетку, отделяющую его камеру от сквозного коридора, тут же из-за угла на него кинулась свора овчарок. Мощными ударами он сломал хребты двум собакам, остальные, завизжав и поджав хвосты, отпрянули в ужасе. Он вышиб железную дверь и выскочил на тюремный двор. Ворота оказались открыты, так как въезжал автозак, шофер опешил, увидев перед собой громадного медведя-гризли, и этих мгновений хватило Мишке, чтоб выскочить на безлюдную улицу ночного города. Впереди, в сиянии полной луны, синели горы. Туда он и направил свой легкий бег.
Сперва его хотели преследовать. Стали вызывать вертолет, суетиться вокруг машин, потом кто-то, кажется профессор, который все время крутился поблизости, сказал: куда ему, бедняге, деться, придет небось. Ведь через шесть часов нужно будет выпить другую половину снадобья, иначе…
Все как-то сразу, довольно поспешно, согласились и успокоились. Стали ждать. Никому не улыбалось идти ночью в горы преследовать медведя-оборотня. Прождали шесть часов – не шел. Прождали сутки. Не шел.
Он так и не пришел. Так и не вернулся к людям.
Охотник! Если тебе встретится в горах Кавказа медведь-гризли, не стреляй в него. Ведь это Мишка Коцаный. Он, ей-богу, не вру. Слово пацана!
Страна Гурмания
Рассказ
За горами, за полями, совсем недалеко, ежели напрямки, а ежели по долине – то и вовсе близко, раскинулась, как войдешь, за углом, направо, чудная страна, о которой все знают и много говорят, да мало кто бывал. Но я бывал не раз, мед-пиво пивал, усы замочил, а то что в рот попадало, о том сейчас и расскажу.
Страна эта весьма богата и обильна. По полям там пажити тучные пивоваренных ячменей и высокопитательных овсов нивы несметные в горизонт уходящие, а жит и хлебов для пропитания алчущих человеков – моря колышущиеся. Для тех же, кто привык готовый хлеб употреблять, есть особые дерева, на которых булки прямо сами собой на ветках произрастают, всяких сортов и размеров, есть даже и с изюмом.
По лесам древес полезных – кедров, лавров, кипарисов, яблонь и груш, облепих и жердель разных и всякого прочего плодового мелкого масличного и косточкового кустарника – великое множество, и произрастают те дерева полезные весьма изобильно и пышно.
Во многих садах птиц всевозможных преисполнено в изобилии великом, премножестве разнообразном: фазаны сладкомясые с цветным оперением, тетери жирные, краснобровые, павлины важные, сладкопевчие и лебеди длинношеие, благородные, индюки толстые, солидные и голуби-утки-кулики-вальдшнепы высокопитательные, – стада их тучные вольно передвигаются, кочуют вольготно от избытка времени свободного. Некоторые птицы от жира сладкого летать разучились, по земле бегают; некоторые и бегать даже не могут – пешком в развалку ходят, пере-ва-ли-вают-ся. Людей же птицы совсем не боятся, даже из приличия. Сами слетаются, сбегаются на призыв алчущего гражданина, стоит свиснуть, гикнуть, в ладоши хлопнуть. А которые излишни и ненадобны, тех запросто можно хворостиной прогнать прочь: кыш, пернатые, не мешайтесь под ногами! До следующего раза…
Никакого крупного рогатого и даже мелкого парнокопытного скота там сроду не бывало, днем с огнем не сыщешь – нету его и в заводе, и духом скотским не пахнет. А пахнет, благоухает там даже не "Шипром" каким-нибудь, а исключительно "Шанелью No 5", на худой конец "Мисс Диор" или "Версаче", где слышатся ваниль с жасмином, миндаль с бергамотом, нигелла, земляника и розовое масло, а также – шоколадное масло и прованское. Да и в самом деле, на что они нужны, все эти коровы, быки и свиньи? – разве что всевозможными своими миазмами растворять, разбавлять благовонное благорастворение воздухов благородное? Тем более, что ежедневно идут там дожди молочные, четырехпроцентной жирности, в условленный час, а именно с двух до трех, -знай только собирай молоко в емкости. Колбас же всевозможных, от ста семнадцати до ста двадцати двух сортов, столько, что они обычно развешаны прямо по плетням и заборам.
Зато с рыбкой приходится потрудиться. Тут уж как в пословице… Рыб же всяких в реках и прочих водоемах превеликое множество. И белуги крутобокие, и осетры острорылые, и караси жироистекающие, и карпы, мастера шкворчать на сковородке, и красные рыбы всевозможные, горбатые и икряные, и белые, царские; а для особых гурманов килечка есть и бычки. Сами, стервозы, плавают этак себе в томате…
И блаженные жители благословенной той страны ловят рыбку исключительно удовольствия ради, прямо не выходя из домов – через окна распахнутые или через двери раскрытые, иногда даже не вставая с постели. Оченно, знаете ли, благородно-с это у них получается. И ловят на что хочешь, на все берется, даже плевать не нужно на наживку, а если наживку лень насаживать, так рыба клюет прямо на голый крючок, успевай только снимать.
А вдоль шоссе ягод всяческих и фруктов валяется, что грязи; дороги и тракты приходится метлами и лопатами расчищать от винограда, абрикосов, алычи и малины, иначе невозможно будет проехать; а из-за обилия бананов, дынь и арбузов, например, поезда, случается, сходят с рельсов. Приправ же всяческих, имбирю, корицы, перцу, хмели-сунели – что твоего сору, как попадешь в такое место, не прочихаешься.
А кто охотник до горячительных и иных веселящих напитков, так и тот никаких препон не испытает – пей, сколь душе угодно! Есть речка, весьма обширная, с водочкой, так и называется "Сучок", есть источники немалые с виски и с коньяком: в одном рукаве там коньяк армянский, в другом -французский, знатоки подскажут, где можно зачерпнуть "Наполеона"; есть ручей джина с тоником; есть и без; имеются также потоки малые, для любителей, с ромом, текилой, а также с "червивочкой": там тебе и "Солнцедар", и "Агдам", и "Плодово-ягодное", и "Рубин" с "Улыбкой"! Есть также канавы с самогоном, бузой и чачей наикрепчайшей; есть даже водопадик "Ностальгия" – с тройным одеколоном. Все напитки самородные, саморазливанные, но есть также и в бутылочках. И, главное, бутылочки пустые (даже с выщербленными горлышками) принимают все киоски безропотно круглые сутки, и стоит тех косков видимо-невидимо, на каждом, почитай, углу.
Итак, выбрал напиток. Зачерпывай, наливай смело, без оглядки, ментов там сроду не бывало, даже слова такого в заводе нетути – и опрокидонсом ее, родимую, хоть рюмку, хоть две, да хоть стакан, или два, можно и три; не возбраняется и повторить. Повторяй – никто тебя за рукав не дернет, над ухом не зашипит, дыхнуть не заставит, даже не посмотрит выразительно, или же с укором, – все только и будут, что говорить умильно, прижимая в восхищении к груди руки: ай, да парень! Как он ловко-то ее, мамочку…
А кто захочет пивка – препятствия не испытает. Пива там целое болото. И в разных концах пиво разное: тут тебе баварское, тут "Клинское", тут "Толстяк" а там – "Старый мельник", – возле старой, стало быть, мельницы.
А как напьешься да наешься деликатесов разных, дойдешь, как говорится, до кондиции, тут самое время и вздремнуть. Никто тебе в деле этом благородном не помешает, ни-ни, ни в коем разе, ни жестом, ни словом, ни взглядом, ни намеком не дадут понять, что они на этот счет иного какого-нибудь мнения. Ложись, почивай на здоровье, сколь душеньке угодно. Подушки мягкие, лебяжьего пера, перины нежные, гагачьего пуха, одеяла-пледы невесомые, мохеровые, покои прохладные, благовонные, белье крахмальное, хрустящее. Ни комаров тебе, ни мух, ни клопов, ни тещи назойливой. Можно и девушку сенную или горничную кликнуть – опахалом, например, тебя пообмахивать, ботиночки расшнуровать, или, скажем, пяточки пощекотать, -никто неудовольствия не покажет, ни-ни, ни синь пороху, все только и будут делать, что улыбаться и в точности выполнять твои прихоти, капризы и желания, и чем они будут изощреннее, тем большую радость будут изъявлять все и всячески ее демонстрировать, чтоб тебе приятно было.
А как натешишься, насладишься властью своей, да отдохнешь, и лишь проснешься – тут уж готовы тебе похмельных рассолов посудины емкие, холодных, пенистых квасов, кислых и сладких, и полусладких, и шипучих и нешипучих, компотов, морсов, лимонадов, узваров и сбитней различных прохладительных, высоковитаминных и весьма пользительных. Тут тебе и соленые рыжики, и грузди, и маслята, и капустка хрустящая, и огурчики малосольные, и яблочки, антоновка и воргуль, моченые, и холодец с хренком – премного всего, высшего качества и всегда готового к употреблению.
А ежели, к примеру, на работу все-таки вдруг потянет (желания бывают разные!), если очень уж захочется, вроде как закон соблюсти, типа, долг исполнить, то и тут никакого тебе препону: иди, братан, вкалывай, выполняй, значится, долг перед Родиной. Дело святое, и мы с понятием! Придешь, отметишься, в домино или там в картишки разок-другой перекинешься в курилке – и свободен, гуляй смело, честно смотри гражданам в глаза. Можешь еще сфотографироваться с лопатой или с мастерком – это уже потянет на ударника капиталистического труда!
А зарплату там плотят кажын божий день, и регулярно. Как поработал в поте лица – так и в кассу. Хочешь мелкими, хочешь крупными огребай. Хочешь, бери драгметаллами или редкоземельными каменьями, хочешь – ценными бумагами. Бумаг тех полезных – прямо завались, кипы по углам. Хочешь -"МММ", хочешь – "Хоперинвест", есть и "Тибет" с "Империалом". Хоть в банке их держи – вклады возвращаются неукоснительно, до копеечки, по первому требованию, – хоть дивиденты получай, хоть ренту, хоть сливки, хоть пенки снимай, хоть купоны стриги. Да хоть стенки обклеивай, заместо обоев -полное твое право…
x x x
– Да, хороша страна Гурмания, ничего не скажешь. Хоть и не выпускают, пока не наберешь вес в сто двадцать килограммов. Ни-ни! Сто двадцать – и баста! Такое у них там законодательство… гурманное.
С этими словами рассказчик, которого звали "Педагог", обтер коркой хлеба стенки консервной банки из-под килек в томате и бросил ее в угол, где уже лежали несколько банок из-под "Завтрака туриста" и пара флаконов из-под "Тройного", которым мы похмелились, и стал греметь своими "нестандартными" бутылками, которые ему было жаль выбрасывать и потому их у него скопился уже целый мешок, и он все надеялся найти такой киоск, где бы их принимали.
– Эх, попасть бы в ту страну еще разок, хоть на недельку. Давненько уж не бывал… – вздохнул Педагог, способный спрятаться за швабру. – Да, пожалуй, и трех дней хватило бы.
Присутствующие в теплотрассе, стенки которой были оклеены акциями "Властилины", переглянулись: во гад, а?! Все ему мало! Тут хоть на денек бы… На него хоть глюки приличные находят – страну Гурманию посещает. А тут – то с прокурором встреча, то с чертями, то людоеды за тобой гоняют… Эх, хотя бы разок взял кого-нито с собой в страну Гурманию, жлоб неблагородный! А еще – педагог!
Вячеслав Иванович Дегтев
Вячеслав Дегтев. Крест. Книга рассказов. М., Андреевский флаг, 2003, 448 с. ISBN 5-9553-0021-Х
Родился 10 августа 1959 года на хуторе Карасилов Воронежской области в семье сельского кузнеца. В 1979 году закончил Вяземский УАЦ ДОСААФ по профилю летчика истребительной авиации, летал на Л-29 и МИГ-17. В 1991 году окончил Литературный институт им. Горького в Москве и в том же году вступил в Союз Писателей. В настоящее время – член Ревизионной комиссии СП РФ. Выпустил 13 книг прозы в 130 изданиях. Лауреат премии "России верные сыны", премии имени Андрея Платонова, газеты "Литературная Россия" (1995, 2000). Публиковался во многих изданиях: "Роман-газета", "Наш современник", "Юность", "Слово", "Грани", "Мегаполис". Постоянный автор журнала "Москва". Некоторые рассказы выходили свыше 20-ти раз в различных изданиях, переведены на основные европейские языки. Литературные критики называют Дегтева "русским Джеком Лондоном". В настоящее время проживает в Воронеже.
Книга рассказов "Крест" стала финалистом третьего по счету премиального цикла "Национального бестселлера". В книгу входят сорок остросюжетных рассказов, которые поделены на 3 группы. Первая "На поле брани…", вторая "Под мирным кровом…" и последняя "…Уповаю!".
Первая часть "На поле брани…" посвящена войне. Рассказ о двух братьях, оказавшихся по разные стороны баррикад в 93-м году. Один из братьев, ОМОНовец, во время расстрела русских людей вдруг в одном из казнимых узнает своего брата и спасает его расстрела. Вечером они встречаются дома на ежевечернем ужине… Рассказ о последнем бое русского добровольца на Балканской войне конца 20-го века. Рассказ об азербайджанце, который поведал русскому другу несколько лет назад у костра прекрасную легенду своего народа, а теперь русский видит его на экране ТВ, злобно пинающего труп армянина в Карабахе. Рассказ об обычаях кавказцев, о кровной мести чеченцев. О русском летчике в Чечне и его пленении. О встрече русского, кавказца и прибалта в московском институтском общежитии, в котором они учились вместе раньше, в советские еще времена, и вот столкнулись там случайно по прошествию нескольких лет. Об изменении в их взглядах на жизнь. Рассказ о разборке русских и кавказских бандитов в Москве. О славянском гладиаторе в Древнем Риме. О короткой любви на войне гранатометчика с Дона и девушки из полевой хлебопекарни с Кубани, о его предложении казачке стать его женой, когда она безногая умирала после обстрела в подвале. О трусливом "арбатском чмо" Альберете, солдате из Москвы, который предал своих боевых товарищей в бою и потом был казнен оставшимися в живых. О русских пленных учительницах из казачьих станиц, которых насилуют чеченцы. О прибалтийских снайпершах. О принятие Православия американским бойцом без правил.
Вторая и третьи группы рассказов посвящены миру и вере. Они о детстве паренька, деревенской жизни. О первом самостоятельном вылете курсанта. Это и просто незамысловатые любовные житейские истории, и рассказы о количестве детей в семьях разных национальностей. О возвращении умудренного опытом взрослого мужчины в родные края. О творчестве убогого Коли и инвалида-иконописца, что писал иконы зубами. О мести и ненависти вора, который мистически превращается в ягуара и убивает всех, кто был несправедлив к нему в жизни по злобе. О соловьях и гитарах. О том, как топили баржи со священнослужителями во время Гражданской войны. О любви, которой из-за нерешительности не суждено было воплотиться в жизнь. О возвращаемся из лагерей монахе…
В первую очередь книга Дегтева о воле и о силе духа, о героизме. Оторваться от чтения совершенно невозможно, книга читается запоем, одним махом, от корки до корки. Герои рассказов Дегтева находятся на некотором перепутье, они – в состоянии решающего яростного выбора. Они готовы сражаться за себя, за свой дом и семью, за Отечество. В поисках истины находится русская душа героев произведений, во власти внутренних противоречий, которые необходимо решать здесь и сейчас, не откладывая, не медля. Каждый рассказ – кульминация жизни героя, апогей, катарсис. С бесстрашием и резкостью, без полутонов, под неожиданным углом зрения, писатель рассматривает самые болезненные темы нашей действительности. Изображается в первую очередь русский человек, Личность, Личность в истории России, Россия в истории конкретного отдельно рассмотренного русского человека. Книга о любви и ненависти, о мире во время войны, об утратах и обретении на пути к вере. Захватывающий динамизм сюжетов, простота и яркость изложения, откровенная жесткость характерны для писателя. Здесь нет места иронии или витиеватым надуманным построениям, долгой рефлексии, самолюбованию. Творчество Дегтева – образец добротной современной прозы, кипучей, темпераментной и пронзительной, помогающей отодвинуть в сторону повседневную рутину жизни и вернуться к основам, к самым важным человеческим вопросам, к себе. Присутствует и некоторый эмоциональный надрыв в рассказах, и жалость, в каждом герое ощущается жгучее русское желание справедливости. Проводя исторические параллели в своих рассказах, Дегтев подчеркивает грозную, все и вся побеждающую силу предков. В нашей воюющей стране простота и ясность идеалов, натиск воли, истинно мужской характер произведений оказались востребованы как никогда. В импульсивных рассказах – сама жизнь, кровь и почва. В то же время рассказы Дегтева глубоко лиричны. Не все решается победой на поле брани. Русская душа не может полноценно жить вне поиска истины и подлинной веры. В книге нет всепоглощающей ненависти к чужим, есть вся гамма чувств, есть презрение, отчаяние, гнев, ярость, но ненависти в чистом виде нет. Скорее чувствуется очень сильная православная направленность книги. Есть место и любви, и смирению, и раскаянию.
Вполне естественно, что либеральная публика навешивает на Вячеслава Дегтева все, обычные уже, ярлыки – шовинизм, фашизм, принадлежность к "красно-коричневым".
Не обращайте внимания, такую книгу грех пропустить.
Плеханов Илья для журнала "Русский Образ"
В Воронеже на 46-м году жизни скоропостижно скончался русский писатель Вячеслав Иванович Дегтев. Смерть наступила в ночь с 16-го на 17-е апреля 2005 года в одной из городских больниц, куда писатель был доставлен с подозрением
на инсульт. Через сутки мне позвонили из Воронежа и сообщили трагическую новость. Для меня это было настолько неожиданно и горько!
Знакомство с Вячеславом Ивановичем началось год назад, после публикации рецензии на его книгу "Крест" в третьем номере нашего журнала. О творчестве и заслугах Дегтева написано в рецензии более или менее подробно, поэтому
не буду повторяться. Расскажу о Человеке и о его причастности к нашему изданию. Мы были знакомы с ним почти год. Первый раз увиделись в Воронеже. Мы общались в течение суток. Вячеслав Иванович интересный собеседник,
тонко подмечающий, казалось бы в мелочах, многие важные показательные вещи. Мне сразу понравилась его прямолинейность и честность, живой пытливый ум. Чувствовалось, что Вячеслав Иванович человек, который ничего не боится
и откровенно говорит на наболевшие для всех нас темы. Мы обсудили качество текстов и оформление журнала "Русский Образ", а также распространение журнала в Воронеже и само будущее нашего издания. Вячеслав Иванович сделал ценные замечания по журналу, высоко оценил его и высказал много лестных слов по этому поводу. Рассказал он также об обстановке в российском литературном мире, о проблемах преемственности в современной русской литературе. Мы разговаривали
о России, о творческих планах… В течение года не раз встречались Москве. Он сделал много для того, чтобы мы смогли организовать продажу журнала "Русский Образ" в фойе Дома литераторов в Москве на вручении премии "России Верные Сыны". Он же познакомил многих известных писателей и журналистов с нашим изданием, наш журнал читали многочисленные авторы от Распутина до Бондаренко. При встречах я всегда отмечал, что довольно унылая литературная публика
Москвы с появлением Дегтева как будто наэлектризовывается, оживает. Вячеслав Иванович был глотком свежего воздуха, вносил жизнь в устоявшуюся среду. От него всегда исходила сила и энергия, он громко разговаривал и жестикулировал, часто шутил, смеялся.. В беседах по телефону мы обсуждали некоторые вопросы и по личному творчеству. Вячеслав Иванович спокойно и с интересом мог прокомментировать мои статьи или рассказы, что-то подсказать. Не чурался и спросить сам что-либо по узко профессиональным вопросам, хотя мы и знакомы то были недолго.
Горько понимать, что такого человека больше нет в России. "Русский Образ" в лице Вячеслава Ивановича понес первую серьезную потерю. Горько и оттого, что кроме личных человеческих симпатий, я прекрасно понимаю, что это
потеря для Русской культуры в целом. Ничего похожего нет даже на горизонте русской литературы, такого оригинального, именно очень русского, таланта не найти. А, ведь, сколько было планов!
В мае я побывал на могиле Вячеслава Ивановича. Она утопает в цветах.
Люди не забудут его…
Редакция "Русского Образа" глубоко скорбит о преждевременной кончине
Вячеслава Ивановича. Мир праху его!
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
03.01.2009
