Божественный Ну-с, или Ум, из хаоса заполняющих Абсолют событий, создал цепочки - причины и следствия так возникло Время, а следом, дополняя Время, возникло Пространство. Процесс божественного осмысления очень похож на то, как человек осмысливает или познает мир. Мы с вами смотрим на окружающий нас хаос и вдруг видим, что уж не такой он и хаос - в нем есть порядок, надо только уметь его разглядеть. Любой порядок плох тем, что он еще и ограничитель - человек, в отличие от существ более высших, попал в тиски причин и следствий, его богоподобное умение творить смысл ограничено законами, именуемыми нами законами физики. Человек вынужден жить и творить как бы в срезе между "вчера" и "завтра". Я даже готов выдвинуть смелую гипотезу, что человек это не что иное, как тот самый Создатель, волею более могущественного Бога расслоенный и развеянный во Времени и Пространстве.
      - У вас уже получается как минимум два бога, - осторожно заметил Берх.
      - Возможно, их и больше, - не растерялся незнакомец. - А тот, кого мы зовем Создателем, своим творением охватил, если так можно выразиться, еще не весь Абсолют. Нам достался один упорядоченный кусочек Абсолюта, но ведь есть и другие - получше. Вот это-то "Все остальное" - то, где нас нет, и есть Плерома - место, где сохранилась полнота событий, нет расщепленности и ограниченности, во всяком случае в том виде, в котором мы их привыкли видеть, - веско заключил незнакомец.
      Берх вспомнил Татьянины рассуждения про названия и пространственно-временную инверсию относительно орбиты Луны. "Все правильно, Мир начался с Плеромы и обитаемая часть Вселенной кончается ею же. Дальше идти некуда - названия кончились", - подумал он. Но все же уточнил:
      - Но название системы все-таки Плером, а не Плерома. Из сказанного вами следует, что тот, кто дал название системе разноцветных карликов, поступил несколько опрометчиво. Да он и сам понимал свою ошибку, поэтому названия немного различаются.
      - Сходство может оказаться глубже, чем вы думаете, - возразил незнакомец. Берх стоял на своем:
      - Из вашей теории этого не следует. И вообще, она довольно умозрительна, не говоря уж о явных противоречиях с современной космологией.
      - Ах так! Говорите, противоречие с космологией, то бишь с теми самыми пресловутыми законами физики! - воскликнул незнакомец и всплеснул руками. Нет, вы знаете, последнее время подобное пренебрежительное отношение к древнему знанию меня просто умиляет. Поначалу меня это раздражало, а теперь умиляет. Вы говорите так, будто сами, своим умом дошли до этой вашей космологии. Очень просто, подчитав школьный учебник по физике, критиковать древних мудрецов, у которых телескопа, то не было. Поверьте, те люди были не глупее нас с вами, и поэтому важно понять, почему они рассуждали именно так, а не иначе. Важно найти смысл в их построениях, будь они хоть трижды противоречивыми! Кстати, а позвольте спросить, что дает вам основание верить в законы физики?
      - При чем тут вера?! - вскипел Берх. - Наука есть наука... Не стану объяснять вам, что это такое, но согласитесь, есть вещи, отрицать которые абсурдно!
      Незнакомец перефразировал вопрос, авторство которого всем хорошо известно:
      - Что есть абсурд?
      Пока Берх собирался с мыслями, его собеседник продолжил:
      - Вся наука сводится к тому, что мы считаем абсурдным, а что - нет. Противоречие с законами логики мы считаем абсурдом, поэтому мы руководствуемся логикой. Но скажите мне честно, считаете ли вы, например, человеческую смерть - абсурдом? Только не говорите мне про науку - мы уже решили, что она сводится к нашему представлению об абсурде. Поэтому ответьте искренне, по-человечески.
      Берху надоело спорить, и он согласился:
      - Ну, хорошо. Да, действительно, в смерти есть что-то абсурдное...
      - Вот видите! - воскликнул незнакомец. - Смерть - абсурдна, но в бессмертие вы, небось, не верите! Такого подвоха Берх не ожидал:
      - Не верю, тут вы правы. Все живое умирало, умирает и будет умирать от этого никуда не денешься. Погодите, не хотите ли вы сказать, что сами вы верите в бессмертие? - забеспокоился Берх. Он почувствовал легкое волнение, ибо незнакомец подступил к той области, где столь уважаемая Берхом логика уже утрачивала свою безоговорочную власть.
      - Верю, - спокойно и твердо ответил собеседник, - вы говорите "все живое умирало и умирает". Я сознательно опускаю ваше несколько ненаучное предсказание "и будет умирать", потому что не хочу ловить вас на слове - в пылу спора и не такое можно сказать. Остановимся на тезисе "все живое умирает". Безусловно, вы подразумевали, что собственными глазами неоднократно видели смерть - не свою, разумеется, а чью-то еще. Не стану спорить - вероятно, так оно и было. Но одно дело видеть чужую смерть, другое - умирать самому. Прибегну к простому примеру из вашей так называемой науки. Возьмем коллапс черной дыры. Для нас, зрителей, ее смерть длится бесконечно, для самой дыры - мгновение. Почему, думаю, объяснять не стоит - это известно любому школьнику. 275
      Смерть человека подобна коллапсу черной дыры, но только наизнанку. Мы видим свершившимся то, что для умирающего - бесконечно. Его внутренняя стрела времени как бы начинает загибаться, отклоняться от стрелы времени живых людей, и поэтому мы, живые зрители, отсчитываем время не так, как отсчитывается время в царстве мертвых или, вернее, тех, кого мы считаем мертвыми. Выходит, что никакой смерти нет, а есть лишь переход, чистилище, как говорили древние. Время, чтоб вы знали, это не прямая, а плоскость, по которой прочерчены наши с вами личные временные маршруты...
      Он был готов говорить и дальше, но по Терминалу прошло объявление на посадку. Голос диктора оборвал незнакомца на полуслове. Берх поднялся с кресла.
      - Очень жаль расставаться с вами на таком интересном месте, но мне нужно идти, - сказал он с искренним сожалением.
      - Да, да, конечно, я слышал объявление, - пробормотал незнакомец, раздосадованный не меньше Верха. - Счастливого пути вам!
      - Спасибо, - ответил Берх, - и вам - счастливого!
      Пассажиров на этот рейс было немного, и служащие Терминала подходили к каждому персонально, извинялись за задержку, после чего вежливо провожали до самого посадочного блока. Миловидная девушка в серебристом комбинезоне с нашивкой "ТКЛ 3504" у левого плеча взяла Верха под руку и, что-то нашептывая на ухо, повела его на посадку.
      Если проблемы не приходят сами (как, например, сбой в работе Канала), то Берх их создает собственноручно. Он начал с того, что промахнулся и сел не рядом со станцией, как планировал, а тысячью километрами западнее. Чтобы все не оказалось так просто, одна из опор корабля наполовину ушла в пористый грунт; корабль накренился и едва не лег на брюхо. Взлететь из такого положения он уже не мог. Берх вызвал Плером-11 и попросил Вэнджа прислать за ним планетолет с погрузчиком, поскольку требовалось перегрузить контейнер с оборудованием с корабля на планетолет. Больше всего Берх боялся, что не сможет выдвинуть лифт. Если бы опора опустилась еще на полметра, то так бы оно и произошло. Но, к счастью, опора больше не опускалась, и лифт удалось выдвинуть если и не полностью, то по крайней мере достаточно для того, чтобы вытащить контейнер. Через полчаса после посадки прибыл планетолет. Из опасения последовать примеру Верха, Вэндж посадил планетолет метрах в ста от корабля, на более твердом участке. Берх подождал, пока астронавты (они оба прилетели помогать Берху) выйдут из планетолета, и только после этого сам покинул корабль. Когда он выбрался, два белых скафандра были уже на полпути к нему.
      - Добро пожаловать на Плером, - сказал один из скафандров. Какой именно, Берх не понял, поскольку оба они одновременно помахали ему руками. Голос принадлежал не Вэнджу, и Берх заключил, что поздоровался с ним Зимин.
      - Как добрались? - Теперь это был Вэндж.
      Берх развел руками и показал на перекосившийся корабль - мол, сами видите. Один из скафандров показал рукой вниз и голосом Зимина произнес:
      - Здесь реголит, надо быть осторожнее.
      - Кто ж знал, - снова развел руками Берх.
      Посовещавшись, Вэндж с Зиминым решили, что легкий планетолет грунт не продавит, затем вернулись к своему аппарату. Они стартовали и сели уже непосредственно рядом с кораблем Верха.
      С перегрузкой контейнера они провозились не меньше часа. Пока шла погрузка, Берх несколько раз успел запомнить и снова забыть кто есть кто скафандры на Вэндже и Зимине были абсолютно одинаковыми. По возвращении на станцию, Вэндж оказался выше Зимина на полголовы и в два раза толще, причем во всех местах. Берху пришло в голову, что спокойный, волевой Вэндж мог бы украсить своим портретом плакат "Все - в астронавты! ", если бы в таком плакате вдруг возникла необходимость. У худощавого Зимина, напротив, лицо было настолько живым и подвижным, а глаза - выразительными, что подчас, озвучивая ту или иную мысль, он ничего существенного к ней не добавлял.
      Избавившись от скафандра сразу после шлюзования, Берх заново познакомился с астронавтами и пожал им руки.
      - Ну вот мы и дома, - сказал Вэндж, которому станция Плером-11 служила домом в течение последних полутора лет.
      - Ужинать будете? - спросил Зимин.
      Берх не знал, чего ему больше хочется - есть или спать. Решил, что все-таки спать, и попросил проводить его в каюту. Вэндж предложил любую из двадцати трех пустующих кают. Всего их было двадцать пять - двадцать для экипажа и пять - для гостей.
      - Покажите мне ту, что занимал Сторм, - неожиданно попросил его Берх.
      Вэндж с Зиминым удивленно переглянулись. С того момента, как им пришлось отправиться на помощь Берху, они ни разу не вспомнили, с какой миссией он к ним пожаловал.
      - Как вам будет угодно, - сухо ответил Вэндж, - пойдемте, я провожу вас...
      Станция Плером-11 была большой, даже слишком большой для трех человек. При желании, в ней могло разместиться человек сто. Дело в том, что по мере истощения ресурса станции, ее не модернизировали, а достраивали. В результате Плером-11 представляла собой полдюжины пристыкованных друг к другу модулей, один больше и новее другого. Строили их так. Рядом со старым модулем вырывали котлован. В котлован помещали новый модуль, затем его засыпали породой, извлеченной из котлована. После этого часть скалистой гряды, что находится позади станции, взрывали, и образовавшаяся от взрыва каменная лавина засыпала новый модуль еще больше. Поэтому метеориты не представляли для станции никакой угрозы. Первые четыре модуля были блокированы и законсервированы, системы жизнеобеспечения работали только в пятом и шестом модулях. Те двадцать три каюты, о которых говорил Вэндж, как и те две, что занимали они с Зиминым, находились в последнем, шестом модуле. В этот день осмотреть верхний уровень шестого модуля Берху так и не удалось: выйдя из отсека, отделявшего шлюзовую камеру от остальных помещений верхнего уровня, они свернули, затем по ажурному, пружинящему трапу сошли на средний уровень (всего уровней было три). Жилые отсеки станции - каюты экипажа, столовая, санитарные и медицинские боксы занимали весь средний уровень. Чтобы выиграть пространство для индивидуальных кают, коридор пришлось сузить так, что два Вэнджа едва ли смогли бы в нем разойтись.
      - Там остались его вещи, - сказал Вэндж, указывая на дверь с номером четыре.
      - Ничего страшного, - ответил Берх, - потом, если нужно, я переберусь в другую каюту.
      - Как знаете, - пожал плечами Вэндж, - завтрак у нас в восемь.
      Он показал Берху, как пользоваться местной душевой камерой, и, пожелав на прощание спокойной ночи, оставил его одного.
      Берх стоял в дверях и решал, что ему теперь делать: сон, еще десять минут назад буквально валивший его с ног, куда-то вдруг исчез. Стоило ли так сразу напоминать им о Сторме, размышлял Берх. Услышав имя исчезнувшего астронавта, они тотчас замкнулись, и теперь налаживать контакт станет труднее. С другой стороны, ему было интересно проследить за их реакцией вряд ли они ожидали, что он займет каюту погибшего астронавта. Беря пример с Ларсона, Берх всегда считал себя тонким психологом.
      По местному времени было далеко за полночь. Берх взглянул на часы и понял, что не спал двадцать семь часов. Потому и промахнулся при посадке. Напрасно он не доверил управление автоматике, теперь выглядит в глазах астронавтов полным кретином, да в придачу чуть не угробил корабль, продолжал он размышлять, осматривая каюту. Спать ему расхотелось, зато захотелось есть. "Ничего, до утра доживу как-нибудь", - решил Берх и достал комлог, чтобы еще раз пробежать глазами имевшиеся в его распоряжении сведения о Греге Сторме. Они занимали всего три страницы крупным шрифтом: краткая биография, характеристика, написанная самим Вэнджем непосредственно перед зачислением Сторма в экипаж Плером-11, медицинская карта, результаты тестирования. Никаких сведений о родственниках или близких. Верха этот пробел нисколько не удивил - сам он прожил всю жизнь один, кроме детства, разумеется. На вопрос, почему так случилось, Берх неизменно отвечал, что близкие отношения всегда кончаются для него либо чувством досады, либо угрызениями совести, а и то и другое ему одинаково противно. И добавлял, что ему вообще непонятны подобные расспросы, ведь гораздо удивительней, как близкие люди умудряются долгое время друг с другом уживаться.
      Биография Сторма была изложена коротко и ясно - как у всякого человека, которому нет и двадцати четырех. Двадцать четыре ему должно было исполниться через неделю после исчезновения. Возможно, и исполнилось, мелькнуло в голове у Верха. Родился Сторм на Земле, получил хорошее техническое образование в одном из престижных учебных заведений североамериканского континента; сразу после окончания института он завербовался в отряд астронавтов-исследователей. Работал в основном на частные компании. Их названия Берху мало о чем говорили, как и названия тех дальних космических станций, где Сторм провел в общей сложности около двух лет. Вэндж знал Сторма по своей предыдущей работе, поэтому и рекомендовал взять его на Плером-11 в качестве третьего астронавта. Других рекомендаций у Сторма не было, но, во-первых, других рекомендаций и не требовалось, раз его рекомендовал сам командир станции. Во-вторых, ВАКоПу в то время было не до подбора кадров. Они даже не удосужились побеседовать со Стормом. Скорее всего Вэндж переоценил уровень подготовки своего молодого коллеги. Других объяснений загадочной гибели астронавта не было ни у Верха, ни у тех, кто занимался делом Сторма до него. А в том, что астронавт именно погиб, никто не сомневался. Но пока тело не найдено, или пока не найдено вразумительных объяснений, почему его тело найти нельзя, дело оставалось открытым. По этой же причине никто вслух не говорил, что Сторм погиб, а говорили "исчез" или "пропал без вести". И, наконец, по той же причине дело Сторма не было предано огласке, и, за исключением вышеназванных, знали об исчезновении астронавта только несколько сотрудников АККО. Возможно, Берху и не пришлось бы заниматься поисками Сторма, если бы не гибель его предшественника. "Гибель одного астронавта можно считать несчастным случаем, но когда гибнут двое - это уже похоже на небрежность", - сказал тогда Шеф, практически процитировав Оскара Уальда.
      Решение послать Верха на поиски Сторма походило на плохую шутку. Берх жутко оскорбился, ведь он считал себя крупным специалистом по расследованию преступлений в сфере высоких технологий или, на худой конец, в сфере финансов, если последние тем или иным образом связаны с высокими технологиями. Но случай со Стормом не имел отношения ни к высоким технологиям, ни тем более к финансам. В крайнем случае он мог иметь отношение к очень низким, некачественным технологиям - я имею в виду неисправность скафандра или какого другого оборудования. Даже если смерть астронавта напрямую не связана с неполадками в работе оборудования, то в том, что его вовремя не хватились и не поспешили на помощь, виновата, без сомнения, система контроля за жизнеобеспечением. С помощью висевших над Плеромом спутников система контроля передавала на станцию местоположение каждого из астронавтов, информацию о состоянии здоровья, а так же данные о работе скафандра, систем дыхания и энергоснабжения. Когда погиб предшественник Сторма, система контроля сработала четко: получив сигнал бедствия, Вэндж и Зимин незамедлительно вышли на помощь, но успеть они, даже теоретически, никак не могли. В случае со Стормом все было несколько иначе. Система контроля просто "потеряла" его в какой-то момент. Подобное может произойти, если астронавт находится на некоторой глубине под поверхностью планеты и не использует при этом нейтринные маячки. Помехи от космического излучения тоже могут сыграть свою роль, но в таком случае связь не исчезла бы мгновенно и навсегда.
      Система контроля потеряла Сторма, когда тот находился в трех километрах к северо-востоку от станции. Никаких пещер или гротов в этом месте нет, зато здесь проходит глубокий тектонический разлом. С севера на юг он рассекает Море Яваб - так называется вытянутый, низменный участок планеты, где расположена станция Плером-1 1. Сама станция "закопана" в основании горной гряды у юго-восточного берега Моря Явао. По одной из версий, Сторм заблудился и упал в разлом Но эта версия не давала ответа на вопрос, почему система контроля прервала связь со Стормом на краю разлома, а не на его дне, которого, кстати, никто никогда не видел, так же как никто никогда не видел дна оркусовских воронок. Опять-таки непонятно, зачем Сторма вообще туда понесло - исследование тектонических разломов в его задачу не входило. На завтра Берх планировал съездить к разлому и проверить версию с падением в разлом на месте.
      Во сколько бы вы ни проснулись на Плероме, вы никогда не увидите рассвет, но не только потому, что в каюте окна не предусмотрены. На Плероме рассвет - явление скорее формально астрономическое, нежели визуальное, а тем более поэтическое, как, например, на Земле или на Фаоне. Красного Карлика вообще никогда не видно, где бы он ни находился, а выглядывающего время от времени из-за него Белого Карлика не хватает не то что на рассвет, даже чтобы организовать какую-нибудь мало-мальски приличную тень его не хватает. Но, формально говоря, Берх проснулся с рассветом, то есть в половине восьмого. До завтрака оставалось еще полчаса, и он потратил их на душ, бритье и прочие подобные тому утренние хлопоты. Свои вещи он растолкал таким образом, чтобы не перепутать их с вещами Сторма
      Когда он открыл дверь в коридор и уже собрался сделать шаг, с ним произошло два небольших казуса. Во-первых, он чуть не наступил на хвост непонятно откуда взявшейся кошке Она будто бы караулила Верха с той стороны двери и с возмущенным "мяу" рванула прочь, едва тот высунулся из каюты. Берх немного удивился - про кошку его никто не предупредил, а он их терпеть не может. С этого момента он решил впредь, перед тем как сделать какой-нибудь необдуманный шаг, смотреть себе под ноги.
      Во-вторых, Берх обнаружил, что надел не те ботинки. Я подозреваю, что он заметил ошибку именно тогда, когда решил смотреть себе под ноги. И посмотрел. По станции полагалось ходить в специальной обуви, напоминавшей легкие спортивные ботинки. Были такие и у Верха - накануне Вэндж выдал их ему вместе с комплектом местной "станционной" одежды. Но те, что надел Берх, были несколько поношенными и к тому же не его размера. Пока Берх переобувался, он размышлял над тем, не является ли его ошибка дурным предзнаменованием - ведь он надел обувь человека, которого все считают покойником. Когда он закончил с переобуванием, подобные мысли сами собой улетучились.
      Кухня, она же столовая, расположена в самом конце коридора, если его началом считать то место, где они с Вэнджем очутились, когда спустились с первого уровня. Оба астронавта были уже там. Верха мучило предчувствие, что напряжение, возникшее между ними вчера, должно каким-то образом проявить себя и сегодня. Не в том смысле, что его могут лишить завтрака или, хуже того, подсунуть что-нибудь несъедобное, - нет, такого Берх не боялся. Он, как и многие на его месте, предпочел бы открытую враждебность притворной вежливости. Последнюю Берх на дух не переносил, и именно с нею он меньше всего хотел столкнуться Но все обошлось. Вэндж как ни в чем не бывало пожелал ему доброго утра и спросил, что Берх будет на завтрак. В ответ Берх напомнил, что кроме всего прочего, он привез с собой целый контейнер свежих продуктов.
      - Так мы их уже того, распаковали, - весело сказал Зимин.
      Враги, ни тайные, ни явные, так не отвечают, и у Верха отлегло. Для себя он выбрал сандвичи с сыром и зеленью.
      - Чай, кофе, - предложил Вэндж.
      - Кофе с какао и молоком, - ответил Берх.
      - Достойная смесь, - оценил Зимин. Они сидели за длинным узким столом, рассчитанным, по меньшей мере, человек на десять.
      - Какие на сегодня планы? - как бы между делом (или между едой) спросил Вэндж.
      - Съезжу к разлому - туда, где Сторма видели в последний раз, коротко ответил Берх.
      Он умышленно сделал эту оговорку - сказал "видели", хотя система контроля не умела "видеть" в полном смысле этого слова. Но астронавты не обратили на его оговорку никакого внимания, поскольку на космическом жаргоне слово "видеть" может означать все, что угодно. Чего стоит такое выражение, как, например: "да я эту черную дыру видел как вот сейчас тебя".
      - Вы имеете в виду Ухмылку Явао? - уточнил Зимин.
      - Чью, простите, ухмылку? - Берх не понял.
      - Тектонический разлом назвали "Улыбка Явао", - пояснил Вэндж, - но Зимин настойчиво называет его "Ухмылкой".
      - А ты когда-нибудь видел, чтобы так улыбались? - возразил ему Зимин.
      - Никто никогда не видел, как улыбается Явао, - ответил ему Вэндж, но заметив, что Берх их по-прежнему не понимает, объяснил:
      - С высоты та низменность, на которой расположен
      Плером-11, напоминает голову дракона или змея, поэтому ее назвали Морем Явао. Правильнее, конечно, называть ее Морем Ялдаваофа - дракон был такой когда-то, но, согласитесь, "Явао" гораздо благозвучнее, да и короче... Ну а каньон, или, как вы говорите, разлом, назвали соответственно "Улыбкой Явао".
      - Я хотел переименовать станцию в "Ухо Явао", но меня никто не поддержал, - вставил Зимин.
      - А чем знаменит этот ваш Явао? - спросил Берх.
      - Жил он давно, еще до рождения человека, и поэтому сведения о нем крайне противоречивы, - серьезным голосом ответил Зимин. - Одни считают, что именно он вылепил первого человека, другие - что он охраняет вход в Устье Канала. А сыночек у Явао - тот еще змей!
      - Змей? - переспросил Берх. - Какой змей?
      - Я же сказал - тот самый. Змей-искуситель, что искушал Еву в райском саду. Историю с яблоком помните? - Берх помнил. - Сам Явао любил говорить о себе с чужих слов. Однажды он сказал: "Среди рожденных после меня найдутся люди, которые подумают, будто я умел предвидеть будущее... "
      - Странно, раз он так сказал, то значит, и вправду предвидел будущее, тогда почему "будто", а если на самом деле он не умел предвидеть будущее, то почему сказал так, будто умел?.. - Берх немного запутался в формулировке.
      Но Зимин его прекрасно понял:
      - Вы лучше спросите у самого Явао.
      - А я и спрашиваю, - не растерялся Берх, - вы ведь называете станцию "Ухо Явао", следовательно, он должен меня слышать.
      - В таком случае за ответом вам следует сходить к его "Улыбке".
      Собственно, это Берх и собирался сделать.
      - И как туда лучше добраться? - спросил он.
      - Возьмите транспортер, за полчаса доставит, - предложил Вэндж.
      - Нет, зачем транспортер? Малый планетолет намного удобнее, посоветовал Зимин.
      - Это тот, на котором мы вчера прилетели на станцию?
      - Нет, другой Он немного меньше, но поисковое оборудование дотащить сможет, - разъяснил Зимин.
      - В самом деле, - поддержал его Вэндж, - берите планетолет, три километра по Плерому это не то же самое, что три километра по Фаону. Вы ведь с Фаона?
      Берх подтвердил. Вэндж и Зимин считали, что он является экспертом фаонского отделения АККО.
      - Я плохо знаю местность, боюсь снова неудачно сесть, - признался Берх.
      - Ерунда, - успокоил его Вэндж, - малый планетолет может сесть где угодно, кроме, разумеется, дна Улыбки...
      - На планетолете я туда не полезу.
      - Значит, все-таки решили искать в разломе? - спросил Вэндж.
      - Пока других вариантов я не вижу.
      Спускаться в разлом или нет, Берх еще окончательно не решил. Спасатели, работавшие на Плероме сразу после исчезновения Сторма, уже пытались что-то подобное предпринять. Но то ли у них ничего не вышло, то ли они все-таки спустились, но тела не нашли, - этого Берху никто так и не смог толком объяснить.
      - А сами-то вы что думаете? - спросил он. Поскольку вопрос не был адресован кому-то персонально, то и ответа ему пришлось ждать довольно долго.
      - Вариант, при котором Сторм упал в разлом, выглядит наиболее убедительным, - нехотя ответил Вэндж. Зимин в знак согласия кивнул.
      - Но вы все же не уверены, - уточнил Берх.
      - Несмотря на то что это я взял Сторма на Плером, он остался для меня в некотором роде загадкой. Мы до сих пор не можем понять, зачем он пошел к разлому. Если бы мы смогли это понять, то и в падение в разлом тоже можно поверить.
      Насчет того, зачем Сторм пошел к разлому, у Верха не было никакой собственной идеи. Но он не верил в то, что ни Зимин, ни Вэндж не знают причин, побудивших Сторма в одиночку, пешком отправиться за три киломегра от станции. Без сомнения, они все знают и теперь просто хотят снять с себя вину за его гибель. Ведь если Сторм действовал по приказу Вэнджа, то именно на него падает вся ответственность за смерть астронавта.
      Когда они уже заканчивали завтракать, Берх вспомнил про кошку.
      - А я и не знал, что у вас живет кошка. Честно говоря, я их недолюбливаю...
      - Нет у нас никакой кошки, - уверенно ответил Зимин и с недоумением посмотрел сначала на Верха, потом на Вэнджа. Затем, как бы смутившись, быстро встал и вышел из столовой. Проходя за спиной у Верха, он пробормотал:
      - А вы слыхали, что Нансэн убил кошку Шредингера?
      Даже предыдущей фразы Зимина было достаточно, чтобы Берх почувствовал себя полным идиотом. В голове у него царило некоторое смятение - ну не приснилась же ему эта чертова кошка. Или он, как с ботинками, что-то напутал. "Разыгрывают! " - подумал он. Наверное, он слишком громко это подумал, потому что Вэндж сказал:
      - Зимин вас не разыгрывает. Просто у нас не кошка, а кот. Вы уж его извините.
      "Один-один", - подумал Берх, но ни кота, ни Зимина не извинил.
      - Как его зовут?
      - Кого, кота?
      - Ну не Зимина же...
      - Варвар.
      - Как? Варвар?
      - Ну да, так и зовут - Варвар. Вы только прислушайтесь, как он мурлычет, и сами поймете, что по-другому его никак не назвать.
      - Мурлычет не по-нашему?
      - Что вы! Даже не по-кошачьи! - воскликнул Вэндж.
      - А при чем тут Нансэн? - Берх решил выяснить все до конца. - Еще одна шутка?
      - И да и нет. Жил когда-то такой японский мудрец - Нансэн - известный кошкофоб. Он прославился тем, что однажды собственноручно зарезал котенка. В оправдание Нансэну нужно сказать, что ситуация и впрямь была неоднозначная. Монахи нашли котенка - белого, пушистого, очень симпатичного. Его красота и грация так пленили бедных монахов, что они позабыли о своем возвышенном предназначении и принялись спорить, кому должен достаться котенок. Иансэн был у них вроде как за старшего и, дабы вернуть монахов на путь истины, убил котенка. Потом, много позже, Нансэн пришел в гости к Шредингеру. А у того была кошка - ну та, которая ни жива ни мертва. Кошка сидела в ящике, а Шредингер загадывал публике одну и ту же загадку - жива ли кошка в данный момент или нет? Спросил он об этом и Нансэна. Нансэн поступил, по сути, здраво. Своим самурайским мечом он устроил коллапс волновой функции, то есть попросту рассек ящик, где сидела кошка. Пострадал не только ящик, но и кошка. Однако ценою ее жизни философский пафос был достигнут и здесь.
      - И какой же?
      - Весьма глубокий. Нансэн хотел этим сказать, что малым большого не проверить.
      - Если вы говорите о том Нансэне, о котором знаю я, то он никак не мог прийти в гости к Шредингеру. Нансэн жил лет этак за тысячу до Шредингера, если не больше.
      - Вы серьезно? Значит, это Шредингер пришел в гости к Нансэну... Если вы уже закончили, - продолжил Вэндж, имея в виду завтрак, - то пойдемте в ангар - малый планетолет сейчас там. Надеюсь, с управлением вы справитесь. Вы уже летали на таких?
      Вопрос был странный, поскольку Берх пока еще не видел самого планетолета, но тем не менее он ответил:
      - Думаю, что да, - хотя в тот момент он думал совсем о другом. Басню про Нансэна он на свой счет не принял.
      Тектонический разлом Улыбка Явао ничем не выделяется среди десятков других разломов, избороздивших поверхность Плерома. Это просто большая трещина в земле. От нее идут многочисленные трещины помельче, а от них, в свою очередь, - еще более мелкие трещины. Берх ввел в 288 автопилот координаты того места, где система конт-роля потеряла Сторма. Если целью Сторма был разлом, то шел он к нему не по кратчайшему пути. Напрямик от станции до разлома было примерно два с половиной километра. Но с другой стороны, кратчайший путь не слишком удобен для передвижения пешком - дорогу то и дело преграждали те самые мелкие трещины. Автопилот отказался сажать планетолет туда, куда указывали введенные Берхом координаты, и ему пришлось самостоятельно искать для посадки более безопасное место. Берх старался сесть как можно ближе к месту исчезновения Сторма, поскольку у него не было другого способа осветить этот участок, кроме как воспользовавшись бортовыми прожекторами. Белый карлик стоял в зените, но света давал меньше, чем половинка Луны в ненастную ночь. После нескольких попыток планетолет благополучно сел метрах в пятидесяти от обрыва.
      Конечно, если он решится-таки спускаться в разлом, то одними бортовыми прожекторами не обойтись. Но на сегодня Берх запланировал только разведку местности. После того как он убедился, что планетолет стоит достаточно устойчиво, а прожекторы светят туда, куда надо, Берх выбрался наружу и осторожно, шаг за шагом, преодолел оставшиеся пятьдесят метров.