- Хорошо бы узнать планы Шлаффера и Дидо. Возможно, они заказали какие-нибудь экскурсии или билеты в другой район Оркуса. Если они арендовали флаер, то не мешало бы просмотреть карту маршрутов.
      - Вы слишком многого хотите! - остановил меня Бруц. - Насчет экскурсий я, пожалуй, узнаю, но в их флаеры я не полезу, да и вам не советую. Это дело полиции, я такими вещами не занимаюсь. Если у вас есть по-настоящему серьезный повод их подозревать, то почему бы вам не навести на них полицию?
      - Вы правы, полиция пусть занимается своими делами, а мы займемся своими. - Предложение подключить полицию звучало, по меньшей мере, глупо. Лично мне хватало и Виттенгера. - Узнайте про Шлаффера и Джонса, что сможете, а все остальное я беру на себя.
      После долгих уговоров Бруц согласился дать мне список всех пятнадцати вместе с их изображениями.
      - Не перенапрягитесь, - мрачно посоветовал Бруц, - мой помощник укажет вам дорогу назад.
      Это было очень любезно с его стороны, поскольку дорогу я не запомнил.
      В этот день я решил никуда из отеля не отлучаться - на случай, если Бруцу удастся разузнать что-нибудь интересное о Дидо и Шлаффере. Я отправил Яне список пятнадцати подозреваемых с просьбой проверить каждого досконально. Теоретически, я мог бы справиться и сам, но Отдел располагал значительно большими техническими возможностями, да и времени на подобную рутину у меня не было. Покончив с инструкциями для Яны, я направился к Филу Шлафферу Звонить ему не стал - мне хотелось сделать ему приятный сюрприз. В номере Шлаффера не оказалось. Я успокоил себя тем, что устроить Шлафферу сюрприз - не самоцель, вышел на террасу восьмого этажа и позвонил ему на комлог. Как ни странно, Шлаффер ответил сразу, но только в аудиорежиме.
      - Привет, узнаете? - спросил я его, предварительно выключив изображение. Тот меня узнал:
      - А, господин Ильинский, вы откуда? Неужели тоже...
      Его голос заглушила музыка, и мне показалось, что в ушах у меня двоится - музыка доносилась и из комлога и откуда-то снизу. Я подошел к краю террасы, посмотрел вниз. Веселая танцевальная мелодия лилась со стороны большого открытого ресторана на террасе первого этажа, рядом с бассейном. Где-то среди пестрой толпы отдыхающих прятался мой собеседник.
      - Сейчас я к вам спущусь, только никуда не убегайте, а то не люблю я бегать в такой духоте, - стараясь перекричать музыку, посоветовал я ему.
      - Ну что вы! - воскликнул Шлаффер. - Я сам терпеть не могу здешнего климата. Спускайтесь, я вас жду, - радушно пригласил он.
      Найти ресторан оказалось не так-то просто. Со стороны вестибюля музыки слышно не было, и мне пришлось долго объяснять дежурившему на входе швейцару, какой именно ресторан и бассейн мне нужны. И то и другое находилось на южной стороне отеля, в то время как главный вход (где находился я) - на западной. Из двух возможных маршрутов - сквозь здание и по улице вокруг него, я почему-то выбрал последний. Улицы, в полном смысле этого слова, здесь не было - площадка перед входом плавно переходила в джунгли. Те, в свою очередь, подходили вплотную к зданию отеля как раз между южным и западным секторами. Проходя через джунгли, узкая бетонная дорожка вела от одного сектора к другому.
      Двести метров джунглей я преодолел бегом. Дыхание тропического леса действует на меня как слезоточивый газ, поэтому я подходил к ресторану весь в слезах, с тяжелой одышкой и поминутно чихая. Шлаффер заметил меня первым и вежливо приподнялся, дав мне разглядеть его в толпе. За двухместным столиком он сидел один. Я уселся напротив него.
      - Аллергия? - сочувственно спросил Шлаффер.
      - Нет, просто я ненавижу Оркус до слез, - сквозь кашель отозвался я. Над террасой гулял легкий ветерок, и он понемногу приводил меня в чувство.
      - Могу порекомендовать вам одно очень хорошее средство, - предложил он.
      - Мне помогает только скафандр, - сказал я, чем тут же вызвал еще больший прилив сочувствия:
      - Здесь есть хорошие врачи, они персонально подберут вам необходимые антиаллергены.
      - Так и сделаю, - согласился я.
      - Вы не любите Оркус, но тем не менее приехали сюда. Я позволю себе сделать вывод: вы здесь находитесь по делам, - вкрадчиво произнес Шлаффер.
      Несмотря на недельное пребывание на планете-курорте, заведующий доминантными структурами нисколько не загорел. Хуже того, Шлаффер похудел и осунулся. Однако одет он был как завзятый отпускник - белые шорты, цветастая рубашка навыпуск. Рядом на столе лежала большая белая панама попроще, чем у Бланцетти, и, разумеется, без вуалетки.
      - Вашему умению мыслить логически можно только позавидовать. Вы, насколько я слышал, здесь в командировке?
      Шлаффер парировал:
      - Хм, выходит, уши для вас то же, что для меня - логика.
      - Уши дешевле в эксплуатации...
      - ... но и изнашиваются скорее, - уточнил он.
      И мы оба засмеялись - каждый над своею шуткой.
      - Вы один здесь сидите? - спросил я.
      - Как видите, - с грустью ответил он и мечтательно посмотрел на трех изящных юных созданий в открытых, почти невидимых, купальниках. Вожделенные создания плескались в бассейне и не обращали на бедного одинокого Шлаффера ровно никакого внимания - именно так я понял его тяжелый вздох.
      - Какие здесь неряшливые официанты, - заметил я, - взяли и усадили вас за грязный столик. - И я провел пальцем по округлому мокрому следу такому, какие обычно оставляют стаканы. Но подходящего стакана на столе не было.
      Шлаффер на секунду напрягся, потом выдохнул:
      - Вот-вот, все против меня!
      - Джона Смита ищете? - резко спросил я.
      - Какого Смита? - испуганно переспросил он.
      Страх на его лице был столь естественен и неподделен, что я никак не мог вообразить заведующего доминантными структурами в роли серийного убийцы. Шлаффер не тянул даже на сообщника.
      - Ну и бог с ним, - добродушно сказал я, - тогда вот вам другой вопрос. Когда я бежал к вам через джунгли, я чуть не наступил на такую тонкую змейку - она переползала через дорожку. Змейка была завязана странным узлом... Вы ведь биолог и должны знать, кто ее так завязал?
      Про змейку я не выдумывал - я едва сумел через нее перескочить. Не знаю, какого вопроса ожидал Шлаффер, но теперь он вздохнул с облегчением.
      - Я не специалист по змеям, тем более оркусовским, но вы, вероятно, говорите о местном узелковом удавчике. Для людей он абсолютно безопасен, но вот шнырька задушил бы в два счета.
      - Чем задушил, узлом?
      - Конечно - а чем же еще? Удавчики завязываются в узел во время охоты, и то, что вы его увидели завязанным - это большая удача. Обычные удавы душат жертву, обвиваясь кольцами вокруг шеи, поэтому все то время, что удав душит жертву, он вынужден преодолевать ее сопротивление - ведь жертва стремится вырваться. А оркусов-ский удавчик завязывается в такой узел, который изнутри невозможно ни растянуть, ни развязать. Иначе говоря, у узла нет обратного хода. И удавчик, поймав жертву, может затягивать смертельную петлю так долго, как это ему необходимо: подтянет - передохнет, снова подтянет - снова передохнет. Очень эффективная тактика, знаете ли...
      - А как он потом развязывается? - удивился я.
      - Когда жертва погибает, ее мышцы расслабляются, соответственно удавчик тоже полностью расслабляет мышцы и узел повисает более или менее свободно, поэтому его можно без труда развязать.
      - Но мне рассказывали, будто удавчик может развязаться только после того, как высосет из жертвы все соки, и она похудеет.
      - Это не более чем легенда, - заверил меня Шлаффер, - или вы на что-то намекаете?
      - Ничуть, - возразил я. - А зачем вам Смит? - спросил я без паузы.
      - А вам он зачем? - огрызнулся тот.
      - Шлаффер, вы странный какой-то сегодня - то трясетесь, как лист на ветру, то грубите... Что с вами? Что вас тревожит, скажите мне, и мы вместе придумаем, как вам помочь, - ласково посоветовал я ему.
      Мои увещевания не возымели никакого действия.
      - Вы сами все прекрасно понимаете, - заявил Шлаффер, - и сколько бы вы ни пытались меня запугать, у вас ничего не выйдет. Вы подлый шантажист вот вы кто! - прошипел он.
      "Вот это новость! " - подумал я и постарался сообразить, хорошо для меня или плохо то, что Шлаффер считает меня шантажистом. Понять бы, чем я его так зацепил.
      Запищал комлог - Бруц спешил с докладом.
      - Ладно, потом договорим, - сказал я Шлафферу и добавил: - Десяти тысяч с меня хватит.
      Я похлопал его по плечу - мол, иди собирай деньги, и пересел за другой столик, чтобы поговорить с Бруцем без помех. Шлаффера как ветром сдуло. Детектив сообщил, что на завтра Дидо запланировал экскурсию к Большой Воронке. Прогулочный флаер отправится от отеля к воронке ровно в десять утра. Я попросил Бруца найти мне пару свободных мест. Бруц поинтересовался:
      - Одно для вас - это понятно, а для кого второе - для вашей спутницы?
      - Нет, на этот раз спутница будет сидеть дома. Закажите место для Бланцетти.
      - Я понимаю, вы хотите их свести - преступника и жертву, как в кино, усмехнулся Бруц, - а Бланцетти согласится?
      - Надеюсь, что да. Кино - не кино, но либо она его вспомнит, либо Дидо чем-нибудь себя выдаст. Или, скажем, она сделает вид, что вспомнила, и попробует его... пошантажировать, что ли... - Обвинения Шлаффера навели меня на эту мысль.
      - Рискованная затея, - усомнился Бруц, - но если Бланцетти не будет против, то попробуйте. С местами во флаере проблем не будет.
      Переговорив с Бруцем, я послал задание для Яны: либо найти, либо придумать, чем могли бы себя скомпрометировать Шлаффер и Симонян. По дороге к своему номеру я постучал в дверь Бланцетти, но там никто не откликнулся.
      Татьяна сидела перед телевизором. На экране мелькали шикарные пляжи океанского побережья, и Татьяна, с каменным лицом, смотрела на загорелых курортников, резвящихся в газированном молоке - так на оркусовских пляжах выглядит океанский прибой.
      - Ты неудачно выбрала программу, - сказал я ей.
      - А ты - профессию, - ответила Татьяна.
      - Сходила бы в бассейн окунулась...
      - Уже сходила и уже окунулась.
      - Не помогло?
      - Отстань.
      Я отстал. Затем позвонил через интерком в номер Бланцетти и оставил ей сообщение с просьбой связаться со мной как можно скорее.
      - Зачем она тебе понадобилась? - спросила Татьяна. Я честно ответил:
      - По делу.
      Татьяна фыркнула и снова уставилась в экран. Я включил гостиничный компьютер и до одиннадцати вечера просматривал местные и секторные новости. Попутно, используя свои каналы, я пытался установить местонахождение Лесли Джонса, но безуспешно. В одиннадцать я позвонил Абметову и изложил ему план действий. В содействии Абметова особой нужды не было, но все же лучше держать доктора в поле зрения. Абметов одобрил план и согласился составить мне компанию. На вопрос, поедет ли с нами Татьяна, я ответил "нет". Абметов ответил, что ему жаль, а Татьяна сказала "гы-гы, я так и знала". Мелькнула мысль, а не взять ли с собой Шлаффера - до полного, что называется, комплекта, но Шлаффер на звонки не отвечал, да к тому же без Йохана и Джонса полного комплекта все равно не получится.
      Через двадцать минут после беседы с Абметовым позвонила Бланцетти. Испросив разрешения зайти к ней по очень важному делу, я встал и под испепеляющим взглядом Татьяны направился к дверям.
      - Сегодня ждать? - спросила она.
      Ничего не ответив, я вышел в коридор и постучал в соседний, двести пятьдесят третий номер. Меня тут же впустили.
      - Извините, я ужасно обгорела на солнце и теперь вот мажу себя всякими спасительными средствами, - сказала мне Бланцетти. Лицо у нее было густо намазано каким-то белым кремом. - Располагайтесь.
      Она вернулась к зеркалу на туалетном столике в спальне. Слава богу, не попросила растереть ей спину.
      - Почему вы сняли номер по соседству с нами? - спросил я.
      - А почему вы думаете, что это не была просто случайность? - возразила она, продолжая растирать крем.
      - Если хотите, можно уточнить у портье.
      - Хорошо, вы меня поймали, - улыбнулась она. В сочетании с кремом улыбка у нее получилась так себе. - Я путешествую в одиночестве, и мне хотелось, чтобы поблизости был настоящий мужчина! - слишком откровенно призналась Бланцетти. Приятно, черт побери, когда о тебе так говорят, подумал я.
      - Но вы же видели, что я не один.
      - Конечно, видела. Но я не подразумевала ничего такого, что могло бы вызвать гнев вашей подруги. Вы, мужчины, все понимаете только в одном, вполне определенном, смысле. - Обиняками и несколько многословно она свела на нет свой же комплимент. - Это и есть ваше срочное дело? поинтересовалась она.
      - Нет, это так, к слову. На самом деле я пришел поговорить о вчерашнем нападении.
      - Нападении? - переспросила она. - Но я уже рассказала все что знаю.
      - Хорошо, если так... Скажите, вы свободны завтра в первой половине дня?
      - Это зависит от того, что вы собираетесь предложить мне взамен, ответила она.
      Кокетство или ирония - недоумевал я. И сказал, что, к сожалению, ничего предложить ей не могу. Но Бланцетти была противоположного мнения. "Как, встретиться лицом к лицу с убийцей?! Это же здорово! " - воскликнула' она. Мы досконально обговорили все детали: что она должна говорить в том или ином случае, как ей себя вести, если ситуация выйдет из-под контроля, ну и тому подобные веши. Кое-что мы даже прорепетировали.
      Когда я вернулся в свой номер, Татьяна уже спала - или делала вид.
      Пока мы завтракали, Татьяна беспрестанно канючила, напрашиваясь на поездку к Большой Воронке.
      - Мне страшно оставаться тут одной, - сказала она после того, как я в очередной раз отказал.
      - Я тебе бластер оставлю, хочешь, - предложил я.
      - Зачем он мне? - удивилась она.
      - Для храбрости.
      - Для храбрости у меня есть только ты! - Видя, что мольбами она ничего не добьется, Татьяна перешла на грубую лесть.
      Признав ее безусловную правоту, я твердо отказал и теперь уже окончательно.
      - Ну и ладно, - неожиданно успокоилась Татьяна и включила телевизор.
      По пути к посадочной площадке я зашел в гостиничный медпункт. В персонально подобранные антиаллергены верилось с трудом, поэтому, вопреки совету Шлаффера, я собирался поглотить все, чем располагала оркусовская медицина. И если бы не врач, то мне бы это вполне удалось. Врач остановил меня на шестой таблетке, сделал инъекцию и велел носить с собой специальную маску-респиратор.
      Полтора десятка экскурсантов топтались на северной посадочной площадке. Я планировал познакомиться с Себастьяном Дидо как бы случайно и даже придумал несколько способов, как это сделать, не вызвав подозрений. Но когда я поднялся на площадку, Абметов и Дидо были уже там и уже о чем-то спорили. Абметов представил меня как своего давнего знакомого, и мы с Дидо пожали друг другу руки. Пожатие у него оказалось вялым, да и сам Дидо выглядел флегматичным студентом-отличником. "Паломник", - шепнул мне на ухо Абмеюв и повернулся к Дидо.
      - Так вы говорите оркусознание... хм... и у кого, позвольте спросить, об этом можно прочитать?
      - У профессора Воробейского. - Дидо с трудом выговорил фамилию.
      - Ха, да с такой фамилией я бы и под анекдотом не подписался! высокомерно воскликнул Абметов. Можно подумать, у самого фамилия ну по крайней мере Орловский. Дидо оскорбился и замолчал. Поэтому я так и не узнал, о чем они спорили.
      Бланцетти пришла в числе последних. Для прогулки по джунглям она выбрала бежевый комбинезон из тонкой плотной ткани, панама была подобрана в тон комбинезону; вуалетка отсутствовала, поскольку она не сочеталась с ярко-розовыми солнцезащитными очками. По плану, я с Бланцетти незнаком, но ничто не мешало нам познакомиться по дороге. Места во флаере заранее не распределили, и все уселись кто куда хотел. Абметову место тоже нашлось. Он и Дидо сели прямо передо мной. Бланцетти - справа, в другом ряду. В пять минут одиннадцатого мы взлетели.
      Я впервые увидел Оркус-Отель с высоты птичьего полета и при свете дня. Архитекторы так и задумали - рассматривать отель следовало не с земли, а сверху. Взлетно-посадочные ладони оказались не протянутыми как за подаянием, а поднятыми в приветственном жесте: коренной гоморкус, голову которого изображал отель, делал ручкой (точнее - ручками) кому-то в небесах. Из-за избытка пальм гоморкус выглядел порядком заросшим и нецивилизованным. Два больших симметрично расположенных бассейна служили гоморкусу глазами. Россыпь бассейнов размерами поменьше изображала, должно быть, слезы умиления.
      Флаер пересек узкую полоску джунглей, что отделяла Оркус-Отель от океанского побережья, повернул на запад и около получаса летел над бескрайними песчаными пляжами, теми самыми, куда так влекло Татьяну. Затем мы повернули на юг, в глубь континента. Флаер проглатывал километры сотня за сотней; поднимавшаяся над влажными джунглями сизая дымка испарений обтекала корпус как океанская волна, давая ощущение скорости, хотя на самом деле флаер летел не слишком быстро, дабы пассажиры могли хорошенько рассмотреть пока еще не захламленные человеком знаменитые оркусовские джунгли.
      Воронка возникла прямо под нами так неожиданно, что на мгновение мне показалось, будто разверзлась чья-то пасть и флаер вот-вот в нее затянет для этого хозяину пасти достаточно было лишь легонечко вдохнуть. Флаер шел вниз по спирали, мы опустились примерно на два километра ниже края воронки и на полтора километра ниже уровня океана. Из чрева воронки поднимался горячий смог, и дальнейший спуск ничего бы нового не дал - видимость и так была уже нулевой. Мы вынырнули - сначала из смога, потом - из воронки и пошли на посадку.
      Посадочную площадку "Большая Воронка" построили в полукилометре от воронки. Первым, кого я увидел выходя из флаера, была Татьяна - рот до ушей и еще машет мне руками, будто я только ее и ждал. И сразу стало понятно, что держали в голове архитекторы Оркус-Отеля, когда проектировали посадочные ладони. "Супруга - всюду за ним следит", - услышал я за спиной приглушенный голос Абметова - так он объяснил Дидо внезапное появление Татьяны. Пока я устраивал ей выговор, Абметов познакомился с Бланцетти (я ее предупредил, что тот в курсе операции) и подвел ее к Дидо. Дидо пожал ей руку, но более никак не отреагировал. Кроме нашего флаера, возле воронки стояло с десяток похожих прогулочных судов. Еще два флаера сели сразу после нас, и толпы туристов заполонили всю посадочную площадку. Я боялся, как бы не потерять Дидо в этой суматохе. Наконец толпа кое-как сорганизовалась и длинной вереницей двинулась к смотровой площадке.
      Природа позаботилась о том, чтобы подойти к краю воронки и заглянуть в нее (а это - мечта любого, кто прилетает на Оркус) было невозможно. До странности беззвучная, непролазная оркусовская сельва (по научному orcuselvas) делала невидимыми крутые склоны и не давала подойти к манящей бездне ближе, чем на двести - триста метров. Для любителей острых ощущений соорудили специальную смотровую площадку, своего рода неширокий помост длиною с полкилометра. Он начинался сразу за посадочной площадкой, проходил над зарослями, а затем двухсотметровой стрелой нависал над самой пропастью.
      Когда толпа схлынула, я заметил, что Дидо, Абметов и Бланцетти стоят все на том же месте - рядом с флаером. Абметов оживленно жестикулировал, показывая то в сторону смотровой площадки, то в сторону джунглей. Нахохлившийся Дидо мотал головой из стороны в сторону, видимо, от чего-то отказываясь. Мы с Татьяной подошли.
      - Чего не поделили? - спросила Татьяна.
      Абметов ответил, что, мол, вот, смотрите сами, Дидо наотрез отказывается идти вместе со всеми на смотровую площадку.
      - Детские забавы, - сквозь зубы процедил Дидо.
      - Он хочет отыскать проход прямо к воронке, - пояснил Абметов.
      - Зачем вам туда понадобилось? - спросила Татьяна у Дидо. Ее непосредственность меня когда-нибудь доконает. Дидо вспылил:
      - Я уже говорил господину Абметову, не заставляйте меня повторять. И вам меня не отговорить!
      Видимо, Абметов порядком его достал, если он так резко отреагировал на вполне безобидный вопрос. Я посмотрел на Абметова. Тот развел руками и, будто оправдываясь, забормотал:
      - Я его отговаривал. Подумать только - голос вселенной из преисподней. Себастьян считает, что поле Оркуса претерпевает в воронках определенные физические изменения, концентрируется особым образом, и воспоминания приобретают смысл - как сообщения или послания.
      У Абметова был вид врача, который сделал все возможное для спасения пациента и теперь умывает руки.
      - Так со смотровой площадки вам же будет удобнее, - сказал я Себастьяну.
      - Там слишком много людей, а мне нужна тишина.
      - Хорошо, делайте как знаете, но я буду следовать за вами (Дидо дернулся, желая возразить), успокойтесь, мешать вам я не буду.
      Стоило мне сказать это, как и все остальные тут же вызвались нас с Дидо сопровождать.
      - Черт с вами, - сказал Дидо, - но только больше не приставайте с глупыми расспросами. - Он повернулся и зашагал к воронке. Сделав шагов десять, он, словно передумав, притормозил и украдкой оглянулся на Бланцетти. Заметив, что мы смотрим на него во все глаза, он зашагал дальше. Я посмотрел на Бланцетти, та в ответ отрицательно покачала головой.
      Так мы и двигались - Дидо шел впереди, следом - мы с Абметовым, затем - Татьяна и Бланцетти. Поначалу идти было легко. По обе стороны от посадочной площадки оркусельву расчистили, когда строили помост, а новый лес еще не успел вырасти. Абметов возмущался по поводу трансцендентного оркусознания, но я его не слушал. Постепенно мы углублялись в джунгли.
      Склон воронки становился все круче. Под ноги я смотрел чаще, чем по сторонам, поэтому то и дело терял из виду и Дидо, и всех остальных. В какой-то момент мне все это надоело, и я сказал, что если Дидо желает свернуть себе шею, то пусть делает это самостоятельно и без нашего участия. Если он и вправду убийца, то туда ему и дорога. Абметов и Бланцетти меня поддержали, Татьяна, как всегда, воспротивилась. В ответ я применил грубую силу. Дидо, не вняв нашим предостережениям, стал спускаться дальше. Абметов с Бланцетти сказали, что пойдут прогуляются вдоль границы расчищенного участка. Татьяна сопроводила удалявшуюся парочку ехидным взглядом, затем уселась на лысом холмике в двадцати шагах выше меня - по ее словам, оттуда открывался изумительный вид на Большую Воронку.
      По поводу Дидо меня начали одолевать сомнения. С Бланцетти мы договорились так: если она узнает в нем своего обидчика, то, предупредив об этом меня, она должна сказать Дидо, что она его узнала и что подозревает его в убийстве торговца. Если же она его не узнает, то сказать все это ему она должна только по моему знаку. Был уже час дня, Бланцетти Дидо не узнала, знака я не подавал. Я нашел местечко посуше, убедился, что за мною никто, кроме Татьяны, не наблюдает, и включил комлог. В запасе было еще три наиболее вероятных кандидата на роль гомоидаубийцы и одиннадцать менее вероятных. Один из трех, по имени Юджин Шварц, прибыл в отель за день до нашего прибытия. Но дело не в имени или фамилии. И не во внешности - она была ничуть не подозрительней, чем у Дидо, особенно учитывая, что на снимке Шварц был виден только в профиль.
      Я обозвал себя идиотом, - нет, я был дважды идиот, поскольку еще два дня назад у меня на руках были все необходимые факты. Когда Блапцетти расспрашивали о нападении, она проговорилась, сказав, что живет в отеле уже два дня. В день нашего с ней знакомства я не видел у нее никакого багажа лишь дамская сумочка и ничего больше. А ведь мелькнула же мысль, когда проницательный Бруц заметил, как мы неловко разыграли алиби с Абметовым.
      Я спросил Татьяну, куда делись Абметов с Бланцетти.
      - По-моему, они пошли вниз по склону. - И Татьяна махнула рукой в сторону зарослей, немного дальше того места, где спускался Дидо.
      - Сиди здесь, - приказал я ей, а сам бросился вниз по склону.
      Я ошибался, думая, что оружие я всегда успею достать и что пока в нем нет необходимости - лучше иметь руки свободными. Оркус - это не холодный Фаон и громоздкий бластер под легкой одеждой не спрячешь, поэтому я носил его в небольшом рюкзачке за спиной. Хватаясь руками за ветви, я сначала бежал, точнее - спрыгивал с кочки на кочку, а потом просто ехал на заднице по скользкой глинистой почве, обнажившейся после схода селевого оползня. Когда я доехал таким образом до узкой топкой площадки у самого края воронки, оружие доставать было поздно. Действие антиаллергенов подходило к концу, глаза начинали слезиться и, даже будь оружие в моих руках, я бы не смог попасть в цель и с двух шагов. Я еле разглядел Абметова - он был смертельно бледен, брюки и рубашка вымазаны грязью. Он попытался предупредить меня, издав какой-то нечленораздельный, хриплый звук.
      - Стойте смирно и не дергайтесь, - раздался справа знакомый и одновременно незнакомый голос.
      На моих глазах с Бланцетти происходила странная метаморфоза: сначала полетел в сторону парик, затем быстрым движением она сорвала с липа полупрозрачную маску. Темно-синие глаза вдруг стали бесцветными и холодными. В руке она (или теперь уже - он) сжимала бластер наподобие того, что лежал у меня в рюкзаке. Еще секунда, и Бланцетти окончательно превратилась в Шварца - гомоида, которого я назвал Блондином. От тяжелых испарений резь в глазах стала невыносимой, я тер их без устали и, наверное, походил на человека, который, завидев впервые гомоида, не верит свои глазам.
      - Черт, я должен был сообразить... - вырвалось у меня. . - Вы правы, еще немного - и эта дура выдала бы меня с головой, - усмехнулся гомоид.
      - Кто вы, наконец, и что вам нужно? - взвизгнул фальцетом Абметов.
      - Кто я - вы знаете. Поэтому вы оба сейчас умрете. Вопрос ровно один с кого из вас начать! - небрежно бросил ему гомоид.
      - Послушайте, Шварц...
      - Не называйте меня так. Мое настоящее имя - Антрес, - прервал меня гомоид.
      Странно, но я не чувствовал ни ненависти, ни страха - только безграничное удивление, будто оружие держало в руках не мыслящее существо, а компьютер, у которого внезапно отросли конечности.
      - Хорошо, Антрес так Антрес. Убить нас вы всегда успеете, но скажите, черт побери, зачем, зачем вы это делаете?! - Мой голос сорвался на крик. Зачем вы уничтожаете всех направо и налево? В чем провинился ваш создатель, профессор Франкенберг? А Перк и его жена - чем они-то вам не угодили? А безобидный торговец?
      - Ну, ну, - ухмыльнулся Шварц-Антрес, - не надо все валить в одну кучу. Торговца я не убивал, да и убийство Перка - не моя работа, хотя если бы жена не выкинула его из окна, то мне самому пришлось бы сделать что-нибудь подобное. Кстати, а с чего вы взяли, что она попросту не покончила с собой?
      Вопрос гомоида подарил мне еще одну минуту жизни. Я ответил:
      - На экране ее компьютера остался текст "Я никого не убивала". Его написала Бланцетти, которой вы стали сразу после убийства Эммы Перк. Ей не хотелось отвечать за ваши преступления, она как бы отводила обвинения от себя и одновременно намекала на вас - свою вторую половину, свое второе "Я". Она помешала вам убить и ребенка - вы бы разделались и с ним, как с возможным свидетелем. Потом все сочли бы, что помешавшаяся Эмма Перк убила сначала мужа, затем сына, и после этого ей уж ничего не оставалось, как покончить с собой.
      - Да, все так и было, - согласился он, - Бланцетти все время норовила помешать мне исполнить мой замысел. Но я ее одолел, так же как и всех остальных, и в первую очередь - Франкенберга!
      - Не обольщайтесь, - перебил я его, - Франкенберг сам позволил вам себя убить - и я тому свидетель. Он сказал мне: "Всякий творец мечтает о том, чтобы его творения его пережили". До меня тогда не дошло, что слова его надо понимать буквально: Франкенберг дает себя убить своему же детищу. Он знал, что и вы недолго проживете.
      - Это мы еще посмотрим, - осклабился гомоид, - но раз уж у нас зашла речь о творцах и творениях, то говорите, откуда вы узнали о проекте "Гномы"? Ведь все материалы о нашем происхождении я уничтожил.
      - Считайте, что я узнал о гномах от Перка.
      - Ну да, на Перка теперь можно все свалить... После того как я разделаюсь с вами, надо будет еще раз просмотреть накопители. Но это потом. Живые свидетели гораздо опаснее всяких там накопителей. А через несколько секунд я останусь единственным живым свидетелем и, одновременно, единственным удачным творением гениального Франкенберга. Не бойтесь, это не будет больно... - С этими словами он нацелил бластер на Абметова.
      Гомоид сам предоставил мне возможность действовать.
      - Подожди, - сказал я уже спокойнее, - ты ошибаешься, кроме тебя остался еще один гомоид.
      - Вранье! - ответил он, но бластер опустил. - Четвертый гомоид?! Не может быть!
      - Может! Франкенберг создал четырех гомоидов - он сам мне так сказал.
      - Он прав? - спросил гомоид у Абметова. А ему-то откуда знать, подумал я. Абметов сообразил, что ему стоит подтвердить мои слова.
      - Да, вас четверо, - дрожащим голосом ответил он. Гомоид не поверил:
      - А доказательства у вас есть?
      - Есть, - ответил я, стараясь изо всех сил сохранить твердость в голосе, - доказательства у меня есть, но сначала ответьте, ради чего вы убиваете?!
      - Вы либо глупы, либо делаете вид, что не понимаете: пока живы те, кто знает, кто я такой, покоя мне не будет. На что я могу надеяться, если даже наш создатель нас предал.
      - Предал?! - поразился я. - Но кому? Теперь настал черед удивиться гомоиду:
      - Так вы не знаете? Ах, ну да, вы ведь думаете, что это я убил торговца...
      Выстрела я не слышал - просто правая нога гомоида вдруг разделилась на две части - все, что ниже колена, осталось на земле, а гомоид продолжал стоять, с изумлением наблюдая, как кровь хлещет из обрубка. Словно вспомнив о нас, он снова поднял бластер, но второй выстрел, более точный, чем первый, рассек ему грудь. Гомоид покачнулся и посмотрел мне в глаза. Внутри все оборвалось - с неимоверной тоской на меня смотрела Бланцетти - это был ее взгляд, и бледно-зеленый цвет глаз не смог бы меня обмануть. Шварц заставил ее страдать вместо себя. Силясь обрести равновесие, она оперлась на рассеченное колено; я замер в оцепенении, а когда бросился, чтобы поддержать ее, то место, где она стояла, уже опустело. Мы не видели, как она падала, и не слышали крика. Всполошенные падением тела, пять или шесть птер-оркусов кружили какое-то время над жерлом воронки, но вскоре успокоились и они.