Сразу же после этой беседы профессор Бейкер познакомился с доктором Элизабет Ральф, заведующей радиологической лабораторией музея. Он увидел в ней серьезного, преданного науке ученого. Доктор Ральф подтвердила слова Рейни о разногласиях между возрастом образцов, обнаруженным радиоуглеродным исследованием, и их возрастом согласно конвенциональной хронологии. Она ничего не знала о подобных исследованиях в Британском и Лейденском музеях. С горечью заметила, что «нынешний египтолог университета не очень заинтересован» в ее работе. «Возможно, в будущем будет иначе».
В ту пору Великовский познакомился с профессором Принстонского университета Бутрусом Абу эль Маликом, другом доктора Заки Искандера Хана, главного химика Египетского музея в Каире. В письме в Каир профессор Малик упомянул, что его принстонский приятель заинтересован в радиоизотопном определении возраста мумии Рамзеса III. Доктор Ральф была готова исследовать материал, присланный из Каира.
Представленные друг другу профессором Бейкером, доктор Ральф и Великовский прониклись взаимным уважением и симпатией.
Итак, нужен был материал из Каира. И тут представилась оказия. Мюнхенская знакомая Великовского – фрау Фур – направлялась в Каир. Великовский послал ей рекомендательное письмо профессора Малика, благодаря которому доктор Искандер оказал ей восточное гостеприимство. Сомневаясь в том, что мумия действительно является мумией Рамзеса III, доктор Искандер предложил три образца дерева из гробницы Тутанхамона, – всего 26 граммов. Великовский попросил фрау Фур направить образцы не ему, – личности заинтересованной, а непосредственно в лабораторию.
Великовский предвидел, что возраст дерева может быть старше даты смерти Тутанхамона не только потому, что, как считал доктор Искандер, гробница была изготовлена из дерева, срубленного за тридцать лет до его употребления. В Египте дерево всегда было ценным материалом и нередко употреблялось повторно. Кроме того, если дерево росло 100-200 лет, то радиоуглеродный анализ образцов центральной части определит дату, на одно-два столетия предшествующую времени, когда срубили дерево. Поэтому, считал Великовский, предпочтительнее было бы исследовать коротко живущие растения например, тростник. Но Великовский был рад и тому, что есть.
И вот сейчас перед ним письмо доктора Ральф, в котором она сообщает о результатах исследования. В зависимости от периода полураспада изотопа углерода возраст образцов дерева, присланных из Каира, – 1030+50 год до нашей эра, или 1120+52 год до нашей эры.
Согласно хронологии Великовского, Тутанхамон умер примерно в 840 году до нашей эры, что вполне согласуется с данными радиоуглеродного исследования. Но как согласовать эти данные с конвенциональной хронологией, утверждающей, что Тутанхамон умер в 1343 году до нашей эры?
Объективное исследование снова подтвердило правильность теории Великовского.
Еще в 1955 году он обратился к профессору Либби, автору метода радиоуглеродного исследования, впоследствии получившему за это Нобелевскую премию, с просьбой проверить некоторые даты. Либби ответил быстро и сердечно, но отказался провести исследования, «так как он весьма не сведущ в египетской истории». Спустя одиннадцать лет в «Science» Появилась статья Либби о соответствии между радиоуглеродными исследованиями и конвенциональной хронологией на основании одного анализа дерева времен фараона Сети. Это полностью противоречило многочисленным данным, полученным в Пенсильванском университете. Элизабет Ральф даже предположила, что Либби исследовал дерево, употреблявшееся во времена, предшествовавшие царствованию Сети. Вполне возможно. Ведь Либби признался в том, что «он весьма не сведущ в египетской истории».
В письме от 2 марта 1964 года Великовский поинтересовался у Элизабет Ральф, когда будут опубликованы полученные ею данные. 6 мая 1964 года она ответила, что Рейни категорически возражает против публикации этих данных, планируя объединить их с данными предыдущих исследований.
Профессор Е. Дриотон, выдающийся египтолог, директор египтологического отдела Луврского музея, прочитав «Века в хаосе», сказал, что работа Великовского заставит пересмотреть и исправить историю не только Египта, но и всего Ближнего Востока.
Прошло 12 лет. Объективные данные подтвердили необходимость пересмотра и исправления конвенциональной хронологии. Но ученые не торопились служить Истине.
У читателя еще будет возможность убедиться в том, что на этом не окончилась история с радиоуглеродными исследованиями…
Великовский долго не мог оторваться от письма. Если бы Эйнштейн мог прочитать его! Впрочем, к концу своих дней он перестал сомневаться в реконструированной Великовским истории.
Сложнее обстояло дело с твердокаменным сторонником теории единообразия – Гарри Гессом. Все же Великовский не терял надежды, что новые открытия в геологии и палеонтологии, в конце концов, возьмут верх над системой ценностей, усвоенной этим честным и добрым человеком.
Но какие дополнительные доказательства нужны историкам, чтобы уже сегодня согласились с правильностью реконструированной хронологии древнего мира?
Во время археологических раскопок в 1950 году было установлено, что стены Иерихона рухнули в то время, когда в Египте завершилось Среднее царство.
Согласно конвенциональной истории, Исход произошел через пятьсот лет после конца Среднего царства. Следовательно, подойдя к Иерихону, израильтяне должны были увидеть давно разрушенные крепостные стены. Но Библия описывает, что крепостные стены были разрушены во время осады Иерихона израильтянами.
Согласно хронологии Великовского, это произошло именно в конце Среднего царства.
В рамках реконструированной истории нет никаких противоречий между письменными свидетельствами и находками археологов.
Великовский вспомнил еще одно археологическое исследование. Израильский профессор Игал Ядин, в прошлом генерал-лейтенант, начальник генерального штаба Армии Обороны Израиля, установил, что Хацор был важным городом в период владычества гиксосов. В Библии описано, что израильтяне под предводительством пророчицы Деборы, воевали с Хацором. Если следовать конвенциональной истории, этой войны не могло быть, потому что израильтяне появились в Палестине примерно через пятьсот лет после падения Хацора. Но находки Ядина, подтвердившие правильность библейского описания, – хотел он этого или нет – полностью согласуются с реконструированной хронологией. Игал Ядин опубликовал свои данные, не упомянув Великовского. Кто знает, появилась бы в печати его статья, будь в ней ссылка на Великовского?
Горько было думать об этом. Тем более, что в данном случае примешивались эмоции, не имеющие отношения к науке.
57. УНИВЕРСИТЕТЫ ОТКРЫВАЮТ ДВЕРИ. «КОСМОС И ХРОНОС».
В 1964 году университеты приоткрыли двери аудиторий, чтобы из уст самого Великовского услышать о его «крамольных» гипотезах. До этого только благодаря стараниям Гесса о них слышали в Принстоне из уст автора. 13 февраля 1964 года Великовский опять выступил перед Форумом аспирантов Принстонского университета.
Снова, как и прежде, лекция произвела неизгладимое впечатление на аудиторию.
Снова профессора, несогласные с теорией Великовского, заявляли, что впечатление зависит не столько от того, что он излагает, – хотя, конечно, знаний у этого человека хватило бы на десяток профессоров, – сколько от того, как он это преподносит. Трудно понять, в чем именно заключается волшебная сила его речи, несмотря на непреодолимый русский акцент.
Отношения между Великовским и Гессом претерпели существенную эволюцию – от взаимной симпатии двух интеллигентных людей до дружбы, несмотря на то, что оба исповедовали различные философские концепции. Без громких слов и жестов Гесс снова продемонстрировал, что значит быть другом.
С интересом и нетерпением Принстон ожидал публичную дискуссию между Великовским и Колином Питтендраем по поводу дарвиновской теории эволюции. Несколько лет назад Питтендрай, профессор биологии Принстонского университета, пришел в гости к Великовскому.
Питтендрай признался коллегам, что, несмотря на диаметрально противоположные позиции в биологии, он не может устоять перед уникальным интеллектом Великовского, перед огромным запасом знаний и личным обаянием этого необычного человека. Конечно, он не согласен с ним, но общение с Великовским доставляет ему огромное удовольствие.
Противникам, встречающимся за шахматной доской, вовсе не нужна общность мировоззрения, чтобы насладиться встречей.
Сейчас профессор Питтендрай поставил условие: во время дискуссии Великовский не должен приводить проблему вымерших видов животных как аргумент против дарвиновской теории. «Помилуйте, – говорил Великовский, – но это подобно состязанию на ринге двух боксеров, у одного из которых связаны руки».
Отношения между участниками предстоящей дискуссии становились напряженными. Но Великовский не мог отказаться от защиты своей позиции во время дискуссии.
Гесс не хотел, чтобы уменьшилось число людей, поддерживающих приятельские отношения с Великовским. Походя, словно делает нечто совсем несущественное, он предложил себя оппонентом вместо Питтендрая.
Это проявление дружбы до глубины души растрогало Великовского.
В обществе Вудро Вильсона в Принстонском университете Великовский прочитал лекцию 16 марта 1964 года. В апреле и мае состоялись его лекции в Киука-колледже, в Обурн-колледже, и в Юнион Карбид. Всюду – восторженный прием. Всюду уверенность студентов и молодых ученых в том, что близок день полного и всеобщего признания неоценимых заслуг Великовского перед наукой. Всюду реакция несогласных с Великовским профессоров: конечно, он неправ, но это необыкновенный человек! В Юнион Карбид не оказалось несогласных. Инженеры восприняли доказательства Великовского как само собой разумеющееся.
В сентябре старый верный друг Гораций Кален организовал выступление Великовского в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке. Очередной триумф был воспринят Каленом, как личный успех.
К началу лета 1965 года «Миры в столкновениях» были изданы в США в твердых переплетах 16 раз, в Англии – 15 раз. Тринадцать изданий выдержала в Англии «Земля в переворотах». В это время компания «Дельта» осуществила первое издание «Миров в столкновениях» и «Земли в переворотах» в мягких переплетах.
Могли ли Шапли и ему подобные оставить такое событие «не отмеченным», тем более, что исполнилось 15 лет после выхода в свет первой книги Великовского и все, предсказанное им, подтвердилось и ни одно из его предсказаний не было опровергнуто? Могли ли Шапли и ему подобные прекратить разрушительные действия против Великовского, если, несмотря на их титанические усилия, его популярность в научном мире росла, а его отвергнутые и оклеветанные теории с каждым годом все прочнее укреплялись в науке?
Гарвардская обсерватория делала все возможное, чтобы опорочить Великовского.
Верный старому Шапли, Менцель старался не менее Пайн-Гапошкин. Кое-что пока получалось. Но, если честно признаться, это – поражение. От человека, не причастного не только к астрономии, но и вообще к точным наукам.
Когда летом 1965 года до Шапли дошел слух о том, что «News Week» готовит статью о Великовском в связи с открытиямими американского космического корабля «Маринер II», он позвонил в редакцию и, придав своему голосу былую снисходительную уверенность, посоветовал не делать такой глупости.
В редакции встревожились. Черт его знает, кто прав? С одной стороны, вроде бы абсолютно определенные открытия и абсолютно определенное предсказание этих открытий, с другой, – старый Шапли. Он-то ведь что-то знает. В «News Week» статья не появилась.
Зато сейчас, летом 1965 года, в приложении к «Геральд трибюн» «Book Week» – в Нью-Йорке, в «Вашингтон пост» и в "Examiner» в Сан-Франциско появилась еще одна рецензия на «Миры в столкновениях», написанная Вилли Лейг автором популярных произведений о космических путешествиях. То ли уровень Лея был не выше развлекательных писаний о ракетах, то ли он выполнял заказ Шапли и ему подобных, но рецензия содержала старые, пятнадцатилетней давности аргументы гонителей Великовского, приправленные невежественными замечаниями автора статьи.
«Book Week» предложил Великовскому ответить на эту рецензию. 9 сентября 1965 года была опубликована большая статья Великовского. Бедный Лей! Великовский воспользовался возможностью выпороть в его лице всех своих критиков.
Профессор Кален получил большое удовольствие от этой статьи. Великовскому он написал по этому поводу: «Я думаю, ты вогнал Лея в позицию, из которой ему будет очень трудно выбраться».
Старый добрый Кален следил за успехами Иммануила и радовался им. Преданный науке ученый, он давным-давно был уверен, что все станет на свои места. Пройдет лет десять. Улягутся страсти. Новые открытия подтвердят гипотезы Иммануила. Наука – это река, несущая воды фактов в море истины. Все образуется. Гораций Кален исходил из своих моральных принципов, считая, что они свойственны любому человеку, считающему себя ученым. Он ничего не знал о том, что недруги Иммануила, не прочитавшие ни единой строчки в его работах продолжают вести себя точно так же, как тогда, когда вышли в свет «Миры в столкновениях». Он знал о многочисленных приглашениях посланных Великовскому из различных университетов.
Этим определялась мера успеха Иммануила, следовательно, правильность давнего прогноза, сделанного Каленом.
Действительно, приглашения поступали из многих университетов. Но произошло нечто более важное для Великовского.
Примерно через месяц после второй лекции у Калена в Новой школе социальных исследований, 18 января 1965 года, в Принстонском университете была создана группа «Космос и хронос». Это был единственный в своем роде симпозиум, собиравшийся периодически в течение нескольких лет для обсуждения проблем, связанных с теориями Великовского. Инициатором создания группы «Космос и хронос» был профессор Гесс.
Видные ученые, представители различных областей знаний, собирались в разных университетах Америки, чтобы обсудить очередной доклад Великовского. Случалось так, что значительная часть членов симпозиума, подобно Гессу, не была согласна с концепцией докладчика.
Но в группе «Космос и хронос» обсуждение всегда носило строго научный характер.
Неопровержимые аргументы Великовского постепенно убеждали все большее число оппонентов сделать очередной шаг, приближающий их к его позиции.
В феврале и марте 1965 года Великовский выступил с лекциями в Кентском колледже, в Оберлин-колледже, в большой аудитории знаменитого Технологического института Карнеги и Питсбургского университета, в университете Брауна…
Май 1965 года можно было назвать месяцем триумфального шествия Великовского по Америке: 5 и 4 мая лекции в Квинс-колледже, 6 – лекция на физическом факультете университета Дюка, на следующий день – выступление перед аспирантами политических наук того же университета. Естественно, темы лекций, прочитанных физикам и гуманитариям, были различными. 10 мая состоялась лекция Великовского в Американском университете, 17 мая – в колледже в Гласборо. 19 мая – в Колумбийском университете. 26 мая Великовский с блеском выступил перед наиболее взыскательной аудиторией Американского института аэронавтики и астронавтики и Американского технологического института в Нью-Йорке.
У Горация Калена были основания радоваться успеху друга, которому в июне исполнилось семьдесят лет. 15 октября Великовский прочитал две лекции: одну – в Корпорации любителей астрономии, вторую – в Объединенном юношеском колледже. Молодежь принимала его восторженно. Как правило, люди сорока-пятидесятилетнего возраста кажутся юношам стариками. Великовский, который даже ровесникам казался мудрым патриархом, воспринимался молодежью как сверстник.
Лекции Великовского на Форуме аспирантского колледжа Принстонского университета стали традицией, оставаясь, тем не менее, значительным событием. Сменялись поколения. Но в Принстоне не забывали о первой лекции Великовского на Форуме 1953 года, о предсказании им великих открытий. Сейчас, 27 октября 1965 года, Великовский снова выступал с лекцией на Форуме аспирантов. Как и обычно, как и в других университетах зал был заполнен до отказа.
Через две недели Великовский повторно выступил в Принстонском университете с другой лекцией. Еще через две недели 23 ноября, студенты и преподаватели Принстонской Теологической семинарии услышали блестящую лекцию о научной ценности Библии. Лекция в Конгрегации Бней Иешурун была увлекательным рассказом о мостах между религией и наукой.
В 1966 году Великовский впервые прочитал курс лекций в университетах Калифорнии.
В марте он выступил в Темпл-университете в Филадельфии, в апреле – в Свэртмор-колледже и в Йельском университете.
Лекция в Йельском университете «Пирамиды. Их цель и ориентация» произвела на аудиторию такое впечатление, что слушавшие Великовского ученые сочли своим долгом как-то помочь ему в пропаганде идей. Это нашло свое выражение в специальном выпуске Йельского научного журнала через год после визита Великовского.
В мае 1966 года Великовский прочитал лекции в университете Дрю и в баптистском Истерн-колледже.
Даже злейшие недруги, сжав зубы, говорили о писательском и лекторском таланте Великовского. Правда, успех лекций они объясняли «гипнотизерскими» способностями.
Историк науки, просмотрев кинофильмы, видеокассеты и прослушав магнитофонные записи лекций Великовского, сможет убедиться в том, что не «гипнотизерские способности» – причина неслыханного успеха, а содержание, логика фактов, глубокое знание огромного материала и феноменальная память, позволявшая Великовскому, отвечая на вопросы, мгновенно ссылаться на научную литературу в различных областях знаний.
58. «ДЕЛО ВЕЛИКОВСКОГО»
В знойный июльский день 1966 года у дома номер 76 на Хартли-авеню остановился мотоцикл. Двое симпатичных юношей неожиданно, не предупредив заранее о своем визите, нагрянули к Великовским. Они приехали в Принстон из Нью-Йорка с официальной миссией. Оказывается, в Бруклине существует Общество обозревателей небес, объединяющее студентов и старшеклассников – любителей астрономии. На своем собрании молодые люди единогласно избрали Великовского почетным членом общества.
Великовский мысленно улыбнулся, оставаясь внешне абсолютно серьезным. Пфейфер, Адамс, Эйнштейн, Гесс, даже споря с ним по поводу его теории, даже не соглашаясь с ней, отлично понимали, чего он стоит как ученый. Еще в большей степени это относится к Калену, Шаеферу и другим, которые считают его величайшим ученым. В университетах, в научных обществах, после лекций аудитории стоя устраивают ему овации. Но никто еще не избирал его своим почетным членом. (Спустя десять лет профессор Рансом скажет по поводу книги «Эдип и Эхнатон», что третья степень по литературе была бы гарантирована за менее существенное исследование).
И вот сейчас два юных посланца, промчавшись на мотоцикле около 150 километров, явились объявить об избрании его, 71-летнего старика, членом молодежного общества. Забавно, даже смешно. Но приятно. Потому, что устами младенцев, как говорится, глаголет истина.
Пока Элишева поила посланцев чаем, Великовский внимательно слушал их рассказ об Обществе, об увлечении астрономией, о Бруклине. В знак благодарности за избрание его почетным членом Великовский пообещал юношам написать статью для их журнала.
Разумеется, обещание выполнил.
Лекции, дискуссии, участие в симпозиумах отнимали уйму времени и сил. Стал ощущаться возраст. Тем не менее. Великовский продолжал работать почти с прежней интенсивностью. Он посылал Гессу меморандумы с четко обоснованными предложениями программы исследований космического пространства.
Ученые и журналисты отметят потом, что, если бы NASA строила космические проекты согласно предложениям Великовского, это сэкономило бы американским налогоплательщикам многие десятки миллионов долларов.
Великовский внимательно следил за всем новым, появляющимся в астрономии, биологии, геологии, палеонтологии и истории. Ежемесячно он прочитывал и просматривал сотни журналов на английском, немецком, русском и французском языках.
Еще в 1954 году в Лондоне была издана книга Вилфрида Фрэнсиса «Уголь, его образование и состав». Среди прочих теорий автор рассматривал точку зрения Великовского и Нильсона об образовании угля в результате катастроф. Второе издание книги появилось в Лондоне в 1961 году. Фрэнсис писал: «Эти свидетельства строго поддерживают теорию, согласно которой обугливание произошло во время интенсивных лесных пожаров, потушенных наводнением прежде, чем леса были полностью уничтожены. Эти свидетельства хорошо совпадают с теорией образования угля, предложенной Великовским».
А сейчас, в 1966 году в «Science» появилась статья Оро и Гана, в которой черным по белому было написано, что ароматические и другие углеводы могли возникнуть во время столкновения между планетой и кометой. Это было еще одним подтверждением теории Великовского об образовании нефти.
Возможность образования нефти миллионы лет назад, что было одним из постулатов теории единообразия, уже давно была поставлена под сомнение, когда радиоуглеродным методом было установлено, что нефть, поднятая со дна Мексиканского залива, не старше 9000 лет.
Идеи Великовского подтвердились в астрономии, геологии, палеонтологии, истории.
Это не могло не привлечь внимание все большего количества ученых к его работам и к тому, как они были приняты научным истеблишментом. Даже спустя два года после выхода в свет «ABS», посвященного «делу Великовского», в редакцию продолжали приходить письма с просьбой прислать этот номер журнала. Поэтому де Грация и его соредакторы решили, несколько расширив и обновив материал, издать книгу под названием «Дело Великовского». Книга вышла в свет в 1966 году и сразу же привлекла внимание интеллигенции.
Ученые, зависящие от различных фондов или работающие в государственных учреждениях, читали книгу тайком. Почему? Властвует страх остаться без финансирования научных исследований, страх повредить карьере…
В ту пору и значительно позже профессор де Грация считал, что подобные страхи в подавляющем большинстве случаев можно было подавить и действовать согласно совести. Он верил в «счастливый конец», примером чему может служить его собственное участие в «деле Великовского».
«Британская энциклопедия», верная ортодоксальной науке, все-таки поместила биографическую статью о Великовском. Спустя несколько лет один из редакторов приложения к Энциклопедии – «Книги года», доктор Люстиг, написал для приложения статью в стиле обычных критиков Великовского. В письме Люстигу де Грация указал не только на отдельные ошибки, но также на порочность всей позиции автора. В ответе ему Люстиг, отвергая логику доказательств, упорно стоял на своем.
Казалось, чего можно ожидать от такого ярого противника Великовского? Прошло некоторое время. Доктор Люстиг стал главным редактором нового энциклопедического издания в Принстоне. Он обратился к Де Грация с предложением написать для его издания три статьи. Трудно сказать, ожидал ли Люстиг, что де Грация воспользуется возможностью вспомнить о «деле Великовского». Но он не предал анафеме ученого, замешанного в этом деле.
59. ПРЕДЕЛЬНАЯ ЧЕСТНОСТЬ. ПРЕДАННОСТЬ НАУКЕ.
Вечером 28 сентября 1966 года Великовский выступил с лекцией в Новой аудитории Вильсоновской школы Принстонского университета. Он чувствовал себя ужасно после перенесенной болезни и не покривил бы душой, если бы отменил свое выступление по состоянию здоровья. Дело в том, что зал оказался не очень удобным: в нем не было мест для сидения. Великовский не очень надеялся на то, что найдется достаточно желающих простоять полтора-два часа, чтобы выслушать его рассказ об ортодоксии в науке и нонконформизме в свете открытий космической эры. Но, когда он вошел в заполненную до предела аудиторию, то невольно улыбнулся, вспомнив начало книги Джин Вебстер «Длинноногий дядюшка». Из этой книги он впервые узнал, что последнюю среду месяца американцы считают тяжелым и неудачным днем. Для героини книги, Джуди, последняя среда месяца оказалась счастливым днем. Разве переполненная в последнюю среду месяца аудитория не предвещала удачу?
Уверенным голосом, без ноток слабости после перенесенной болезни, Великовский, как опытный юрист на судебном заседании, предъявил аудитории свои аргументы.
Слушатели – убежденные и несогласные – долгими аплодисментами благодарили лектора.
Спустя четыре дня в статье, описывающей эту лекцию, корреспондент сравнит Великовского с библейским пророком.
Проходя по вестибюлю, Великовский заметил высокого молодого человека, с которым несколько раз встречался в библиотеке и даже однажды полемизировал по поводу напряженности магнитных полей, необходимых, чтобы произошли события, описанные в «Мирах в столкновениях». Шведский физик, завершающий в Принстоне постдокторат, что-то яростно доказывал двум американским сверстникам. Когда Великовский проходил мимо них, швед смущенно умолк и поклонился ниже обычного.
Темпераментный монолог молодого физика, случайно достиг ушей Уолтера Селивана, научного корреспондента «Нью-Йорк таймс», специально приехавшего в Принстон на лекцию.
– Мне бы не хотелось обидеть вас. Вы действительно настоящие друзья. И только поэтому и только в вашем присутствии я посмею разрядить конденсаторы. В интервалах научных заседаний я безошибочно узнаю американца. Он раздирает рот до предела, чтобы откусить большой кусок гамбургера. Но тот же рядовой американский ученый едва открывает рот, чтобы откусить крохотный кусочек информации в дополнение к той, которой он уже располагает. Согласен, это злая карикатура на американских ученых, очень многие из которых действительно достойны уважения.
Вам известно, как я боготворю нашего босса. Но вспомните американскую формулу времен Второй мировой войны: презумпция виновности нации. Так вы оправдывали «ковровые» бомбардировки немецких городов и атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Трудно опровергнуть логику этой презумпции. И если в многотысячной армии американских ученых не нашлось реальной силы, способной противостоять безнравственному поведению коллег, если американские ученые пасутся на идеях Великовского, подтверждают его идеи, «забывая» упомянуть в своих публикациях, кому принадлежит приоритет, то презумпция виновности дает право создать собирательный образ американского ученого, заглатывающего гамбургеры, как удав кролика, и, словно воробушек, дробно клюющего новое даже в его собственной области.
Селиван улыбнулся и поспешил к вышедшему в вестибюль профессору Гессу, не услышав ответа одного из молодых людей, что этот собирательный образ вполне применим не только к американским ученым.
– Профессор, не окажете ли вы любезность высказать ваше мнение о Великовском?
– Неужели недостаточно лекции? У вас огромный опыт общения с учеными. Часто ли вам приходится слышать нечто подобное?
– Но, если я не ошибаюсь, вы не согласны с теорией Великовского?
– Есть положения, с которыми я согласен. А вообще это не очень просто объяснить.
Для того, чтобы безоговорочно согласиться с теорией доктора Великовского, я должен отказаться от всего, чему меня учили и чему я учу своих студентов. Но уже сегодня я согласен со многими частными выводами доктора Великовского, касающимися геологии. А среди моих студентов его популярность неуклонно растет.
На историю Земли они смотрят глазами доктора Великовского.
Гесс привел в пример несколько положений, по поводу которых у него нет разногласий с этим большим ученым.
– Большим ученым?
– Да. Несомненно. Не знаю, найдется ли у нас десяток ученых такого калибра, как доктор Великовский.
– Не кажется ли вам, что многих ваших коллег ущемит подобное заявление?
– Я бы с удовольствием узнал о вашем собственном мнении после достаточно продолжительного общения с доктором Великовским.
– Ходят слухи, что вы приятели.
– Я бы сказал, что наши отношения уже можно назвать дружбой. И я горжусь тем, что удостоился быть другом такого человека.
Селиван оторвался от блокнота и внимательно посмотрел на Гесса.
– Могли бы вы сказать, какие качества вас наиболее поражают в Великовском?
Гесс, не задумываясь, ответил:
– Искренность. Предельная честность. Преданность науке. Но что действительно поражает – феноменальная память! С одинаковой легкостью он цитирует наизусть целые параграфы из Ньютона и страницы из последних научных работ в различных областях.
Селиван не сдержал улыбки: об удивительной памяти Гесса ходили легенды.
Статья Селивана «Дело Великовского» была опубликована 2 октября 1966 года в воскресном номере «Нью-Йорк таймс». То ли умышленно, то ли по недосмотру выпускающего редактора, здесь же, под заглавием статьи, набранным крупным шрифтом, опубликовали заметку об обмене фотографиями американского и советского метеорологических спутников. Наступали новые времена.
60. АСТРОНОМИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО И ИНСТИТУТ ФРАНКЛИНА.
В апреле 1967 года вышел в свет «Йельский научный журнал», полностью посвященный Великовскому. Журнал открывала большая биографическая справка – единственная в своем роде. Десятки биографических справок появлялись в каждой книге Великовского или о Великовском. Каждая из них, без исключения, содержала какую-нибудь ошибку или неточность. В биографической справке, помещенной в «Йельском научном журнале», нет ошибок. Зато ими изобиловали статьи оппонентов Великовского, в частности, профессора Мотца. В своих ответах Великовский безжалостно проанализировал эти ошибки.
Апрельский выпуск «Йельского научного журнала» явился еще одной попыткой истинных ученых прервать поток лжи, наветов, абсурдного негативизма, нагроможденных научным истеблишментом Америки вокруг работ Великовского и его имени.
